Магнит для ангелов

Ещё минут через 10 обнаружилась вторая вентиляционная комната с лавочкой, но Сева быстро прошёл её не останавливаясь. Нервное напряжение его уже достигало предела. Он чувствовал, что практически не контролирует себя. Им начинала овладевать паника. Он бросился бежать.

Наконец, метров через 400 или 500 он уперся в лестницу, которая вела наверх. Тяжело дыша, в радостном предвкушении, он принялся быстро карабкаться вверх по таким же, как и с другой стороны, пластиковым ступеням. И вот, наконец, он оказался в колодце, перед ним была массивная дверь. Толкнув её, Сева буквально вывалился на свет из темноты трубы. Он упал на колени, упёрся руками в землю и заплакал. Постепенно он приходил в себя, осознание того, что всё уже позади, что он «сделал это!» наполняло его гордостью и осознанием выполненного долга.

Перед дверью, из которой он вышел, стояла лавочка. Вперед и вниз шла тропинка, всё, как говорил Зураб. Сева оглянулся и посмотрел назад. Никакой стены он не увидел. Любопытство подмывало его, очень хотелось увидеть стену с этой стороны. Но он решил, что не стоит лезть на рожон, мало ли что. В конце концов, он и так уже натерпелся. Выпив несколько глотков воды, отдохнув ещё немного на лавочке, он поднялся и пошел вниз по тропинке. Вокруг был точно такой же лес, как и с той стороны. Сквозь облака проглядывало то же самое солнышко. Также пели птички. Никакой особой разницы, кроме… ощущения какой-то легкости, радостной новизны.

Теперь он был Тут!

Тропинка сначала вела вниз с холма, затем она стала петлять среди деревьев. Лес с этой стороны был значительно чище и проходимей. Белые стволы деревьев, казалось, наполняли пространство дополнительным светом. Тропинка стала шире и превратилась в достаточно широкую дорожку, через какое-то время она, как и говорил Зураб, вывела его на высокий берег. Внизу, метрах в 100 протекала река. За всю свою жизнь Сева видел только городские реки с каменными набережными, созерцание «дикой» природы поразило его своей простотой и величием. Лёд уже почти весь сошёл, только по краям у берегов ещё оставалась наледь. Мощное шумное течение воды завораживало. Ширина реки в этом месте была порядка 500 метров. На той стороне, внизу открывалась ровная низина, местами залитая водой. Тут и там проглядывали островки, поросшие невысокими раскидистыми кустами.

Оглядевшись по сторонам, Сева обнаружил неподалеку небольшой домик и отправился в его сторону. Это было шестигранное строение с невысокой конусообразной крышей. Сам дом был деревянный, а крыша, представляла собой цельный кусок пластика. Дверь снаружи была закрыта на нехитрую задвижку. Сева открыл её и вошёл.

Пространство внутри было организовано очень просто. Площадь домика была небольшая, не более метров 40. Вдоль стен справа стояли широкие лавки, на которых стопками лежали несколько тонких матрацев, подушки и одеяла. Слева была устроена кухня: мойка, стол, на котором был чайник, плитка, кое-какая посуда, небольшой холодильник. Посреди дома стоял большой круглый стол, а под ним – с десяток небольших скамеечек. Сразу за дверью слева Сева к своему большому удовольствию обнаружил комфортный, но весьма примитивно утроенный туалет, душа не было. В доме было тепло. В небольшие окошки в каждой из стен проникало достаточно света.

Все выглядело как-то очень архаично и вместе с тем очень по-домашнему. Сева положил на стол свой заплечный мешок и прошелся по дому, пощупал утварь, заглянул в холодильник. Там была какая-то еда в странных контейнерах, содержание которых было сложно определить. Чайник был самый обычный, и Сева согрел себе воды. Рядом на подносе стояло несколько кружек и кофе в большой банке, на которой были начертаны какие-то незнакомые знаки. Сева насыпал себе пару ложек в чашку и залил кипятком. Вкус кофе оказался совершенно необыкновенным, видимо, из-за воды, большой стоячий бак с которой размещался тут же, между кухней и туалетом.

Сева присел к столу. Только сейчас он осознал, что был полностью отключен от всех своих инфоканалов. Он обнаружил себя в полной информационной пустоте, и этот факт как-то совсем не смутил его. Хотя он никак не мог понять, чем он мог бы себя занять всё то время, которое ему предстояло провести тут в ожидании встречи, ему пришло в голову, что в конце концов можно будет выйти на прогулку.

