Серебряные нити Шардена. Пепел и тис

Мы вышли из лавки один за другим – сначала Ирис, потом я, а следом, с задержкой в полшага, Эврен. Воздух снаружи казался слишком лёгким после того, что мы только что видели, и будто нарочно пах… выпечкой? – как насмешка. На улице было тихо, слишком тихо для вечера в таком некультурном районе, как Северные древности. Ирис было открыл рот, но Эврен грубо оборвал его: "Не здесь. Идём"

Он летучей мышью, взметнув полы своего черного пальто, свернул в переулок Дубовых Лестниц, который взялся как будто бы из ниоткуда. Мы молча последовали за ним, тихо оставляя за спиной лавку, как будто она могла взорваться от любого неосторожного, лишнего слова. С каждым шагом становилось темнее, будто мы спускались куда-то, где свет – только воспоминание. Наконец, наше трио остановилось в затхлом дворике, заброшенным и заросшим, за старой мастерской, где когда-то чинили часовые механизмы. Ржавые шестерни валялись в траве, пачкая засохшие осенние травинки – грустное зрелище.

Эврен развернулся. Лицо – как вырезанное из стали, брови сдвинуты – весь его вид кричал о предельной собранности. Черные волосы нещадно трепал ветер, грубо выдирая пряди из собранного низкого хвоста. Он посмотрел на Ириса, потом на меня, и в этих его взглядах не было ни упрёка, ни заботы – только тяжесть. Груз того, чего мы ещё не знали. Он просто смотрел на нас так, как смотрят на будущих соучастников. Боги, лучше бы он начал орать на нас за то, что мы снова себя как-то неправильно повели, чем просто… молчал. В молчании этом крылось намного больше, чем в тысяче сказанных слов. Магистр неожиданно и несдержанно потёр лицо ладонями – кольцо на его пальце насмешливо блеснуло, как бы напоминая, кто сегодня истинный гвоздь программы.

– Это не просто взлом. Это – предательство. – Он выдохнул, как будто это слово жгло язык. – И если я прав…то за этим стоят те, кто носит кольца. Думаю, какие кольца – объяснять не надо.

Слова упали между нами, как кинжал без ножен – с грохотом, разрывая, нарушая привычный ход вещей.

– Кто? Зачем? – Ирис удивлённо поднял брови, переглянувшись со мной. Я лишь молча кивнула, подтверждая слова Магистра.

– Завтра, – кратко отрезал Эврен. – Девять утра. Мой кабинет. Без опозданий. Без лишних слов. Ни с кем. Никаких обсуждений. Пока – молчите.

Магистр сделал три быстрых шага от нас, собираясь уходить, но на полпути вдруг обернулся:

– Мирст. Завтра возьми с собой Эльсу. Со всем, что у неё есть. Скажи – я разрешаю.

Я чуть приподняла бровь.

– Со всем, что у неё есть… с тем, что у неё есть на… Семерых?

– Особенно это. – кивнул Магистр и быстро исчез за поворотом на выходе из дворика, не прощаясь. Ирис тихо присвистнул – мол, "подруга, ну мы и влипли." – я тихо ругнулась в ответ. Пепел, почему снова я! Почему мы просто не можем жить спокойно?

Мы вышли из дворика – Ирис, коротко попрощавшись, свернул на улицу Речной Сетки – его путь лежал на юг, к Кварталу Молчаливых Фонарей. Молчаливые Фонари, или "молчуны" – как ласково прозвали этот район иль-де-вирельцы – полная противоположность Северных Древностей – прекрасный, страшно богатый, зажиточный район. Одним богам известно, как Ирис заработал… или наворовал? себе на домик в этом квартале. А я в душу другу никогда не лезла – захочет, расскажет сам.

