Серебряные нити Шардена. Пепел и тис

– Садись, – я кивнула на зелёный диванчик у окна, позволяя себе на мгновение быть просто хозяйкой своего пространства. Я добавила к уже заваренному липовому сбору пару листьев плачущей мяты, немного лаванды и сушёный апельсин. Аромат поплыл по лавке, и Дархан на диванчике втянул его носом. Его фигура в дорогой одежде смотрелась чуть неуместно на этом заваленном подушками зелёном безумии. – И теперь рассказывай, почему ты реально решил придти ко мне.

Не могу сказать, что нас с Солейлом что-то связывало. Мы не были сильно близко знакомы, лишь общались какое-то короткое время после моего попадания в Совет в качестве Асессора. До того момента, пока я не отмутузила его, сломав ему нос. Я разлила чай по кружкам, долив в свою немного кипятка, поставила посуду на деревянный поднос и села рядом с Дарханом, опустив импровизированную чайную зону на журнальный столик в виде сруба дерева.

– Ну что, Айлин, – начал он, улыбаясь с той наглой уверенностью, что вызывает одновременно раздражение и искру любопытства, – я, собственно, видел тебя аж дважды в Академии. А вчера и вовсе с Магистром Тени. Правда, подходить не стал – боялся, признаюсь честно. В его присутствии и я, великий Солейл Дархан, превращаюсь в мышку. Но я… очень хотел. – лукаво прищурился он, откидываясь на спинку диванчика и размещая руку за моей спиной.

Наглый жест. Но и я – не пальцем деланная. Я почувствовала, как желание съязвить подпрыгнуло внутри, смешавшись с нелепым теплом, будто в груди вдруг поселился маленький огонёк – раздражённый и игривый одновременно. Вспомнила Хаэля. Архивы.

– Ах, вот как? – выпроваживая из головы непрошеное воспоминание, подыграла я, наклоняясь к нему ближе. Ноздри щекотнул аромат терпкого, но очень приятного, парфюма. Щегол. —Надо же, а я и не знала, что у меня есть поклонники. То в Академии со мной в гляделки играл аж два раза, теперь нашёл лавку и лично заявился. Я, признаться, польщена.

Он хохотнул, обхватив пальцами кружку чая и придвинувшись ко мне ещё ближе. Щегол. Малолетний щегол, но… красивый. И не из робких. Мне нравятся такие, но… он всё-таки малолетний щегол. И сейчас я с ним тут любезностями обменивалась только ради моей маленькой задумки.

– Расскажи мне, что привело тебя в Академию?

Мои мысли спутались, словно моток серебряных нитей, которые я так бережно храню под кожей. В голове крутились слухи – о Лиане Тарен, об Орнелле, что видела их вместе с Солейлом ночью. Мне хотелось спросить его прямо, но… Что я могла ему рассказать? Сколько я могла ему рассказать? Правду? Или солгать?

Кто этот парень передо мной и что он скрывает на самом деле? Мне нужно его дестабилизировать, и только потом – действовать.

– Различные… дела Асессора. – как можно небрежнее ответила я, кокетливо поправляя волосы в хвосте так, чтобы обнажить шею. Не без удовольствия заметила, как глаза Дархана сверкнули, опустившись к моему декольте. Отлично! Внимание отвлечено, и я сказала вроде правду, а вроде и нет. – Как ты, наверное, знаешь, я работаю вместе с Пятым Ликом Совета, Магис…

– Магистром Тени Эвреном Хаэлем, да-да. – перебил он меня, отпивая чай. – Разумеется, я знаю. Забыла, кто мой отец? Сенешаль элериарха, конечно, я обо всём… в курсе.

– Ну да, как же я могла забыть, – протянула я, тоже взяв чашку и лениво обводя пальцем её край. Затем посмотрела Солейлу в глаза, а тот лишь расплылся в наглой ухмылке. – Сын самого Вараста Дархана. Легендарного ректора Шарденской Академии. И, надо полагать, ты унаследовал не только фамилию, но и страсть к высоким постам? Или ты пока в песочнице, играешься в детские загадки по типу «что теневая ведьма забыла в Академии»?