Выпив несколько глотков кофе, он стянул с себя комбинезон и присел на одну из широких лавок справа от входа. Усталость вдруг дала себя знать. Сева ощутил, что его буквально валит в сон, глаза закрывались сами собой. Он постелил на лавку один из матрацев, взял из стопки подушку и пару мягких хлопковых пледов. Затем он упал на это скромное ложе и практически сразу выключился.

Сон его поначалу был сумбурный и неровный. Он то рвался куда-то вперёд, продираясь сквозь какие-то «тернии», то бежал, то плыл, наконец, оторвался от земли и полетел. Полет удавался ему очень хорошо. Он взмывал ввысь, бросался к земле и у самой поверхности, сделав резкий вираж, долго летел, раскинув руки в стороны подобно крыльям, над самой землёй. Так он забавлялся ещё некоторое время, пока не провалился полностью куда-то глубоко-глубоко, где не было ничего.

Когда Сева очнулся, за окнами уже почти стемнело, и в доме было сумрачно, свет исходил от одного единственного излучателя над столом. Некоторое время Сева приходил в себя, вспоминая, где он, и как сюда попал. Затем он сел на своем нехитром ложе и огляделся. За столом сидели два человека. Казалось, они даже не обратили внимания на Севу. Они молчали, глядя перед собой на центр стола. Перед каждым из них на столе стояла кружка. Одеты они были в светлые костюмы и светлую обувь.

– Здравствуйте! – обрадовался Сева. Но как только он это сказал, им вдруг овладел страх: люди, которые сидели за столом и которых он видел впервые в жизни, могли быть кем угодно.

– Не надо так думать, – сказал один из людей тихим мягким голосом. – Мы свои. Мы пришли за тобой. Ты Севастьян Спрыгин. Сюда тебя отправил Михеич, и привел Зураб. Утром ты пришёл сюда по трубе. Мы ждали, пока ты проснёшься. Хочешь есть?

Сева поднялся и подошёл к столу. Тут он смог разглядеть «своих» получше. Это были мужчина и женщина. У мужчины была средних размеров седеющая борода и тщательно зачёсанные назад волосы. На вид ему было лет 50. Он был одет в светлую куртку, под которой виднелась такого же цвета рубаха. Женщина, судя по всему, была его ровесницей, русые волосы её были собраны в пучок на затылке, и, хотя кожа лица и рук была ровной и гладкой, по всему было видно, что она уже не слишком молода. Сева слегка поклонился и присел на одну из табуреток.

– Даже не знаю, – признался он, – я с раннего утра ничего не ел, только пил вашу воду, очень вкусная вода. По идее, стоило бы что-то поесть, но, наверное, для начала лучше просто попить.

Женщина кивнула, встала из-за стола и принесла с кухни полную чашку.

– Вот, – предложила она. – Это наш чай. Из местных трав.

Чай был достаточно тёплый, но не обжигал. Сева, едва лишь попробовав его, жадно выпил всю кружку большими глотками. Это был необычайно приятный напиток. Вкус его был слегка пряный, но не приторный, никакой сладости в нём не было. И между тем остановиться было невозможно, его хотелось пить ещё и ещё.

– Пока достаточно, – прокомментировала дама Севин порыв повторить сей приятный опыт. – Пусть он усвоится. Сейчас сам почувствуешь.

Прошла минута. Все молчали, и Сева молчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Действительно, очень скоро им овладело какое-то внутреннее спокойствие. Тревога полностью оставила его, равно как и суета. Поначалу он собирался задавать вопросы, делиться впечатлениями, ему хотелось какого-то движения и диалога. Но буквально после первой чашки чая он ощутил какую-то кристальную тишину внутри себя. Вглядываться, вслушиваться в неё вдруг показалось ему очень полезным и важным занятием. Ничего подобного никогда с ним раньше не случалось; ум его прежде всегда был занят каким-то непрекращающимся внутренним диалогом, а внимание почти постоянно было отвлечено инфоканалами или какой-то коммуникацией. Сейчас же, в обществе этих двух людей, он совершенно неожиданно для себя ощутил удовольствие от простого пребывания в тишине. Состояние это было, однако, очень хрупким, нестабильным, и Сева боялся даже пошевельнуться, чтобы не «спугнуть» его.

