Озеро. Обнажение

Оля рассказывала мне про свою маму, которая заканчивала автомеханический институт и даже могла бы стать начальницей в каком-нибудь колхозе. Она вспоминала, как её мама проводила летние каникулы у своей тёти на юге. Потом, уже спустя годы, эта тётка рассказывала Оле, как её мама вместо того чтобы помогать по хозяйству или заниматься учёбой, целыми днями пропадала где-то, ничего не делала, долго спала по утрам и ещё загорала за сараем совсем голая. И даже ругалась с тёткой, когда та упрекала её за привычку спать без ночной рубашки и бегать ночью на двор, забыв как следует приодеться. У тётки тогда муж был на заработках, особенно летом, в сезон. В доме оставались только они вдвоём, и хозяйка всего боялась, на ночь запиралась, как только можно. А племянница вечно норовила что-то учудить.

Я представила её маму молодой, такой, как на фотографии, что висит у них на даче – Оля показывала мне её. Но, скорее, я представляла саму Олю. Видела её отчаянной девчонкой, выбирающейся из дома ночью, чтобы пройтись по сельским улицам, по лугам, по полям – совсем голой. А днём – в коротком платьице, модном тогда супер-мини, отправляющейся в магазин за хлебом, на базар за семечками или на почту, оставив дома трусики. Или пропалывающей помидоры в огороде в каком-нибудь легкомысленном наряде, а может, и вовсе без него. Загорающей на солнце, а потом нежившейся в тенёчке, пока в доме никого нет.

Как зной полуденный придёт

Мне надоесть читать учебник

Меня простор к себе зовёт

Стенам своим уже не пленник

Я оставляю сопромат

В раскрытом виде на кровати

Пусть полежит

Он будет рад

Соседству девственной тетради

А я отправляюсь погулять

Надев всего лишь босоножки

Мне даже их придётся снять

Когда прийду к концу дорожки

Она пусть выведет меня

На речку

Там пойду босая

По кромке берега одна

Под солнцем юга загорая

Я не надела ничего

В моих руках лишь босоножки

В ушах дешевые сережки

Бесстыжие босые ножки

Следы в песке

Я на легке

И на реке

Песка следы на мне

Ах брошу эти босоножки

На берегу

Пойду, что б мошки

Жужжать не стали у сережки

Нырну

Плыву, расправив ножки

От утомительной зубрежки

Гребу на дальний бережок

Где ослепительный песок

Где мной оставлены следы

Вчера

Где вновь сегодня буду я

Бродить по отмелям и плесам

И может быть пройдусь

По лугу там, где за утесом

Видна соседняя станица

Дорога к ней иль от неё

По ней должна быть вереница

Машин

И может кто-то удивится

Откуда голая девица

Там вдалеке

Куда стремиться

Куда шагает так легко

Как сможет знать

Простой шофёр

Везущий рис на ток колхозный

Что вот пройдёт какой-то срок

Я стану инженером грозным

Чтоб МТС тут управлять

Все трактора до гайки знать

Ну все пора

Теперь до хаты

Бежать

Там надо все опять успеть

К приходу всех сготовить снедь

Помыть полы

Дать корму птицам

Собрать на грядках

Огурцы

И даже нацепить трусы

Чтоб не смущать

Родную тетю

Всей откровенностью своей

Отсутствием на мне вещей

И ещё конечно же футболкой

Придётся мне прикрыть свой стыд

Как мне всегда она твердит

Что нету большего греха

Как тел открытых нагота

Что это грех ведёт к другим

Порокам скрытым и чужим

Не стоит открывать себя

Чтоб не случилась так беда

Да, я могу перетерпеть

Пока мы вместе и она

Не ощутит

Объятье сна

А как заснёт, могу и я

Заняться тем

Чем так грешна

Моя бесстыжая душа

Я выйду с дому

Ночь светла

На небе полная луна

Всё освещает для меня

И я нага

Как и луна

И так безудержна пьяна

Свободой, делай

Что хочу

И быть такой

Как я люблю.

