Земляки

– Ты и не по злодейству. Я верю, что далеко не каждый, кто попадает туда, имеет криминальные наклонности, и не все портятся безнадёжно.

– Одни там открывают свои способности, другим сложнее, после освобождения на работу не берут, и находят себя не в своей тарелке. Вот и задумываешься, где лучше. Такие же было ощущение после армии.

– Глупости не болтай, я точно знал, что вернёшься человеком. Я долго злился на тебя, что не ставил меня в известность о ходе следствия. А я ведь заходил, спрашивал?! Мы с Валей искренне верили, что подержат пару месяцев в изоляторе и отпустят, что за таким, как ты, никакого криминала быть не может. Ни за что ни про что потратил свои молодые годы.

– Прошлое не вернуть, будем исходить из того, что на руках.

– Мой оболтус тоже натворил дел. Зря не отдал в военное училище, а мог бы привить любовь к настоящей мужской профессии и протолкнуть.

– Сожалею, я в курсе. Всегда переживаешь за новичков, ребят моложе себя. – Гадаев сопоставил совершённые ими деяния. – Как он там?

– Держится ничего. Скоро поеду к нему, новость о твоём освобождении вдохновит его, – сказал Алексей Павлович, разливая по стопкам водку.

– Могу и показаться, если это возможно. Лишним не будет.

– А давай съездим вдвоём! Сперва выпьем за твоё возвращение.

Опустошив стопку, Терликов поинтересовался бытом и нравами отбывающих наказание людей. Он рассчитывал услышать нечто новое, но Гадаев был краток и рассказывал в безобидных тонах. «По большому счёту там то же самое, что в армии, не без специфических сложностей, но местами менее строже, – говорил он, – я помню, как в учебке нас гоняли, падали от бессилия и любую возможность использовали для отдыха». Включил в своё повествование моменты выезда на сборы урожая, о том, как оставались ночевать на поляне, после не досчитались двоих, одного из которых позже обнаружили растерзанным собаками; выражал и удивление организацией производства пиломатериалов в целом.

– Тут с работой везде трудно. На митингах на площади люди справедливо возмущаются, что не могут устроиться, в то же время немало объявлений о приёме. Считающих себя обманутыми тоже хватает.

– Я толком не искал, – сказал гостивший молодой мужчина и положил на свою тарелку салат. – Вопрос с жильём даёт о себе знать, там, где живу, больше не жалуют одиночек.

– Ешь мясное, не стесняйся, – сказал Терликов и положил на его тарелку отбивную. – Я предлагал тебе взять кооперативную квартиру. Те, кто спрыгнули в уходящий поезд, остались в хорошем выигрыше. Началась инфляция, зарплаты неоднократно подняли, а ежемесячные платежи вносили по фиксированной ставке.

Мясных блюд на столе было в обилии, на одной общей тарелке с грибами, на другой – с капустой. Ещё стояли фаршированные помидоры, баклажаны и жареные куски индейки. Гадаев добавил себе из той, что с капустой и сказал:

– Если местные не понимали, что происходит и мало кто додумывался воспользоваться ситуацией, то что говорить обо мне, приезжем? Ещё молодом. Помню, был разговор, поначалу требовался стаж, и чтобы состоял в браке. Ради жилья можно было включить голову, но сделанный после вывод ничего не стоит.

– Тоже правильно, у людей с началом денежной реформы какая-то неуверенность была. Многие держали сбережения на книжках, потом жалели, что не воспользовались.

– Я ни в банк не относил денег, ни обменять купюры не приходилось. Выходит, состояться не успел, и даже немного жаль.

– Тебе остаётся жениться, чем решишь сразу две задачи. С тобой быстро найдутся желающие познакомиться.

– Отчего такой вывод? Я вроде как стою немного боком к толпе.

– Многое повидал. Надо спросить у Иры, может, среди её подруг есть подходящие девушки.

Алексей Павлович выпил со своим давним приятелем очередную стопку и крикнул дочь. Ирина пришла и встала в дверях.

– Невесту бы найти нашему другу. Сам он нескоро наберёт форму. Поможешь?

– Это будет непросто, девчонки повзрослели и перестали болтать о личном, – ответила она и сняла с головы чепчик. – Кто уже замужем, кто карьеру делает, и видимся от случая к случаю.

– Подруги твои ещё вчера-позавчера приходили в наш двор, игрались в куклы… Ты с этой, как там её, Яной поговори. Хорошая девушка, на днях мне встретилась. У неё есть парень?