– Когда ум выключается, – тихо прокомментировал мужчина, – всё меняется. Постепенно привыкнешь. Старайся думать поменьше ерунды. Тебя все хорошо слышат.

– Простите, – начал было Сева. Ему вдруг показалось необходимым уточнить, что конкретно он называл «ерундой» и что конкретно «слышат все», но вдруг осекся. Ответ прозвучал внутри него как бы сам собой. Не называя этого всего, он вдруг понял до предела прозрачно, о чём шла речь. И замолчал.

Тут эти люди подняли глаза от середины стола, на которой были сконцентрированы все это время, и внимательно посмотрели прямо на Севу. Взгляды их были удивительно добрыми, наполненными какой-то нежности и принятия, они как бы гладили Севу своими взглядами. Было такое ощущение, что взгляды эти исходят откуда-то из непонятной глубины их самих и беспрепятственно проникают в самую глубину Севиного существа, туда, куда сам он боялся даже посмотреть. Сева почувствовал себя как на рентгене. Они смотрели на него секунду или две и, казалось, чего-то ждали. Но Сева не мог понять, что от него требуется. Он посмотрел на мужчину, потом на женщину…

– Меня зовут Лика, – проговорила женщина. – Я буду помогать тебе ориентироваться в нашем жизненном пространстве.

– Я – Роберт, – представился мужчина. – Я буду отвечать на все твои вопросы до тех пор, пока они не кончатся. Мы – сотрудники карантинной группы. Мы помогаем прибывшим войти в курс дела.

– Значит, – решился уточнить Сева, – спрашивать можно? Всё, что угодно?

– Да. Но для этого не обязательно говорить. Скоро ты поймёшь это.

– Я кажется… – начал было Сева и замолчал. Он вдруг понял, что лишние слова не нужны. Он молча кивнул.

Роберт продолжал внимательно смотреть на Севу. И вдруг он улыбнулся.

– Не бойся, – подбодрил он Севу. – Просто ты попал в среду, где все слышат всё. Ваша проблема там в том, что вы не слышите всего, что вокруг вас происходит. А тут это обычное дело. Постепенно ты и сам научишься. У тебя уже неплохо получается. Моя задача состоит как раз в том, чтобы озвучивать для тебя то, чего ты пока не слышишь.

– Да, с нами можно на «ты», – сказала вдруг Лика.

Сева вздрогнул. Пока он слушал Роберта, он пытался решить, как правильно обращаться к ним, особенно с учётом его и их явной разницы в возрасте. Там, раньше, к людям заметно старше себя Сева привык относиться на «вы».

– Роберту 74 года, – уточнила Лика. – А мне 72. Мы неплохо сохранились, правда?

Это было ровно то, что Сева хотел бы, но боялся услышать. Лика улыбнулась:

– А тебе 30, и скоро будет 31. Отметим твой день рождения у нас!

Получалось, что они не только слышат его мысли, но даже думают «быстрее» него, озвучивая то, что он только собирался, но еще не успел подумать. Это было совершенно неожиданное, невыразимое переживание, которое перегружало Севино поле восприятия. Он не понимал, что с этим делать, как ему теперь коммуницировать, и, что показалось ему особенно важным, он вдруг почувствовал свою ущербность: «они могут то, чего не может он, как же так?»

– Скоро привыкнешь, – успокоил Роберт. – Это несложно. Просто у нас все живут так с детства, а там вам даже не говорят, что так можно. Дело в привычке. И немного практики. Сейчас старайся просто думать поменьше. Слушай себя. И тогда ты услышишь нас. А потом ты услышишь всех остальных.

«Хорошо», – подумал Сева. Кивнул и посмотрел в центр стола. Он старательно старался «услышать», о чём они думают. Но ничего не получалось.

– Будем двигаться, – предложила Лика. Сева даже не успел понять, сказала ли она это вслух.

Роберт встал из-за стола, и Сева тоже.

Лика открыла шкаф справа от входа, который утром он даже не приметил, достала оттуда светлую куртку с капюшоном вроде той, которую носил Роберт и протянула Севе. Она была сделана из холщовой ткани, очень мягкая на ощупь. Внутри оказалась согревающая подкладка. Едва лишь Сева одел её, он почувствовал себя очень комфортно, казалось, что он проходил в ней всю жизнь.

