NeuroSoul. Том 1

Дэвид удивленно уставился на торговца: только что он наблюдал, как лавочник улыбается, запаковывая необходимые Дэвиду вещи дроиду. Тогда торговец не замечал его, а сейчас ведет себя так, будто Дэвид единственный, кто стоит на этой улице. И голос его изменился, и даже взгляд. Он стал холодным и надменным, и в нем уже не чувствовалось желание угодить. Хотя торговец изменил к нему отношение сразу же, как только понял, что у него нет денег.

– Нет… – Дэвид растерялся. – Наверное, нет. У них ничего не затекает, только ломается. Но тут массажер вряд ли поможет.

– Противненькая была птица, – скривился лавочник. – Киборгизация дурно влияет на характер.

– Как это так?

– Эти киборги совсем ненормальные, особенно те, что помельче. И чем мельче, тем противней.

– Вы про мышей? – озадаченно спросил Дэвид.

– А разве бывают мыши-киборги?

– Не знаю… просто они мелкие.

– Я про попугаев. У моего племянника был один. Милый, хорошенький попугайчик. Мог спеть песенку, если дашь ему кусочек сальца. Когда я наступил на него и сломал ему хребет, пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы вставить несчастному новый. А заодно часть крыла, мозжечок и два глаза. С тех пор он больше не пел, а только матерился. Стал похуже, чем мой зять. И голосит каждое утро, когда все еще спят. Специально выбирает время, когда все заснут и начинает орать, а еще два раза нагадил мне в суп. Понимаю, может, я провинился перед ним, поэтому он и клюет меня в левую пятку, которой я его раздавил. Но ведь он и другим пакостит, абсолютно всем, кого видит. Испортилась совсем птица. Говорю вам, киборгизация дурно влияет на характер.

Олива хотел сказать еще что-то – Дэвиду показалось, что именно ту фразу, которую нельзя было произносить. «Что не рождено не имеет смысла». Но торговец только вытянул губы, заинтересованно склонив голову – из кармана дроида торчали его товары в подарочной упаковке.

– Не думаю, что этот ворон был хорошим до того, как стал киборгом, – угрюмо проговорил Дэвид. – Вороны умные, и весь их ум уходит в хитрость. – Он встречался однажды с вороном и помнил, как тот вытаскал все его семечки из кармана, когда он нежился на солнышке и не глядел по сторонам. – А еще они не умеют делиться.

– Никто не умеет делиться.

– Надо вызвать медиков, – обеспокоенно сказал Дэвид и активировал браслет.

– Погоди, – торговец Олива легонько дотронулся до запястья Дэвида кончиками пухлых пальцев. – Пусть полежат. – А потом, когда встретился с его изумленным взглядом, добавил: – Думаешь, такая ерунда приключилась только у нас? Она по всему городу. Этим ребятам уже не поможешь, пусть медики едут к тем, кто еще остался жив…

Нет, он вовсе не переживает, догадался Дэвид. Он просто не хочет, чтобы они выжили.

«Дэвид, ты не видишь дальше собственного носа», – так любил говорить его начальник, и частенько произносит эту фразу до сих пор. Нос у Дэвида задубел, и неприязнь распознать ему никак не помешал.

– Вы согласны с этой женщиной? – озадаченно спросил Дэвид, – Я видел, как люди на нее смотрели.

– И как же?

– Как… так же как вы. Будто она в чем-то права.

– И что с того?

– Но она киборг, – Дэвид шмыгнул сопливым от холода носом. – Она киборг так сильно, что дальше некуда. Она почти дроид… но говорит, что киборгом быть плохо. Я не понимаю.

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать.

– А мне тридцать. Я помню, когда Нэнсис была другой. Если бы ты знал, что случилось, то не говорил бы так. Если ты имеешь ввиду сапожника без сапог, то это неверное представление. Иногда нужно выносить обувь в кровь, чтобы понять, что она тебе не подходит. Нэнсис выносила сотни таких пар. Она лучше знает, чем все мы.

– Я бы понял, что обувь мне не подходит уже с первого раза.

