День Гнева

20:00 вечера, 17 мая 2026 года.

Заброшенный кирпичный склад на окраине Роттердама, в бывшей промышленной зоне, ныне пришедшей в упадок. Воздух был наполнен запахом гари и запустения.

Эмили, оставив Амину под присмотром одного из немногих доверенных людей Жан-Клода (бывшего санитара «Асклепия», которому удалось её найти и принести немного еды и медикаментов), пришла на встречу. Она двигалась осторожно, постоянно проверяя «хвост», несколько раз меняла маршрут. Пистолет Карима лежал в кармане её куртки, палец на предохранителе.

Склад был огромен и пуст, лишь ветер гулял под дырявой крышей. В центре, в круге света от единственной работающей лампы, её ждала фигура. Человек был одет в темную, неприметную одежду, лицо скрывал глубокий капюшон плаща.

– Доктор Леруа? – голос был низким, слегка хрипловатым, но показался Эмили смутно знакомым. Это точно был не Карим. Но кто-то, кто явно знал о ней и её работе гораздо больше, чем ей бы хотелось.

– Кто вы? – спросила Эмили, не подходя ближе, держась в тени.

– Называйте меня «Связной», – ответил человек. – Я представляю группу… скажем так, людей, которые не в восторге от планов месье Осириса. Мы – те, кто помнит, с чего начиналась корпорация OSIRIS Incorporated, и какие истинные цели преследовались некоторыми её основателями еще до того, как «Архитектор» полностью узурпировал власть и направил её ресурсы на реализацию своего безумного проекта «перезагрузки человечества». Информация о ваших… уникальных исследованиях его технологий дошла до нас через остатки старой сети Сопротивления, той самой, через которую, как мы полагаем, вы получили кольцо с гравировкой “Veritas”. Это кольцо – не просто артефакт, это символ определенного… наследия, оппозиционного нынешнему курсу OSIRIS. Нам известно о ваших успехах и о том, что вы недавно “засветились” в портовой зоне. И мы готовы предложить сотрудничество.

Он сделал шаг вперед, и свет лампы на мгновение осветил часть его лица. Эмили показалось, что она видела этот пронзительный взгляд где-то раньше, возможно, среди тех, кто проходил через «Асклепий» под чужими именами, или его описание совпадало с описанием одного из контактов Карима.

«Связной» протянул ей небольшой, гладкий на ощупь дата-кристалл темного цвета.

– Здесь кое-что, что может вас заинтересовать в контексте деактивации имплантов OSIRIS. Информация неполная, но это всё, что нам удалось добыть ценой больших потерь. Мы также знаем о «проекте Нотр-Дам» в Париже. И ищем способы его… окончательной нейтрализации. Возможно, объединив наши знания, мы сможем найти решение.

20:30 вечера, 17 мая 2026 года.

Эмили все еще колебалась, но слова «Связного» о деактивации имплантов и «проекте Нотр-Дам» заставили её прислушаться. Она решила рискнуть и поделиться частью своих самых важных находок, касающихся принципов работы чипов нового поколения и того, что она назвала «коллективным детским сознанием» (о существовании Амины и кольце Карима она, разумеется, умолчала).

«Связной» слушал очень внимательно, не перебивая, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, которые демонстрировали его глубокую осведомленность в теме. В свою очередь, он рассказал о попытках их группы создать локальные «глушилки» для квантовых вышек OSIRIS, которые обеспечивали работу чипов, и о том, что им удалось перехватить и частично расшифровать некоторые внутренние протоколы связи Фаланги.

Во время разговора Эмили несколько раз почувствовала резкий приступ головокружения, мир перед глазами на мгновение качнулся. Ей пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Но это было не просто головокружение. На несколько секунд звуки склада – гул ветра под крышей, далекий скрип металла – исказились, превратившись в низкочастотный, давящий гул, от которого закладывало уши. Одновременно с этим её пальцы, сжимавшие дата-кристалл, свело мелкой, неконтролируемой дрожью, и перед глазами на мгновение вспыхнули странные, рваные образы – переплетение проводов, мерцающие схемы, искаженные детские лица. Это длилось всего несколько секунд, но оставило после себя ледяной ужас и тошноту. Она старалась скрыть свое состояние, но «Связной», обладавший, видимо, хорошей наблюдательностью, заметил это.