– Давно, и дело идёт к свадьбе, но есть ещё одна. Позвонишь на неделе, – сказала девушка в сторону Гадаева и вышла.

Чуть захмелевший молодой человек подумал, что Ирина сама является подходящей для него партией. Ему было известно, что она моложе него на десять лет, что не могло являться преградой для дружбы. Он нашёл повод для общения о личном и справился о дне её рождения, однако со своей сдержанностью она давала усомниться в перспективах их отношений.

Ошибка молодости

Окно комнаты выходило во двор соседнего дома, и сидевший на стуле мужчина любовался попадавшими к нему солнечными лучами, преломившись о чужое стекло. За тот отрезок времени, что ушло на наблюдение, полоска света на обоях сузилась, двигаясь вниз и вбок, пока не перестала выделяться. Выйти покурить ленился, чем занять себя до обеда ещё не знал, конкретных планов не было и на вторую половину дня. Мысли приходили разные, Гадаев вышел на балкон и отвлёкся на дерущихся внизу трёх кошек. Оторваться было невозможно от схватки крупного рыжего кота с двумя другими чёрной масти, и дождался, пока сами шумно не исчезли из поля зрения.

По возвращению его ждал сюрприз: на стуле сидела Мамалиева, которая при его виде улыбнулась. Рядом со шкафом на полу находился синий пакет размером с подушку, а на столе – продолговатый полупрозрачный контейнер с пирожками и маленькая жестяная банка кофе.

Его порадовало появление у себя слегка накрашенной женщины в узкой клетчатой юбке тёмных оттенков, цветастой бело-голубой кофте и босоножках на каблуках. Лучший способ преодоления скуки, чем общение с близкой знакомой, и придумать было трудно. Он снял безрукавку, чтобы сменить на свежую, но она поднялась и положила ладонь к его груди.

– Не надо, ты мне так больше нравишься. Дверь закрылась?

Стало ясно, с чем она пришла. Настроение было пошутить на тему, показательно упрямствовать. Он дотянулся до замка и ответил:

– Ты понимаешь, что это не всегда помогает. Самое безопасное – это подержать дверь на распашку, или выбрать открытую местность для болтовни. Укутаться тепло и пить дымящийся чай.

– А если этого недостаточно?! – Дарина заключила его в свои объятья. – Я попрощаться пришла, ещё внезапно пропадёшь из виду. Столько всего пережила!..

Смелость женщины не являлась неожиданностью. Угрызений совести не испытывал и шёпотом заметил приятный запах её духов и добавил, как она хороша сегодня, как в объятиях трудно вспомнить о морали.

– Лучше обойдёмся без лишних слов, – тихим же и полной страстью голосом сказала она. – Сердцу моему хочется, чтобы ты остался, но понимаю, как это опасно. Поставим точку и разбежимся по разным углам.

Про себя он отметил, что опасность исходит от неё самой, что главным образом вынуждает его искать себе другой угол.

– Радио включить? Музыкальный канал неплохо ловит, так будет проще обманывать себя.

– Всё слишком явственно, и оправдания этому нет, – ответила она, приложив свою щеку к его. – Что же это со мной творится? Взять и остановиться выше моих сил.

– Переломный момент и должен был наступить. Наверное, сыграла ещё моя пассивность. Ну, ничего, осталось немного, потом зададимся вопросами, были ли отношения, не приснилось ли всё такое.

– Наяву действительно трудно поверить, но с тобой я не боюсь. Остальные сейчас не существуют для меня.

– Лишнего не говори, чтобы не запомнить. Как бы пафосно ни звучало, я весь твой.

– Аналогично, – сказала она и поменяла местами расположение щёк. – На этажах нашего блока такой тишины нет, словно попадаю в другое измерение. У нас в коридоре иногда гул стоит от детских шалостей. Такой же эффект даёт и совместная готовка на кухне.

– Я и ощущаю себя здесь сторожем. На той неделе ночью под балконом первого этажа молодёжь безобразничала, пришлось положить этому конец с помощью воды. А на днях семейная пара искала свидетелей какой-то драки. Такое жилище и должно послужить временным пристанищем.

– Хочу пожелать тебе удачи, куда бы ни уехал. Вчера весь вечер ты не выходил из моей головы, ночь – и подавно. Никогда бы не подумала, что шутливые сказания про соседей коснутся и саму. Удивлена, как казавшиеся бесспорными ценности резко могут перестать быть таковыми.