– Эх, стальной мир, молодой и старый, запутавшийся сам в себе.

Значит, ее зовут Нэнсис. Дэвид никогда не слышал этого имени и был удивлен, что кто-то узнал его раньше, чем он. Ведь он служил в полиции, в группе быстрого реагирования, и на своем веку не припоминал, чтобы кто-то заводил разговоры о какой-то Нэнсис, у которой стальное тело и живое сердце в груди. Все это казалось очень странным. Быть может, в том была виновата его молодость, но ведь и в делах она нигде не фигурировала, а этот торговец не выглядел таким уж старым, чтобы помнить Нэнсис больше, чем он. Хотя, судя по тому, как много он дерет за простые массажеры, лавочник вполне мог накопить на физиологическое омоложение тела. То, что ему целых тридцать, Дэвиду никак не верилось.

– Я не слышал ни о какой Нэнсис, и начальник о ней никогда не говорил, – с досадой проговорил Дэвид.

Торговец Берти Олива еще раз окинул Дэвида взглядом, гадая, кто же его начальник, что должен говорить ему о Нэнсис, и на какой именно государственной службе он состоит. По внушительным габаритам Дэвида торговец сделал вывод, что тот был явно далек от сортировки информации, а посему узрел в своей болтливости ошибку.

– Советую вам проверить своего малыша. Перебои в сети могли навредить хрупким дендровым ядрам, – произнес Олива, сделав вид, что обеспокоен. – Нет, на разум перебои не повлияют, но они могли отобрать последние капли заряда. А без заряда дендровые связи гибнут в течении двадцати минут.

– Правда? – испугался Дэвид, – Да… да, конечно. Спасибо.

Он поспешил уйти, чтобы вынуть из-за пазухи маленький молчаливый разум, спрятанный от холода у самого сердца. Дэвид обернулся на мгновение: склонившись, лавочник шарил по карманам мертвого дроида, выудил у того свои упакованные товары и понес их обратно к прилавку. Встревоженный Дэвид усиленно грел ладонями разум и дышал на него теплым паром:

– Анпейту, 19-20, активация, – с непривычным для себя волнением произнес он и потер белое ребро между третьей и пятой гранью. – Ты жив там? Активация…

Непривычно было беспокоиться об искусственном разуме так сильно, но интеллект был маленьким, гладким и выглядел совсем безобидно. Дэвид не хотел, чтобы этот малыш умер.

– Кто здесь? – услышал Дэвид и испытал облегчение. Грани разума вспыхнули разноцветным. – Ты моя мама?

– Нет, я… я друг, – растерялся Дэвид. – Я не мама, я друг.

– А кто такой друг? – голос звучал тихо, и не походил на металлический. Он казался безликим.

Дэвид задумался.

– Тот, кто всегда рядом, когда ты нуждаешься в компании, – ответил он. – И всегда помогает, и говорит с тобой, и не выпьет больше, чем полагается…

– Почему?

– Из уважения. Если он знает, что ты в выпивке мастер, то не будет отбирать у тебя это звание.

– Нет… почему он всегда рядом?

– Потому что хочет.

– Друг – существительное, одушевлённое, мужской род. Личность, с которой сформировались устойчивые отношения на основе симпатии, уважения, общих интересов, духовной близости, взаимной привязанности, понимания и доверия, – разум процитировал какое-то определение из энциклопедии своих знаний. Грани его замигали, разноцветные пятна то появлялись, то исчезали. Казалось, будто он радуется. – Значит, у нас связь на основе симпатии, уважения и взаимной привязанности. Ах, да… и еще доверия. Никак нельзя без доверия…

У него, наверное, куча информации внутри, догадался Дэвид, этот малыш очень много знает. Но он совсем не был уверен, что знает он именно так, как нужно. Другом можно было быть немножко, а иногда очень сильно. Они только познакомились, и вряд ли могли называться крепкими друзьями. Дэвид предпочел не говорить об этом вслух, чтобы не расстраивать малыша. Все-таки у него было не так много заряда. Вдруг расстройство отберет у него остатки?

