Озеро. Обнажение

– Не болтай ерунды!

– Да нет, серьёзно. Вот ты – другое дело! Стройная, хорошенькая, сисички, супер секси… а я? Брюхатая корова! Смотри!

Она потянулась к пуговицам халата и стала растягивать пуговицы.

– Успокойся! – я взмахнула руками. – Ты не корова, ты просто дурочка счастливая!

Мне вдруг стало смешно и тепло.

– Не сходи с ума, правда. Всё, пошутила, молодец! Я на тебя не сержусь. Идём домой, Олег там ждёт.

– Ага! Все уже испугалась моих прелестей!

– Ужасно! Дрожу от страха!

Она снова рассмеялась – заразительно, от души. Я рассмеялась тоже.

Мне было года четыре, когда мы с родителями отдыхали на море. Тёплый южный берег, солёные брызги волн. Я бегаю по пляжу, едва прикрытая панамкой, с ведёрком в одной руке и совочком в другой. Я счастлива. Свободна. Мне ничего не нужно, кроме солнца, песка и маминого смеха.

Море с

Пеной Белой

Загар на теле всем

И нет на нем пробелов

Не пойманых лучем

Солнечного света

Вселенского тепла

Нет для них секрета

На коже у меня

И так повсюду голой

Я радостно иду

Как мне не быть счастливой

На пятом, то, году

Не нужная одежка

И ни к чему трусы

Миленькая крошка

Больше не грусти

Смейся и не бойся

Будь сама собой

И не беспокойся

Ты любима мной

И в сердце моем скрыта

Давно твоя печаль

Что нужно одеваться

Хоть так безумно жаль

Что больше не позволят

Нам голышом гулять

И с предрассудком глупым

Мы будем прозябать

Будем мы бояться

Будем всё скрывать

Будем одеваться

Чтобы понырять

Что б поплавать в море

Что бы отдохнуть

Нужно будет вскоре

Купальник натянуть

Спрятаться за тканью

От самой себя

Прошлому приданию

Порочна нагота

Я помню, как носилась босиком по горячему берегу, как ела мороженое, слизывая растаявшие капли с ладошек, как наивно и беззаботно плескалась в волнах. В те дни одежда не была обязательной. Я могла целый день оставаться голышом, и никто не придавал этому значения. Наш домик стоял недалеко от пляжа, и, возвращаясь туда после купания, я чувствовала на коже только тёплый ветер и соль.

Тёплые ночи юга. Я спала невинной под лёгкой простынкой, чувствуя приятную прохладу ночного воздуха. Было хорошо, сладостно, уютно. Я долго не засыпала, прислушиваясь к шёпоту родителей, к их смеху, к звукам ночи. Их голоса были наполнены любовью, и мне казалось, что в этом мире нет ничего более естественного.

Днём мы резвились в тёплом море, а вечерами иногда уходили далеко, туда, где не было людей. Там, среди тишины и шёпота волн, мы купались под звёздами – свободные, лёгкие, счастливые.

Но сейчас…

Сейчас я стояла здесь, едва прикрытая, и по спине пробежал холодок. То ли от вечернего воздуха, то ли от мыслей. Почему теперь нагота – это что-то запретное? Почему я больше не могу просто смеяться, бежать босиком, чувствовать себя свободной?

Оля шла рядом, болтая о чём-то своём, а я словно застряла между прошлым и настоящим. Детский восторг и взрослый страх спорили во мне, боролись.

Я вспомнила, как всего несколько минут назад боялась выйти из воды без купальника. А потом бежала, летела – как тогда, в детстве. Всего пару мгновений, но в них было настоящее счастье.

– О чём задумалась? – Оля толкнула меня в бок.

– О том, когда я в последний раз чувствовала себя по-настоящему свободной.

Она посмотрела на меня внимательно, потом улыбнулась.

– Так ведь свобода – это не место и не время. Это то, что у тебя внутри.

Я молчала. Возможно, она была права. Но тогда почему внутри всё ещё сидел этот этот страх.

Мы молча шли по узкой тропинке, стараясь не наступать на выступающие корни и камешки. В воздухе стоял терпкий запах нагретой солнцем травы и влажной земли. Слышится шелест листьев, легкий плеск озера, уже далеко позади нас.

– Ты не обиделась? – вдруг спросила Оля.

– Нет. – Я покачала головой и улыбнулась. – Это было… странно, но весело.

Она фыркнула.