Я осталась одна – шагнула на выщербленный камень у края переулка – и тут же почувствовала, как под ногами дрогнуло что-то старое, усталое. Мир за спиной – лавка, ржавые шестерни, слова Эврена, определенно вопиющая дикость происходящего – всё это ещё дрожало в памяти, но улицы Иль-де-Вирела уже тянули в свою вязь, как будто пытались успокоить меня, разложить всё на понятные вещи, якоря для шокированного сознания: ночь, улица, фонарь, лавка.

Я неспешно шла вглубь, в сторону Центрального Кольца – сердца города, где кипела торговля, пахло дорогим табаком, кристальной солью и выпечкой с Туманной площади. Мой дом был в Квартале Старых Перекатов, районе между тремя главными магистралями – улицей Скрипущих Фонарей, Сагровой линией и улицей Ласточек. Здесь жили те, кто умел скрывать свою значимость – скромные, как я, травники, архивисты, чтецы старых рун – ну да, и что, что наши дома стоят как годовой бюджет небольшой деревеньки? Здесь дома были… немного выше, чем надо (по высоте или по значению – думайте сами) и сильно старше, чем принято. Мой – пятый с конца на Теневой улице. Символично, не находите?

Я миновала Переулок Багровой Ивы, где висели смешные красные бумажные фонари с нарисованными рунами, и свернула на Закатную Пыльцу – узкую, шедшую в гору, почти вертикальную улицу, по которой лестницы ввысь вились как корни дерева – здесь было много камерных забегаловок, чайных – совсем крохотных, но улица брала количеством и огромным выбором заведений. Знакомый старик в широкополой шляпе кивнул мне – у него, как всегда, в руках были хлебные крошки для городских ворон. Вороны, кинув на меня презрительный взгляд – тоже бегло кивнули, приветствуя, но – определённо, в своей наглой манере. Одна даже каркнула мне что-то вслед – вот нахалка!

"Это не просто взлом. Это – предательство"

Эти слова всплывали вновь и вновь, как старая, заевшая песня, которую никак не выбросить из головы. А кто предал?

"Особенно это."

Словно Магистр знал. Он знал, что у Эльсы есть что-то, чего не должен был знать никто. Даже я. Странно, как легко я приняла это. Не удивилась. Не испугалась, лишь ощутила внутри глухой отклик. Как если бы где-то в глубине уже давно знала: всё это – не совпадение. Ты снова в грёбаном эпицентре неприятностей, Айлин.

Я остановилась у булочной на углу Переходного склона – в витрине светилось мягкое золото багетов и пирогов. Именно этот запах я почувствовала в самом начале. Выпечка. Как насмешка. За стеклом милая, полная, ярко-рыжая мирида-пекарь перекладывала горячие булки. Жизнь шла. Никто не знал, что внизу, в лавке у Древностей, мы только что наткнулись на край чего-то большого, шепчущего, древнего. Захватив у доброй булочницы парочку кристальных булочек к чаю – я тихо свернула на Улицу Забытой Воды. Здесь один из каналов был засыпан ещё до моего рождения, но воздух всё ещё всегда пах сыростью и камнем. А потом взяла курс на свою улицу, Теневую. Надеюсь, Торш не сильно волновался, уже вернулся домой и хоть что-то поел. Я сильно задержалась сегодня, а мой мирид имел, хоть и милую, но определённо дурную привычку не садиться за стол без меня.

Я шла медленно – от усталости каждый шаг отдавался в черепе гулом. Мысли, как сорвавшиеся книги с полки, падали беспорядочно – одно слово Эврена, произнесенноё его холодным баритоном – снова и снова: предательство. Я знала, о чём он говорит – и от этого было только хуже.

Теневая улица встречала меня своим привычным шёпотом. Здесь дома были богатые, зажиточные, но с лёгким налётом прожитых лет – вросшие в камень, как лишайник, с потемневшими крышами и широкими, потёртыми окнами. Лишь множество магических фонарей с янтарными сердцами несли тепло, не сильно яркое, но живое. Местные давно привыкли к тишине – Теневая не терпела суеты. Её можно было сравнить с чопорной дамой элегантного возраста – той, что всегда носила шляпку, кружевные перчатки и меняла туалеты к каждому приему пищи.