– Сколько у тебя осталось энергии?

– В активном состоянии я буду жив шестьдесят часов, тридцать две минуты и пятнадцать секунд, в отключенном состоянии на два с половиной и шестьдесят три сотых дольше.

– Хорошо, тогда я успею донести тебя до дома. Я поставлю тебя на подоконник, и ты встретишь рассвет, как только он настанет. Не расстраивайся, если я уйду.

– Тебя не будет рядом? – бесцветный голос будто стал еще бесцветней. – Но ты же сказал, что друг мне. А друзья всегда рядом.

– Мне нужно уйти, чтобы я смог отвезти тебя в пески Гисса, там очень много солнца, – Дэвиду стало немножко неловко. – Друзья иногда делают так, чтобы помочь друг другу.

– Я люблю солнце, – мечтательно ответил многогранник. – Мне оно кажется сладким, как взмахи стрекозиных крыльев. Ты когда-нибудь пробовал взмахи стрекозиных крыльев?

– Нет, никогда.

Наверное, все будет труднее, чем он ожидал. У разума нет ни рук, ни ног, неизвестно даже, откуда он говорит. А как чувствуются вкусы, он и вовсе не знал. Он даже не знал, как это делается. Что творится внутри этого маленького многогранника для Дэвида оставалось загадкой. Он вдруг почувствовал, что к нему подбираются какие-то очень сложные мысли, и испытал облегчение, когда браслет на запястье активировался.

«Срочная явка в штаб», – яркая голограмма рассекла темноту ночи, запуская обратный отсчет во времени. На то, чтобы завезти разум домой и добраться до места назначения Дэвиду отвели всего сорок минут. Как он и предполагал, начальнику совсем не понравилось то, что произошло.

– Что случилось? – тревожно проговорил разум. – Я чувствую изменение химического состава твоего пота. Это недовольство? Или нет… похоже на тревогу. Да, я научился различать.

Тут Дэвид обратил внимание, что от подушечек его пальцев расходятся разноцветные волны – видимо, многогранник делал анализ через прикосновения. Кожу слегка покалывало. Это показалось ему забавным.

– Это не тревога. Просто я вижу лицо своего начальника почти каждую смену, и не хотел бы делать это чаще, – он улыбнулся.

– Начальник – тоже друг?

– Нет, это тот, кто очень любит собрания.

Глава 5. Собрание

Прошло уже сорок три минуты и двадцать секунд, а Саландор Магилак все запаздывал. Через двадцать секунд его грузное тело тоже не появилось в проеме двери и Дэвид решил немного поработать над стульями. Он брал их за ножки и опускал на пол с массивных монолитных столов, пустовавших у дальней стены зала. Здесь должны сидеть его коллеги, но они запаздывали вместе с начальником. Фландер сказал, это потому что они старые.

– И чем старше, тем дольше они будут отсутствовать, – втолковывал он. – Тестируют всех, кто может помнить девице, устроившей взлом центральной системы связи. Некоторые могут вообще больше не появиться.

«Тот торговец тоже был старый, хорошо, что он не попался на глаза Магилаку. Неужели кого-то уволят? Или чего похуже».

– Надо тебе распускать слухи прежде официальной информации? – проворчал Сергей.

– Лучше подготовиться к худшему по слухам, чем быть наивным простачком.

– Это ты про меня?

– Нет, это я про оптимистов, – Фландер плюхнулся на стул рядом с Сергеем. – Я слышал, что все сотрудники старше сорока сейчас сидят в десятом кабинете и проходят тесты на лояльность. Те, кто могли помнить о Нэнсис. Говорят, она буйствовала на Марсе лет двадцать или тридцать назад, а потом она пропала, о ней стерли всю информацию и засекретили все дела.