По возвращении на дачу я тут же сбросила с себя сарафан. Весь остаток дня, до самого вечера, я собиралась провести совершенно голой, а что будет дальше – посмотрим.

Оля сказала, что пойдет приляжет почитать, но явно собиралась просто отоспаться. Она не особо понимала, какие дела нужно делать по даче и на участке. Помнила лишь, что обычно поливала цветы, готовила что-нибудь поесть и помогала в мелочах. Я надеялась на большее, но даже полив цветов – тоже дело. Оля вспомнила про сарайчик, который нужно немного подкрасить, но у всех руки не доходили. Однако важнее были цветы, а их лучше поливать вечером. Ну что ж, вечером так вечером. А пока можно заняться и сарайчиком.

Оля ушла в дом и, вероятно, пыталась уснуть. А я была в восторге от того, что можно чем-то заняться. Заглянув в сарайчик, я увидела груду вещей – нужных и не очень, но основное их назначение, похоже, было просто захламлять пространство. Среди всего этого я нашла краску и кисточки – однозначно полезные вещи. На вешалке болтался старый комбинезон, весь в разноцветных пятнах, предназначенный для маляра. Но мне он точно был ни к чему.

Я стянула волосы в хвост и повязала голову платочком – на всякий случай. Когда начала красить, конечно же, вся перепачкалась краской. Капельки от кисточки отлетали в разные стороны и падали на мое незащищенное тело. Больше всего доставалось моим волосам на лобке. В какой-то момент мне это надоело, и я просто взяла кисть и махнула, добавив своим волосам радикально-зеленый оттенок.

Стена получилась прекрасной, и я тоже выглядела волшебно – особенно мои зеленые заросли. Конечно, я уже решила, что просто сбрею все начисто. Чего там скрывать себя под этой гривой?

Было жарко и приятно. Я все время пила воду – минеральную и простую, а еще писала, когда красила. Я могла сильно не заморачиваться на эту тему тут же прямо у стенки, что красила, чуть присев, даже почти стоя, обливала себя, смывая водой оставшиеся капельки. Бутылка пустела быстро, половину я проливала на себя. Наконец, работа была закончена: сарайчик был покрашен, да и я сама выглядела весьма необычно.

Я крашу стену

И себя немного

Подкрашу также краской той

Не будет от окраски прока

Коль не сольюсь я с той стеной

На фоне стен я незаметна

Меня не видно, нет меня

Я в очертаниях не конкретна

Неразличимы: я, стена

Конечно, жаль что, лишь с стеною

Была бы я хамелеон

С картинкой я могла любою

Быть незаметной, как и он

Не нужно было бы мне платьев

Повсюду голая брожу

И на любых мероприятиях

Исчезну – только захочу

Вмиг стану просто невидимкой

Как будто некий был мираж

Случайно созданной картинкой

В воображении, на раз

А вот на два, я испарилась

Виденье чудное ушло

Нагая девушка размылась

Прозрачной стала, как стекло

И было это ли виденье

Иль только сладостный мираж

Оставлю я у всех сомнение

Причуды памяти о снах

Мне нужно было вернуть себе нормальный вид. Конечно, можно прятаться под краской. Я представила себя полностью выкрашенной в зеленый цвет. Лягушка. Царевна-лягушка. Только короны не хватает. Меня всегда мучил вопрос: вот она, лягушка, без одежды сидит в своем болоте, а затем превращается в царевну и сразу оказывается одетой. И другой вопрос, который вдруг пришел мне в голову: если я покрою себя краской с головы до ног, буду ли я тогда голой или одетой? Наверное, все зависит от толщины слоя. Если покрыться толстым слоем – это уже одежда, а если тонким, то скорее макияж. Макияж – не одежда. Нужно как-нибудь себя раскрасить, даже нарисовать на теле одежду и так выйти на улицу. Хорошая идея! Но не для сейчас. Сейчас я хочу чувствовать свою кожу, быть свободной и наслаждаться этим ощущением!