– Вам нужно быть осторожнее, доктор Леруа, – его голос прозвучал почти с сочувствием, что удивило Эмили. – Эти технологии… они не проходят бесследно для тех, кто пытается заглянуть слишком глубоко в их суть. Система OSIRIS обладает своего рода… адаптивным иммунитетом. Она способна реагировать на попытки несанкционированного доступа. Мы полагаем, что при попытке анализа активных имплантов или ядра системы, особенно если исследователь использует неэкранированное оборудование или его собственный мозг находится в непосредственной близости к активным компонентам, система может генерировать направленные, сверхвысокочастотные или инфразвуковые импульсы. Эти импульсы, не воспринимаемые напрямую, способны вызывать резонанс в нейронных структурах, приводя к микроповреждениям, нарушению выработки нейромедиаторов или даже к прямой стимуляции определенных участков мозга, вызывая сенсорные искажения, галлюцинации, потерю контроля. Мы потеряли нескольких очень хороших специалистов именно так. У них начинались похожие… симптомы, а затем – необратимые изменения.

Эти слова заставили Эмили по-новому взглянуть на свои участившиеся головные боли, тошноту, а теперь и на эти странные, пугающие симптомы. Это было не просто переутомление. Это могла быть ответная реакция системы, её невидимая атака.

Ночь с 17 на 18 мая 2026 года.

Эмили возвращается в свое укрытие на барже.

Встреча закончилась договоренностью о дальнейшем, крайне осторожном сотрудничестве через специально созданные зашифрованные каналы связи. «Связной» исчез так же незаметно, как и появился, оставив Эмили с дата-кристаллом и ворохом новых вопросов.

Она вернулась на баржу к спящей Амине и ожидавшему её санитару от Жан-Клода. Чувствовала себя одновременно воодушевленной появлением новых, пусть и туманных, возможностей и все более встревоженной своим физическим состоянием.

Дата-кристалл от «Связного» содержал сложный математический алгоритм и несколько фрагментов кода, которые, по её предварительному, беглому анализу, действительно могли быть связаны с протоколами безопасности чипов OSIRIS или даже с механизмом их удаленной деактивации.

Но было и еще кое-что. Изучая кольцо Карима и сопоставляя его странную, едва уловимую энергетическую сигнатуру с данными, полученными с чипа Амины (который, очевидно, был не стандартным, а одним из прототипов с расширенными возможностями передачи и приёма, возможно, даже с функцией усиления сигнала в определенных условиях), Эмили начала улавливать нечто необычное. Используя свой анализатор сигналов, настроенный на сверхнизкие частоты и сложные паттерны, которые она ранее идентифицировала как «язык» сети OSIRIS, она обнаружила слабый, но устойчивый и явно искусственный «шум», исходящий с юго-запада, со стороны Парижа. Возможно, этому способствовала и необычная геомагнитная обстановка последних дней, или временный сбой в системах экранирования самого парижского сервера, о котором она не могла знать, но сигнал был. Это не был обычный радиоэфир. Это был скорее структурированный резонанс, едва различимый на фоне общего электромагнитного хаоса, как тихий, но настойчивый пульс гигантского, скрытого сердца. И этот «пульс» странным образом коррелировал с координатами, выгравированными на кольце – с Нотр-Дамом. Кольцо в её руке, казалось, едва заметно теплело, когда она направляла анализатор в сторону Парижа, словно вступая в слабый резонанс с этим далеким сигналом. Это подтверждало её самые смелые и страшные догадки о сервере.

У неё появилась новая, хрупкая ниточка надежды. Но и ощущение того, что паутина, сплетенная Осирисом, гораздо шире, сложнее и опаснее, чем она могла себе представить, не покидало её. Она все отчетливее понимала, что должна как можно скорее систематизировать свои самые важные находки и передать их кому-то еще, кому-то, кто сможет продолжить её работу, если с ней самой что-то случится.

Перед тем как забыться тяжелым, беспокойным сном, Эмили долго смотрела на серебряное кольцо Карима, которое теперь носила на тонкой цепочке на шее, и на темный, гладкий дата-кристалл, лежащий рядом на столе. Два ключа. Две загадки. И время, которое неумолимо утекало. Легкая, но назойливая тошнота и едва слышный, высокий шум в ушах не проходили даже после принятой дозы сильного обезболивающего. Она понимала, что её отчаянная борьба с OSIRIS становится все более личной и все более опасной для неё самой. Каждая разгаданная тайна этой системы, казалось, забирала у неё частичку её собственного здоровья.

