
Полная версия
Минимальное воздействие. Книга 4
– Ты говори, да не заговаривайся! – Атаман вскинул голову. – Донские казаки честно служат. И жизнью, между прочим, рискуют постоянно за царя и отечество!
– Да ты не вскакивай так, тут все свои. Никто никого обижать не думает. Мы же тему ту не просто так обсуждаем. Я просто говорю, что, если посольство Владимира будет хоть в малейшей степени удачным, на что все искренне рассчитывают, то царь финансирование ежегодное для казаков может ведь и сократить! А оно вам надо?
– Пётр ведь армию перестраивает. Ему время и деньги для того и нужны. А казаки, как лёгкая кавалерия или драгуны, переучиваться явно не собираются. И так сами-с-усами. – Костик вставил свои пять копеек в обсуждение. – В лучшем случае, как дозорные или трофейные команды можно их будет применять. Против тяжёлой османской или польской конницы они не пляшут. Без обид, Вань!
– Ну и пулемётов пока тут нет, так что лихие фланговые и тыловые конные удары никто не отменял.
– Это верно. Но ты же помнишь, как шведы воюют. Им сейчас, что артиллерия, что конница в полевом сражении нафиг не упёрлись. Пехота – царица полей.
– Это в Европе. А ты по степи потопай.
– Ну да, своя тут специфика. – Согласился Серёга. – Но это темы сильно не меняет. Деньги! Где деньги брать будем? И как сделать так, чтобы казаки вошли в тему новой армии без потерь в качестве и в мотивации? Если это сейчас на самотёк пустить, думаю с будущими Азовскими походами будут проблемы.
– Серый, ты когда успел так натаскаться по стратегии и тактике?
– Я ж говорю, всё дело в деньгах! Жадный я очень!
Возникла секундная пауза, после чего рвануло общим хохотом. Серёга про свою жадность сказал так пафосно и принял потом ещё позу Наполеона со взглядом куда-то вдаль. Видать горы золота там где-то увидал.
Костик аж всплакнул.
Как проржались, вернулись снова к насущному. Тема всё-таки была серьёзная. Может перемирие-то это и не нужно вовсе? Пусть себе казаки на татарах молодняк тренируют. В тонусе опять-таки держатся. И денег из казны худо-бедно, но капает!
– На летних манёврах под Преображенским Пётр серьёзные вопросы решать будет. В том числе и по коннице. – Попов не сильно приоткрывал военные тайны, но тут и так все свои были. – Шведская пехота ему тоже спокойно спать не даёт. Как побеждать малыми силами, Пётр ещё до конца не понимает. В Европе воюют больше числом, чем умением. Хотя вся эта муштра и передвижение разноцветных солдатиков под барабанный бой и трубы себя сейчас и оправдывает, в связи с небольшим охватом применения полевой артиллерии. Но скоро уже и разрозненный строй будут применять. А там и конница опять в силу войдёт. Лошадей у нас не так, чтобы и много. И хиленькие почти все, не дестриеры рыцарские. А потому лёгкая конница видимо будет основным и ударным, и тактическим инструментом ещё долгие годы. Так что Серёга, твои рассуждения про казачков верны лишь отчасти. В новом строе есть им место. К летним манёврам с Дона будут тысяч пять конных званны. Потому и Иван со мной в Азов в этот раз не поплывёт.
Все посмотрели на атамана. Тот подтверждающе кивнул головой.
– А деньги?
– А вот с деньгами, как обычно, жопа! – Попов хлопнул Серёгу по плечу. – Но ты же в тельняшке, прорвёшься!
ВДВшник с удивлением и одновременно с обидой посмотрел на начштаба. Где та его тельняшка-то? Там осталась! Но потом до него дошло.
– Чё, прям можно идти и брать?