С помощью детского крема я стерла все зеленые пятна, появившиеся во время окраски сарая. Затем нашла упаковку одноразовых бритв и под душем безжалостно избавилась от всей запущенной растительности: на лобке, подмышками и на ногах. Мне даже пришла в голову мысль налысо подстричься и на голове, но я решила, что этот эксперимент лучше отложить на другой случай. Пока пусть еще немного отрастут. Освободившись от волос на теле, я думала, что буду чувствовать себя уязвимой, но все получилось наоборот. Казалось, что площадь возбуждения практически свелась к абсолютному нулю. Хотя, конечно, не совсем. Ведь есть складочка, которая скрывает всё полностью, но моя писулька с норовом – она не хочет сидеть в укрытии. Малые губы и крайняя плоть словно нарочно выглядывают наружу: «Эй, не забывай про нас, дорогая! Посмотри, какие мы миленькие и симпатичные!» Раньше я находила это ужасным, стеснялась, прикрывала буйной растительностью, но теперь пришло время дать им полную свободу самовыражения.

После душа я тщательно вымыла голову и, как следует отмокнув под теплой водой, ощутила небывалую усталость. Высохнув под солнцем, намазалась кремом и отправилась немного полежать у себя наверху. Залезла в постель с книжкой и незаметно уснула.

Проснулась от того, что Оля позвала ужинать. Вылезать из постели мне совсем не хотелось, но настойчивость подруги не оставила мне шансов снова уснуть.

Я вспомнила, как утром рылась в комоде и обнаружила кучу забавных нарядов. Один из них вполне мог бы подойти в качестве вечернего туалета. Ведь сегодня произошло нечто важное, и мне захотелось хоть как-то отметить своё новое восприятие себя, соответствовать этому моменту. С особым чувством я покопалась в своей сумке и достала захваченную при сборах бутылку красного сухого французского вина.

Спустившись вниз, я увидела, что всё уже готово: Оля дорезала хлеб для ужина. Она была в халате. Ещё утром предупредила, что одно дело – ходить без одежды с утра, а вечером, если станет зябко, она всё же будет одеваться. Ну что ж, дело хозяйское. Я тоже была в наряде.

Оля окинула меня взглядом и не сразу нашлась, что сказать:

– Откуда у тебя бутылка? И где ты откопала ЭТО?

Я была во всей своей красе: в руках бутылка вина, а на мне лишь прозрачный, видавший виды пеньюар середины прошлого века, такой короткий, что его едва хватало, чтобы прикрыть половину моего живота.

– Столько вопросов! Вино я ещё с Платоном собиралась распить, так что привезла его с собой. А этот шедевр нашла наверху, копаясь в вашем комоде. Как тебе? Чья это прелесть?

– Даже не знаю. Но вот умели же раньше сводить мужчин с ума! Он совсем прозрачный. К нему ещё трусики были…

– Их я не нашла.

– Естественно! – хмыкнула Оля. – Они были такие же бесстыжие! Но, увы, не дожили до твоего приезда.

– Для меня сейчас трусики вообще лишняя деталь гардероба.

– И это кружево! Не наше. Такое отечественная промышленность не выпускает. Уже кое-где протёрлось, но всё равно выглядит потрясающе.

– Да, правда круто. И знаешь, сводит с ума не каких-то абстрактных мужчин, а меня саму.

– Ты красивая!

– Да ну, ерунда. Я просто почти голая.

– Куда уж почти…

– Я сейчас только в туалет схожу, – бросила Оля и скрылась в будке, которую я уже давно ненавидела и старалась избегать.

Я обошла весь двор, подошла к калитке. Через редкие дощечки, наверное, меня можно было увидеть с улицы, если бы там кто-то проходил. Но улица была пуста. Я приоткрыла калитку и выглянула наружу. На улице никого.