Солейл улыбнулся ещё шире, склонив голову на бок. Что он себе позволяет? Ладно, я буду играть по твоим правилам. Студентов у меня ещё не было, может, самое время начать?

– Детские загадки? – переспросил он, подняв густые брови. – Смотря что считать детским. Я вот, например, считаю, что Академия – совсем не песочница, как ты выразилась. Особенно, когда ночью с колокольни Академии выпрыгивают девушки. Особенно, когда рядом… – он чуть склонился ко мне, но мы и так были уже достаточно близко. Я уже могла пересчитать веснушки на его носу. Сцена начинала переходить все грани приличного, и температура в лавке начинала подниматься. – … под ручку с Магистром Тени ходит такая интересная серебряная теневая ведьма. Это по-детски?

Слова его повисли в воздухе, как паутина. Тонкая, почти невидимая, но цепляющая меня за живое. Говорит загадками, подлец!

Под ручку. Если бы. Я чуть склонила голову, улыбнувшись уголком губ и горячо зашептала:

– Нет, не по-детски. Я смотрю, ты много наблюдаешь, Дархан. И, видимо, ещё больше болтаешь. Это в Академии передаётся по наследству или только в вашей семье такое развлечение? Ты пришёл обсудить, с кем под ручку я хожу? Серьёзно? Ближе к делу, малёк.

Он рассмеялся – открыто, звонко, задорно и откинулся назад. Серьга с кинжалом блеснула в его ухе, и температура вокруг вернулась в норму.

– В нашей семье передаётся лишь тяга к знаниям, Айлин. А знание – это слухи, разговоры и… правильно поставленные вопросы. – он сделал паузу, внимательно посмотрев на меня, но чёртики всё-таки танцевали сальсу в его глазах. – Например: что на самом деле так часто делает Асессор-теневик в Академии? Почему сам Эврен Хаэль, великий Магистр Тени, почтил нас своим визитом?

Я удержалась от желания закатить глаза. Вот он, студент. Хитрый, наблюдательный, но ещё зелёный. Не понимает, что некоторые вопросы могут стоить головы. Не понимает, что, возможно, он лезет туда, куда лезть не стоит. Додумался – задавать такие вопросы теневичке, что может сжечь тебя лёгким движением руки!

Он откинулся обратно назад, на спинку дивана, но теперь настала моя очередь играть.

Я, заняв роль Солейла, наклонилась вперёд, так, чтобы не переступать грань приличия, и между нами повисло напряжение, как натянутая струна.

– Если бы ты знал, что я ищу в Академии, ты бы сейчас не сидел здесь так спокойно, Солейл. Поверь мне.

Он замер, но уголок его губ задрожал, выдавая восторг – юношеский, азартный, как у того, кто впервые играет с огнём и ещё не обжёгся. Он что-то знал. Он, мать его, что-то знал. Определённо знал.

И мне предстояло выяснить, что именно.

– Что ты ищешь? Значит, стоит продолжать искать ответы, да? – быстро зашептал он так, словно нашёл единомышленника. – Или… ты подскажешь короткий путь?

Прах, о чём он вообще?! Какие ответы? Какой, к праховой матери, короткий путь? Путь к чему?!

Я принялась лихорадочно соображать: так, для начала – надо представить, что я – профессиональная лгунья. И надо мыслить логически: молодой парень, падкий на женщин, по-простому: бабник… студентки вряд ли его устраивали на все сто процентов, и, конечно, я наверняка была его желанным трофеем. Не зря же он целых два раза пытался подойти ко мне в Академии, а теперь ещё и припёрся в лавку?

Эльса всегда говорила, что мужчины просто так таких вещей не делают.

Мужчины вообще ничего просто так практически не делают.