Глава 30: Ультиматум крови

(Джамал Оченг)

Германия, сельская местность недалеко от польской границы. 17 мая 2026 года.

07:00 утра, 17 мая 2026 года.

Заброшенный фермерский сарай, полуразрушенный, но все еще предоставляющий какое-никакое укрытие от любопытных глаз и непогоды. Он был расположен в нескольких десятках километров к востоку от взорванного железнодорожного моста через Эльбу.

Рассвет пробивался сквозь щели в прогнивших досках сарая, рисуя на пыльном полу дрожащие полосы света. Джамал Оченг и трое бойцов его диверсионной группы – Халид, Рашид и пожилой, немногословный чеченец по имени Иса – успешно отошли после ночного выполнения задания. Мост, ключевая артерия для возможной переброски правительственных войск к Дрездену, теперь представлял собой груду искореженного металла и бетона, рухнувшую в темные воды Эльбы. Задача была выполнена с хирургической точностью.

Но Джамал не чувствовал удовлетворения. Странное граффити со спиралью, меткой «спящих» агентов Осириса, которое он заметил на опоре моста перед взрывом, не давало ему покоя. Оно было как заноза под ногтем – маленькая, но постоянно напоминающая о себе деталь, не вписывающаяся в общую картину. Он все сильнее ощущал, что ситуация гораздо сложнее и многослойнее, чем ему представлялось, и его собственная роль в грандиозных планах Осириса может быть далеко не такой героической и однозначной, как ему внушала пропаганда Фаланги.

Он все чаще вспоминал слова своего бывшего напарника Олувасеуна, убитого в Амстердаме, о детях-узлах нейросети Осириса. Вспоминал испуганные глаза девочки с QR-кодом на запястье в той немецкой школе, которую он должен был взорвать. Предстоящий «Час Х», назначенный на 20 мая, и его непосредственное участие в операции по захвату польского города Лодзь, где ему предписывалось «эффективно использовать предоставленные ресурсы» – за этой циничной формулировкой скрывалось использование групп детей в качестве живых щитов, – вызывали у него все большее внутреннее отторжение и глухую, давящую тошноту.

Джамал заметил, что его черный наручный браслет OSIRIS, обычно молчаливый и незаметный, за последнее утро несколько раз коротко, едва ощутимо вибрировал без видимых сообщений на экране. Возможно, это была плановая проверка связи перед масштабной операцией, или система загружала какие-то новые протоколы. Но это неясное «внимание» со стороны всевидящей системы только усиливало его растущее беспокойство.

12:15 дня, 17 мая 2026 года.

После короткого перекуса скудным пайком – сухари и консервированная фасоль – Джамал решил проверить входящие сообщения на своем защищенном спутниковом коммуникаторе. Нужно было получить подтверждение о выполнении задания на Эльбе и, возможно, новые инструкции по дальнейшему передвижению к польской границе.

Среди стандартных оперативных сводок, зашифрованных обычным армейским кодом Фаланги, он обнаружил одно сообщение, выделенное красным маркером и помеченное высшим уровнем допуска. Отправитель – «Координатор Ноль», личный идентификатор самого Осириса. Такие прямые сообщения от верховного стратега Фаланги приходили крайне редко, обычно в случаях критически важных заданий, серьезных провалов или… для передачи особо «чувствительной» информации доверенным командирам.

Сердце Джамала пропустило удар, затем тревожно забилось. Он прошел многоуровневую процедуру аутентификации для расшифровки: сначала стандартные цифровые пароли, затем сканирование отпечатка большого пальца, приложенного к экрану браслета, и, наконец, голосовой ключ – он должен был произнести в микрофон коммуникатора кодовую фразу на суахили: «Nyota zimeanguka» (Звезды упали). Система безопасности вокруг личных сообщений Осириса была абсолютной, разработанной так, чтобы исключить любую возможность несанкционированного доступа.

Символы на экране коммуникатора начали складываться в слова.

12:25 дня, 17 мая 2026 года.

Сообщение от Осириса было коротким, деловым и безжалостным.