Мой дом стоял пятый с конца, как всегда – чуть в стороне от остального мира, будто сам себе был убежищем. Его легко было пропустить, если не знать, куда смотреть: тёмно-серый фасад, через который кое-где пробивался плющ, а по стене плелась жиластая глициния, что цвела раз в год – аккурат в день смерти родителей. Перед домом – небольшой палисадник, где среди горшков с иссопом, шалфеем и полынью, привычно цокали когти Торша, если он встречал гостей. По весне мы ставили сюда столик, плетёные стульчики и небольшой диван – и каждый вечер превращался в ритуальное чаепитие, которое проводилось за тёплыми беседами и созерцанием смешных пиккил, которые игрались в растительности со светлячками.

Серебристая калитка встретила меня скрипом – "хозяйка, яви-и-и-и-лась". Гравировка на её поверхности чуть светилась в полумраке: вязи защиты, метки рода Мирст и, конечно, теневые заклятия тишины, отвода глаз и всякого такого. Иногда очень удобно владеть тем, что другим неподвластно – порой это дарует определённую…приватность. Над калиткой колыхнулся колокольчик – звякнул чуть слышно – но в окне прихожей тотчас загорелся свет – конечно же, Торш был дома и услышал волшебный, желанный динь-динь, возвещающий о моем возвращении.

Внутри было тепло. Воздух пах пеплом, травами, мёдом, сушёной календулой и чем-то туманным – остаточным следом магии, что впиталась в стены. В прихожей меня уже ждал Торш, переодевшийся в домашний зелёный костюм – смешной, пушистый свитер, носки в тон и такие же штанишки.

– Живая. – недовольно проворчал он, обнюхивая мой плащ и забирая бумажный пакетик с булочками из моих рук. – Я уж начал думать, что тебя снова занесло в катакомбы с идиотами.

Я сбросила плащ и чмокнула его в тёплый, мягкий, пахнущий мёдом лоб.

– Почти. Только вместо идиотов – совет, вместо катакомб – Зал Совета. Всё как обычно… вот только…

Торш заинтересованно навострил уши, вглядываясь янтарными глазами в моё лицо. Я закрыла за собой дверь и, прошептав тихое "Ignira." – зажгла все лампы, прошла в гостиную. Всё на месте: мягкий диван, в котором можно утонуть, подушки с вышивкой, старинный стол, заваленный записями и пузырьками с настойками. Резные деревянные полки с книгами, подпёртые валунами и полевыми цветами – да, отличная опора, я знаю. Но я всё-таки травница – питать слабость к цветам – моё кредо. Я опустилась на диван, без сопротивления проваливаясь в его уютную бездну. Торш мягкими шажочками приблизился, расчистил на столе место и поставил на чайник чая из плачущей мяты. Когда только успел заварить? Мирид достал из пакета булочки, располагая их на белом блюдце с золотой каёмкой по краю.

Я благодарно улыбнулась и прикрыла глаза – надо было проверить качество охранных, защитных заклинаний, а главное – теневых заклятий тишины. Прислушавшись к теневым колебаниям – всё было в порядке – я, наконец-то, расслабилась и застонала, откинув голову назад, на спинку дивана.

– Не томи! Рассказывай! – Торш забрался на диван и лёг рядом, в качестве подушки избрав мои колени. Я задумалась всего на мгновение – могу ли я просветить Торша? Он же Хранитель моей Нити и априори не может нанести ни мне, ни чему-либо, связанному со мной – вред. Здраво рассудив, что врядли мой мирид захочет быть убитым от нарушения Ритуала Доверия – я коротко, но в красках пересказала ему все детали произошедшего. К концу моего эпоса сонливость Торша моментально испарилась, уступая место серьезной заинтересованности и взволнованности.