А я Эльсе верю, и ни за что не поверю, что сюда, в мою травяную лавку, сына самого сенешаля элериарха, привело исключительно желание попросить прощение за стычку пятилетней давности.

Надо вспомнить всё, чему меня учила Эльса. Соберись, тряпка!

Я придвинулась ещё ближе, и приличия уже были нарушены. Пути назад не было. Но… не скажу, что я была этим недовольна. Он хорош собой, весьма хорош, почему… почему нет? Возраст согласия уже достигнут… ладно, шучу. Мне всего лишь нужны ответы, и я их получу, пусть даже и такой ценой.

Искорки удивления плясали в светло-серых глазах блондина, рассматривая моё лицо. От него пахло морем – прохладным, солёным, свежим, как ночной бриз. И пряностями. Что-то восточное, терпкое, обволакивающее, как бархат на коже. Я уже чувствовала тепло его тела, почти касаясь бедром его ноги. Чуть-чуть, буквально несколько сантиметров – и граница между нами исчезнет окончательно. Я позволила себе медленно наклониться, и наши лица теперь разделяло меньше ладони. Он не отстранился. Молодец. Поймал мою игру, втянулся, и теперь – или пойдёт до конца, или проиграет всухую. А у меня уже был опыт в том, чтобы победить его.

Дамы, внимание, запрещённый приём имени Эльсы Верин, тот самый, за который в приличном обществе шепчутся за спинами; рекомендую записать:

Я распустила волосы и чуть склонила голову, позволив пепельным прядям водопадом упасть на плечи. Всё внимание – на его глаза. Его дыхание участилось – совсем чуть-чуть, но я заметила. Что, малёк, сердце стучит быстрее? Ах, милый Солейл, тебе не стоило лезть в этот огонь, если ты не умеешь обжигаться. Мои глаза сузились, и я выдохнула, низко, горячо, лениво-обольстительным шёпотом, так близко, что наши губы почти соприкоснулись, а его дыхание смешалось с моим:

– Лиана тоже искала ответы, а, Солейл?

Солейл явно не ожидал такого напора. Его взгляд метнулся к моим губам, светло-серые глаза чуть расширились в мимолётном испуге – вот оно, то самое изумление, смешанное с азартом. Он будто на секунду потерял нить происходящего, растерянно ловя воздух между нашими губами, и я чувствовала, как он колеблется – остаться в этой игре или отступить? Но отступать уже поздно. Давай, решайся, щегол. Решайся, не будь мной.

Я вчера не решилась.

– Лиана?.. – переспросил он, и голос его слегка охрип, сдавленный, как у человека, что пытается сохранить самообладание, но у него это выходит всё хуже и хуже. Его губы дернулись в едва заметной, нервной усмешке. – А ты… всегда так допрашиваешь свидетелей? – тело его чуть предало, и он нервно сглотнул.

Я заметила, как его пальцы чуть сжались на краю чашки. Хорошо, Солейл. Неловкость мужчины – лучший фундамент для власти женщины.

– Только тех, кто меня… – я сделала паузу, позволив голосу провалиться в бархатный шёпот, – …действительно интересует. А ты, значит… свидетель? И я тебя… – я коснулась пальцами его колена. Мимолётно, совсем слегка, но так, чтобы он почувствовал. – допрашиваю?

На мгновение он опешил, будто не верил, что всё это происходит по-настоящему. Конечно, это всё выглядит как начало пьесы для взрослых: он пришёл к ней за травами, а она завалила его на диване. Ладно, надеюсь, до "завалила" – не дойдёт, и он расскажет всё, что мне нужно – раньше. А то потом придётся неуютно оправдываться перед нашей маленькой компанией. Солейл будто собрал остатки достоинства, возвращая себе самообладание. Отлично. Бразды правления этой ситуацией ещё у меня.

– Ну… может, свидетель. Допрашиваешь? Не знаю, но похоже на то… мне стоит… быть особенно честным? – спросил он дрогнувшим вновь голосом, но уже с крошечной, едва заметной искоркой вызова. Он попытался обыграть ситуацию, но тщетно.