– Да ладно, тебе понравилось! Признайся, ведь было что-то такое, чего ты сама от себя не ожидала?

Я задумалась. Было.

Что-то глубоко внутри меня шевельнулось в тот момент, когда я бежала босиком по траве, когда ветер касался кожи, когда я смеялась так искренне, без остатка, забыв обо всех тревогах.

– Наверное… да.

– Вот видишь! Ты слишком зажата, дорогая. Надо расслабляться, жить!

Я только усмехнулась. Оля всегда была такой – порывистой, спонтанной, смелой. А я… я все еще боролась с этим внутренним напряжением, с тенью каких-то страхов и запретов, что сидели во мне с детства.

Мы вышли на дорожку, ведущую к даче. Уже виднелся забор, за которым нас ждал Олег.

– Пойдем, голышонок, пока он там всю картошку не сожрал! – весело бросила Оля.

Я фыркнула и, нагнав её, легонько толкнула плечом.

– Кто тут голышонок?!

Она засмеялась. А я поймала себя на мысли, что всё поменялось неизвестным образом, особенно сейчас.

Мы вернулись на дачу. Олег уже начистил картошку и жарил её с луком. Мы сделали салат из помидоров и огурцов, нашли банку тушенки из каких-то древних запасов и поужинали. Болтали за чаем, лениво перебрасываясь словами. Уже совсем стемнело. Они ушли к себе спать, оставив мне всю немытую посуду и беспорядок на столе. Завтра Олег уедет рано, оставив нас с Олей на несколько дней совершенно одних.

Мысли о случившемся днем крутились в голове, но я старалась не копаться в них слишком глубоко. В последнее время такие размышления приводили только к бесконечным петлям тревоги. Я посмотрела на небо – звезды должны были светиться миллионами далеких миров, но яркий свет на веранде заслонял их, оставляя только отражение лампы в стекле окна. Там, в комнате, где спали Олег с Олей, свет уже погас.

Я убрала со стола, сложила посуду, погасила свет. Теперь темнота больше не казалась пугающей. Скорее наоборот – манящей, глубокой, живой.

Вдруг я вспомнила, что не повесила свой купальник сушиться. В чем я завтра буду плавать? Я вышла во двор и нашла брошенные второпях наши мокрые вещи и полотенца. Их нужно было сполоснуть.

Летняя кухня стояла в стороне, чуть в тени деревьев. Я зажгла свет, вымыла посуду, потом принялась за купальники, отжала их и развесила на веревке. Намочила сарафан. Ладно, раз уж так – его тоже стоит постирать. К утру он точно высохнет.

Я выключила свет и замерла. Тишина. Густая, обволакивающая, мягкая. Ночь, теплый воздух, темное небо, которое теперь, наконец, засияло миллионами огней.

Я сняла сарафан, быстро прополоскала его и тоже развесила рядом с купальником. Теперь я стояла под открытым небом, обнаженная, лишь с каплями воды на коже. Дыхание стало чуть глубже.

Шаг вперед – и воздух ласково обволакивает меня, прохладный и легкий, гладя горячую кожу. Вокруг никого. Только звезды, только я.

Я сделала ещё один шаг, босые ступни скользнули по траве. Теплая земля, чуть влажная от ночной росы, приятно холодила. Я ощутила на себя – странное чувство. Будто вижу свое тело по-настоящему впервые. Без одежды, без защитной оболочки, без привычных рамок. Просто я.

Но всё же… чувство некой эйфории. Казалось, что вся вселенная смотрит на меня, как на крошечную песчинку среди бесконечного моря звезд. И в этом взгляде не было ни осуждения, ни стыда – только принятие.

Моя кожа дышала, впитывая ночной воздух, тепло, прохладу, нечто неуловимое, что было в этой темноте. Почему вчера это пугало? Почему раньше казалось невозможным? Я вспомнила себя днем – скованную, сомневающуюся, прячущуюся за руками, за одеждой, за мыслями. А теперь… Всё изменилось.

Я сделала ещё шаг, подняла голову к небу. Смешно, но я почти чувствовала, как оно накрывает меня своим бесконечным куполом.

Хотелось стоять вот так долго-долго. Дышать. Ощущать. Жить.

Мне показалось, что все эти бесконечные миры смотрят на меня. Разглядывают. Видят каждую складку кожи, каждый волосок.

Я улыбнулась. Какой вздор.