– Нет ну не прям «брать», конечно. Так-то хрен тебе просто так кто отдаст. – Все опять заулыбались, представив себе такую идеальную картину. – Но работать можно. Брат Ворфоломей со своими орлами уже по Варшаве и по Кракову тему пробил. Там можно прям лопатой грести. Отец-Провинциал Речи Посполитой аж ножкой дёргает уже, Костика там ожидаючи! Так ручки его иезуитские и чешутся отсыпать вам с горкой. Не обляпайтесь там только! – И взгляд Попова из озорного вдруг стал серьёзным. – Шмель! – Костик подобрался, услышав позывной. Теперь шутки в сторону. – Работа тонкая, надо сделать тихо и нежно. Не мне тебя учить. Серёга тебя тут с приданым ждать будет! – Все обернулись на засмущавшегося парня. – Ему ещё невесту под венец вести. А он жадный до денег очень! – Глядя на покрасневшего Серёгу не пошутить в конце не смог.
– Ну чё ты прям! Может и мне с Костиком?
– Нефиг! Ты у нас в казначействе главный, вот и рули деньгами. Хватит уже тебе Азовской вылазки. Чуть не помер ведь! Уж больно по-гусарски иногда ведёшь себя. Как пацан малолетний. Может и правда женить тебя поскорее. Хоть остепенишься чуток.
– А вот и женюсь! – Серёга голову вскинул. И уже тише, как бы про себя, добавил. – А то мало ли что!
– Я те дам, мало ли! Отставить пессимизм! Работа у нас такая, Родину защищать! И нехер мне тут сопли разводить! А свадьбу мы вам ещё сыграть успеем. Подождёт твоя Ульянка. Тоже не дура она у тебя, слава Богу! Да и отсутствие венчания вас вроде и не ограничивает уже давно ни в чём!
Все опять заулыбались. Ходили слухи про то, что в доме у Серёги слуги по утрам и вечерам уши себе затыкают, дабы не смущаться от криков и стонов разных. И не от пыток то вовсе, а даже наоборот. Молодые так развлекались.
И Серёга опять покраснел. Но глаза уже опускать не стал. Пусть завидуют! И вместе со всеми опять улыбнулся.
…
Ибрагим со Славиком успели вернуться из Тулы как раз перед самым отходом посольства Попова. И Данилу в Москву привезли. Помытого и побритого. И трезвого.
Накрытый тряпкой агрегат стоял посреди стола и интриговал одним своим видом. Магазин сверху был не пристёгнут, и поэтому контуры оружия были непонятные.
– Ну давай, Гудини, что там за фокусы привёз? – Попов уселся за стол в ожидании презентации.
Утром он уже успел поговорить и с Ибрагимом, и с Данилой. Парень вроде действительно пришёл наконец-то в себя и смущаясь, но всё ещё с горящим взором, отвечал на вопросы товарищей. Обнялись. Помолчали.
И вот теперь сидели всем штабом опять в доме Владимира. Ибрагим настоял на полном собрании. Вопрос, говорит, важный!
– Я тут это… Короче вот. – И Данила стянул тряпку с аппарата.
– Нихренасе! Как из «Хищника» косилка? – Серёга аж присвистнул.
– Гиперболоид? – Илья тоже слегка прифигел от вида футуристичной конструкции.
– Вулкан? – Костик уже понял, что за восьмиствольный агрегат стоит перед ними, но решил поддержать этот флэшмоб неузнавания.
– Картечница Гатлинга. – Тихо проговорил мастер, но посмотрев на смеющиеся глаза друзей, понял, что над ним просто издеваются. – Да ну вас, блин! – Он махнул рукой и слегка улыбнулся. Первый раз за последний месяц.
– Тестировали уже? – это уже Попов. Восторг от первого взгляда уже слегка поутих и пришла задумчивость.
– Угу. – Данила тяжело вздохнул.
– И чё вздыхаем так тяжко? Не работает чтоль?