Я слегка улыбнулась, совсем чуть-чуть, так, чтобы уголки губ чуть дрогнули. Пряди волос мягко скользнули по моему плечу, и аромат его пряного, морского шлейфа вновь накрыл меня. Да, он всё-таки хорош, как ни крути.

Но ещё слишком молодой, слишком самонадеянный. С таким – играть одно удовольствие. Ой, какой смешной всё-таки, сколько было слов, сколько было бравады, а только я проявила инициативу – сразу потерялся. Щегол!

Я чуть склонила голову, играя кончиком языка по внутренней стороне щеки – маленькое, едва заметное движение, которое, я знала, не ускользнёт от его взгляда. Он жадно ловил каждую деталь, будто бы и сам уже запутался, кого тут на самом деле допрашивают – его или меня. И кто к кому пришёл.

– Честность – вещь обоюдоострая, Солейл, – лениво протянула я, почти невесомо проводя пальцем вдоль его запястья. – Скажешь лишнее – пожалеешь. Не скажешь – я всё равно узнаю. Так что… выбирай, как тебе приятнее проиграть.

Он прикусил губу, явно собираясь с мыслями, но я не дала ему шанса увильнуть от этого разговора.

– Давай-ка… честно, раз уж ты сам предложил, – голос мой стал ниже, мягче, почти шёлковым. – Что тебя связывало с Лианой, а?

Солейл слегка вздрогнул, и я не пропустила этого. Вот она, правда, выглянула наружу, как хитрая змейка из-за камня. Я прищурилась, медленно, со вкусом смакуя его замешательство.

– Что вы с ней обсуждали ночами? – продолжила я. – О чём шептались во дворах Академии? Или, может… – я склонилась ещё ближе, наши губы почти соприкоснулись. Вот оно, идеальное мгновение для идеального вопроса. – …не только шептались?

Светло-серые глаза Солейла метнулись к моим, и в них на миг промелькнул страх, быстро сменяющийся вызовом. Он словно пытался вернуть себе контроль, но я чувствовала – теперь полностью баланс сил оказался на моей стороне. И я не собиралась его отпускать.

Солейл медлил. Его зрачки сузились, дыхание стало прерывистым – будто он стоял на краю обрыва и сам не знал, прыгнет или отступит. Я молчала, давая ему время, и чуть прикусила губу – совсем чуть-чуть, нарочито, но не слишком, чтобы лишь подлить масла в огонь. Боги, как хорошо быть женщиной!

Щёлкнула пальчиками – и вот, пожалуйста, всё для тебя на блюдечке с голубой каёмочкой.

Сколько бы Хаэль добивался того, что сейчас узнаю я от Солейла?

Хаэль.

Мысли чуть ускользнули в сторону, но тут же вернулись на несмелый голос Дархана.

– Мы… – наконец выдохнул он, голос его всё ещё дрожал, но внутри уже теплела решимость. – Мы не… встречались, если ты об этом. Не то, чтобы… – он осёкся, оглядел моё лицо, словно проверяя, стоит ли лгать, но понял – бесполезно. – Я помогал ей. С архивами. Я же сын ректора. Она…

Он замялся, и я чуть склонила голову, заставляя его продолжать взглядом. Волосы вновь упали водопадом по плечу, и Солейл будто забыл, что собирался сказать, но потом всё-таки собрал остатки воли.

– Она что-то искала. Вечно копалась в запретной секции библиотеки. В архивах. Странные книги читала. – он криво усмехнулся, но в его глазах пряталась настороженность. – Она…как-то упомянула, что всё это связано с магией Тени. Что её магия меняется. Что что-то происходит.

Мурашки пробежали по моей коже, но я не дрогнула.

– И ты, конечно, ни при чём? – прошептала я, проводя пальцем по его запястью чуть выше, чувствуя, как под его кожей напряглись жилки.

