Озеро. Обнажение

1-й день

Встреча. Поездка. Дача. Вечернее чаепитие.

Оля потащила меня в кафе. Она была на шестом месяце беременности, и её живот заметно выпирал из-под кофты. Она искренне обрадовалась мне. Мне было почти безразлично всё.

– Ты нашлась – и это хорошо. Что собираешься делать в ближайшие дни?

– Ничего.

– А работу искать?

– Пока нет. Немного отдохну.

Я пожала плечами. Честно говоря, я ничего не планировала.

– Прекрасно!

– Почему?

– Потому что хочу предложить тебе пожить со мной на даче. Меня одну не оставляют, а сидеть в запертой квартире – удовольствие сомнительное.

– Боятся?

– Да, боятся. Мама, свекровь, даже тётя Зина.

Тётя Зина – это мать Платона. Я так и не зашла к ней после похорон. Да и зачем? Всё уже прошло. Она переживает по-своему, я – по-своему. Хотя как вообще можно «прийти в себя» после такого?..

– Как она?

– Потихоньку.

– Ну, хорошо.

– Она, кстати, хотела передать тебе кое-что.

– Спасибо, мне ничего не надо.

– Это от Платона. Он оставил это тебе.

Я замерла.

– Что?..

– Коробка. Она у меня дома, передам тебе.

– А что в ней?

– Что-то от Платона. Увидеть сама. Тётя Зина просто очень хотела, чтобы ты её получила. Я тебе звонила, но ты всё откладывала…

– Извини.

– А тут всё совпало. И я поняла: ты – моё спасение. Меня к тебе сама судьба привела.

– Судьба?

– Да. К тому же, если у тебя остались какие-то фотографии Платона, она просила поделиться.

– Хорошо, посмотрю.

Оля хлопнула ладонями по столу.

– Всё! Хватит об этом. Это потом. Сейчас главное: ты моя единственная возможность остаться на свободе, на даче. А отказывать девушке в моём положении – совершенно преступно.

– Девушке?

– Будем считать меня таковой. Только в положении! Так что сейчас берём такси, едем к тебе за вещами, а потом ко мне.

Я правда тогда не поняла до конца её слова, что за свобода такая на даче. Мне было всё равно.

– Вечером Олег отвезёт нас на дачу. Я всё уже решила за тебя. И не смей мне отказывать!

Мне бы Олину решительность, да чуть раньше… Она подкупала меня этим. Нет, я не потеряла волю, просто вдруг поняла – пусть будет так. Я неожиданно ощутила, что плыву по неведомому течению. И остаётся только надеяться, что эта река вынесет меня к моему Озеру. Как Волга впадает в Каспий…

Дача у Озера, на которой мы тогда были с Платоном, принадлежала сёстрам: матери Платона и матери Ольги. От их родителей она досталась им равными долями. По идее, следующим поколением хозяев должны были стать их дети, чтобы потом их дети смогли поделить дачу снова на доли, скрепляя тем самым родственные узы… или разрывая их. Такое тоже бывает. Но теперь, наверное, следующим владельцем будет единолично Ольга, её семья. Платон был единственным сыном тёти Зины, как и Ольга – единственная наследница своей матери.

Я пыталась сопротивляться Олиной затее, но в глубине души знала, что всё равно соглашусь. Возникшее спонтанное желание попасть к Озеру перевешивало все доводы разума, тянуло меня туда, как некая сила, обещавшая облегчение. Да, мы с Платоном планировали пожениться, но планы остаются планами, а жизнь – штука непредсказуемая. В прошлом у меня уже была неудачная попытка стать невесткой и «заполучить» Озеро через дачу. Теперь у меня появился второй шанс. Пусть даже так.

– Ну, я не знаю…

– Ты не знаешь, а я знаю! Просто едем, и всё!

Мы заехали ко мне за вещами. Я бросала в сумку первое, что попадалось под руку, надеясь, что этого хватит. Потом заехали к Оле. Вечером, сидя за чаем, болтали о пустяках: о работе, которой у меня сейчас нет, о её беременности, о чем угодно – лишь бы не касаться болезненных тем. Оля это явно чувствовала и избегала неудобных разговоров. Впрочем, это вызывало во мне скорее симпатию, чем раздражение.

Олег, Олин муж, приехавший с работы, почему-то показался мне другим. Наверное, мужчины взрослеют в ожидании ребёнка. Или это мне так только казалось. В любом случае, это не имело значения. Я попробовала представить Платона в роли будущего отца… но картинка не складывалась. Может, я просто сама себя накручиваю? Главное – не искать оправданий своему согласию на эту поездку.