Из коридора донёсся голос коменданта, который говорил по телефону. Понять, о чём он, было нелегко, кроме того, что шаги переместились к выходу, и Гадаев тихо сказал:

– Заговорила знакомая трубка. Может, в тишине тоже прислушивается к посторонним голосам.

– Тсс! – Мамалиева прижалась к нему.

В молчании лучше ощущалось, как она напряжена. Запланированное бегство меняло акценты, было понятно, преступившая черту повторно женщина на этом не остановится, и сама того не желая, многих посвятит в их тайну. Перед глазами встала загадочная Лиана, которая так и не поняла, какая угроза её миновала. Спустя время он оделся, заодно сменив верх на чистую рубашку, и покинул комнату не столько для восполнения потребностей организма в никотине, сколько ради удобства женщины. Прежде чем зажечь сигарету, выключил постоянно горевшую в секции лампочку, чтобы она смогла спокойно помыть руки – туда немного попадал и дневной свет.

Тишина давала возможность издалека следить за её передвижением. Поняв, что покинула комнату, он пришёл обратно. На душе было не легче, чем в предыдущий раз, с ощущением, что её приход ускорит его сборы, встал у окна лицом к улице.

Чуть приоткрыв дверь, Мамалиева ради забавы произвела трехкратный стук. Выглядела смущённой, и довольной одновременно. Она опустилась на кровать, взяла со спинки его безрукавку, приложив к носу, глубоко вдохнула запах и вернула на место. Далее молча притянула к себе принесённый пакет и вытащила из него тёмно-синего цвета коттоновую куртку с подстёжкой и штаны. Отдельно в тряпичной сумке находились чёрные кроссовки.

– Я набрала тебе чего надеть, – сказала она, но смотреть в его глаза не осмеливалась. – Мне будет приятно думать, что ты ходишь в них.

Сложившиеся личные отношения и ближайшие планы не предполагали отказываться от своевременного подношения. Лучше одежды у него ещё не было, но в долгу себя перед ней не ощущал. Он стал к ней спиной и снял спортивные штаны, чтобы натянуть на себя подаренные, следом надел и куртку.

– То, что надо! Спасибо, я не забуду твою доброту.

– Мелочи, носи на здоровье.

– Помню, как непросто было купить джинсовый костюм. На рынке он стоил как целая зарплата. При мне заводчан дважды одевали в них по госцене, во второй раз – с каким-то налогом в пять процентов. Бывало, и носки выдавали, и сигареты, и консервы.

– И еженедельные мясные пайки… муж рассказывал. Померь и обувь. Если что не так, можно поменять.

– Всё нравится, особенно куртка, даже в морозы можно будет носить. Но как принять такое? – Гадаев всматривался в зеркало.

– Это не обсуждается. Мне не терпится заглянуть в твоё прошлое. Целиком и с подробностями.

– Подряд интересно не бывает, хватит с того самого периода, как вляпался в историю, – сказал он и присел.

– Не знаю, как у мужчин, но мне не забыть тебя. Своё поведение объяснить не смогу… Я уже немного принадлежу тебе и хочу знать, как твоё отчество.

– Азимович я, но без надобности не надо применять.

– Так и знала, что удачно сочетается с именем. Заман Азимович, начни, откуда хочешь!

– Всё-таки со времени возвращения из армии. Дом родной находится в посёлке городского типа, и долгие месяцы прозябал в нём. То водился со спортсменами, то оказывался в компаниях любителей праздного образа жизни, то к тем, кто стоит им поперёк.

– Поясни!

– Появились люди в бородах, которые через слово обращались к высшим силам. До этого вроде не было, а тут нашлись ещё последователи из числа юнцов, и облюбленное ими место сбора. Всё это не моё было, ничего не смог обещать и подруге, которая ждала предложение. Многие парни той поры устраивались в больших городах, и я решил попробовать.

– Чуток отматывай назад!

– Девушка как девушка, разу три виделись на расстоянии не ближе вытянутой руки. Сюда я попал после новогодних праздников и с пустыми карманами – умудрился поспорить в поезде с попутчиком, деталей не помню.

– Они же и определили ход твоего дальнейшего пребывания?! – Мамалиева проявляла максимальный интерес к его рассказу.