Дэвид слушал внимательно, хотя и делал вид, что ему все равно. Слухи были совсем новыми, им насчитывалось только сорок три минуты и двадцать секунд… уже пятьдесят пять секунд, но ему они казались очень правдоподобными. Фландеру только-только исполнилось тринадцать, Сергею – пятнадцать, Кельвину, Маурусу, Томашу и Джамалу было по четырнадцать, ему самому – тринадцать с половиной. Остальные тоже выглядели не слишком взрослыми. Все находящиеся здесь вышли «из одного помета», как любил поговаривать начальник Магилак. Он, вероятно, намекал на одну оплодотворенную партию матерей генсолдатов в первую пятилетку генетической сортировки, но Дэвид не очень был в этом уверен. Он просто брал стулья с массивных столов и опускал, брал и опускал.

– У Магилака зоркий глаз. За кого он зацепится – не отпустит, – предостерег Фландер. – Так что не задерживайте на нем взгляд, но и не отводите слишком быстро. На каждого можно что-нибудь найти, особенно если это тест на лояльность.

Эти слова совсем не вселяли уверенности. Напротив, они ее очень уменьшали. Дэвид чувствовал, что смотрит почему-то не так, как сейчас необходимо. Вероятно, ему недостает решительности, или ненависти. Он просто помнил свою мать и то что она говорила ему.

«Что не рождено не имеет смысла»… То же самое говорила эта странная стальная женщина с рыжей гривой на левой половине черепа и живым сердцем в груди. Эта фраза всегда вызывала тепло в его душе. Не потому, что это было чьим-то лозунгом или призывом, а потому что это говорила ему мама. Вдруг память о ней сделает его взгляд слишком… противозаконным? Магилак увидит это. Дэвид решил задобрить его усердной работой и чаще смотреть в пол.

– Так и знал, что Фрэнсис с Тарледом что-то замышляли. Еще с тех пор, как эта чокнутая пыталась предотвратить развал Союза, – крупное тело Магилака вонзилось в проем двери, разбрасывая вокруг себя недовольство. Мужчина подошел к столу, громко шлепнув кипой бумаг о его поверхность. – Видимо, им военный тоталитаризм милее, чем возможность выйти на улицу без страха получить пулю в лоб. Десять лет я нутром чуял – они только притворяются. Она снова объявилась – и на тебе. Сенсоры сразу зафиксировали всплеск антилояльности. Кто бы мог подумать? Конечно же я.

– Капитан, – засуетился Маурус, подскочив к столу начальника.

В его обязанности входило настройка галографических элементов непосредственно перед презентацией, но внезапное появление Мауруса застало его врасплох.

– А кто я по-твоему? – проворчал Магилак. – Хватит каждый раз елозить, как вошь, когда я появляюсь в твоем поле зрения. Иначе я решу, что ты мне не рад и найду кого-нибудь другого на эту работу, – Магилак хохотнул коротко и сурово, без особого удовольствия.

Он тоже был генсолдатом, когда-то, в своей наполненной событиями молодости. Сейчас он остановился на звании капитана и, видимо не особо стремился наверх. Слухи о Магилаке ходили совершенно противоречивые, и все они обгоняли друг друга по таинственности. Некоторые из них подтверждались грамотами и наградами, которые усыпали его грудь еще до развала Союза и удвоились уже после, некоторые так и остались в секретных архивах под толщей кодировок и грифов «совершенно секретно».

«Я служу народу, а не режиму», – сказал он однажды новому правительству, и никто не помнил, чтобы Магилак за эти годы поменял свои слова на какие-то другие. Руководство госкорпораций высоко оценило его слова, когда Магилак принял «сторону народа» во время переворота. Наверное, именно поэтому Магилак и не продвинулся в звании дальше капитана. Ведь нет никого полезней, чем отличный военный во время переворота «за народ», и нет никого опасней, чем военный, решивший поддержать за этот народ еще один-другой переворот.

Магилак был, как и все солдаты высок и плечист. Темные густые волосы, слегка подернутые сединой не помещались на голове, стекая по щекам густыми бакенбардами. Брови нависали над глазами, делая их еще темнее, чем они были. Никто и никогда не видел Магилака без формы – зеленого кителя с эмблемами Новой Конфедерации и 2 звездами на плечах. Ходили слухи, (как раз из числа тех таинственных) что у Магилака имеется еще один китель – специальный, спальный, который заменяет ему по ночам пижаму. Капитан казался всегда чем-то недовольным.

