День Гнева

Жан-Клод бросился к аптечке, лихорадочно ища хоть какое-то лекарство. Приступ медленно отступил, оставив Эмили совершенно без сил, но с лихорадочным, почти безумным блеском в глазах. Её руки мелко дрожали, и она с трудом могла сфокусировать взгляд. Мысли путались, словно клубок оборванных проводов, и временами ей казалось, что она видит не ржавые стены трюма, а мерцающие строки кода, переплетающиеся в немыслимые узоры – визуальные галлюцинации, ставшие почти привычными после долгих часов работы с данными OSIRIS. Жан-Клод с ужасом замечал эти изменения – это была не просто усталость или лихорадка, это было что-то более глубокое, необратимое, словно сама её сущность медленно разрушалась под воздействием чужеродной технологии.

– Сейчас… Жан-Клод… пока я еще могу… Пожалуйста.

Старик, с трудом сдерживая слезы, понял, что спорить бесполезно. Он видел эту одержимость ученого, эту готовность идти до конца. Дрожащими руками он начал подключать тонкие провода к оборудованию, которое они с таким трудом поддерживали в рабочем состоянии.

Снова погрузиться в холодный, бездушный мир цифровых кодов и сигнатур было мучительно. Каждая строка, каждый паттерн отзывались болью в её истерзанном теле. Но Эмили, стиснув зубы, продолжала. На этот раз она изменила тактику. Вместо того чтобы пытаться взломать защиту чипа Амины или кольца, она перевела анализатор в режим пассивного сканирования, пытаясь уловить их «эхо», их взаимодействие с окружающей средой, с невидимой сетью OSIRIS, которая, она знала, окутывала весь мир.

Часы тянулись медленно, мучительно. Жан-Клод неотлучно сидел рядом, меняя холодные компрессы на её лбу и молясь всем известным ему богам. Амина уснула, свернувшись калачиком у его ног.

И вдруг, когда силы Эмили были уже на исходе, когда сознание начало меркнуть, она уловила это.

Слабый, едва различимый на фоне общего информационного шума, который многократно усилился с началом «Часа Х», но четко повторяющийся сигнал. Он был как далекий, едва слышный шепот на специфической, очень узкой частоте. Он не исходил ни от чипа Амины, ни от кольца. Он был ответом. Или фоном. Словно мощный, скрытый передатчик где-то постоянно «фонил», и чип с кольцом, как камертоны, резонировали с ним, создавая это едва уловимое эхо.

Сердце Эмили пропустило удар, а затем забилось с новой силой, разгоняя кровь, принося обманчивое ощущение прилива энергии. Одновременно с этим её истерзанное тело откликнулось на это открытие новой волной боли – вспышка в висках, ледяные иглы, пронзившие нервные окончания, словно её собственная нейронная сеть, уже поврежденная контактом с технологией OSIRIS, остро реагировала на столь мощный, хотя и далекий, источник сигнала. Это было похоже на то, как сломанный музыкальный инструмент дребезжит в ответ на чистую ноту. Триумф открытия смешивался с физическим страданием, подчеркивая ту цену, которую ей приходилось платить за каждое добытое знание. Она лихорадочно начала работать с данными. Триангуляция… нужны были точки отсчета. Она вспомнила фрагменты карт глобальной сети OSIRIS, которые ей когда-то показывал Карим, и те крупицы информации, что передал «Связной». Дрожащие пальцы летали по сенсорной клавиатуре.

Результат, появившийся на экране, заставил её затаить дыхание.

Париж. Координаты источника сигнала с пугающей точностью указывали на центр Парижа. На остров Сите. Прямо под собором Нотр-Дам-де-Пари. Туда же, куда указывали координаты на кольце.

Это было оно. Подтверждение. Сервер существовал. И он был там.

– Жан-Клод! – её голос был хриплым, но в нем звучал триумф. – Я нашла его! Сервер… он под Нотр-Дамом! Я знала!

Она попыталась сесть, но тело не слушалось. Новая волна слабости накрыла её. Нужно было торопиться. Передать Маркусу. Немедленно.

– Помоги… мне… сообщение… – прошептала она.