Кроме всего прочего, он помнил даже черты лица мужчины, который стал в некоторой степени виновником его приключений. Заодно и нового знакомства, определившего его дальнейшее пребывание в городе. Признаваться в том, как подвергся обману, было неловко, но рядовой на первый взгляд случай стоял наряду с другими ключевыми моментами его жизни.

– Малоприятные моменты проще отбросить. С вечера я был в купе один, утром подсел попутчик, потом – ещё двое. Путь скоротали игрой в карты на подкидного, что сопровождалось всякого рода трепотнёй. Было весело и интересно, последние ещё вином баловались. В какое-то время один из них положил на стол своё водительское удостоверение и спросил, на каком языке на нём надпись сверху? Забавная беседа переросла в спор с интересом. Я со школьной поры обходил стороной всякие пари, понимая, что разгадка может быть заложена самым коварным образом.

– А я любила всякого рода розыгрыши, загадки, а одна из девчонок собирала их. Найти бы её номер!..

– У нас заводилой всегда выступал ловкач один маленького роста. Он мог дурачить кого угодно. Я с трудом терпел его, потому и не полюбил разные штучки. В тот раз я и сам не понял, как ввязался. Вроде начинал с безобидного пятака, но ставки под шутки-прибаутки другого участника стремительно раздулись. Иностранный я плохо учил, но разумом понимал, что должно быть на английском или по-латыни, а оказалось, на французском. Кто бы подумал!

– Как доказывали свою правоту-то? Ты мог настоять на своём до конца поездки, и наплевать на мнение остальных. Правда моя, и точка!

Было ещё одно обстоятельство – второй товарищ обладал суровой внешностью. Неокрепший нравом молодой человек спустя время понял, что попутчики были неслучайными. Он долго не мог об этом забыть, вспомнил и после освобождения, почувствовав, что железная дорога отрывает от реальности – в монотонных стуках рельсов есть что-то необъяснимое. Значительное расстояние он преодолел, упражняясь ничего не держать в мыслях и допустил, что контроль над собой при этом ослабевает, о чём не могли не знать опытные пассажиры.

– Он вёз с собой несколько книг, среди которых отыскался словарь, – ответил он, сделал небольшую паузу и пошёл дальше. – Устроился на завод и ждал заселения. Но после четырех дней жизни на вокзале я раздумывал бросить всё и вернуться домой.

– Я слышала истории про оставшихся в пути без денег людей. И теряют, и вытаскивают, и обманывают, а доехать надо, ещё покушать… Представляю, что они испытывают.

– Со мной не так критично было. Я два раза в день ел в заводской столовой по талонам, вечером пешком возвращался на вокзал и продолжал на что-то надеяться. Чудо свершилось там же, на исходе четвёртого дня: мне встретилась она.

– Толпы людей, большие сумки, поезда, девушка мечты… Прямо, живая картина!

– Для полноты можно добавить снег, фонари, голос дикторши, – сказал он в прежнем невесёлом тоне. – Я периодически покурить выходил на улицу. Отъезжавшие поезда вызывали скуку, прячась из вида, как безвозвратно уходящее время. Это потом задаёшься вопросом, а правильно ли я поступал, проводя целые дни на заводе. Мог бы найти источник ежедневного дохода и место для ночлега.

– Пропуск уже был на руках, что ли?

– Нет, в седьмом часу утра не проверяли, а на выходе охранники вглядывались в глаза на предмет трезвости. Ещё заборы… Настала пятница, на последующие два дня у меня и мыслей не было, куда податься. Дело шло к тому, что предстоит обратная дорога. Я поинтересовался у проводников, как уехать без денег, оказалось, что можно.

Мамалиева вопросительно посмотрела на него, и тот уточнил.

– Заходишь в пункт милиции при вокзале и заявляешь, что тебя обокрали – там же подсказывали. Видимо, это не редкость на дорогах, если обязаны тебя посадить на первый же поезд, но белья не дадут и не накормят. Ещё успел соскучиться по родной речи. Это я понял, услышав её вдруг: молодая пара прошла мимо меня, что-то эмоционально обсуждая. Первым желанием было заговорить с ними, но тональность общения не дала мне сделать шаг. Сигарета была выкурена, сам озяб, и найти свободное кресло в зале ожидания нелегко, но что-то держало меня. Спустя несколько минут я снова увидел ту самую девушку – она одна возвращалась к зданию вокзала. В это время к решётчатому забору, который отдалял перрон от привокзальной площади, подъехала машина, и фары освятили лицо незнакомки. Заметив слёзы на глазах, я не мог оставаться на стороне. Она дрогнула, затем ответила, что ей немного нездоровится. Первым делом спросила, как меня зовут, как будто это важнее всего. Сама назвалась Руной, а с возникновением недоразумений опровергла это. Я виноват в её гибели, за что и отсидел. Я в суде узнал, что её полное имя было Румина, а фамилию и дату рождения не зафиксировал в памяти.