«Командиру Оченгу [ID: JG-077].

Успешное выполнение задачи “Эльба-Огонь” подтверждено. Эффективность группы оценена как высокая.

Аналитические данные нейросети OSIRIS, полученные в результате обработки биометрических и психоэмоциональных показателей оперативников перед выполнением задач повышенной сложности, указывают на потенциальные колебания уровня лояльности и возникновение этических конфликтов у отдельных командиров среднего звена перед началом решающей фазы операции “Щепки”.

В связи с вышеизложенным и для обеспечения безусловного выполнения поставленных задач в “Час Х”, вам, командир Оченг, предписывается:

a. Безукоризненно выполнить все пункты оперативного плана “Лодзь-Цитадель” 20 мая 2026 года.

b. Обеспечить максимальную эффективность использования всех предоставленных ресурсов [ссылка на протокол “Живой Барьер 3.1” – использование детей с QR-кодами] для захвата и удержания стратегического объекта [координаты телецентра в Лодзи].

Предупреждение: В случае невыполнения приказа по пунктам 3а и 3b, саботажа операции, дезертирства или любого иного проявления нелояльности с вашей стороны, оперативник “Пустынный Сокол” [ID: KO-112, Кенийский сектор Фаланги] получил запечатанный приказ высшей категории, который будет автоматически вскрыт и приведен в исполнение по сигналу системы OSIRIS. Содержание приказа: немедленная нейтрализация Джамала Оченга [ID: JG-077] как предателя нового порядка и угрозы для чистоты эксперимента. Лояльность оперативника “Пустынный Сокол” подтверждена системой на уровне 98.7%.

Выбор за вами, командир Оченг. Судьба старого мира решается в эти дни. И ваша личная судьба – тоже. Помните о своей присяге и о будущем, которое мы строим для тех, кто этого достоин.

Конец сообщения. OSIRIS.»

Руки Джамала дрожали так, что коммуникатор едва не выпал из них. «Пустынный Сокол» … это был боевой позывной его младшего брата, Кайоде. Кайоде, которого он сам, полный веры в дело Фаланги, убедил присоединиться к движению в Кении, надеясь дать ему защиту, цель в жизни, избавить от нищеты и безысходности.

К текстовому сообщению прилагался короткий, беззвучный видеофайл. На нем был его брат Кайоде – повзрослевший, возмужавший, в черной форме Фаланги, с нашивками их кенийского подразделения. Лицо Кайоде было суровым и решительным, в нем не было и тени прежней мальчишеской улыбки. Высокопоставленный куратор Фаланги, европеец с холодными глазами, передавал Кайоде небольшой, плоский черный конверт, запечатанный восковой печатью с эмблемой Осириса – глазом в треугольнике. Кайоде четко отдал честь и спрятал конверт во внутренний карман. Джамал увидел в глазах брата ту же слепую, фанатичную преданность, которую когда-то он так старательно культивировал в нем сам.

Вторая половина дня, 17 мая 2026 года.

Мир Джамала, который и так трещал по швам в последние недели, окончательно рухнул. Осирис не просто угрожал ему смертью в случае неповиновения. Он цинично и расчетливо превращал его собственного, любимого младшего брата в потенциального палача. Это был не выбор между долгом и совестью, не между жизнью и смертью. Это был ультиматум, в котором не было правильного ответа, не было выхода, сохраняющего душу. Каждый вариант вел в ад. Осирис, со своим всезнающим ИИ, просканировал его насквозь, нашел самую уязвимую точку – его любовь к брату – и вонзил туда раскаленный нож. Он не оставлял ему шанса на компромисс, на тайный саботаж. Он требовал полного, безоговорочного подчинения, ломая его волю через угрозу самой страшной потери. Мысль о том, что Кайоде, его Кайоде, может получить приказ выследить и убить его, как бешеную собаку, была невыносимой, физически болезненной.

Перед его глазами, как в калейдоскопе, проносились воспоминания: вот он, семилетний, учит пятилетнего Кайоде плавать в реке у их деревни; вот они вместе, уже подростки, работают на маленьком семейном поле под палящим кенийским солнцем; вот Кайоде с восторгом и горящими глазами слушает его рассказы о Фаланге, о борьбе за справедливость, о новом мире, который они построят… Он сам, своими руками, подтолкнул брата на этот путь. И теперь эта слепая вера, которую он в нем воспитал, могла обернуться против него самого.