Я попробовала отпереть замок. Почти сразу получилось. Может, это знак? Сердце забилось быстрее, и я выскочила за калитку – голая, просто так. Вдохнула воздух свободы, и тут же внутри вспыхнул страх. Вдалеке кто-то мелькнул, и я пулей забежала обратно. Глупость? Озорство? Но в груди разлилось приятное чувство адреналина и детского восторга. Захлопнув калитку, я вернулась к столу. Оля уже сидела за ним. Она явно любовалось мной.

– Я смотрю, ты обновила свой образ почти радикально.

– Ты о чем?

– Хотела было попросить тебя подстричь травку во дворе, но теперь сомневаюсь. Ты ведь лишилась собственного «газончика».

– Ха-ха! Острый юмор без границ. Принимаю! Просто давно пора было, а руки не доходили. А газон могу завтра подстричь – не проблема.

– Руки не доходили или недоставали?

– Ну, хватит!

Оля указала на бутылку вина на столе.

– Будем пить?

– Нет, будем осторожно разглядывать этикетку! Где тут в этом доме штопор?

– Мне можно только немного. А по какому случаю?

– Сейчас придумаем. Можно за мою новую жизнь. Или за ту, что началась заново.

– Звучит заманчиво, но мне только каплю.

– Ну, как пойдет!

Мы сели за стол, даже зажгли свечи. Принесли радиоприемник, настроили волну, и заиграл джаз. Поужинали. Оля сделала несколько глотков из своего бокала. Потом достали сыр, и с ним я уже почти одна допивала свой бокал. Вино оказалось совершенно пьянящим, или просто я совсем не умею пить, а может, никогда и не научусь. Мне так мало нужно.

– Так, теперь ты меня поснимай, раз я так чудесна.

– Голой?

– А я тебя снимала? Снимала! Теперь твоя очередь.

– А тебе это зачем? Для кого?

– Для себя и только. Для приятных воспоминаний об этом лете. Все так делают!

– Голыми фоткаются и о лете вспоминают?

– Голыми – не все, а лишь самые продвинутые. Вроде нас с тобой. А так – все, кому хочется. И мне хочется. Лично для себя. Самые откровенные снимки.

– Может, пожалеешь потом?

– Ты о своих жалеешь?

– Не знаю. Нет, конечно!

– А я почему должна жалеть?

– Не должна, так не должна! Ну давай! Я попробую поймать нужные моменты.

Я принесла камеру и отдала её в Олины руки.

– Я буду танцевать и двигаться. Если не возражаешь?

– А вдруг у меня не получится?

– Просто нажимай и всё!

Мне всего лишь нужно немного подвигаться. Лишь подвигаться в такт чарующей мелодии, и всё пройдет. Это просто головокружение от нечаянно выпавшего счастья. Задаюсь вечным вопросом: могу ли я быть счастливой? Нет, я должна быть счастливой. Просто так. И я найду своё заветное счастье. Я его уже нашла.

Танец, танец без начала

Танец, танец без конца

Без движений я устала

Словно стала камнем я

Ритм, движенье, позы

Аромат у розы

После некой дозы

Счастья и свободы

Несмотря на годы

И вина одна моя

Что видна такая я

И вина мне много

И к себе не строга

Я раздета и смела

Что могу так быть всегда

Просто и открыто

Скоромность позабыта

Позабыт ужасный стыд

Вид мой дерзок и открыт

И танцую и кружусь

И не скрою: веселюсь

Попочка и сисички

Капельки у писички

Белым обольюсь вином

Мне теперь всё нипочем

Я не понимала

Как я обделяла

От восторга просто быть

В танце весело кружить

И пьянеть не от вина

От того, что лишь нага

Без одежд существовать

В счастье вечном прибывать

Я подняла бокал с остатками вина. Мы выпили лишь половину бутылки и еще на какой-нибудь вечер хватит.