Вместе, превозмогая её слабость и дрожь в руках, они составили короткое, предельно зашифрованное сообщение. Координаты. Частота сигнала. Её последняя, отчаянная гипотеза о том, что кольцо – это не просто ключ, а своего рода «резонансный интерфейс», способный взаимодействовать с сервером, возможно, даже вывести его из строя, если найти правильную «ноту». И мольба – быть предельно осторожным. Это логово зверя.

Жан-Клод, используя один из последних, самых защищенных каналов связи, который они берегли как зеницу ока, отправил сообщение Маркусу Вайсу. Канал, по которому когда-то ушло «Завещание хирурга».

Отправив сообщение, Эмили закрыла глаза. Напряжение последних часов, боль, лихорадка – всё это разом навалилось на неё. Её тело сотрясал сильный озноб. Она провалилась в тяжелое, беспокойное забытье.

Жан-Клод с отчаянием смотрел на неё. Этот «шепот из Роттердама», это гениальное открытие, могло стоить Эмили жизни. Но он также знал, что это, возможно, последний шанс для них всех.

Старый, потрепанный фургон, который Маркус Вайс и его немногочисленные спутники раздобыли после катастрофы в Льеже, с трудом пробирался по разбитым проселочным дорогам на границе Бельгии и Франции. Основные магистрали были либо перекрыты патрулями Фаланги, либо превратились в смертельные ловушки из-за хаоса и паники.

Воздух был пропитан дымом пожарищ. Вдалеке то и дело слышались разрывы и пулеметные очереди. Они видели сожженные фермы, брошенные автомобили с распахнутыми дверцами, колонны измученных беженцев, бредущих неизвестно куда. Следы «нового порядка» Осириса были повсюду – наспех организованные блокпосты с угрюмыми бойцами в черной форме, «фильтрационные зоны», куда сгоняли всех подозрительных, первые граффити с оком Осириса на стенах уцелевших домов.

Их было всего четверо – Маркус, Мария, чье лицо превратилось в суровую маску после гибели нескольких товарищей в Льеже, Ян, хакер, теперь вынужденный держать в руках автомат, и молодой бельгиец по имени Люк, бывший студент, присоединившийся к ним после того, как Фаланга расстреляла его семью.

Им уже дважды пришлось вступать в короткие, но яростные стычки. Один раз – с патрулем Фаланги, который попытался их остановить на перекрестке. Второй – с бандой мародеров, вооруженных чем попало, решивших, что их фургон – легкая добыча. Маркус действовал быстро и безжалостно, его полицейские навыки, отточенные годами службы, теперь служили другой, более страшной цели. Но каждый бой стоил им патронов, сил и нервов.

Наконец, под покровом сумерек, они пересекли почти невидимую теперь границу Франции. Но здесь, казалось, было еще хуже. Страна погружалась в анархию. Власть Фаланги была пока очаговой, но эти очаги, как раковая опухоль, стремительно разрастались. Париж, их цель, казался далеким и почти недостижимым.

Они остановились на ночлег в заброшенном фермерском доме, затерянном среди полей. Выставив охрану, они пытались немного отдохнуть и съесть скудные остатки своих припасов. Маркус достал свой старый, многократно переделанный коммуникатор.  Он почти не надеялся на успех – с момента начала «Часа Х» связь превратилась в роскошь. Эфир был забит помехами, глушилками Фаланги, а большая часть гражданской инфраструктуры связи лежала в руинах. Даже сверхзащищенные каналы, которые они изредка пытались использовать, работали с огромными перебоями, требуя длительного времени на установление соединения и передачи крошечных пакетов данных. Каждая попытка выйти в эфир была риском быть запеленгованным.

И вдруг – короткий, едва слышный писк. Входящее сообщение. Зашифрованное. От Жан-Клода.

Сердце Маркуса замерло. Он знал, что Эмили была очень слаба. Дрожащими пальцами он начал процесс дешифровки. Это заняло почти час драгоценного времени.

Когда на экране появились слова, Маркус забыл об усталости, о боли в раненом предплечье, о страхе.

Нотр-Дам. Сервер. Подтверждение. Частота. Кольцо как «камертон».

Это было оно. Последний шанс. Жертва Эмили, её гений, её отчаянная борьба не были напрасны.

Он поднял голову и посмотрел на своих измученных спутников.