– Нет… – выдохнул он, но взгляд его метнулся в сторону, предательски. Щегол. Всё-таки недоговаривает. – Я просто… – Он запнулся, комок слов застрял у него в горле. – Я ей верил. Но никто не верил ей. А теперь…

Он оборвал себя, сжав кулаки. Я видела, как внутри него борется страх, вина и эта упрямая, мальчишеская бравада, за которой он прячет свою растерянность.

– Теперь поздно, – закончила я за него, чуть коснувшись его щеки пальцами. – Но, может быть, ещё не для тебя, Солейл. Если, конечно, будешь достаточно честен… и умён.

Я наклонилась ближе, играя с огнём, и медленно коснулась губами его в знак награды – за искренность, за честность, за всё, что он мне рассказал и мог рассказать позже.

Архивы… архивы Академии. Даже не библиотека. Запретная секция библиотеки. Странные книги.

Поцелуй был лёгким, дерзким, с едва уловимой иронией. Он не вызвал у меня никаких эмоций, хоть и был неплох, но я хотела лишь обжечь его, испытать, растоптать его браваду и получить ответы…

Но в тот самый миг, как наши губы соприкоснулись, всё изменилось. Мир будто дернулся. Что-то внутри меня… под кожей… под плотью… вспыхнуло. Магия. Холодная, острая, как лезвие, но знакомая до боли. Я знала этот привкус, знала это скользящее по нервам ощущение.

Тень. Твою мать.

Нет. Да быть не может.

Я резко выдохнула, пряча вспышку шока за ленивой, почти усталой полуулыбкой. Пусть он думает, что это всего лишь игра, всего лишь дразнящий поцелуй. Пусть не подозревает, что мне раскрыл этот поцелуй.

Внутри меня всё ещё плясал холодок. Тень. Я почувствовала её в нём, ощутила, как она дрожит под кожей, как скользит по его венам. Но ему я ничего не скажу. Разумеется, сам он знал. Но молчал. И ему не надо было знать, что я знаю. Я медленно моргнула, рассматривая его довольную морду. Пальцы ещё пару секунд задержались на его щеке, а потом я медленно, лениво убрала руку.

– Ой, Солейл, – протянула я, поднимаясь и залпом допивая чай. – ты так забавно теряешься, когда тебя берут врасплох. Даже не знаю, радоваться мне или жалеть тебя.

Он смотрел на меня с тем самым мальчишеским вызовом и сбитым дыханием, всё ещё не понимая, что я уже знаю гораздо больше, чем он бы хотел, чем он мог мне рассказать.

– Ох, да брось, – наконец, совершенно невпопад, выдохнул Солейл, но голос его предательски сорвался где-то между бравадой и восторгом. Он попытался восстановить самообладание, чуть выпрямил плечи, но кончики ушей всё ещё горели румянцем. Он, конечно, и сам не знал, в какую именно ловушку вляпался. И это, надо признать, меня вполне устраивало. Я усмехнулась.

Глупый юнец!

Пространство лавки окутывал всё ещё лёгкий, вязкий полумрак – шторы были задёрнуты, и только магические фонари отбрасывали мягкие тени на полы и стены. В этот момент раздался стук – небрежный, требовательный. Будто кто-то кулаком проверял, насколько крепкое здесь дерево.

– Serratura, – произнесла, позволив заклинанию раствориться в помещении.

Шторы дрогнули и со вздохом разошлись, впуская в комнату серый, акварельный свет промозглого дня. Дождь за окном нарисовал размытые полосы по стеклу.

Дверь открылась, ловец ветра запел, и с улицы ворвался гомон – голоса прохожих, звон шагов по мокрому булыжнику, отдалённый стук колёс дилижанса.

С порога, не утруждая себя церемониями, ввалился Торш. Ровно в тот момент, когда главные часы Иль-де-Вирела отзвонили полдень.