– Нужно навести порядок, – попросила Лика, указывая Севе на оставшиеся после него спальные принадлежности. Сева быстро разложил все их по местам, пока она и Роберт убирали чашки.

Затем Роберт прошел к двери и вышел наружу. Лика кивком головы указала Севе на мешок с его вещами, затем она пропустила Севу вперед и вышла вслед за ним.

Снаружи в нескольких метрах от дома стояла небольшая капсула с полностью прозрачной верхней частью. Она была практически круглой по форме, метра три в диаметре. Никаких колес у неё не было, она не стояла на земле, а висела над ней сантиметрах в 30 от поверхности. Роберт коснулся борта, часть его опустилась, превратившись в лесенку. Они поднялись внутрь.

Внутри капсулы был большой круглый диван. Все трое комфортно устроились на нём, борт-лесенка поднялся и закрыл проём входа. Роберт включил навигацию. Не издав ни звука, капсула пришла в движение. Она приподнялась над землёй метра на полтора-два и заскользила. Облетев дом, они заскользили вниз к реке.

– Там много чего нет, – прокомментировал Роберт, наблюдая за ходом мыслей Севы. – Им мешает материализм. Они всё ещё верят, что весь мир состоит из плотных форм. Мы считаем иначе.

– Здесь нет никакой энергоустановки, – пояснила Лика Севину мысль о принципе работы капсулы. – Всё дело в магнитном поле планеты. Мы просто научились использовать это поле более эффективно. Нам нет необходимости преобразовывать его в какую-либо форму топлива, даже в электрическую, это только снижает эффективность.

– Мы называем их «планеры», – объяснил Роберт. – А магнитное поле мы называем «планетарным планом». На Марс на этом лететь нельзя, и даже на Луну. Всё это работает только внизу. То есть на планетарном уровне. Наверху всё это не работает, точнее, работает не так. Выше, там – уже солнечный уровень, или «астральный». Переход с астрального плана на планетарный называется «вниз», а наоборот – «наверх». Магнитное поле это элемент нижнего плана, потому что тут есть тело планеты, которое структурирует астральные токи. Использование астрального тока напрямую – это верхние технологии. Там работают другие принципы.

Между тем планер достиг середины реки и двигался метрах в пяти над ней вверх по течению. Скорость была достаточно большая, хотя внутри она почти не ощущалась. Поначалу, голова у Севы слегка закружилась, однако достаточно быстро они привык к ощущению планирования.

– Да, это вполне безопасно, – подтвердила его ожидания Лика. – Сам принцип взаимодействия магнита планера с нижним полем исключает возможность падения. Да, выше можно. Но есть предел. Там конфигурация нижнего поля уже другая. Для высотных перемещений нужна немного иная конструкция планера. Этот локальный, его преимущество как раз в том, что при небольших размерах можно быстро добраться в любую точку. А высотные планеры больше зависят от конфигураций силовых линий нижнего плана.

Сева поглядел наружу. Сумерки сгущались, но кое-какие очертания окружающего мира ещё угадывались в полутьме.

– Река называется Ока, – ответил Роберт. – До того, что у вас называют ВЭР, тут было много городов, но постепенно все кто хотел, перебрались в мегаполисы, в Москву, в Новгород, во Владимир. У вас они теперь иначе называются. А тут жизнь почти стихла. Сегодня это всё наше.

– Нас много, комунны есть по всей планете, где-то их больше, где-то меньше. Об этом ты узнаешь на карантине. В этом регионе у нас в основном карантинные базы и научные центры. На юге в основном поля, сады: хозгруппы. Ближе к Уралу – инженерные группы, производство. Дальше на восток огромный научный полигон. Это, конечно, всё очень условно, у нас каждый может жить где хочет и делать что ему нравится. Ограничений нет. Хочешь быть инженером на юге, можно и так.

– Конечно, – улыбнулась Лика, отвечая на очередную Севину мысль, – если ты не хочешь ничего делать, то можно и так. Но так не бывает. Всё равно ты что-то делаешь. У нас люди ценят своё время. Каждый стремится быть полезным другим. Вопрос только в твоей предрасположенности, к чему у тебя лежит сердце. Мы все заняты решением общих вопросов. И при этом каждый ещё делает какое-то своё дело.