Но вдруг со стороны дома послышался звук – тихий, почти неразличимый. Я замерла. Прислушалась. Шаг? Или мне показалось? Нет, что-то определённо шевельнулось. Теплая волна только-только пришедшего покоя тут же сменилась резким уколом тревоги. Кто-то не спит. Я вгляделась в темноту.

Я улыбнулась. Какой вздор.

В прогулке под луной

Приятно быть одной

Чтобы побыть собой

Что б обрести покой

И отдохнуть душой

От пошлости сплошной

Под звездами сверкать

Своей лишь наготой

Обид не замечать

И жить одной мечтой

Прожить все дни вот так

Не прячась, не боясь

И не укрываясь в мрак

К свободе лишь стремясь

Блаженство только в нас

Хоть прячется подчас

В себе его открыть

Тревоги позабыть

Коль месяц в небесах

Не ведая свой страх

Висит на звезд лучах

Купаюсь я в мечтах

Что воплощаю я

Я выдохнула – меня немного пробирал лёгкий озноб. Я закрыла дверь кухни и тихонько подкралась к дому. Дойдя до дверей, замерла и прислушалась. Тихо. Осторожно, бесшумной, безумной мышкой, я скользнула к себе наверх. Одела свою обычную пижаму и залезла в постель.

Звёзды в ночном небе, в бесконечности пространства, в великой первозданной пустоте… Они были так далеко, что казались чем-то совсем нереальным. Их свет летел миллионы лет, их лучи, их волны энергии, их частицы жизни. Всё это добралось до меня, сюда, в этот крошечный момент моего существования. Я могла видеть их сияние – значит, они есть. Или были. Возможно, пока их свет дотянулся до меня, они уже исчезли, превратились в пыль, разлетелись по галактике.

Так и с людьми. Мы оставляем что-то после себя, но когда это «что-то» доберётся до других – нас самих может уже не быть.

А если там, в каком-нибудь далёком мире, есть кто-то, кто сейчас смотрит на меня? Если у них есть сверхмощные телескопы, если они разглядывают Землю и видят, как я стою ночью голая во дворе, – что они подумают? Они увидят лишь свет, который когда-нибудь долетит до них. Но когда он долетит, меня уже не будет. Значит, и стыдно мне уже не будет.

Эта мысль меня даже рассмешила.

Я хотела было уснуть, но не смогла. Тело всё ещё помнило воздух ночи, лёгкий озноб, ощущение голых стоп на тёплой земле. Я раскрыла окно. Запахи летней ночи наполнили комнату – влажная трава, далёкий запах костра, чуть сладковатый аромат цветущего шиповника. В темноте раздавались шорохи.

А потом я услышала их.

Приглушённые голоса Оли и Олега. Сначала просто шёпот, смех, потом – скрип кровати. Равномерный, мягкий, замедленный, потом чуть чаще. Их приглушённые вздохи. Звуки наслаждения. Ещё немного – и я закрыла глаза.

Им было хорошо друг с другом. А потом всё стихло.

Но наступившая тишина была ещё оглушительнее. Такая тишина, что самой захотелось закричать. Сон не шёл.

Что-то сегодня во мне изменилось, словно сломался невидимый замок, сдерживавший то, что так долго оставалось запертым. Во мне открылось что-то новое, робкое, но непреодолимое. Желание – тихое, теплое, сначала едва уловимое, а потом нарастающее, как волна, что поднимается где-то глубоко в океане, прежде чем разбиться о берег.

Я впервые осознала, что хочу… хочу позволить себе почувствовать, открыть самой себе это неизведанное удовольствие, без страха, без стыда. Быть одной – даже хорошо. Так я могу слушать себя, находить свой ритм, свое дыхание, свои волшебные точки наслаждения.

Я осторожно прикоснулась к себе, и будто дрожь пробежала по коже. Нежность, ожидание, тонкое напряжение. Я гладила себя, исследовала, доверяясь ощущениям, которые раньше не позволяла себе испытывать. Это было нечто большее, чем просто физическое удовольствие – это было про принятие себя, про ощущение жизни, про свободу.