– Опять забегаешь вперёд, – заметила Мамалиева.

– Она попросила проводить её, и мы сели в трамвай. Несмотря на поздний час, народу было немало. Руна села на появившееся свободное место, и я видел, что глаза её по-прежнему мокры и полны грусти. Снимаемая ею комната в небольшом старом частном доме на окраине города была скромной. Я продолжал дрожать от холода, поэтому попросился в ванную и постоял под горячей водой, пока пот не пробьёт. Она оставалась в подавленном состоянии, и практически молча напоила меня чаем с бутербродами. Время перевалило за полночь, в комнате стоял диван, на чём можно было спать. А как? Раскрыли и прилегли одетыми по краям, отгородившись одеялом, потом пришлось укрыться. Мы, это…

– Здесь лучше пропустить. Вот что значит встречаться не в первый раз: немного краснеем, и опять люди.

Череда советов женщины походили на то, что она руководит им, чего Гадаев не любил. Сейчас он с удовольствием воспользовался её подсказкой и перевернул страницу, которая начиналась с того, как наутро отправился на завод без надобности в этом, если не учесть использование талона на обед, забыв о дне недели. На проходной люди встречались, но молодой человек не попал на территорию. Он был безмерно рад, что после нескольких дней мучений встретил прекрасную девушку. О себе она ничего не говорила, а им интересовалась в меру, заводя речь по большей части о работе, о планах. Вскоре он получил комнату, но наслаждался жизнью у неё. Руна выразила желание посмотреть общежитие и пришла в негодование общим бытом мужчин. Держалась отчуждённо, при каждом удобном случае прижималась к нему – так удобно было прятать взгляд. На обратной дороге посоветовала не обосновываться здесь, а уйти на квартиру. Он оставил без внимания то, что она порознь видит их дальнейшую жизнь. Блаженство закончилось утром за завтраком с просьбой Руны не приходить после работы. Само собой, успевший строить планы молодой человек возмущался, а она не давала и слово сказать, показывая своё умение бормотать без остановки. В образовавшейся суете донесла до него, чтобы ждал её в выходные. Накануне об этом и намёка не было, будто ночью ей нашептали. Выбора нет, взял сумку с вещами и ушёл, а вернулся на предоставленную заводом жилплощадь. Совершенно не хотелось расставаться с ней, и даже при полном неведении её внутреннего мира, тяжело проводил дни без неё. В воскресенье, в первой половине дня Руна пришла и начала разговор со свадьбы, и эта тема у них возникла впервые. Он, пусть и немного замешкался, ответил, что будет тебе и свадьба, а она напомнила о его девушке на родине. Гадаев старался объяснить, что вместе им хорошо, всё остальное не имеет значения, а она, мол, полюбить не успели, привязанность скоро пройдёт, и махала рукой, как положение, утратившее свою актуальность.

– Опиши её внешность, – попросила Дарина. – Хочу всецело вникнуть в то, что произошло.

– Я с трудом храню её образ. Ну, стройная, среднего роста, волосы тёмные, цвет глаз точь-в-точь как у меня, а сама была светлой, будто местная. Такая подвижная, всё время чем-то занималась, нередко – танцующе. Чего ещё? Необыкновенная, как и любая, кто дорога тебе. Забегу вперёд и скажу, что она оставалась слаженной и после рождения ребёнка. Мне запомнилось, как она бровями могла что-то изобразить, а губы…

– И родить успела? – Женщина не могла скрыть своё удивление.

Ответ не последовал, но изменившийся его взгляд говорил, что тема, болезненная, и следует обращаться деликатно.