Он понял всю дьявольскую, изощренную расчетливость Осириса. Дело было не только в том, чтобы обеспечить выполнение приказа животным страхом за свою жизнь. Осирис хотел сломить его волю, растоптать его душу, заставить выбирать между предательством последних остатков своих принципов и жизнью, отнятой рукой собственного брата. Любой выбор в этой ситуации казался чудовищным, немыслимым.

Джамал смотрел на фотографию Кайоде, сохраненную в его коммуникаторе – улыбающийся, беззаботный юноша с добрыми глазами. Теперь этот светлый образ смешивался с тем другим, с видеозаписи – фигурой в черной форме с каменным лицом, принимающей конверт, который мог содержать смертный приговор для него, Джамала. Он вспомнил последние слова Абиолы, своего друга, погибшего у него на руках: «Не дай им.… превратить наших детей… в таких же монстров, как они…» А что насчет братьев? Во что превращал их Осирис?

Вечер 17 мая 2026 года.

Ультиматум Осириса не сломил Джамала окончательно. Наоборот, пройдя через мучительные часы отчаяния и самобичевания, он почувствовал, как внутри него зарождается холодная, отчаянная ярость. Ярость на Осириса, на Фалангу, на самого себя за свою прежнюю слепоту. Он не сможет заставить себя хладнокровно использовать невинных детей как живой щит. Он не сможет жить с мыслью, что его брат Кайоде может стать его убийцей по приказу безумца, возомнившего себя богом.

Страх за свою жизнь причудливым образом смешался с почти самоубийственной решимостью. Он должен не только попытаться сорвать свою часть операции в «Час Х». Он должен попытаться предупредить Кайоде, вырвать его из этих сетей, пока не стало слишком поздно. Это казалось почти невозможным, учитывая тотальный контроль Осириса и расстояние, разделявшее их. Но он должен был хотя бы попытаться. Это был его последний шанс искупить свою вину за то, что он так легкомысленно втянул брата в эту мясорубку.

Его лояльность Фаланге, и так сильно пошатнувшаяся в последнее время, окончательно умерла, погребенная под тяжестью этого ультиматума. На смену ей пришла отчаянная, одинокая борьба за остатки человечности в себе и за жизнь своего брата.

Он начал лихорадочно продумывать план. Как он сможет передать Кайоде зашифрованное предупреждение, обойдя системы слежения Осириса? Как он сможет саботировать приказ в Лодзи и при этом попытаться выжить сам, зная, что за ним теперь будет охотиться не только служба безопасности Фаланги, но, возможно, и его собственный брат?

Джамал стер прямое сообщение Осириса со своего коммуникатора, но его содержание, каждое слово, каждая буква, навсегда отпечаталось в его памяти, как клеймо. Он посмотрел на приближающийся «Час Х» – до него оставалось меньше трех суток – не как на момент триумфа нового порядка, о котором так много говорила пропаганда, а как на свой личный Рубикон. Рубикон, за которым его ждала либо смерть, либо очень призрачная надежда на спасение.

Его взгляд стал жестким и неожиданно спокойным. Выбор был сделан. Теперь оставалось только действовать.

Цена откровения

Глава 31: Цена правды

(Лейла Насралла)

Саксония, конспиративная квартира Фаланги. Вечер 17 мая – Лейпциг. День 18 мая 2026 г.

Вечер 17 мая сгущался над Саксонией, укутывая временное убежище Фаланги в промозглую тишину. В тускло освещенной комнате, пахнущей сыростью и застарелым табаком, Лейла Насралла сидела за столом, как изваяние. Перед ней лежали бумаги из портфеля убитого мэра Фогеля. Пальцы, привыкшие к холодной стали винтовки, снова и снова касались фотографии Марьям. «Цель 47. Объект “Сириус-Гамма”. Проект “Наследие”». Слова, выжженные на бумаге, отпечатались каленым железом в её мозгу.

Двадцать лет она жила с уверенностью, что её сестра – пепел и скорбная память, погребенная под руинами Аль-Хияма. Двадцать лет её ненависть к Западу, к Израилю, к тем, кто отнял у неё семью, была единственным компасом. Служба в «Хезболле», затем в Фаланге – всё было подчинено этой одной, всепоглощающей жажде мести. И теперь… теперь этот мир рушился, обращаясь в пыль под тяжестью одной фотографии.