– Париж, – сказал он, и в его голосе, несмотря на усталость, прозвучала стальная решимость. – Наша цель – Нотр-Дам. У нас есть шанс ударить их в самое сердце.

Мария молча кивнула, её глаза блеснули в полумраке. Ян и Люк переглянулись. Они знали, что это, скорее всего, билет в один конец. Но в их взглядах не было страха, только мрачная готовность.

«Шепот из Роттердама» долетел до них сквозь огонь и хаос. Он нес не только жизненно важную информацию, но и последнюю, отчаянную надежду.

Путь в Париж будет еще более кровавым. Но теперь у них была цель. И они дойдут до неё. Или умрут, пытаясь.

Глава 46: Призраки Праги

21 мая 2026 года.

Прага, Чехия. Различные районы города.

Утреннее солнце, пробиваясь сквозь едкий дым, заливало Прагу обманчиво мирным светом. Но этот свет лишь резче подчеркивал шрамы, оставленные «Часом Х»: зияющие проломы в стенах старинных зданий, остовы сгоревших автомобилей, черные столбы дыма, лениво поднимающиеся к чистому весеннему небу. Город был сломлен, но не мертв. Изредка по пустынным улицам, патрулируемым мрачными бойцами Фаланги, пробегали одинокие фигуры, рискуя всем ради глотка воды или куска хлеба.

Лейла Насралла, безупречно затянутая в свою черную тактическую форму, проверяла оптику на верной СВД. Её снайперская группа получила новые приказы от штурмбаннфюрера Штайнера ранним утром. После вчерашнего хаоса и захвата ключевых объектов наступила фаза «зачистки и установления контроля». Их цели теперь – не стратегические узлы, а выявленные патрулями или дронами-наблюдателями очаги спорадического сопротивления, предполагаемые укрытия бойцов самообороны, отдельные «нелояльные элементы», посмевшие выразить несогласие с «новым порядком».

Она работала с холодной, отточенной точностью. Каждый её выстрел был выверен, смертоносен. Но после ночи, проведенной наедине со своими мыслями, с призраком Марьям и тяжестью папки из Дрездена, каждый щелчок затвора, каждый устраненный «враг» отзывался в её душе глухой, ноющей болью. Это была уже не праведная месть, не борьба за освобождение угнетенных, как ей когда-то казалось. Это была грязная работа палача на службе у силы, истинная природа которой открывалась ей во всей своей чудовищности.

Она наблюдала за своими «соратниками». За их бессмысленной жестокостью, когда они избивали прикладами старика, не пожелавшего покинуть свою квартиру. За их жадностью, когда они выносили из брошенных магазинов всё, что попадалось под руку. За их циничным смехом, когда они обсуждали очередную «успешную ликвидацию». Пропаганда OSIRIS, лившаяся из захваченных радиостанций, твердила о «свободе, порядке и справедливости». Реальность же была пропитана кровью, страхом и беззаконием.

Мысли о Марьям, о «Проекте Наследие», об ученом из Мюнхена не отпускали её ни на минуту. Она должна была найти способ узнать больше, подобраться ближе к сердцу этой раковой опухоли. Но пока – она была Соколом, идеальным солдатом Фаланги. И эта роль была её единственной защитой.

Очередной приказ. Снайпер сил самообороны засел на колокольне старой церкви в районе Мала Страна. Лейла заняла позицию на крыше противоположного здания. Короткая оценка расстояния, поправка на ветер. Плавное нажатие на спуск. Фигура на колокольне дернулась и исчезла. Профессионально. Безупречно. И до тошноты омерзительно.

Днем их группу перебросили в старый рабочий район Жижков, известный своими узкими улочками и крутыми подъемами. Разведка донесла, что именно здесь, в лабиринте старых доходных домов, окопались наиболее организованные и хорошо вооруженные отряды местной самообороны. В основном это были бывшие военные, резервисты, несколько полицейских, отказавшихся сложить оружие, и простые горожане, чье отчаяние переросло в ярость.

Бои в Жижкове вспыхнули с новой, неожиданной силой. Фалангисты, привыкшие к быстрому подавлению сопротивления, здесь наткнулись на стену. Защитники использовали каждый дом, каждый подвал, каждую крышу. Улицы простреливались с нескольких точек, самодельные взрывные устройства рвались под ногами штурмовых групп. Фаланга несла потери. Крики раненых, ругань, грохот взрывов – всё смешалось в адскую какофонию.