– Работает. Чё бы ей не работать-то? – Мастер даже слегка возмутился такому недоверию. – Патроны только жрёт, как не в себя. Там с капсюлями всё сложно. Считай каждый патрон вручную собирал. Я их мало сделал. Да ещё этот дымарь. Стволы чистить потом заколебёшься.
– Мдааа… И это за месяц всего?
– Не, ну так-то я уже почти полгода её собирал. Тут вот ускориться решил. – И Данила опять замолчал. Причину такого его ускорения все и так понимали.
– А мало патронов – это сколько? – осторожно поинтересовался Иван.
– Ну… тысяча.
– Скоко? – Теперь уже все хором присвистнули.
– Да чё там! Так. На один бой. Потом вон ребята приехали уже. Больше не успел.
– Дробь?
– Ну, там пополам. Есть ещё зажигательные, но всего штук триста.
– Мы три подводы с этими ящиками из Тулы сюда пёрли. – Ибрагим не разделял общего энтузиазма от новой игрушки. Явно же, что проблемы будут с её применением.
И, глядя на кислое выражение лица Ибрагима, все вдруг тоже задумались о последствиях применения такого оружия в этом мире.
– Вот тебе и минимальное воздействие! Прогрессоры, мать вашу! – Вася тоже быстро сложил два и два. – И чё нам с этим делать теперь?
– Ну, не выкидывать же! – По лицу Костика прокатилась волна эмоций от обожания до тревоги за любимую игрушку, которую эти злые дяди готовы вот-вот у него отобрать. – Не отдам!
– В тыл врага не потащим! – Попов сразу обрубил сладкие мысли Костика. Будет у нас, как оружие последнего шанса. И так вон револьверы эти у всех уже почти торчат. Того и гляди царь узнает. Потом не отбрешемся. А тут эта… Короче, я за то, чтобы схоронить до поры, до времени. Не сейчас такое миру показывать точно.
– Но ведь старался Данила-то, – Костик попытался крайний аргумент применить. – Чё сразу на полку-то класть? Дайте хоть …
– Мы все стараемся, – перебил его Попов. И так было ясно, что этот маньяк ещё всем мозг вынесет. Хлебом не корми – дай поубивать врагов из новой игрушки. – Шмель! У тебя задание важное. Вот вернёшься, тогда и обсудим. А пока предлагаю голосовать.
Через две минуты, дождавшись нехотя поднятой руки Костика, решение было принято единогласно.
И потом раздался снова голос Данилы:
– А гранаты брать будете?
…
Сашка Меншиков ехал из Переславля в Преображенское с бумагами для Ромодановского. Нет, вестовым он вовсе не подрабатывал. Просто с оказией бумаги те вёз. Так-то задачу ему Пётр поставил совсем другую.
Намечавшиеся на июнь-июль большие манёвры для слаживания и оттачивания взаимодействия разных видов войск обеспечили сильную головную боль для кучи чиновников и служивых людей. После того, как Нина Быстрова ещё полгода назад провела жёсткий аудит всей системы поставок в армию, в Воинском приказе на время установилось шаткое затишье. Все ждали реакции царя на выявленные нарушения.
Фёдор Головин ходил мрачнее тучи, всем своим видом подтверждая скорый трындец всем выявленным казнокрадам и мздоимцам. Его названный сын Василий в Сыскном приказе работал почти целыми сутками, выискивая всё новые эпизоды по фактам хищений и вредительства. Глава Сыскного приказа боярин Стрешнев, разбирая предоставленные Василием улики, скрипя сердцем вынужден был соглашаться с переводом некоторых участников процесса из свидетелей в главные обвиняемые. Не взирая на громкие фамилии.