– То есть ты хочешь сказать… – прежде чем продолжить, он воровато оглядел гостиную, как будто кто-то хитрый, маленький и проворный мог спрятаться в пучках лаванды и подслушивать. – Что в Совете есть предатель? Что кому-то настолько плевать на расположение самой госпожи элериарха, что он… или она… решили так грязно лишиться своего положения?

– Да, похоже на то. Мы пока сами не знаем, кто бы это мог быть, у нас нет подозреваемых… будем обсуждать это завтра в кабинете куратора. Вместе с Талькаром и Эльсой. – прогудела я, закрывая лицо ладонями. Боги, какой тяжелый, сложный и длинный день – голова просто раскалывалась.

– Магистр Теней решил допустить к этому даже господина Ириса? – присвистнул Торш, и кисточки на его ушах затрепетали от удивления. Он поправил высокий воротник шерстяного свитера (зачем ему еще дополнительный слой шерсти?) – Если он доверяет в этом деле даже Талькару – кажется, всё серьезно. Что вы скажете Совету? Вы ведь должны… ну… отчитаться о проделанной работе? – мирид задумчиво почесал шею.

– Не знаю, Торш. – ответила я, рассматривая сквозь просветы между пальцами потолок гостиной – чудо какой хороший! Деревянный, со свисающими пучками трав и мерцающими прямо в них маленькими магическими огоньками. – Всё будем решать завтра. А сейчас – давай попьём чаю и пойдем спать?

Мирид с энтузиазмом принял моё предложение – я подхватила чайничек, который он принёс – и наша маленькая процессия двинулась на кухню. Я ласково называла кухню Очаговым залом – потому что именно там начинаются утренние ритуалы, заканчиваются вечерние разговоры, туда тянется Торш за мёдом, здесь я по утрам завариваю чай из плачущей мяты. Полукруглая комната с большим камином, где всегда горит мягкое, тёплое пламя – оно поддерживается магией дома – греет, но не обжигает. Стол – круглый, древний, с ножками в виде корней. Множество подвесных баночек с травами, сушёными лепестками, кристальной солью, ягодным порошком и другими чудными штуками. Ирис постоянно что-то подворовывал из моих запасов, а Эльса, смеясь, всегда сдавала мне вора.

Окна кухни выходят в маленький внутренний двор – тот самый, где весной просыпаются фиалки между плит, где плющ ползёт по стенам соседнего дома, а глиняные горшки с лавандой и душицей стоят вдоль подоконника снаружи. По утрам сюда заглядывает солнце, золотя края зелёных занавесок и зажигая в воздухе пыльные искры. Иногда мимо этого двора пробегают дети, чей смех долетает до кухни вместе с запахом свежего хлеба из булочной на Переходном склоне. Кухня всегда тёплая, словно выдох дыхания после чашки травяного настоя.

У двери – коврик, на котором Торш… иногда… любит спать, свернувшись в клубок. Мне это не нравилось, но боги разберут этих миридов – в доме столько удобных мест, мягких, тёплых – а он спит на ковре. На стенах – старые деревянные полки, перекошенные, как будто им не хочется держать равновесие, но на них стоят баночки с надписями от руки: «Лунный мох», «Синегривка», «Лунная шелуха». Некоторые светятся в темноте. Кое-где свисают связки чеснока и красного перца – не столько для кулинарии, сколько для отпугивания недобрых духов, если вдруг решат заглянуть.