– Руна приезжала сюда за большой любовью, – продолжил Гадаев и снял с себя верхнюю часть костюма. – Она со школьной поры была без ума от одного молодого человека, который учился в институте. Отца не было, а мамин брат помог с приездом, решив, что любимая племянница хочет получить образование. Парня отыскала быстро, но не сразу добилась его внимания. «То, что хотела и то, что произошло, не одно и то же», – сказала она и запрятала свой взгляд. Она мне нравилась настолько, что и откровение её не могло бы остановить меня. Я начал было рассказывать о своих чувствах на выбор, но Руна успела выложить ключевые слова, что тот является отцом её будущего ребёнка. Дальше, язвя делилась секретом, что в тот самый день с вокзала он уезжал к матери за советом, и я понял, что её любовь к нему не такая уж неземная.

– Или остыла от нескладности, – заметила она.

– Выходит, приехал с нужными для неё новостями. Мне непросто было осознавать, что происходит, и всё подряд не помню. Но был такой эпизод, я протянул к ней свою руку, а она дернулась, мол, буду принадлежать ему одному, что напоследок подчеркнула жестом. В этот миг она не очень походила на саму себя.

Гадаев замечал, что Мамалиева пропускает через себя все тонкости случившегося. Он закрыл глаза, надеясь ощутить рядом с собой Руну, и впервые вслух произнёс:

– Куда там, забыть такую девушку! Я с ней разговаривал, советовался, выходит, и мне не чуждо лёгкое помешательство. Увидеться не пытался, и обходиться было непросто, а другая уже ничего не значила для меня.

– Ты-то не страдал от отсутствия женского внимания?!

– Я любил постоянство. Целый год жил с одной дамой, но расстались со скандалом. Всё шло хорошо, пока не надумала расписаться. Потом была ещё одна, из завода, разбежались по той же самой причине. Но эта отнесла заявление в милицию, соврав, что я избил её.

Заметив, что он безрадостно поник, спросила:

– Ты ведь не всё рассказал? Иди, покури ещё раз, я кофе сделаю.

Две стоявшие на подоконнике одинаковые белые кружки были в равной степени с налётом. Пока вода кипела, она привела их в порядок. Гадаев обратно занял своё место, а она положила в посуду, которая стояла ему ближе, ложку сахара и две – кофе. Наполнив кипятком, пододвинула к нему, а себе сделала чуть слабее и слаще.

Ключевое событие жизни долго не отпускало его. С повторным появлением на горизонте того самого очаровательного создания началась тёмная полоса в его жизни. В меру приветливая, она приобняла недолгого в прошлом друга и жалостливо рассказывала, как несладко ей живётся одной, какие чувства питает к нему. Болезненно перенёсший разлуку Гадаев не понимал, радоваться ему или нет, уткнувшись носом в её волосы, он глубоко дышал и не слушал её. Продолжилось это недолго, и она внесла шокирующую ясность: родила его ребёнка, дословно – второго Замана, и меньше, чем через год рассталась с мужем. Дважды приходила в общежитие и оставляла записки, где он показывался редко. Соскучившаяся после долгой разлуки Руна всё крепче прижималась к молодому человеку, что стало его раздражать. В памяти промелькнули неудачи, особняком стояла неразрешённая неприятность с последней подругой. В какой-то момент он наступил на её ногу, и это совпало с его старанием освободиться. Она упала на спину и обрушила на себя массу его тела. От испуга он не понимал, что нужно делать, помог побледневшей девушке подняться и лечь на кровать.

– До сих пор не могу забыть, – сказал он с подкатившимся к горлу комом. – Взял её на руки и спустился вниз, тем самым совершил роковую ошибку. По сей день не понимаю, как оставлять лежать человека в беспомощном состоянии. На вахте она держалась, я вызвал врача и вышел во двор. До скамейки донёс на руках, она села и положила голову на моё плечо. Я не донимал её вопросами, одной рукой придерживал за талию, а другой – кисть руки. Ни о чём плохом не думал, беспокойство доставляли разве что прохожие, коих с приездом скорой заметно прибавилось. По каверзным вопросам врача я понял, что он меня винит в случившемся. Руну увезли, а мне надо было избегать общения с людьми в погонах, и поехал на базу отдыха завода, к своему приятелю. Первые дни вроде ничего, к тому же я находился в отпуске, а на четвёртый – проснулся в тревоге. Я возненавидел себя, что оставил её одну, ни разу не проведал, не поинтересовался состоянием. Не найдя с кем уехать, отправился на остановку. Предстояло сделать пересадку, чтобы приехать сюда, а там стоит таксофон. Звоню в диспетчерскую больницы, дословно не помню, что мне ответили, но к чему-то должен был успеть, остановил такси, поехал, а меня уже ждали.