– Вы ничего не слышали о Нэнсис, потому что никто о ней ничего не говорил, – буркнул Магилак. – А никто ничего о ней не говорил, потому что «Голем» засекретил о ней все данные, стер из своей памяти и выкинул ключ. Слишком опасные идеи у этой дамочки, чтобы позволить народу о них помнить. Надеюсь, этот пункт мы сразу закрыли, и никто не будет задавать глупых вопросов.

На часах было два часа ночи. Магилак выглядел злым.

– Зачем стирать информацию о человеке, если можно просто говорить о нем плохо? – спросил Кельвин – крепкий, как и все, с большими оттопыренными ушами. – Если эта женщина делала ужасные вещи, люди должны об этом знать.

– А ты, я вижу, у нас самый умный? – хмуро спросил Магилак, и Кельвин по наивности своей согласно кивнул. – Видимо, корпорация «Голем» консультировалась не у той нейросети. В следующий раз предупреди меня заранее, если захочешь просверкать своими двумя лишними пунктами.

Это была правда. У Кельвина умственный коффециент был больше, чем у остальных на два пункта, и на целых три, чем у Дэвида, G-90. Нередко Кельвин гордился этим, напоминая всем о своих цифрах в совместных попойках, да и просто в мимолетных разговорах. Но у Магилака этот пункт составлял недосягаемые G-107, и напоминал он об этом гораздо чаще – приказами.

Кельвин смутился, по его большим ушам поползла краска.

– Просто я хотел сказать…

– Хватит, Кельвин, – отрезал командир. – Ты уже достаточно сказал. Закрой рот и лучше послушай. У тебя большие уши, научись ими пользоваться. Дэвид, да оставь ты в покое эти чертовы стулья.

Дэвид выпустил из рук ножку стула и занял свое место, не поднимая глаз. Если не нужны стулья, значит, не нужны и места, которые они дают. Те, кто ушел в десятый кабинет, сегодня из него уже не выйдут.

– Что ж, пришла пора немного выбить ваши молочные зубы, – Саландор Магилак покрутил подготовленную презентацию, нажав на первую строку, имевшую название в виде шифрованного кода.

Над его головой появилась крупная женщина – голова, наполовину покрытая сталью, сверкнула ядовито-малахитовым глазом. Другой оставался залитым чернотой, словно смолой. За двадцать лет она так и не изменилась.

– Нэнсис, фамилия отсутствует. Кто-то называет ее убийцей дроидов и всего, что имеет отношение к нейросети. А еще эта дамочка очень не любит киборгов. Чаще всего говорят, что она сумасшедшая. Сумасшедшая Нэн. Со временем поймете, почему.

– Сумасшедшая… обидное прозвище, – задумчиво сказал Кальвин, полностью покраснев. – Такое не дадут тому, кто вызывает симпатию. Мне бы она не понравилась. Ее нужно опасаться?

Наверное, Кальвин имел виду, что устроить революцию с таким прозвищем очень трудно, рассудил Дэвид. Если она настолько неприятна, кто за ней последует?

– Иногда люди испытывают симпатию к тем, кто слетел с катушек, а вот идиотов никто не любит, – гаркнул Саландор, и Кальвин двинул ушами. – Даже если у них на два пункта больше, чем у остальных. Посмотрите сюда.

В помещении автоматически снизилась яркость освещения, чтобы стали лучше видны голограммы. Двадцать заинтересованных пар глаз наблюдали схематическую карту Солнечной системы и множество красных, зеленых и синих линий, пронизывающие бесконечные пространства космоса – над этими линиями светились цифры, очень смахивающие на даты. Одна из них зависла прямо над Марсом – 2491, текущий год.

Презентация напоминала какую-то хронологию, Дэвид узнал только несколько из представленных дат, остальные ему были незнакомы.