– Спасибо тебе, дорогая, за эти дни, что я провожу здесь с тобой. Спасибо, что вытащила меня сюда. У меня никогда не было подруг, да и друзей, если честно, не было. Был только Платон. А теперь есть ты. Я даже не думала, что смогу хоть как-то прийти в себя после его ухода… Но здесь мне легко, хорошо. Здесь я чувствую себя другой. Не прежней, не той, что была, а новой – свободной, раскованной. Как ни странно, но это так.

– Спасибо! – Оля улыбнулась, но я заметила в её глазах влажный блеск. Она почти расчувствовалась, и мне не хотелось углубляться в печальные мысли.

Я тут же предложила пойти на Озеро искупаться ещё раз. Оля не ответила сразу, возможно, она думала, что я слишком пьяна. Но я не отступала. Спать нам не хотелось, в душе было лёгкое возбуждение, желание проживать этот вечер до конца. Хотелось чего-то яркого, освежающего, такого, что наполнит тело приятной усталостью и подарит сладкий сон. Оля отказалась танцевать со мной, но я продолжала настаивать на купании.

– Дважды за день купаться? Будто снова дети!

– А почему нет? Кто нам мешает?

– Никто… Просто я боюсь идти туда, где мы были днём.

– Тогда пойдём на пляж. Там уже никого нет. А если и есть, нас в темноте никто не увидит.

– Ты точно не перебрала?

Я почувствовала, как по телу пробежала лёгкая дрожь. Это было не от страха – скорее, от возбуждения. Голова кружилась не от вина, а от самой идеи.

Оля, конечно, немного ломалась, но всё-таки согласилась со мной. Поздний вечер, почти ночь. Мы были слегка пьяны – ровно настолько, чтобы не пойти спать, а отправиться на поиски приключений.

– А давай пойдём вот так? – я кинула на неё заговорщицкий взгляд. – Ты же вчера была готова, а я половину пути почти так пробежала!

– Не выдумывай! Одно дело – тем вечером, когда никого не было, а сейчас неизвестно что там! Одевайся!

– Мой сарафан мокрый! – кокетливо возразила я. – Я не хочу цистита!

– Он давно уже высох, голышонок. Давай, пошли!

– Пошли, но я пойду голенькой! – рассмеялась я. – Это же так здорово! Ты ведь сама вчера купалась голышом и меня почти заставила! И сегодня говорила, что плавать нужно только голой. Это же свобода! Полная, настоящая, ощутимая кожей.

– Да, купаться одно, а ходить так по поселку совсем другое дело.

– А если так? Я ведь почти одета в этой прекрасной вещичке! – кокетливо спросила я.

– Нет! Так ты тоже не пойдёшь! – отрезала Оля.

Я чуть не проговорилась о том, что уже гуляла совершенно без всего, но вовремя прикусила язык. В посёлке ещё могли шататься такие же искатели приключений, и Оля не хотела рисковать. Одно дело – когда в доме был мужчина, другое – сейчас. А мне захотелось быть рискованной до отчаяния.

– Ты же сама вчера была готова голой идти домой, и я уже голой за тобой бежала! Ты это уже забыла? – напомнила я с хитрой улыбкой.

– Ну, это так, немножко… мой безумный порыв, – замялась она. – И я же знала, что ты мне не позволишь раздеться, а тебя это, похоже, взбодрило!

– Вот теперь я тебе позволяю быть свободной, – усмехнулась я.

– Всё, хватит! Или идём в одежде, или не идём!

– Ладно, ладно! Я прикроюсь! Завернусь вот в это полотенце, пойдёт?

Оля со вздохом согласилась. Я скинула прозрачный пеньюар, аккуратно убрала его на место и закуталась в большое полотенце. Мы заперли домик на ключ и спрятали его в тайнике под камушком.

Стоило нам выйти за калитку и сделать пару шагов по безлюдной дачной улице, как я слегка ослабила край полотенца. Оно держалось на мне как импровизированное платье с голыми плечами… но через несколько метров само собой соскользнуло вниз.