Мне впервые захотелось, чтобы мне тоже стало очень хорошо, и пусть это будет так без кого либо, просто совершенно одной. Это даже хорошо, что одной. Я сама найду свой ритм, свои волшебные точки удовольствия. Я нащупала у себя свой маленький комочек счастья и теребила его и гладила его. Сладкое возбуждение от происходящего, спасение от всех напастей и сложностей, удовольствие от простой механики своего тела. Я старалась, я не боялась сама себя, как я потом буду переживать и думать, да никак. Не будет глупых упреков в собственное малодушие, нет никакой похоти и бесстыдства делать с собой подобное. Все это совершенно нормально и естественно. Я преломила, нет я исправила свое ложное представление о любви к себе, что во мне жило раньше, что воспитывалось и убивалось в голову всеми вокруг. Я гладила себя, я себя любила до изнеможения, пока не пришло моё восхитительное удовлетворение, тогда я распалась на тысячи кусочком счастья, вздрагивая от импульсов приятного удовольствия, волна за волной накатывающегося на меня, потом завибрировала, как натянутая струна, все мои колебания достигли своего апогея, слились с волной любви и счастья. Я сжалась, готовая свернуться в одну мельчайшую точку абсолютного блаженства.

Во мне не было стыда. Не было неправильности. Не было запрета. Только я и этот момент. Только тепло, разливающееся по телу, как солнечный свет по воде. Только желание раствориться в этом миге, отдать себя ему без остатка.

Я не заметила, когда мои пижамные штанишки оказались на полу. Они больше не имели значения. Луна заглядывала в окно, ее холодное сияние касалось моей кожи, становясь частью этой ночи, частью меня.

Я знала, что там, внизу, Оля и Олег, наверняка уже уснули, насытившись друг другом, и эта мысль вдруг больше не вызывала у меня тоску. Потому что я наконец-то позволила себе быть живой. Я поняла, что всегда этого хотела. Может, боялась, но хотела.

Теперь – не боюсь.

Я сняла оставшуюся на мне майку, открываясь этому миру, этой ночи, самой себе. И впервые в жизни почувствовала себя совершенно свободной.

Я не стала одеваться. Не стала натягивать трусы, платье, штаны – любое тряпье теперь казалось мне чем-то чужим, ненужным, грубым, словно ненавистная оболочка, из которой я наконец-то вырвалась.

Я сбросила с себя эту искусственную кожу, как царевна-лягушка сбрасывает свою лягушачью оболочку, оборачиваясь Василисой Прекрасной – или, может, Василисой Премудрой. Во мне что-то проснулось, засияло, вспыхнуло волшебным светом, и я уже не могла этого остановить.

Тихо, стараясь не скрипнуть ни одной половицей, я спустилась вниз. Осторожно прошмыгнула во двор, задержав дыхание, а потом – к калитке.

И вот я босиком бегу по дорожке.

Камешки, прохладные, чуть шершавые, колют ступни, но это не причиняет боли – наоборот, это возвращает меня в тело, в реальность, в этот момент.

Я голая. Я лечу сквозь ночь, сквозь серебряные пятна света от луны, сквозь свои собственные страхи. Я иду к Озеру. Я бегу туда, чтобы заново родиться.

Мне страшно – но уже не так, как раньше. Страшно не от темноты, не от чужих глаз. Страшно от самой себя. От того, что я больше не могу спрятаться за привычными рамками. Что я открылась. Но именно этот страх наполняет меня силой. Я сильная.

Если кто-то увидит меня – пусть. Я знаю, что скажу. «Я просто хочу искупаться».

И это будет правдой. Я пройду сквозь ночь, сверкая голым телом. Дойду до берега. Ступлю в воду, в её густой, бархатный мрак. Вода сомкнётся вокруг меня, примет, спрячется в темноте. Я поплыву. Навстречу отражениям звёзд, навстречу отблескам луны. И это будет моё новое рождение.

Я осторожно спустилась к воде. Тёплая, нежная нега обволокла меня, ласково приняла, пригласила в свой бархатный мир. Я поплыла, лёгкая, скользящая, как ещё одна звёздочка среди отражённых в воде небесных огоньков. Звезда с пятью лучами.

Я пока ещё темна и пуста, но где-то внутри уже зарождается энергия новой жизни. Скоро я начну светить, как любая другая звезда во Вселенной.

Я решилась на то, на что не осмелилась днём. Да, конечно, мне хотелось тогда плавать так же, как Оля – без всякой одежды, без этой надоедливой оболочки. Мне было жаль, что я тогда не смогла. Но всё исправимо. Будут дни, много дней, и я буду плавать, загорать, жить в своём теле, не пряча его в тряпки, не скрывая себя от самой себя.