Марьям. Жива. И не просто жива – она «объект», «цель» в какой-то дьявольской игре Осириса. Слова самого Осириса, сказанные ей когда-то, о «цене, которую каждый платит в этой войне», теперь звучали как издевательское пророчество.

Воспоминания вспыхивали, как осколки разбитого зеркала: смех Марьям, её неуклюжие рисунки танков мелом на асфальте, их последнее утро в Аль-Хияме, грохот бомб… Лейла судорожно пыталась найти хоть какую-то информацию о «Проекте Наследие» или «Сириус-Гамма» в защищенной сети Фаланги. Тщетно. Либо информация отсутствовала, либо её уровень доступа был недостаточен.

Отчаяние подсказало почти безумный ход. Дядя Али, её наставник, её второй отец, когда-то мельком упоминал одного немецкого журналиста-расследователя. Юрген Хаас. Человек, который, по словам дяди, «копал под грязные игры западных спецслужб на Ближнем Востоке, включая бомбардировку их деревни». Дядя говорил: «Хаас – один из немногих, кто ищет правду, а не пишет по заказу». Это была слабая, почти призрачная ниточка, но других у неё не было.

Глубокая ночь окутала конспиративную квартиру. Лейла достала из потайного отделения рюкзака старый, одноразовый телефон и компактный спутниковый модем – подарок дяди Али для экстренной связи с «дружественными элементами» вне официальных структур. Она помнила старый, зашифрованный адрес электронной почты Хааса, который дядя когда-то записал в своем затертом блокноте.

Её пальцы быстро набрали короткое, предельно завуалированное сообщение: «Аль-Хиям. Дети, унесенные огнем. Нужна информация. Дядя Али помнил бы Вас». Отправить.

Ожидание было пыткой. Каждая минута тянулась вечность. Страх, что её попытка будет перехвачена всевидящей системой OSIRIS, сковывал дыхание. И вдруг – ответ. Короткий, осторожный. «Лейпциг. Парк Розентхаль. Завтра, 10:00. У памятника Гёте. Пароль: “Фиалка в марте цветет дважды”». Это была фраза, которую дядя Али иногда повторял, говоря о чем-то неожиданном и редком. Хаас был жив. И он помнил. Облегчение смешалось с леденящим предчувствием.

Лейпциг встретил её серым, промозглым утром 18 мая. Парк Розентхаль, пустынный и запущенный, казался идеальным местом для тайной встречи. Лейла прибыла за час, обошла окрестности, проверила пути отхода. Пистолет с глушителем привычно лежал в наплечной кобуре под курткой.

У памятника Гёте её ждал пожилой, сутулый мужчина в потертом плаще. Юрген Хаас. Усталые глаза, но цепкий, внимательный взгляд. Он изучал Лейлу без страха, но с настороженностью.

– «Фиалка в марте цветет дважды», – произнесла Лейла.

Хаас кивнул. – Я слушал вашего дядю, он был… человеком чести. Что вам нужно? Аль-Хиям – это старая боль.

Лейла, не теряя времени, перешла к делу. Бомбардировка. Дети. Слухи.

Хаас горько усмехнулся. – Я копаю эту историю почти двадцать лет. Было много странностей. Тела некоторых детей так и не опознали. Потом появились эти… «гуманитарные миссии» с Запада. Работали быстро, тихо, с непонятным мандатом. Забирали детей-сирот, якобы для лечения и усыновления. Но следы многих из них терялись. Я наткнулся на упоминания «Проекта Наследие» – теневая программа, финансируемая через подставные фонды, как позже выяснилось, связанные с OSIRIS Incorporated. Они искали детей с… «особым потенциалом» из зон конфликтов. Для чего? Эксперименты? Создание нового поколения агентов? У меня есть обрывочные данные, перехваченная переписка, но нет прямых доказательств.

Лейла почувствовала, как холодеет внутри. Она достала фотографию Марьям из портфеля Фогеля, ту, с пометкой «Цель 47».

– Вы видели что-нибудь подобное? «Объект Сириус-Гамма»?

Глаза Хааса расширились. Он узнал стиль оперативной сводки.