– Да, уже скоро, смотри, – Роберт указал рукой вперёд и влево по ходу их движения. Там Сева разглядел тусклое свечение. Река ушла вправо, и капсула летела над землёй на высоте метров 7 или 10, слева потянулся лес, справа – местами залитые водой низины. Через несколько минут справа снова показалась река, но капсула свернула налево и, маневрируя между деревьями, подлетела к освещённой площадке. Сделав небольшой полукруг и плавно снизившись, она остановилась над небольшой площадкой. Отрылся трап и все трое вышли наружу.

На площадке, где они запарковались, стояло ещё несколько похожих капсул, побольше и поменьше, различной формы и конфигурации. Все они «висели» над землёй на небольшом расстоянии от поверхности. От «парковки» вверх шла выложенная камнем дорожка, по сторонам от неё росли кусты и деревья, кое-где лежали кучки недотаявшего снега. Метрах в 100 впереди виднелись постройки, среди которых на некотором отдалении выделялся сравнительно большой прозрачный купол, блестящий снаружи и как бы наполненный изнутри неясным свечением. Рядом с ним располагалось несколько куполов поменьше, а также тут было ещё несколько домиков различной конфигурации. Некоторые выглядели очень архаично, другие имели причудливые очертания. Между всеми постройками виднелись дорожки, освещённые излучателями, но света была очень немного, и Сева никак не мог различить все детали посёлка.

– Ну, Севастьян! – Радостно и многозначительно проговорил Роберт, тепло улыбаясь своими глубокими глазами, – добро пожаловать. Эта община называется «Луговая». Тут главный карантинный центр Поволжской группы.

Сева стоял в нерешительности, разглядывая издалека открывающиеся перед ним перспективы сельской жизни. Это было совершенно не похоже на то, как раньше он себе представлял. Впрочем, он никак особо и не представлял себе этого, но то, что он видел, пока никак не вписывалось в его представления о жизни.

– Пойдём, друг, – Лика обняла Севу за плечи. – Не бойся. Тебе тут все будут рады. И тебе тут понравится.

– Старайся меньше бояться, – порекомендовал Роберт с улыбкой. —А то собаки будут над тобой смеяться. Да и люди не поймут. Страх – это очень нелепая эмоция. Преодолеть страх – это твоя главная задача на карантине. Чем раньше ты с этим справишься, тем быстрее тебе всё станет понятно.

Сева глубоко вздохнул чистым, свежим воздухом и кивнул. Они пошли вверх по дорожке в сторону большого купола.

Знакомство

Первым делом Севу повели в столовую. Она располагалась в небольшом купольном строении ниже по склону от большого купола. Примерно половина помещения была отведена под кухню, вторая половина была заставлена длинными узкими столами. На кухне несколько человек занимались приготовлением еды и выкладывали её на прилавки, которые отделяли кухню от столовой. Все желающие подходили к ним с небольшими подносами, в которых было выдавлено несколько лунок, и накладывали себе сколько и чего хотели. Никакой кассы, никаких роботов-официантов Сева тут не обнаружил, как не нашёл он и меню.

Лика и Роберт показали Севе, где брать поднос и каких блюд сегодня можно отведать. Еда была не очень разнообразной: три супа, четыре основных блюда, три гарнира, напитки. На вид и запах всё это выглядело очень аппетитно, и Сева, успевший, наконец, почувствовать голод, налил себе черпак грибной похлебки, положил овощные оладьи с гарниром из полбы, обильно полил всё это грибным соусом (который тут называли «подливой») и взял себе большую кружку ягодного морса.

Практически все эти блюда были для Севы совершенно незнакомы, никогда раньше он не ел ничего подобного. Особенное впечатление произвел на него грибной суп. Лика пояснила, что грибы самых разных сортов они заготавливают сами летом и их хватает на всю общину на всю зиму. Густая похлёбка была сварена из сушеных белых грибов, а для соуса к котлетам использовали заранее отваренные и замороженные опята. Овощи для котлет росли в местных парниках круглый год. Ягодный морс готовился из концентрата ягод, затёртых на меду, с добавками свежих и сушёных трав. Весь свой обед Сева поглотил моментально. Его искренне восхищал вкус этих простых блюд и их удивительная сытность. Ничего подобного там он никогда не ел, и ему даже не с чем было сравнить то ощущение иного качества, иной сути, которым обладала эта еда по сравнению с тамошней.