– Чего запираешься? Деньги лишние? Не хочешь работать? – засыпал он вопросами, вешая свой маленький зелёный плащик на крючок у входа. Затем вытер ботиночки в тон о придверный коврик, наконец, посмотрел на меня, а потом – заметил Солейла. Уши и хвост мирида удивлённо дернулись, и он перевёл взгляд янтарных глаз с гостя на меня.

– Прошу прощения. Доброго дня, господин! – вмиг переменился Торш, топая за стойку.

– Доброго… – просипел Солейл. Затем, последовав моему примеру, залпом допил свой чай. – Ладно, мне пора, – внезапно выдохнул он, вставая так резко, что диванчик заскрипел по полу. Он бросил взгляд на Торша, потом снова на меня, и уголки его губ дрогнули – дерзко, как всегда, но в глазах уже плясала осторожность.

– Я… отправлю тебе… тенегласс. Или… ты мне, если захочешь. – голос его понизился, а слова прозвучали почти как обещание. – Если, конечно, не против.

Я лениво провела пальцем по стойке, глядя на него исподлобья:

– Не против.

Он усмехнулся, отступая к двери. Щёки слегка порозовели – то ли от чая, то ли от меня, то ли от нервов. А может, от всего вместе. Торш молча наблюдал за этой сценкой, скрестив лапы на груди, но не проронил ни словечка – пока. Солейл поправил чёрный камзол, обронил негромкое:

– До встречи, Айлин. – и исчез за дверью. Ловец ветра тонко вскрикнул ему вслед. Стоило двери щёлкнуть, как Торш тут же вынырнул из-за стойки, метнулся ко мне, прищурив янтарные глаза, и уже не с напускным добродушием, а с той самой колючей, цепкой заботой, от которой никуда не деться, прошипел:

– Ты. Что. Это. Было?! – повторил Торш, вытягивая палец в воздух, словно пытался проткнуть воздух там, где ещё секунду назад стоял Солейл. – Кто он? Почему он тут сидел? Что за тенеглассы, Айлин? Почему лавка была закрыта?! Чем вы тут занимались?! – он захлопал лапами, разом закипая, как чайник, и метнулся вокруг меня по лавке, кудахча громче любой базарной наседки.

Я не выдержала – смех сорвался сам собой. Я откинула голову назад, глядя, как Торш паникует, и сощурилась сквозь слёзы смеха.

– Ты закончил или продолжишь список моих прегрешений? Хочешь, дам пергамент и чернила? – хохоча, предложила я, ловя его взгляд.

– Очень смешно! – фыркнул он, распушив хвост, будто рассерженная белка. – Отвечай, Айлин! Или я, клянусь всеми богами, устрою допрос с пристрастием!

Я, наконец, сложила ладони лодочкой и, притворно вздохнув, выдала:

– Солейл. Солейл Дархан. Всё. Ничего такого. Он всего лишь… – я медленно прикусила губу, наслаждаясь его выражением лица, – …меня проинформировал.

– Проинформировал?! – глаза Торша стали размером с блюдца. Он подскочил, захлопотал, начал метаться между стойкой и стеллажами, заглядывая под столы, будто искал улики. – Это так теперь называется?!

Я охнула, изображая святое возмущение, но губы уже предательски растягивались в ухмылке. Ловко схватив ближайшую газету, я со всей серьёзностью шлёпнула его по голове. Газета зашелестела, сложившись гармошкой, а Торш издал оскорблённый писк, выхватывая у меня газету.

– Ты невменяемый! – захохотала, утирая слёзы с глаз.

– Я просто констатирую факты! – вскричал, возражая, Торш, и поднимая вверх газету, как знамя восстания. – Ты вся раскраснелась, смеёшься как идиотка, а говоришь – "информировал"! Это серьёзно вообще? Информировал её, ну-ну!

Я задыхалась от смеха, прижимая прохладные ладони к пылающим щекам.

– Торш, боги, успокойся, – выдохнула я, всё ещё хихикая. – Просто мы обсуждали то, что нельзя обсуждать с чужими ушами рядом. Всё. Серьёзно. Я тебе потом расскажу. А пока – прекрати бегать по лавке!