К маю удалось более-менее согласовать с государем список на выбывание. Пятнадцать особо выдающихся деятелей невидимого фронта были приговорены к казни через отрубание голов. При этом трактовка обвинения «за измену и вредительство в пользу иностранных держав» отпугивала всех желающих походатайствовать перед царём за их помилование. Даже родственники, далеко не самые последние аристократы в родах, и те побоялись сунуться с челобитными. Быть обвинённым в государственной измене и по тем временам считалось несмываемым позором не только для самого злодея, но и для всего его рода. И если после казни имущество изменников отходило в государеву казну, то ближайших родственников могли и в какой-нибудь сибирский Берёзов отправить комаров кормить до конца жизни. Семя Иудово выжигали вот так непритязательно и сурово.
Выбирали наказания вдумчиво. Всё та же проклятая политика кадрового голода и потребность удержать наиболее влиятельные рода в повиновении царской власти накладывали свои ограничения на желание Петра, поотрубать всем этим тварям бошки!
Ещё почти двести шестьдесят казнокрадов, прямо или косвенно бывших инициаторами или участниками цепочки хищений, удостоились личной аудиенции с Фёдором Юрьевичем Ромодановским и Василием Головиным.
Работы было много. Слава Богу, организованной преступности в России тогда не существовало. Если, конечно, не принимать во внимание круговою поруку дворянских родов и высшей аристократии. Но никакой системы или действенных механизмов сопротивления исполнительной власти, как это было выработано гораздо позднее в той же итальянской мафии, выработано ими ещё не было. Каждый из обвиняемых пел на дыбе соло. Продажных адвокатов не предусматривалось. Зато, как чуть позже подтвердилось, были продажные судьи.
Но перевод дел из разряда уголовных в разряд госизмены практически развязывал руки дознавателям Сыскного приказа на используемые методы дознания. В таких делах и гражданский суд, и военный трибунал не работали. Только прямая подсудность государю и его воле.
Вот последние решения государя, вечно занятого на Плещеевом озере с корабелами, Сашка и вёз Ромодановскому в Преображенский приказ для передачи лично в руки.
…
Попаданцы ещё в начале года долго спорили, будет ли отжатие имущества у некоторых фигурантов намечающихся крупных дел в пользу Мафии проявлением коррупции? Если при рассмотрении похожих дел о хищениях государственной собственности в других приказах у ребят даже сомнений не возникало в своей роли санитаров экономики страны, то при работе с Воинским приказом, когда речь зашла о прямой угрозе обороноспособности государства, наживаться на отмазывании виновников таких преступлений некоторые из них посчитали недопустимым.
Особенно лютовал «праведник» Данила Лосев. Его призывы к совести и чести даже какое-то время отвлекали всех от текущей работы. Пока Наталья в феврале не поговорила с ним на тему разницы в менталитете эпохи.
Для местного населения действительно ещё не существовало такого масштабного понятия, как отечество. То есть оно конечно было, и смутное время показало некие зачатки народного единства в отношении России, как единого многонационального государства. Но для Российских казнокрадов воровать у приютов или у армии – было без разницы. Чиновники, получавшие доступ к государственному бюджету, рассматривали его, как часть своей кормовой базы, не взирая на конечного получателя этих средств. Отсюда и должное, с точки зрения большинства попаданцев, одинаковое отношение к ворам, подрывающим, с точки зрения попаданца Лосева, обороноспособность страны, и к ворам, выстраивающим сложную систему мздоимства и завышения себестоимости при поставках в различные госучреждения. Да, возможно, последствия их действий будут для государства разные. Но сам факт хищения у армии их в разряд элиты воровского мира не определял. И те, и те – просто жулики. А следовательно, мстить им как-то по-особому, брезгуя экспроприировать нечестно нажитое многовековым трудом их рода, есть глупость и расточительство.
Но убедила она Данилу ровно до той поры, пока не зашла речь о диверсиях и шпионаже. То есть, если обвиняемые и правда работали на иностранные державы, то разговор с ними будет совсем другим.