Пока они обедали за одним из длинных столов, Сева совершенно не обращал внимания на то, что происходило вокруг. А между тем, за это время количество людей в столовой резко увеличилось, и Сева сделался объектом всеобщего любопытства. Конечно, заметить это по каким-то внешним признакам было почти невозможно, но многих из присутствующих умиляла искренность Севиного восторга от здешней стряпни и от этого многие из них улыбались.

– Повара благодарят тебя за твой восторг, – сообщила Лика, когда Сева допил морс. – Им очень приятно, что они доставили тебе такое удовольствие.

Сева смутился. Он совсем было позабыл, что тут все слышат всё. Но Лика подбодрила его:

– Не смущайся, наоборот. Живые искренние эмоции – это самое лучшее, чем ты можешь всех отблагодарить. Мы все уже привыкли к нашей еде, для нас это норма. А твой живой восторг поистине бесценен.

На этих словах Сева встал, повернулся в сторону работающих на кухне людей и поклонившись, громко сказал:

– Сердечно благодарю.

Этот его порыв оценили почти все присутствующие и по столовой пронёсся одобрительный шорох. Многие весело, тепло и по-доброму глядели на Севу.

Сейчас только он рассмотрел тех, кто тут был, тщательнее. Почти все они были одеты в холщовую одежду, вроде той, что была у Лики и Роберта. У некоторых рубахи и длинные сарафаны были расшиты хитрыми узорами, они различались также и фасонами. Но во всём этом чувствовался некий единый стиль, который хотя и казался несколько монотонным, был весьма изысканным по сравнению с тем броским и кичливым многообразием форм и форматов спецкостюмов, к которым его глаз привык там.

– Это лён, – объяснила Лика. – Тут у нас почти все его носят и многие сделали свои костюмы сами. Летом мы организуем артели, и каждый может не просто нашить себе одежды, но также и пройти весь путь от посева льна, потом жатвы, производства волокна, прядения, изготовления ткани…

– Ого, – удивился Сева. – И всё это – сами? Без роботов?

– Конечно, мы используем некоторые машины. Но мы считаем, что нет нужды доверять столь приятный во всех отношениях процесс роботам. Ведь это настоящее удовольствие.

– Здорово! – восхитился Сева. – Я бы тоже хотел попробовать!

Эта его эмоциональная реакция вновь не осталась без всеобщего одобрения. Многие снова заулыбались и понимающе кивали головами.

Сева смутился от того, что неожиданно оказался центром всеобщего внимания. Когда он работал в телетрансляторе, этот процесс был опосредован. В студии, где его снимали, он имел дело только с 10-15 коллегами, которые хорошо и давно его знали, а все его рейтинги и пользовательские реакции были как бы побочным явлением, возникали «где-то там». Даже на живых эфирах он никогда не взаимодействовал со зрителями напрямую, это всегда делал за него отдел обратной связи. И, кроме того, там он просто отрабатывал сценарий; объектом обратной связи становились не его личные чувства, мысли, эмоции, а заранее прописанные сценарной группой триггеры, обёрнутые в его сценический образ, которые и цепляли целевую аудиторию трансляций.

Тут же всё было иное. Сева ощущал неподдельный интерес к себе не как к картинке на экране, а как личности, наделённой персональными человеческими качествами. Ему не приходилось ничего из себя выжимать или как-то кривить душой, он просто проявлял спонтанно искренние чувства, и именно их все окружающие принимали позитивно и одобрительно. Такого с Севой раньше не было никогда. Даже с самыми близкими друзьями, даже со своими многочисленными подружками он всегда играл роль, зная при этом, что и те также играют свои по отношению к нему.

– Скоро это станет нормой, – прокомментировала Лика. – Многие тут прошли через это, потому что многие тут – тоже пришли оттуда. А те, кто родились здесь, для них вообще не понятно, как может быть иначе, потому что они с первых секунд жизни окружены общим полем. Но в «Луговой» таких немного.

До Севы начало постепенно доходить, что все его мысли, чувства, эмоции являются всеобщим достоянием. Это смутило его. Он был не готов к такой прозрачности. Ему бы хотелось иметь какое-то неприкосновенное внутреннее пространство, куда никто не может влезть своим вниманием.