– Серьёзно? – подозрительно прищурился он, но от газеты не отказался – аккуратно шлёпнул меня по пятой точке в ответ, с торжеством триумфатора. – Ладно, ведьма, только знай, я слежу за тобой. И за этим… как его там… Дарханом! Уж слишком у вас был подозрительный вид. Такие только и умеют – "информировать". Тьфу на вас. Вот тебе и Путник со Стаей Воронов!

Он фыркнул, как чайник, и гордо потопал обратно за стойку, на ходу расправляя своё оружие, газету. А я, всё ещё смеясь, покачала головой, мысленно обещая себе: расскажу, конечно. Но не всё. Некоторые тайны даже Торшу лучше не знать.

Ловец ветра у двери снова запел, и сквозь приоткрытую дверь в лавку вкатился сырой воздух – пахло мокрым камнем, пыльными улицами и свежей грозой. Я уже подумала, что вернулся Солейл, подслушав наш разговор, но на пороге стоял Ирис. Карие глаза оглядели лавку, скользнули по мне, всё ещё согнувшейся от смеха, и он с приподнятой бровью произнёс, заходя внутрь:

– Я что-то пропустил? Торш, ты кого-то бил этой газетой?

– Весьма вероятно, – не моргнув, отозвался Торш из-за стойки, пряча газету за спину, как улику. – Тут вообще сплошной разврат и беззаконие!

Я выпрямилась, всё ещё вытирая глаза. Щёки горели, дыхание сбивалось, но смех наконец угомонился.

– Привет, Ирис, – выдохнула я, одаривая его широкой улыбкой. – Ничего ты не пропустил. Ну… почти ничего.

– Почти? – переспросил он, подходя ближе и хитро прищуриваясь. – Звучит подозрительно. Торш?

– Ничего не расскажу. – буркнул Торш, уже протирая баночки с отварами.

Ирис, не дожидаясь новых словесных перепалок и тайн, сунул руку в сумку и извлёк аккуратный свёрток, перехваченный нитью.

– Ладно, оставим философию. Надо двигаться. – Он положил свёрток на прилавок передо мной. – Это для тебя, Айлин.

Я нахмурилась, осторожно разворачивая ткань. Серо-чёрная форма Магистрата Внутренней Безопасности развернулась, будто змея, мягко падая на стойку. Чистые линии кроя, плотная ткань, аккуратные серебристые шевроны. Сдержанно, строго, официально. Только Эльса ходила не по форме – ей надо было быть… незаметной. Насколько это возможно, когда ходишь в красном.

– Ты шутишь? – выдохнула я, подняв взгляд на Ириса. Тот, чертовски довольный, скрестил руки на груди. И я только сейчас заметила, что он был в такой же форме – Ирис выглядел так, будто только что вышел из Магистрата Внутренней Безопасности. Строгий, собранный, в угольном и пепельном, с этим холодным, чужим блеском формы магистрата, которая будто гасила его привычную дерзкую харизму. Почти.

Китель идеально облегал фигуру, подчёркивая широкие плечи и высокий рост. Серебристый отлив ткани напоминал вычищенное до блеска оружие. Воротник стоял намертво, как застывшая угроза, скрывая горло почти до подбородка. Рукава плотно облегали руки, но я знала – под застёжками наверняка прятались мелкие сюрпризы в виде кинжалов. Пояс, чёрный, подчёркивал талию. На ногах – высокие сапоги из грубой кожи, блестевшие от влаги, которую он прихватил с улицы.

И только волосы оставались его – белые, как молоко, стянутые в небрежный хвост, несколько прядей выбились. Карие глаза, насмешливые, живые, разбивали эту ледяную картину, как солнечный блик на лезвии ножа.

– Абсолютно серьёзно, ведьмочка. Тебе сегодня предстоит быть самой что ни на есть официальной частью системы. Иначе ничего не получится. Документы тоже есть, всё легально. Более-менее. – он подмигнул.