Но тут вступала в силу дипломатическая логика того времени. Содержать при дворе иностранного правителя нужного лоббиста интересов зарубежного государства было в эти времена в порядке вещей. И вполне себе официально. Ну, вот так вот! И платили таким «иноагентам» за консультации по международным вопросам вполне открыто. Потому и к Ибрагиму год назад шведы не побоялись подойти с таким предложением. Ведь, формально, они с Россией не находились на тот момент в состоянии войны? Ну и всё!
Поэтому отделить злой умысел именно во вредительстве от банальной жажды лёгких денег была та ещё работёнка. Вот для двенадцати казнённых агрументов «за» так и не нашлось. А для трёх других, которые тоже лишились голов с конфискацией, аргументы такие даже не искали. Эти душегубы у себя в имениях солдатиков десятками хоронили после того, как те умирали у них на бесплатных работах. Два полковника и один генерал. Все трое из числа иноземных наёмников.
…
После того, как Сашка привёз депешу с решением царя Ромодановскому, Фёдор Юрьевич аж зубами заскрежетал.
– Знаешь, что тут писано? – Хотя, глядя на суровый вид Меншикова, наверное, мог бы и не спрашивать.
Сашка кивнул.
Доверять в таких делах большому количеству людей не стоило.
Казнили их быстро и тайно. Сам Ромодановский с Сашкой и отработали. Лично. Ибо слухи о том, что молодой царь Пётр рубит головы прибывшим на его посулы западным военным специалистам, были никому не нужны. Такие слухи ещё больше могли снизить обороноспособность страны, чем весь финансовый урон всех казнокрадов вместе взятых.
И только поздно вечером следующего дня, когда Василий налил Сашке очередной бокал вина и они выпили не чокаясь, руки у Меншикова наконец-то перестали трястись.
…
Томка опять сидела у окна и ждала. Нет, она ведь не дура, понимает прекрасно, кто он, а кто она. Но сердце каждый раз на миг останавливалось, если ей чудилось, что на двор въехала его коляска.
Миша каждый раз приезжал в разное время. «Люди болеют не по расписанию!» А он такой один! Незаменимый!
Ну, да, есть ещё Константин Петрович Шмелёв, который тоже, вроде как, по медицинской части что-то разумеет. Но Миша – это другое. Он дохтур от Бога. Людей с того света вытаскивает. Говорят, – она перекрестилась снова, – даже может и с дьяволом самим договориться, чтобы душу обратно в мир отпустил. Оттого и мрут у него пациенты не часто. Хотя и бывало.
Она вспомнила, как в прошлом году Миша долго хворал душой, от того, что не смог спасти роженицу с ейным младенцем. Корова рогом боднула бабу ту. Вот и преставились оба у него прям на столе операциённом. Уж как убивался, родной! Хотя вроде и муж той бабы претензий к нему не предъявлял никаких. Пока вёз бабу в Коломенское, где тогда Миша как раз был, уже понимал, что дело гиблое. Ну понятно, надеялся, горемышный, что чудо произойдёт. Но не произошло. А Мишенька тогда, говорят, плакал сильно даже. Так тот мужик, как слёзы то те увидал, креститься начал и в ноги Мишеньке упал. Прощения просил, что боярину такое горе по его вине доставил. Вот ведь дурак-человек! А может и не дурак? Зачем было бабу на сносях к брухачей корове подпускать? Так и виноват сам! Бабу с дитём токмо жалко! Вот Мишенька и плакал, грехи этого идиота пред Господом замаливал за невинно убиенных.
На дворе застучали копыта, послышался скрип колёсных рессор и окрик возницы. Коляска затормозила почти перед самыми парадными дверями.
Сердечко девки опять пропустило один удар, и её с окна как ветром сдуло.
Миша вошёл в дом, снимая шляпу и отдавая плащ в руки подбежавшего дворецкого. Ещё не старый Прокопий всегда встречал господ лично, принимая одёжу и предлагая тапки. Тапки у боярыни Пелагеи для всех жителей дома и постоянных гостей были именные. Любила боярыня порядок и теплоту ног.