Олег погрузил мои вещи в багажник машины, мы уселись сзади. А он еще пару раз поднимался в квартиру, выносил из закидывал в машину какие-то вещи, сумки, коробки. Наконец, мы выехали. Дорога заняла около двух часов. Машина то мчалась вперёд, то застревала в потоке, а мы беседовали вполголоса.

– Тебе часто нужно ходить к врачам? – спросила я.

– Пока нет. Раз в две недели, сегодня как раз была. А потом пробежалась по магазинам.

– Это ничего, что я так неожиданно появлюсь? – меня вдруг охватило сомнение.

– Ты о чём? Ты меня спасаешь! – Оля рассмеялась. – Дита, свекровь, меня просто достала. Она уезжает к родственникам, пока мой срок позволяет. Видно, хочет похвастаться. Обычно она уезжает в сентябре, но в этом году боится оставить меня одну перед родами. Считает, что я совершенно беспомощна и за мной нужен постоянный присмотр. Олег на работе, а я в городе задыхаюсь.

– А подруги?

– У подруг свои дела. Да и пусть. А ты нам почти как родная. Извини, конечно…

– Глупости.

– Нет, не глупости. Держи.

Она сунула мне в руку конверт, вытащенный из сумки. На нём аккуратным почерком Платона было выведено моё имя. Я несколько секунд вертела его в руках, не решаясь вскрыть.

– Я потом… Ладно?

– Я тебя понимаю.

Я молча убрала конверт в задний карман джинсов.

Мы заехали во двор дачи. Уже смеркалось. Нас встретила её свекровь Дита – Эдита Леонидовна. Она, конечно, пустила слезу, но, смахнув небрежно, расцеловала нас и повела за стол. Было мило, по-домашнему просто и легко. Мне, правда, было очень хорошо – сидеть с ними там, на веранде, пить чай с сушками и ни о чём не думать. Казалось, что Платон где-то рядом, просто устал и поднялся наверх немного поработать над своей диссертацией.

За ужином Эдита Леонидовна объявила, что решила уехать вместе с Олегом с утра. Чего тянуть и лишний раз гонять машину? Раз ей нашлась замена в моём лице, то нужно пользоваться моментом. Наверное, моя угрюмость, похожая на серьёзность, внушала ей некую степень доверия. Больше всего она переживала за Ольгу. Ну и за себя, безусловно. Ей не хотелось отказываться от традиции навещать родственников. Думаю, в этом жила потребность хвастаться успехами, короче – самоутверждаться. Это нормально, даже не стоит осуждать. Другое поколение.

– Ты за ней присматривай, не давай ей переедать. И напоминай, что есть нужно, чтобы ребёнок был нормальный. Пару недель всего. Я не могу их не проведать, все уже не молоды, сами понимаете.

Я получила лёгкий пинок ногой от Ольги под столом и включилась в игру.

– Хорошо, Эдита Леонидовна, я постараюсь, как смогу!

– Всё будет хорошо, – сказала Оля, когда мы остались вдвоём. – Ты здесь отдохнёшь, придёшь в себя, тут спокойно.

Я кивнула. А я тоже надеюсь… Но всё же, что я тут делаю?

Весь вечер Дита поучала нас, давала рекомендации, что и как делать, кому звонить в случае чего. Пыталась немного посетовать на мать Ольги за её отстранённость и нерешительность участвовать в приходе здорового будущего поколения, но Олег довольно тактично закрыл эту тему.

Мне постелили на веранде, а наверху, в той самой мансардной комнате, где мы когда-то останавливались с Платоном, жила Эдита Леонидовна. Оле было неловко из-за этого.

– Ты переедешь завтра, когда она уедет.

– Может, мне лучше спать с тобой в одной комнате? Всё-таки я должна за тобой присматривать.

– Наверное, нет, пока могу сама справляться. Да и есть кому за мной следить. А может, тебе там, наверху, одной будет страшно?

– Ты о чём?

– О той комнате. Может, не по себе будет? Воспоминания… бывает.

– Мне всё равно! Не волнуйся за меня.

– Как знаешь. Спокойной ночи.

Ужин закончился, когда было темно. Олег с Олей давно уже ушли спать в свою комнату, а Эдита Леонидовна позвала меня помочь ей с посудой. Она собрала всё на поднос и понесла в кухоньку, что находилась отдельно от дачного домика, во дворе. Я отправилась за ней.