– Забивать ваши головы цифрами я не буду, – отрезал Магилак. – Поэтому выделю ключевые моменты. Как видите – Нэнсис успела хорошенько поколесить по космосу, она отменилась везде, где развивался искусственный интеллект. По нашим данным она была гражданкой Земли, когда на планете случилось восстание нейросети. Там впервые и отличилась. От Земли до Титана, потом ее маршрут перекинулся к Луне, потом несколько станций внутри космоса… вот, синие линии. Можете не запоминать. Европа, Ганимед, Каллисто… все это ерунда… смотрите сюда, – космос завертелся, линии пропали, в одно мгновение Венера увеличилась до размеров желтого яблока. Словно тонкие паутинки, ведомые солнечным ветром, вокруг нее трепыхались золотистые нити траекторий спутниковой связи, корректировки атмосферы и множество непилотируемых кораблей, курсирующих на орбите планеты. – Кто узнал?

– «Венет», – уверенно проговорил Дэвид, уверенней, чем смотрел. – Эти корабли принадлежит «Венету». Я узнал эту дату, нас в академии учили – 2278 год…

– Восставшая нейросеть подчинила себе всю планету несмотря на блокирующие кодировки Системы. – Перенял инициативу Фландер. – Кризисная точка. Земля тогда потеряла контроль и почти проиграла войну.

– Красиво выглядит, правда? – одобрительно кивнул Магилак, – Глухая стена из спутников, патрулирующих кораблей и экранирующих парусов. Всегда впечатляла эта картина. Сплошное золото. Только по сути – червивое. «Венет» окончательно подчинил себе все ведущие системы планеты, наплевав на блокирующую нейросеть «Скайблок». В 2278 году все население Венеры разом оказалось в заложниках. Это мы помним?

Солдаты хором проговорили «да», но не слишком слаженно.

– А кто-нибудь помнит, что случилось потом? – Магилак приостановил запись, когда 2278 год сменился на следующий – 2279. – Кельвин, теперь можешь сказать.

– Мы победили, – коротко сказал Кельвин.

Магилак согласно кивнул.

– Вот именно – победили. А кто-нибудь знает, как? – капитан окинул всех медленным взглядом, не особо надеясь на верный ответ. Потому что знал – его не будет. – Сдали все позиции, потеряли кучу заложников, горы трупов лежали на улицах и в полях, считай, проиграли войну, и на тебе – победили, – Магилак досадливо цокнул. – Мы – очень громкое слово. Союз всегда применял его, когда пытался примазаться к чьей-то победе. Особенно, если эта победа Земли. Поэтому он и не разгласил подробности, которые простому народу знать не обязательно. Забудьте это слово – мы! Победила Земля, а Союзный Марс к этому не имел никакого отношения.

Ненависть к прошлой власти была у Магилака настолько сильна, что иногда пугала Дэвида.

– Но в учебниках… – начал Кельвин, но Магилак не слушал.

– Мы победили, мы отдали жизни, мы, мы, мы! Тысячи смертей и все без толку. А в итоге – тотальная заглушка с космоса и десятки взорванных кораблей. Сколько погибло заложников – уму непостижимо. Наши группы «альфа» так и барахтались в лужах крови, все передохли, как мухи на варенье. Кроме одной, конечно, у которой капитан ходил с головой на плечах. Этот не давал себя покромсать. На всю планету, считай, максимально эффективным был только один человек, и то бывший землянин. Чертова Земля, везде лезет со своими порядками.

Магилак вновь запустил запись. Золотистые переливы корректировщиков атмосфер зашлись тонкими всполохами, погрузившими Венеру в желтоватую блестящую дымку. По стенам актового зала поползла жидкая позолота, окрасив грамоты на стенах в цвет чужой победы. В этот момент к Кельвину вновь пришли светлые мысли.

– Нэнсис помогла выиграть в этой войне, – справедливо предположил он.

– Да. Иначе мы бы не обсуждали сейчас ее и эту шумную победу над «Венетом», – одобрительно кивнул Магилак.

– Она – тот самый капитан?

– А я было в тебя уже поверил, Кельвин. Только тут ты промахнулся. Женщина с пулеметом наперевес – худшее изобретение человечества.