Плита – старая, с чугунной дверцей и магическим подогревом, подконтрольным только мне. Один неверный жест – и тесто превращается в уголь, а зелье вскипает до потолка. Над ней – старый капюшон вытяжки, увитый чугунной лозой. На столе всегда что-то лежит: травы на просушке, недописанное письмо, странные перья, свёрток с ингредиентами, принесённый с рынка. Окно – большое, в деревянной раме, с потёртым, но чистым стеклом и маленьким стеклянным подвесом, переливающимся в солнечных лучах всеми цветами радуги. Рядом – буфет, заскрипевший временем. Его дверцы украшают выжженные еще прабабушкой руны, сдерживающие запахи – чтобы аромат настоек и зелий не мешался с запахом душистого пирога или чая. На нём – моя любимая кружка, с выбитым в ободке узором из кристальных булочек. И блюдо с сушёными ягодками, посыпанными серебристой пыльцой. Торш иногда их ворует и потом делает вид, что не при делах. В этой кухне рождаются рецепты, беседы, заклинания, как будто сама комната умеет слушать, подсказывать, шептать на ухо идеи, пока варится настой и за окном шелестят листья.

Здесь – за беседой ни о чем, парой чашек чая и лёгким ужином из отварного картофеля и мясного рагу – мы и провели тот самый час, когда вечер плавно перетекает в тёмную лунную ночь, которая заботливо укрывала своим чёрным плащом улицы и крыши домов. Торш пересказал мне события дня в "Пеплотравах— ничего особо интересного, только кратно вырос спрос на синегривку – не удивительно, с такой-то погодой. Мирид рассказал, что в гости заглядывал Имитр Свиллин и просил передать, что эликсир лунного рассвета в этот раз вышел воистину потрясающим и невероятно успокаивающим нервы. Я посмеялась – почти уверена, что Имитра успокоил не сколько эликсир, а сколько огромная выручка от продажи тенлистов. Так, похихикав, мы завершили трапезу и потихоньку засобирались готовиться ко сну. Торш отправил меня в ванную, а сам остался прибирать на кухне – я не просила его об этом, но он прекрасно понимал, что день у меня выдался премерзкий – а завтра будет еще сложнее. Поэтому – ничего важнее отдыха сейчас не было.

В ванной я сбросила надоевшее за день, прилипшее к телу от влажности воздуха и холодного пота, платье, оставляя его на краю черного каменного пола. Он прохладный, полированный, с прожилками серебра, словно замёрзшие молнии под гладью льда. Эти линии всегда казались мне похожими на татуировки на моих руках – такие же извилистые, такие же необратимые.

Ванная – большая, глубокая, широкая – выдолблена как будто прямо из небесного тела, метеорита – тёмного, пористого, с крошечными искрами, как будто кто-то всыпал в него горсть чужих воспоминаний. Вода внутри – мягкая, почти шелковая. Она мерцает, будто светится изнутри, и пахнет… как тишина перед грозой. Не знаю, проделки ли это магии родового гнезда Мирст или просто физика – ванная-то каменная – но эффект был потрясающий. Я любила аромат улиц до и после дождя – он ни с чем не сравнится. Распустив столь надоевшую за день косу – я опустилась в горячую воду, застонав от наслаждения. Боги, оказывается, я продрогла до костей – вода мягко обняла моё тело, согревая не только кожу снаружи, но и душу внутри – сразу стало радостнее жить. Немного подремав, промыв волосы и кожу мылом с ароматом морской соли и ванили – я осторожно вылезла из ванной, укутываясь в тёплое полотенце, пахнущее корицей и тисом.

Я медленно прошла мимо полок: здесь всё по местам. Мыло с запахом лунной пыли, сосуды с зельями от тревожных снов, щётки для волос, сплетённые из перьев тех птиц, которые поют только в Забытой роще. Всё – моё и моих почивших родных. Всё – как якоря, за которые я цепляюсь, чтобы не утонуть.

У раковины, изготовленной из того же куска камня, что и ванная – висит большое зеркало в старинной, ажурной раме. Я потерла лицо руками и подошла к нему – в зеркальной глади отразилась моя уставшая физиономия – еще бледнее обычного. Глаза – определенно, слишком большие для моего лица – серые – в тон моим серебряным татуировкам. Волосы распущены – густые, длинные волосы цвета пепла, мокрые, как лоза после дождя. Логично было бы предположить, что брови у меня тоже серые – но тут вы не угадали – по какой-то причине (ни у кого в моей семьи, когда они были живы – не было такого) мои брови могли посоперничать за темноту с волосами Магистра Теней. Но мне нравился этот контраст – и я не хотела его менять.