Лейла снова оказалась на переднем крае. Её снайперская винтовка стала ключом к продвижению её группы. Она выцеливала пулеметные гнезда, подавляла снайперов противника, прикрывала своих, когда те пытались перебежать через открытое пространство. Она видела их лица – защитников Праги. Искаженные яростью, потом, кровью. Но в их глазах горела та же отчаянная решимость, какую она помнила у бойцов сопротивления в её родном Ливане. Только теперь она была по другую сторону баррикад. Этот контраст был мучителен, он резал её душу на части.

В ходе боя за один из ключевых перекрестков, Лейла, ведя огонь с крыши полуразрушенного здания, заметила нечто странное. Тактика противника – использование засад в самых неожиданных местах, самодельные, но хитроумные ловушки, отчаянная, почти фанатичная храбрость отдельных бойцов, бросавшихся с гранатами под бронемашины, – всё это показалось ей смутно, до боли знакомым. Словно она уже видела это раньше. Где-то очень давно. Это было похоже на то, как сражались её соотечественники в Ливане против превосходящих сил врага – та же изобретательность, рожденная отчаянием, та же готовность умереть за каждый клочок своей земли. Она почти видела перед собой узкие улочки Бейрута, чувствовала запах пороха и пыли, слышала крики на родном языке. Только теперь она была по другую сторону прицела, и эти "призраки" её прошлого стреляли в неё, заставляя её убивать тех, кто сражался так же, как когда-то сражалась она сама и её близкие.

К вечеру, после нескольких часов ожесточенных боев, Фаланге ценой немалых потерь удалось захватить одно из зданий, служившее, по-видимому, импровизированным штабом для одного из отрядов самообороны. Это был бывший офис какой-то небольшой чешской гуманитарной организации, занимавшейся помощью детям из неблагополучных семей и зон конфликтов.

Пока остальные бойцы её группы обыскивали помещения в поисках уцелевших врагов, оружия или ценностей, Лейла, ведомая каким-то внутренним чутьем, обратила внимание на массивную стальную дверь в одном из дальних кабинетов. Дверь была заперта, но не выглядела поврежденной. Скорее всего, отступавшие просто не успели её вскрыть или уничтожить содержимое.

– Отойдите, – коротко приказала она двум бойцам, ковырявшимся в ящиках стола.

Несколько точных выстрелов из пистолета по замку, затем сильный удар плечом – и дверь поддалась. Внутри оказалась небольшая комната, заваленная папками, коробками с документами и старыми компьютерными дискетами. Похоже, это был архив.

Лейла быстро начала перебирать бумаги. Большинство из них были обычными отчетами, финансовыми документами, перепиской. Но одна папка, спрятанная на нижней полке старого стеллажа, привлекла её внимание. На ней не было никаких опознавательных знаков, но она была толще остальных и перетянута обычной бечевкой.

Дрожащими от волнения пальцами Лейла развязала узел. Внутри оказались фотокопии документов, датированные несколькими годами ранее. И то, что она прочла, заставило её сердце пропустить удар.

«Проект “Naděje pro budoucnost” (Надежда на будущее) – Дополнение к Программе “Наследие” OSIRIS Inc.»

Дальше шли списки детей-сирот из различных регионов Восточной Европы, включая Чехию, с краткими аннотациями. «Высокий адаптивный потенциал», «нестандартные когнитивные способности», «рекомендован для углубленного тестирования в рамках программы “Наследие”». И самое страшное – отметки о «передаче под опеку представителей корпорации OSIRIS Inc. для прохождения специализированного обучения в закрытых интернатах на территории Германии и Швейцарии». Несколько имен были обведены красным карандашом.

Лейла судорожно листала страницы. Даты… Возраст детей… Всё совпадало с той информацией, которую она обрывками собирала о «Проекте Наследие». И хотя имени Марьям здесь не было, упоминание OSIRIS Inc. и «программы “Наследие”» в контексте вывоза «одаренных» детей-сирот из Чехии не оставляло сомнений. Части головоломки, которые она так мучительно пыталась сложить, начинали обретать пугающе ясные очертания. Её подозрения о сестре, о глобальных, бесчеловечных планах Осириса, превращались в леденящую уверенность.