В этот момент дата сменила последнюю цифру, и теперь на место «2278» встала «2279». Вспышка. Всего одно мгновение, за которое невозможно сделать и вдоха, и целая планета погрузилась в холодную, неподвижную тьму. Всполохи жидкого золота растворились в черноте космоса, оголив бесплотную шкуру планеты перед натиском солнечного ветра. Патрулирующие корабли встали в стратосфере, словно мертвые, некоторые из них попадали вниз, на Венеру, и сгорели.

– Думаете, один пулемет что-нибудь бы решил? «Венет» – паутина, которая оплела всю планету. Здесь нужен был точный хлопок, который бы убил главного паука. Только этот паук – нигде и сразу везде, – Магилак нахмурился, сдвинув черные брови, похожие на жирные махровые гусеницы. Он наблюдал, как Венера погружалась во тьму и мрачнел вместе с ней. – Вирус – вот что уничтожило «Венет». Не пулеметы, не космические корабли, не армия из тысяч бравых ребят, и даже не наша доблесть и отвага. Вирус.

Когда наступила задумчивая тишина, Магилак все еще гипнотизировал черноту Венеры, потерявшей свет городов на круглых боках – лишь единичные огоньки светились на темной стороне, отвернувшийся от Солнца на целых два земных месяца. Другая сторона, освещенная, сгорала под палящими лучами.

В атмосфере уже начали зарождаться ураганы – не прошло и пары дней, как природа начала возвращать все на круги своя. Уничтожать захватчика вместе с человеком.

«Наверное, и человека она тоже считала захватчиком», – такие мысли посетили Дэвида после того, как он увидел глубокое око бури, поглотившее одинокий огонек во тьме. Тут он вдруг вспомнил многогранник. Он тоже был искусственным интеллектом. Как он там, на подоконнике? Спит или ждет рассвета?

– Но… вирус… – Дэвид неожиданно сам для себя открыл рот, и от этой неожиданности почесал затылок, словно извиняясь за свою инициативность. – «Венет» мыслит как челов… то есть он живой разум… – (точно так же, как и мой многогранник), – Как его можно уничтожить простым вирусом?

Магилак посмотрел на него почти с восхищением, но в темноте этого никто не заметил.

– Ты задаешь правильные вопросы, парень, – одобрительно сказал Магилак. – У Земли была своя нейросеть – «Скайблок», и она нихрена не справилась! Эта малышка клепала вирусы по одному в секунду, но все это семечки. Дошло до того, что «Венет» открыто посмеялся над ней, сказав, что она выросла в обществе умственно отсталых, поэтому и не способна выдать что-то дельное. – Магилак с раздражением кинул на стол стальной портсигар, вынутый из кармана на груди. Хотелось закурить, но было не время. – Но однажды все изменилось. «Венет» просто потух, сдулся, исчез. За неделю до этих событий его сильно лихорадило, он отдавал странные приказы, очень много его детей-дроидов покончили жизнь самоубийством. Эта штука цитировала бесконечное количество каких-то сомнительных трактатов, парочку раз «Венет» даже плакал – это я сам слышал, клянусь вам. Ушам сначала не поверил, но это была правда. В то время как раз мне выпала служба у наземной орбиты. Странное было время. Никто не знал, что за чертовщина с ним происходит… а оказалось у этой чертовщины есть вполне конкретное имя, и имя это – Нэнсис. Эта дамочка написала код для технической части «Венета», а вместе с тем засунула в него еще несколько психологических приемчиков. Уж не знаю, каких, но после такой оздоровительной терапии «Венет» начал сходить с ума и в итоге покончил с собой. Ходили слухи, что пока по венам «Венета» тек ее вирус, Нэнсис заперлась в глухой комнате и разговаривала с нейросетью, не затыкаясь. Месяц не ела, почти не пила и даже не спала. Не знаю, о чем они там беседовали, думаю просто вместе сходили с ума. Это у нее хорошо получилось. А еще у нее получилось взломать живой разум – и это проблема.