Темнота сгущалась, я что-то спросила её, успеет ли она собраться, если им рано выезжать. Она в ответ только улыбнулась и сказала, что давно готова, но всё равно нужно перепроверить. Пока она ещё не ушла, а я перемывала посуду, Эдита Леонидовна в очередной раз наставляла меня, что делать, куда бежать, кому звонить. Потом вдруг вспомнила, что забыла одну важную вещь, и, сославшись на это, умчалась в дом, оставив меня одну.

Я домыла чашки. И мне нестерпимо захотелось в туалет пописать. Я уже забыла, где он находится, а искать среди ночи казалось жутковатым занятием. Выключив свет в кухоньке, я сделала несколько осторожных шагов в темноте, но быстро поняла, что найти его просто так не получится. Желание становилось всё сильнее. Я огляделась, сдалась и, выбрав место у какой-то грядки, присела.

В эту же секунду что-то зашуршало в кустах. Сердце ухнуло вниз. Я резко вскочила, едва успев натянуть трусы и джинсы, и бросилась к дому. Навстречу мне метнулось нечто тёмное. Чёрный кот! Или кошка? Ночью они все одинаково чёрные и чересчур наглые. Они могут так напугать, что легко описаться. Хорошо, что я уже успела.

На веранду можно было попасть через дом, но и прямой выход тоже имелся. Мне пообещали, что утром, когда они будут уезжать, постараются не шуметь, чтобы я могла поспать. Ха-ха-ха! Верить обещаниям людей, собирающихся в дорогу, – занятие бессмысленное. Но хотелось надеяться.

Я прислушалась – в доме было тихо. Быстро, боясь, что кто-то меня застанет за этим странным занятием, я переоделась в запасённую из дома пижаму и залезла под одеяло. Спать не хотелось, хотя усталость вымотала меня до последней капли.

Зачем я согласилась на всё это? Наверное, я авантюристка. Очень глубоко, в самой своей сути. Приехать сюда – зачем? Глупо пытаться вернуть себя в прошлое или вернуть само прошлое. Оно ушло, и я больше не хотела туда. Просто, наверное, мне хотелось сюда. К озеру. В озеро. В самую его глубину.

Озеро

Плоскость для неба

Зеркало для облаков

Для преломления света

В границах его берегов

Озеро

Для погружения

В святая святых веков

Возможное прикосновение

К источнику сладких снов

Озеро

Ход печали

Отправит на долгий срок

В необозримые дали

Обратно в её исток

Озеро

Обнажает

Тайные мысли мои

Мною овладевает

В истоме своей любви

Голая истина счастья

Нагая моя красота

Годная как для ненастья

Так для волшебного дня

Озеро

Для изменения

Порядка былых времён

До полного опьянения

От тех, кто в меня влюблен

Озеро

Капля вселенной

Линза моей души

Стану ли я переменной

В формуле вечной любви

Озеро

Мир откровений

Чистая мера весов

Полная вдохновений

Солнечных светлых стихов

Озеро

Пробуждение

И грезы, что наяву

Единственное спасенье

Радость, что я живу

Озеро

Не даст остаться

В покое прежней души

Заставит меня меняться

Диктуя законы свои

Озеро

Освобождение

Меня от любых оков

Переосмысление

Вечных исходных основ

2-й день

Пробуждение. Компьютер Платона. Журналы.

Я проснулась бодрой. Ну, почти бодрой. Ну, пусть и поздно по дачным меркам, но всё же проснулась. Конечно, я уже несколько раз открывала глаза: ночью вполглаза, потом ещё совсем ранним утром, когда Олег увозил свою маму в аэропорт. Их суматоха казалась далёкой, но всё равно проникала в сон.

Эдита Леонидовна накануне долго рассказывала, что непременно должна лететь к своим родственникам на море. Это было её ежегодное обязательное турне, но обычно в бархатный сезон, а в этот раз – в самую жару, что для неё уже не слишком полезно. В следующий раз, по её словам, она непременно возьмёт нас всех с собой, а Ольгу с будущим ребёнком отправит туда точно, и на всё лето – детям полезно тепло.

Жара, лето – как это прекрасно. Может, и здесь нам улыбнётся удача, и моросящий в городе неделю дождик, наконец, закончился. Главное, чтобы к вечеру он не вернулся.