Томка уже стояла рядом с Дуськой в прихожей, ожидая команды от Прокопия на услужение прибывшим господам. И с тревогой смотрела на Михаила, пытаясь угадать, в каком настроении он приехал.
А Миша скинул плащ и, найдя глазами девку, улыбнулся ей и подмигнул. И у той прям сердце затрепетало, и румянец залил всё лицо и шею.
Уже больше года, как Томка первый раз позволила себе слабость и поддалась на обхождение боярина Михаила Тимофеевича. Так-то девка она свободная и не просватанная. Но от папеньки до сих пор скрывала, что уже и не девка. А то, неровен час, старик или пойдёт к Попову разбираться или кондратий его хватит с горя такого. Хотя сама Томка для себя то за счастье считала. И ждала. Хоть и понимала, что не ровня она ему. Но сердцу не прикажешь!
…
Глава 4
Во дворе дома раздались какие-то крики и шум суеты.
– Сашка, харэ выёживаться! Давай уже сам иди! Хватит на мне виснуть!
– Вася! Ну как так-то? Зачем он меня так? Что я ему сделал-то? – Сашка уже десятый раз задавал эти вопросы и, несмотря на прогрессирующее опьянение, смысл в них так и не поменялся. Ответы Василия он вроде как даже не слышал совсем. Размазывая слёзы и сопли по лицу, периодически икая, Меншиков наконец-то приобрёл устойчивое вертикальное положение и сделал шаг в сторону открывшейся входной двери.
Мишка ещё даже обувь снять не успел, когда на него в прихожей ввалились эти два товарища. Вася при этом виновато развёл руками. И облокотился о стену. Выпил он поменьше, но на ногах тоже стоял с трудом.
– Что случилось? – К гостям вышла Пелагея и с тревогой их осматривала, видимо ожидая увидеть какие-то внешние повреждения.
– Душевная рана! – пробормотал Васька, указав рукой на шатающегося собутыльника. – Вот, лечить привёз. Сам уже не вывожу. Извините. Ик!
– Саша, как же так? – Пелагея всплеснула руками и подошла к парню, который согнулся и начал самозабвенно блевать на пол, поддерживаемый Михаилом за талию. – Миша?
– Не-не-не, я не с ними! Сам только приехал! – Абсолютно трезвый хирург сделал не менее удивлённое лицо. – Вась, чё случилось-то?
– Потом, – Василий приложил палец к губам и смачно его поцеловал, – надо сперва, ик, помыть его. Воняет. – Потом принюхался к своей руке, которую так и держал перед носом. – И мне помыться бы. Со вчерашнего вечера пьём. Ик.
– Так, давайте-ка в баньку быстро. Только натопили. – Пелагея махнула девкам и подхватила сама Сашку под плечо. – Миша, ну чего ты стоишь? С ними пойдёшь. Не мне же их в чувство приводить там!
– Да-да, щас, – разуваться он уже не стал.
Баня была метрах в пятидесяти от главного дома. Вот туда бойцов с зелёным змием и повели. Девки мигом занесли в предбанник чистое бельё и принялись помогать раздевать парней.
Томка, жутко смущаясь, и постоянно поглядывая на Мишу, помогала Дуське снимать с Меншикова заблёванные портки. Когда парни были раздеты догола, Мишка поднёс каждому знаменитый Пелагеин опохмелин, настой на каких-то забористых травках. Глазки у парней вмиг округлились и по телу пробежала судорога, оставив после себя здоровенные мурашки.
– Ну, прям Астерикс с Обеликсом! Встряхнулись? А теперь пошли веничком вас слегка взбодрю. – Мишка прекрасно знал, что пьяным в сильно натопленную баню соваться опасно. Сердце может не выдержать. Но долго истязать там парней он и не собирался.