Но главное – татуировки. Они серебрятся на коже – начинаясь от шеи, они тонкими узорами, искусной вязью тянулись по груди к рукам, продолжаясь до самых кончиков пальцев – живые, пульсирующие в такт дыханию. Тонкие, как резьба, начерченная светом на чём-то слишком древнем. Переплетаются на запястьях, вдоль шеи, за ключицами, уходят под кожу. Они – не просто знаки. Это – моя история. Мой путь, выжженный самой Тенью. Когда-нибудь я поведаю вам историю о том, как и за что я их получила.

Я неспешно почистила зубным порошком зубы, расчесала волосы, нанесла на них масло с лёгким табачным ароматом – я никогда не раскуривала трубки, которые так любили многие жители Иль-де-Вирела – но аромат пепла и табака мне очень нравился. Переодевшись в длинную ночную сорочку и опустив ноги в пушистые домашние тапочки – боги, как хорошо! – я поплелась в спальню.

На входе в спальню я отодвинула занавесь из плетёных нитей – она поприветствовала звонким, почти поющим шёпотом. Этот звук всегда встречает меня, когда я возвращаюсь. Спальня— мой личный тихий остров в беспокойном море. Здесь тепло пахнет табаком, мятой и старой бумагой.

Каждую ночь, перед сном, как и сейчас – я подхожу к маленькому алтарю Этерны, расположенному на деревянном комоде, в котором я хранила белье и всякие мелочи. Алтарь не для молитв – для памяти. Чаша для пепла, ведьмовское черное зеркало без отражения, гладкие камни и кристаллы всех стихий. Я отдаю дань уважения богине, прочитав короткое, тайное воззвание благодарности теневых ведьм к ней – за то, что она защищала нас и благословила частичкой своих сил. Прошептав короткое "Ignira." – в спальне, как и во всём доме сразу – становится темно, но не страшно. В углу мягко светится ночник, на потолке танцуют мягкие, серебристые теневые блики заклинаний защиты – но их вижу только я.

Кровать с высоким мягким изголовьем встречает тёплым, тяжелым одеялом, набитым гусиными перьями, и подушками, в которых прячется уютный запах дождя. Я сажусь на край, скидываю тапочки и забираюсь под защиту одеяла – святая Этерна, вот бы просто хоть один день так пролежать… Торш уже устроился в углу спальни, в своём любимом, мягком, объёмном кресле. Он спит в своей смешной пижаме – светлая рубашка и штаны с узором в виде клубничек. Не знаю, где он её взял, но такое чувство, что это его внутренняя насмешка над любимой кружкой Имитра Свиллина. Я улыбнулась, посмотрев на мирида – Торш спал свернувшись, уткнув нос в хвост, уши чуть подрагивают – то ли я ему помешала, то ли что-то снится. Иногда он приходит спать ко мне, когда думает, что мне не хватает тепла. Иногда – просто чтобы поиграть с уголком одеяла. Вот и сейчас – услышав, что я пришла – лениво перебрался ко мне в постель. Я прижимаюсь к подушке – пахнет дождём, но не холодным ливнем, а тёплым, июньским дождиком. Устало закрываю глаза.

– Завтра тогда я в "Пеплотравы" пойду, – вдруг ворчит Торш, устраиваясь на соседней подушке и не открывая глаз. – Думаю, тебе завтра будет не до этого. – мирид забрался под одеяло – и вмиг стало еще теплее.

– Да, – шепчу я в подушку. – Я пока не знаю, чем всё это кончится… и к чему приведет. И что мы найдём.