Я перевернулась на спину, раскинув руки, и замерла. Вода держала меня, небо смотрело в меня, звёзды мерцали в пустоте. Я представила, что плыву в бескрайнем космосе, неся за собой огромный рюкзак-планету, как улитка, которая вышла из ракушки, но всё ещё чувствует её тяжесть за спиной. Я вылезла из своей раковины. Я голая улитка с домиком, но мне не страшно. Я знаю, что могу спрятаться, если захочу. Я свободна.

Я вышла на берег, стряхивая капельки озёрного блаженства. Эволюция произошла и со мной. Жизнь, как учит нас наука, вышла из воды и нашла новую форму существования.

Я тоже вышла из воды. Я тоже изменилась. Я знаю теперь, какая я на самом деле.

И в этот момент мне захотелось снова и снова дотронуться до себя, ощутить своё пробуждение, своё новое «я».

Теперь я управляю своим счастьем – где угодно, когда угодно. Волна за волной накрывает меня прилив томления, предвкушения, восторга. Я принимаю его в себя. Блаженный исход, яркая вспышка, ощущение нового рождения. Того самого чувства, к которому я так долго шла.

Я тихонько вернулась в домик. Пьяная от своего приключения, от своей метаморфозы. Тихонько поднялась по ступенькам, забралась под одеяло и затихла до утра.

Мне приснился Платон. Он был со своим фотоаппаратом и снимал Олю на фоне какой-то установки из его лаборатории, она была без животика, уже не беременна или еще не беременна, и одета. Он сказал, что он нашёл работу фотографа для модного журнала. А я спросила, когда он меня снимать будет? А он ответил мне что тогда, когда я перестану стесняться. А отвечаю вот я уже не стесняюсь ничего. И я вдруг неожиданно стою в одном лифчике. А он говорит, вот ты ещё не готова, верх тоже нужно снять или одеться по каталогу. Мне стало тогда не по себе, я побежала найти себе плащ, почему именно плащ не знаю, думаю потому что он был в каталоге. Все бегала повсюду в одном лифчике, все искала этот дурацкий плащ, меня все спрашивали, где мои трусики, стыдили меня, я забралась в какой-то дом, затем еще в автобус, доехала до местного ателье.

Я металась по сну, как загнанный зверёк, босиком по холодным кафельным коридорам, по мостовым, которые вдруг становились вязкими, как песок. Закройщица взмахивала рулоном ткани, словно примеряя меня под выкройку. Ателье с его мерцающими зеркалами вдруг превратилось в гигантский шоу-рум: манекены вели себя как живые, шевелились, глазели стеклянными глазами.

Я нашла плащ! Красный, тяжелый, он сползал с плеч, не желая оставаться на мне. Платон уже ждал меня у выхода, подняв камеру. «Ты всё ещё прячешься», – сказал он, щёлкая затвором. В этот момент пол разверзся, и я полетела вниз, сквозь вращающиеся вспышки фотокамер, сквозь ускользающие образы себя – то одетой, то снова обнажённой. Я падала, падала, пока не очутилась на дне тёмного озера.

Вода обнимала меня, но мне не было страшно. Вдруг я поняла: я могу дышать здесь. Я не тонула. Я была самой собой.

И тут резко – резкий вдох, утренний свет в окно, липкая испарина на коже. Я проснулась, прижавшись к прохладной простыне. Сердце колотилось, но не от страха – от какой-то странной, новой уверенности. Я улыбнулась самой себе в темноте.

Я не модель из мира мод

Для тряпок вешалкой не стану

Чем опечалю женский род

Пренебрежением к обману

Обман, что скрыт слоях одежд

В порядке тканевых препонов

И похороненных надежд

Увидеть истину без оных

Модель я только для себя

Любуюсь я сама собою

И вас ничем не беспокою

В себе нуждаюсь только я

Но без присущего белья

И прочего к тому тряпья

Купание ночью в Озере стало для меня тем, чем для Цезаря стал Рубикон, некой границей до и после. Я вошла в новые воды, пусть не реки, а Озера, за которым простиралась моя империя. Империя моих нежных чувств и моих скрытых желаний, в которой лишь я одна совершенно полноправный властелин и раб.

Под утро пошел дождь, сквозь сон я слышала, как капли стучали по железной крыше. Потом я услыхала шум отъезжающего автомобиля, это Олег отправился так рано на работу. Больше я не слышала ничего. Дождик лил – а я уснула сном праведницы, точно, поскольку грешного в моих поступках или чего-то страшного и предосудительного я не усматривала. Лишь одно блаженство и удовольствие от себя самой, которое было как-то давно потеряно и вот наконец нашлось здесь у Озера.