Быстро пройдясь по тушкам дубовыми ветками и облив их сперва ледяной, а потом уже и тёплой водичкой из вёдер, он добился устойчивого фокуса в обоих глазах пациентов и наконец-то вытащил их обоих в предбанник.
– Парни, я, конечно, врач, но, блин, хирург, а не физиотерапевт. Давайте уже сами чаю себе наливайте. Не-не, Сашка, квас не трогай! Тебя щас с него опять в туман унесёт. На вот горяченького с чабрецом. И сушку погрызи.
– Да всё нормально уже. – Сашка тяжко вздохнул, шмыгнув носом. – Спасибо!
– Немазащто, как казаки Семёнова говорят! – И Мишка сам с удовольствием зажмурившись отпил горячий чай из блюдца. Покатав кипяток по нёбу, он проглотил напиток и открыл глаза. – Ну и что у вас такого произошло?
В бане они были втроём и открытого разговора не опасались.
– Царь Сашку заставил головы ворам рубить. – Васька ляпнул, как есть, без прикрас. А и как такое можно прикрасить?
– В смысле? – Миша даже опустил блюдце на стол, боясь расплескать.
– В прямом. Там три иноземных вора из Воинского приказа в крови наших солдатиков по самые уши были. – Васька продолжал описывать Сашкин диагноз, видя, что сам Меншиков приуныл и пока не настроен сильно откровенничать. – Вот, чтобы сор из избы не выносить и слухи ненужные не распускать, Петр и принял решение их по-тихому убрать. Сам понимаешь, в живых таких тварей оставлять негоже, а доверять дело такое кому? Вот он и доверил Сашке и Ромодановскому. Лично. В тайне.
– Дела-а-а! – Мишка задумчиво почесал гладко выбритый подбородок и посмотрел на Сашку. – Первый раз?
Сашка только молча кивнул.
– Оно тогда понятно.
Помолчали, прихлёбывая чаёк и закусывая свежими баранками.
– Нет, я понимаю, – Сашка наконец-то смог сформулировать то, к чему мысли его вели уже второй день. – Но одно дело, когда мы ему сведения даём какие-то, и он сам уже историю вершит. А тут, когда своими руками…
– Ну, ты ведь, как ни крути, тоже персонаж вполне себе исторический. – Мишка был далёк от теории психоанализа и слабо себе представлял, как он может помочь Сашке мозги на место поставить после такого стресса. – Я когда-то читал, или смотрел, точно не помню, что после подавления стрелецкого бунта в 1698-м ты, вроде, как сам стрельцам там головы рубил на Красной площади. – И замолчал, глядя на расширившиеся глаза Меншикова. Вот ведь ляпнул, хирург!
– Чё?!
– Ну а чё? Время такое! Без страха не доходит у многих слово и дело государево!
– Миш, ты чё такое говоришь-то? – Сашка даже протрезвел ещё немного. – Это ты щас убийства типа оправдываешь? Ты ж это, клятву давал этому, как его, Иппограту!
– Гиппократу. Ну и чё? Я и автомат в руках не только, как палку держал в своё время.
– Да ладно? Пришлось?
– Было дело. – Мишка вспомнил, как отходили с госпиталем из-под Суджи. Пострелял он тогда не много. Но пару раз точно попал. – Издалека.
– А я вот этими вот… – Сашка посмотрел на ладони, будто разглядывая на них пятна крови.
– Первый раз всегда так бывает, – Васька похлопал Меншикова по плечу. – Со временем пройдёт. Ты только в депрессию не впадай. А то я, как тебя увидал, думал кукуха поехала совсем уже. Напугал, чёрт!
– Да я и сам думал.
– Ну, если «думал», видать кукуха недалеко улетела всё-таки, успела вернуться. Стресс – дело такое. Может и хорошо, что Васька тебя напоил сразу. Вроде, как мозги не успели пропитаться шоком.