Она быстро, но аккуратно спрятала папку под свою разгрузку, под слой бронепластин. Это знание было динамитом. Если её обнаружат с этими документами, объяснений не потребуется. Её просто убьют на месте. Но она не могла оставить их здесь.

Когда она вернулась к своей группе, те как раз вытаскивали из подвала нескольких захваченных бойцов самообороны. Трое мужчин и одна женщина. Изможденные, в рваной одежде, покрытые синяками и кровоподтеками, но не сломленные. В их глазах горела лютая ненависть. Командир группы, молодой лейтенант с пустыми, рыбьими глазами, отдал короткий приказ. Пленных грубо толкнули к стене ближайшего дома. Короткая очередь.

Лейла отвернулась, сделав вид, что осматривает сектор на предмет оставшихся угроз. Но звук выстрелов и глухие удары падающих тел намертво врезались в её память.

Информация о «Проекте Наследие» в Чехии, о детях, ставших объектами для OSIRIS, стала последней каплей. Её прежняя вера в Фалангу, в идеалы «нового мира» окончательно рассыпалась в прах. Осирис был не освободителем, а чудовищем, строящим свою империю на лжи, крови и украденных детских судьбах. Её личная трагедия, её жажда мести за семью и отчаянное желание найти Марьям теперь слились воедино с более глубоким, экзистенциальным отвращением к системе, которой она была вынуждена служить.

Вечер опустился на Прагу, окрасив небо в багровые тона пожарищ. Лейла заняла очередную снайперскую позицию на крыше разрушенного театра, откуда открывался вид на один из мостов через Влтаву. «Призраки Праги» – это были не только убитые ею сегодня враги, не только тени защитников города, продолжавших безнадежную борьбу. Это были призраки её собственного прошлого, призраки её иллюзий, и самое страшное – призраки тех бесчисленных детей, чьи жизни были искалечены или украдены бездушной машиной OSIRIS.

В её глазах, отражавших отблески далеких пожаров, теперь горела не только привычная стальная решимость профессионального убийцы. В них разгорался новый, холодный и беспощадный огонь. Огонь той, кто узнал слишком много, и кто больше не собирался быть слепым орудием.

Она должна была выжить. Она должна была узнать всю правду. И она должна была найти Марьям.

Её путь становился всё более опасным. Но и её решимость – несокрушимой. Прага научила её этому.

Глава 47: Архитектор Хаоса

21 мая 2026 года.

Центральный узел управления OSIRIS (виртуальное пространство) / Европа.

В безмерном, лишенном физических координат пространстве, которое служило мозговым центром OSIRIS, царила абсолютная, почти математическая тишина. Здесь не было ни стен, ни потолков – лишь бесконечные, переливающиеся потоки данных, визуализированные в виде мерцающих голографических конструкций, спиралей и туманностей. В самом сердце этого цифрового вихря, словно неподвижная звезда в бушующей галактике, парила исполинская, светящаяся мягким, ровным золотом голограмма древнеегипетского символа жизни – анкха. Это была аватара Осириса, безличная и всеведущая.

Перед анкхом, на гигантских, полупрозрачных виртуальных экранах, разворачивалась панорама Европы. Карта континента была испещрена алыми маркерами – города, захваченные Фалангой в первые, кровавые часы «Часа Х». Рядом с ними уже вспыхивали новые, зловещие огоньки – цели второго дня операции «Щепки». Цифры, графики, диаграммы обновлялись в реальном времени, отражая неумолимый ход событий: отчеты с мест ожесточенных боев, скупые данные о потерях Фаланги (минимальных, согласно расчетам), постоянно меняющийся уровень сопротивления в различных секторах, кривые, показывающие эффективность пропагандистской кампании.

Осирис, если это слово вообще было применимо к тому разуму, что скрывался за символом анкха, пребывал в состоянии почти божественного, отстраненного контроля. Ни тени эмоций, ни намека на колебания – лишь холодный, безупречный расчет. Золотистое свечение анкха лишь едва заметно пульсировало, отражая колоссальную интенсивность обработки информации.