Далеко от Земли

Земной орбитальный комплекс «Гея-4» остался позади, а звездолёт медленно выходил на заданный маршрут. В пустоте космоса он был всего лишь искрой – металлическим телом, уносящимся в неизведанную даль.

Внутри – тишина. Экипаж полным составом находился в анабиозе. Системы корабля работали в дежурном режиме, отслеживая курс, поддерживая жизнеобеспечение, выполняя рутинные проверки. Бывали редкие моменты выхода дежурных из стазиса только их одиночные шаги раздавались в коридорах.

В этот полет дежурной была только Зоя. Она открыла глаза. Кабина капсулы была тесной, но привычной. Она плавно выскользнула из неё, оставив тонкую медицинскую простыню позади. Она проверила, остановила ли запись ККП. Она натянула свой комбинезон. Новый бейдж блеснул в тусклом свете. Она прочитала свое новое имя – и улыбнулась. Корабль встречал её привычным гулом систем и мягким светом аварийных индикаторов. Она одна. На ближайшие 48 часов она – единственное пробуждённое существо на борту.

В рубке корабля она проверила маршрут, убедилась, что курс верен, проверила все системы. Всё в норме. Затем отправилась вглубь корабля. В пустом коридоре грузового отсека многократное эхо шагов усиливало ощущение одиночества. Гравитация там на нуле, но гравитационные ботинки создали отличную иллюзию земного притяжения. Полированные стены и внешние грузовые отсеки и контейнеры, закреплённые в гравитационных замках, казались нерушимыми. Здесь не было ничего живого, кроме неё.

Зоя остановилась у обзорного люка. Перед ней – бездонная чернота с крошечными вкраплениями звёзд. Она вспомнила книгу, воспроизвела в памяти сцены из истории, в которую погрузилась стоило только заснуть в капсуле, ещё тогда, когда их корабль только отходил от «Геи-4», её первой отправили в анабиоз.

Она оказалась в другую реальности, она как героиня ККП обретала свободу через преодоление страха, через принятие себя, через полное раскрытие своей сущности.

Зоя шагнула назад, стянула с себя комбинезон, затем сбросила с себя всё остальное – даже бельё, и осталась наедине с тишиной корабля, со своим телом, со своей свободой. Освободилась от ботинок. Поплыла. Холод воздуха заставил кожу покрыться мурашками, но внутри разлилось странное тепло. Не страх, не стыд – осознание. Теперь наконец Зоя окончательно проснулась от анабиоза. Пробудилась не только ото сна. Она проснулась.

4-й день

Утренний завтрак, купание, ночные приключения.

Оля уже суетилась по хозяйству, слышны были её шаги по веранде и грохотание посуды, которую она принесла из кухни. Солнце, пробившееся из-за туч и разогнавшее сырость и скуку дождя, уже ярко светило. Я выглянула в окно. Мой сарафан, конечно, намок ещё сильнее вместе с другими вещами, висевшими на верёвке. Копаться в своей сумке в поисках альтернативы было глупо – во-первых, потому что сарафан был единственным уместным здесь предметом гардероба, а во-вторых, мне больше не хотелось одеваться. Совсем. Здесь, среди природы, одежда казалась чем-то неестественным, ненужным.

Вчера мне показали явный пример – обнажённость не проблема, не стыд, не нечто запретное. Перед Олей можно позволить себе свободу. К черту глупые приличия и условности! Я поняла вчера своё простое искреннее желание насчет одежды и белья. Я посмею быть просто собой. Оля дала мне правильный импульс, подтолкнула к осознанию. Я – голая, но не слабая и забитая проблемами. Я голая и сильная, бесстрашная. Я принимаю своё желание, и кто мне теперь помешает?

Оля, по сути, вчера оставила меня без одежды и тем самым дала прекрасный повод здесь и сейчас начать новую жизнь. Пусть терпит и расхлебывает свою опрометчивость в отношении моего поведения, раз разбудила во мне зверя. Нет, не зверя – первобытную свободу. Животные не носят одежду, это люди их одевают, надеясь навязать им своё миропонимание. Даже в мультиках они почти всегда одеты! Но я не хочу больше быть персонажем чьей-то истории, мне нужны не иллюзии, а реальность.

Конечно, сомнение было. Можно одеться во что-то и пойти на завтрак, а потом снять, если представится случай. Но какой такой случай? Нет, если уж решилась, нужно идти до конца. Или пока рано? Вдруг меня не поймут? Хотя, вряд ли…