Все эти бесконечные проводы я хотела пропустить, потому что было ещё слишком рано, а я уже успела вымотаться за вчерашний день. Семейная идиллия расставания длилась и длилась, и хоть они обещали не беспокоить меня, но, конечно, это было невозможно. Олег нервничал – ему нужно было успеть вовремя появиться на работе. Я поняла, что загвоздка во мне, и всё-таки придётся встать и попрощаться, потому что без меня, видимо, всё это не завершится. Я вылезла к ним в своей пижамке, так по-домашнему, словно мы давно одна семья. Расцеловались, пожелали друг другу приятного отдыха.

Наконец, они уехали, и наступила тишина. Оля, видимо, уснула, и я снова отправилась на веранду в свою кровать, где провалилась в новый сон. Так я спала почти до десяти или одиннадцати. Не хочу смотреть на эти дурацкие часы.

Теперь главное, что я проснулась.

Заглянула в комнату к Оле – её уже не было. Ну и ладно. Мне вдруг захотелось увидеть Озеро, но оно было в другой стороне. Я поднялась наверх, на второй этаж. Мансарда – небольшая комнатка и пространство, смутно напоминающее холл, скорее продолжение лестницы. В комнате кровать и комод. У самой лестницы – платяной шкаф. Постель уже аккуратно застелена. Окно выходит во двор, на полянку перед домом. Озеро – в другой стороне. Тогда, когда мы были здесь с Платоном, оно ещё просматривалось через дальнее окно, но сейчас, из-за разросшейся зелени, его совсем не было видно.

Не было видно и других местных достопримечательностей – только крыши и кроны деревьев. Зелень скрывала все дачи и даже ближайшие дворы. Лишь соседские коньки крыш с антеннами маячили среди листьев. Все скрыты друг от друга. Наверное, в этом и состоит прелесть здешнего места.

Любопытство взяло верх. Я заглянула в шкаф. Старые вещи: тёплые пальто, лёгкие плащи, вышедшие из моды куртки – много того, что уже невозможно надеть в городе, но вполне допустимо носить здесь. Комод я решила изучить позже, и это оказалось правильным решением. Вряд ли я бы тогда, в первый же раз, нашла столько интересного для себя.

Я спустилась вниз на веранду и, глянув через остекление, немного растерялась. Оля, только что сбросившая халатик, подошла к душу и, совершенно голая, с округлившимся животиком, стала плескаться под струями воды.

Душ – громко сказано. Просто труба, воткнутая почти посреди полянки и соединённая со шлангом. Сверху – примитивная брызгалка. Он был предназначен лишь для того, чтобы освежиться в жаркий день, когда ты загораешь под солнцем в купальнике. Открытый со всех сторон, без ширм и занавесок, он вовсе не подходил для уединения. Вчера, когда я вышла в темноте, чуть не напоролась на это странное сооружение.

Да, конечно, вокруг никого, стесняться вроде бы некого, но мне стало немного неловко – и даже боязно за Олю. Вдруг кто-то появится и начнёт подглядывать? Вдруг из ниоткуда возникнут люди, будто призраки, соберутся здесь, окружат её взглядами, смехом, кто-то не воздержится и… Но никто не появился. Это был всего лишь мой страх.

А я… я просто стояла и смотрела.

Смотрела, как солнечный свет ложится на её кожу. Как капли воды, стекая, подчеркивают мягкость линий. Как её округлившийся животик придаёт ей какой-то особенный, завораживающий вид. Оля была прекрасна. Совершенна. Этакая первозданная красота, не прикрытая одеждой, не зажатая условностями. Беременность не портила её, наоборот – она выглядела мягче, плавнее, живее.

Она двигалась спокойно, естественно. Провела руками по волосам, стряхивая капли. Воды стекали по её спине, касаясь каждой линии её тела, собираясь на кончиках пальцев и капая вниз, в траву.

Почему она позволяет себе вот так плескаться у всех на виду?

Но… у кого? Здесь только я. Только я смотрю на неё. И я не могла отвести взгляд.

Оля, кажется, почувствовала, что я наблюдаю, но не подала виду. Закончив с душем, она не торопясь прошлась по двору, развешивая постиранные вещи на верёвке. Не укрылась в доме, не закуталась в полотенце, не спешила. Лишь потом, с ленивым жестом, накинула халат и запахнула его.

Только тогда она повернулась ко мне и, улыбнувшись, махнула рукой: – Иди сюда.

Этот жест был слишком простым, слишком обыденным. Но… в нём читалось что-то ещё. Она точно знала, что я смотрела. Знала, что меня это выбило из равновесия.