– Честно, я думаю, что вы нарыли что-то страшное, – важно отвечает Торш. – Надеюсь, тебя не убьют за то, что ты сунула свой нос не туда, куда следует. – вообще не обнадеживающе буркнул мирид.

– Ну, спасибо. Я вообще-то всего лишь выполняла свою работу. Ты не забыл, что я – Асессор Совета?

– Забудешь про такую важную шишку, как же.

Я ткнула его в бок пальцем.

– Полно тебе. Грядет что-то… значительное. Меня это пугает. Пять лет было тихо.

Торш вздыхает, перескакивает чуть выше, устраивается удобнее – как будто охраняет границу между мной и этим страшным миром.

– Всё будет нормально, – бормочет он. – Вы справитесь. Страшнее Тихого Круга, надеюсь, не будет ничего.

– Я тоже. – прошептала я, погладив мирида по уху – тот тихо замурчал, проваливаясь в сон – и я вместе с ним.

Глава 3. Нож в спину – лучший комплимент

я слышу утренний колокол, он славит праздник

и сыпет медью и золотом,

ты теперь в царстве вечного сна.

Ария – Возьми моё сердце.

Утро прокралось в дом беззвучно, как вор на цыпочках – сначала, разведывая обстановку, коснулось щек розоватым, свежим холодком, а потом всё-таки, поняв, что путь свободен – настойчиво заглянуло в глаза солнечным светом – мол, просыпайся, товарищ, пора работать на благо Шардена! Но проснулась я не от шума и не от света, а от непонятного, странного ощущения. Знаете, как бывает – лежишь, вроде бы всё как всегда, но что-то не то – как-то ну слишком тихо, слишком спокойно. Ощущение, словно в спальню пришла толпа призраков и смеётся над тобой – ничего не видишь и не слышишь, но шестое чувство определённо недовольно.

Спустя секунду дошло понимание, что меня потревожило – не магия, не тихий шёпот теневых заклинаний дома, а гораздо более опасная, но интересная для моего желудка, вещь: кто-то на кухне что-то жарил. А главное – тихо напевал. И это был точно не Торш – тот еще сладко храпел рядом, разомлевший, тёплый и лежащий кверху пузом. Здраво рассудив, что чужака магия родового гнезда бы не пропустила – я, почесав пузо Торша, накинула длинную тёплую кофту, больше похожую на объятие, чем на одежду. Потянулась, разминая затекшие после сна косточки, наспех расчесала пальцами волосы и, громко зевнув, пошаркала в сторону кухни.

Там, в моём драгоценном очаговом зале, а именно – у плиты, сияя, как начищенный кухаркой медный чайник, стояла Эльса Верин собственной персоной. На ней был алый жилет с пятном – скорее всего, варенье. Как всегда – рыжая копна лежит страсть как восхитительно, макияж свеж, прекрасен и больше напоминает боевой раскрас. И это-то – я кинула взгляд на большие кухонные часы – в семь, мать его, утра! Я, конечно, понимаю, что воздух в Шардене прямо-таки пропитан магией насквозь, но не до такой же степени! Определённо – без магии в такую рань нельзя быть настолько красивой, бодрой и свежей. По сравнению с Эльсой я сейчас больше напоминала пыльный мешок, нежели человека.

Я упала за кухонный стул и вновь потянулась, со стоном вытягивая ноги вниз, а руки вверх – эдакое своеобразное приветствие. А что вы хотели – ко мне вломились спозаранку, а я тут еще и расшаркиваться должна?

– Как давно ты ко мне вломилась? Ночью? – я прищурилась, рассматривая плиту на предмет чего-то съедобного – ведь Верин что-то определённо жарила. – Или у тебя в утреннем расписании изменение – кража моего запаса кристальных булочек?

Эльса обернулась и махнула деревянной лопаткой, к которой прилип кусочек омлета. Я втянула носом воздух – судя по всему, омлет был с беконом. О да, это утро моментально стало добрее в тысячу раз!