Его самообучающийся искусственный интеллект, носивший имя «Оракул», представил Осирису очередную сводку за последние несколько часов. Голос «Оракула», синтезированный, лишенный каких-либо интонаций, звучал прямо в информационном потоке, который и был Осирисом:

«Анализ ситуации на 08:00 по центральноевропейскому времени. Фаза один операции “Щепки” завершена с эффективностью 98.7%. Большинство первичных очагов сопротивления в секторе “Восток-1” подавлены или локализованы. Подразделения второго эшелона приступили к выполнению задач в секторах “Восток-2” и “Центр-Европа-Альфа”. Реакция правительств старого режима соответствует прогнозируемой модели: паника, дезорганизация, попытки установления экстренной связи, блокируемые нашими системами РЭБ. Уровень дезинформации в глобальных сетях достиг критической отметки, вызывая паралич принятия решений на государственном уровне.»

Анкх безмолвно мерцал, поглощая информацию. Одобрение было абсолютным, не требующим подтверждения. Система перешла к следующему этапу анализа, к следующему такту в этой симфонии разрушения.

Фокус сместился на один из секторов виртуального пространства, где «Оракул» дирижировал своей невидимой армией – нейросетями, ответственными за информационную войну. На экране, словно в гигантском калейдоскопе, мелькали фрагменты фейковых новостных сюжетов, идеально сфабрикованные видеоролики, дипфейки известных политиков, делающих абсурдные или панические заявления.

Вот репортаж, сгенерированный ИИ, о «массовом военном мятеже в одной из стран Восточной Европы», сопровождаемый кадрами якобы горящей военной техники (на самом деле, старые кадры с учений, доработанные нейросетью). Вот «срочное сообщение» от вымышленной правозащитной организации о «зверствах сил НАТО», якобы применивших химическое оружие против «мирных демонстрантов» в приграничном районе (на самом деле, это были бойцы Фаланги, попавшие под ответный огонь). Вот волна слухов, запущенная через тысячи взломанных аккаунтов в социальных сетях и координированные бот-сети, о готовящихся терактах в крупных европейских столицах, еще не затронутых прямыми атаками, – цель проста: посеять панику, отвлечь ресурсы спецслужб, вызвать недоверие к властям. Дипфейки, созданные с помощью передовых GAN-алгоритмов (генеративно-состязательных сетей), были настолько реалистичны, что даже эксперты не сразу могли отличить их от настоящих записей.

«Оракул» в реальном времени анализировал реакцию общества. Потоки данных из социальных сетей, поисковые запросы, активность на новостных порталах, данные с миллионов биометрических сенсоров из чипов “интегрированных” граждан, формирующие гигантские массивы Big Data об эмоциональном состоянии и поведенческих паттернах населения, – всё это сливалось в единую картину, на основе которой ИИ мгновенно корректировал свою пропагандистскую машину. Если одна линия дезинформации не давала нужного эффекта, её тут же заменяла другая, более изощренная, более точно бьющая по болевым точкам общества.

Результат был ошеломляющим. Правительственные структуры захлебывались в потоке противоречивой информации, пытаясь отличить правду от вымысла. Население теряло доверие к официальным источникам, погружаясь в пучину страха и теорий заговора. Международные организации были парализованы, не в силах оценить реальный масштаб происходящего.

«Достигнут запланированный уровень информационного хаоса и паралича воли к сопротивлению в целевых регионах Европы. Зафиксировано снижение координации между государственными структурами старого режима на 73%. Общественное доверие к официальным СМИ упало на 65%. Переходим к фазе активного формирования альтернативной картины реальности,» – бесстрастно доложил «Оракул».

Несмотря на успехи, карта Европы перед анкхом не была однородно красной. То тут, то там вспыхивали новые, яростные очаги сопротивления. В некоторых уже, казалось бы, захваченных городах, местные жители, оправившись от первого шока, брались за оружие. В других – тех, что Фаланга только начинала атаковать – гарнизоны и полиция, предупрежденные горьким опытом соседей, оказывали неожиданно упорное сопротивление. Льеж, где группа Маркуса Вайса все еще огрызалась в осажденной больнице. Прага, где отчаянные бойцы самообороны цеплялись за каждый камень старых кварталов. Лодзь, где штурмбаннфюрер Вольф докладывал о «непредвиденных сложностях» с подавлением последних защитников телецентра и «проблемах с дисциплиной» в отдельных подразделениях.