И, кажется… ей это было интересно. Я вдруг осознала, что ей не скучно. Она играла. Чуть-чуть, ненавязчиво, с лёгкой насмешкой.

А я? Я не знала, как на это реагировать. Но всё же… вышла к ней.

Нужно общаться. Нужно выходить из своего безумного состояния одиночества.

Пора блаженства и любви

Любви к себе самой

Вот так явившееся сны

Из грез забытых мной

Беспутство назовете вы

Мое желанье быть

Возможно будете правы

Что я могу прослыть

Распутной, взбалмошной, чудной

Презревшей всё и вся

Не признающей за собой

Безнравственности дна

На коем я сейчас стою

Не ведая стыда

И что такой себя люблю

Прелестная пора

Я не боюсь идти ва-банк

Свободна и легка

Я возвожу в высокий ранг

Желанье навсегда

Быть только голой без всего

Жить, петь, любить, бродить

Свое являя естество

Себя превозносить

За первозданность новизны

За истину во всем

На постижение глубины

Души, что мы несем

Открыта всем, кто есть вокруг

Вот тело без изъян

Есть пара ног и пара рук

Все видно сразу вам

Что-где, как-кто и почему

Вопросы – вот ответ

Скрывать похоже ни к чему

Секретов в мире нет

Всё, как у всех, что есть, то есть

К чему скрывает мир

Кто для людей затеял месть

Кто этакий кумир

Сказавший, нагота есть зло

Укройтесь поскорей!

И сколько лет с тех пор прошло

Поди теперь развей

Излом обыденных основ

Обыденных вещей

Немыслимый на всём покров

Одёжек для людей

Кто дал им повод для стыда

Кто их заставил лгать

Без смысла ныне, навсегда

Прикрывшись – прозябать

Природу скрыть своих основ

Прекрасный образ свой

Приняв по воле дураков

Придуманный устой

Я перенесла свою постель и вещи наверх. Пока еще не решила окончательно, останусь ли здесь, поэтому не стала сразу устраиваться. Думаю, сделаю это позже.

Нужно одеться. Я зачем-то набрала с собой кучу вещей. Что выбрать? Наверное, вот это просторное льняное платье – оно свободное, легкое, без лишних деталей. Я скинула пижаму, переодела трусики, но надевать бюстгальтер не стала – здесь можно быть немного попроще.

Мы сели завтракать на веранде. Я принесла чай и чашки. Разговор сам собой вертелся на языке, и я, немного колеблясь, задала вопрос:

– А что случилось с душем? Он сломался?

– Ты видела? Извини, если смутила тебя, – Оля улыбнулась. – Просто здесь никого нет, а лезть в это сырое убожество, что называют душем, не хочется. Всё нужно перестраивать, но Олегу пока некогда. А летом можно и так. Здесь всё так – ждем не пойми чего.

– Я просто… А если вдруг кто-нибудь увидит?

– Вот ты увидела. И что? Это тебя как-то сильно задело?

– Меня? Нет, конечно… Но это же я. А если чужие, с улицы? Соседи какие-нибудь?

– Соседи? – Оля усмехнулась. – Ты смеешься? Кто нас тут увидит! Тут хоть целый день ходи, как мама родила.

– Я понимаю… конечно.

– Мы от всех соседей закрыты забором и малиной, а с улицы сюда вообще не заглянешь! Разве что кто-то зайдет во двор, но это исключено. Калитку с улицы не открыть, если не знаешь как.

– Я, кстати, забыла, как её открывать.

– Покажу, не переживай! Здесь у нас совершенно безопасно, иначе бы нас тут не оставили.

– Хорошо бы… но я такая трусиха!

– Брось! Мы тут никому не нужны, не заморачивайся!

Я вспомнила про Озеро и перевела разговор в это русло:

– А на озеро сходим?

– Можно. Я обычно без Олега не хожу, но вдвоем, думаю, можно.

Мы намазали по бутерброду.

– Ты прочитала письмо, которое тебе оставил Платон?

– Нет.

– Не хочешь?

– Хочу… но не сейчас. Как-нибудь потом. Давай я уберу со стола?

– Да, потом вместе! Подожди, я сейчас, – Оля вдруг замешкалась, словно что-то вспомнила. – Чуть не забыла в этой суете вчера. Нужно было еще раньше…

Она убежала в дом, а вскоре вернулась, неуклюжа держа в руках картонную коробку из-под принтера. Я узнала её. Платон когда-то купил принтер для работы, но коробку оставил себе – долго не выбрасывал, говорил, что будет хранить в ней старые тетради.

– Забирай, всё тебе!

Тетрадей внутри не оказалось, зато там был его ноутбук, фотокамера и несколько небольших коробочек с проводами и разной мелочью. Оля наблюдала, как я перебираю вещи.

– Почему мне? Всё это, наверное, можно продать, если никому не нужно.

– Тёте Зине даже разбираться с этим тяжело. Да и мне, если честно, тоже. Через пару лет это всё станет бесполезным барахлом. И потом, я в этом не разбираюсь.

– А Олег?

– Ему и подавно неинтересно. Я пыталась включить ноутбук, но там пароль. Говорят, можно всё очистить и переустановить систему, но я не решилась. А ты сама решай, что с этим делать. Избавь меня от этого.

Почему именно мне?

– Мама Платона распорядилась передать это тебе. Почему – спроси у неё.

Я поставила ноутбук на зарядку – он был полностью разряжен. Камеру включить удалось, но аккумулятор тоже почти сел. Мне хотелось заглянуть в её память, проверить, есть ли на карте что-то, но заряда явно не хватило. Блок питания для камеры был, но без сетевого шнура. Не проблема – найдется.

Я умела обращаться с техникой. Когда-то даже недолго работала в отделе электроники в супермаркете – этого хватило, чтобы хоть немного в ней разбираться. Я переключила камеру в режим просмотра, но карта памяти оказалась пустой.

Мою лёгкую досаду Оля, похоже, приняла за накатившие воспоминания о Платоне. Ей показалось, что мне стало грустно. Это, конечно, было слишком. Мне не хотелось печали – я и так ею насытилась до тошноты. Оля могла бы просто помолчать, но, напротив, решила развеселить меня, как ей, вероятно, казалось правильным.

Мы расстелили на траве покрывало и устроились во дворе в теньке дома. Оля нашла стопку старых глянцевых журналов, и мы принялись их листать, рассматривая фотографии. То комментировали что-то, то просто переворачивали страницы. Болтали о пустяках. Оля старалась быть весёлой, и у неё почти получалось.

Мы говорили не о чём

Листая прошлого страницы

И каждый думал о своём

Не заступая за границы

Себя в себе оберегая

Других подробно разбирая

Ища проходы между слов

В метафорах недавних снов

Но не дано предугадать

Что память понесёт нас вспять

Того, что лучше бы не знать,

Что не должно было всплывать

Но вспоминается опять

Хоть в рассуждениях своих

Мы замираем при чужих

Но оживляемся всегда

Когда ж печали нет следа

Мы начали вспоминать те дни, когда в последний раз были здесь, на даче, все вместе. Я, Платон и они – только что поженившиеся Оля и Олег – сидели на веранде, пили чай. Болтали обо всём и ни о чём, как и сейчас. Нам было хорошо. Когда Платон или Олег рассказывали забавные случаи или анекдоты, мы смеялись до слёз. Мы строили планы, верили, что впереди нас ждёт только лучшее. Мир казался простым и дружелюбным. Потом мы ходили купаться. Погода стояла тёплая, на берегу почти никого не было. Мы плавали, загорали, наслаждались безмятежностью дачной жизни. Вода обнимала нас, мы целовались прямо в озере, чувствуя себя счастливыми. Теперь это просто воспоминания, но они по-прежнему греют душу.

Платон целовал меня, и я целовала его. По ночам мы прижимались друг к другу в постели. За окном щебетали птицы, а где-то в доме пиликал сверчок, которому не спалось. Мне было хорошо даже просто лежать рядом с ним, чувствовать его тепло, слушать его дыхание. А ему всегда хотелось разбудить во мне что-то большее – страсть, огонь, желание, – лаская меня, добиваясь моего полного удовлетворения. И каждый раз, передохнув, мы снова тянулись друг к другу. Возможно, он хотел выглядеть неутомимым любовником, доказать мне и себе, что может подарить восторг. Я легко поддавалась его желаниям, хотя для меня секс никогда не был главным в наших отношениях. Я не была холодной, но бурный выплеск чувств случался не всегда. Мне было важнее, что он просто есть рядом, что мы можем вот так приехать на дачу, смеяться, говорить глупости, целоваться. Он любил сильнее, а я – просто принимала его любовь, его прикосновения, его желания. Боялась выразить свои эмоции громким вздохом, не говоря уже о крике восторга.