Озеро. Обнажение

Листая старые журналы, я почти не скучала. Было даже забавно: устаревшая мода, погасшие звёзды, забытые скандалы и фильмы, наивная реклама. Всё это казалось далёким и неважным, пока Оля неожиданно не наткнулась на разворот с беременными актрисами и знаменитостями. Деми Мур, ещё кто-то из западных звёзд, а среди них и наши отечественные ведущие, эстрадные певицы – все позировали полностью обнажёнными, гордо демонстрируя свои округлившиеся животы. «Пузики», – весело назвала их Оля. Она разглядывала фотографии с неподдельным интересом, потом показала мне. Я усмехнулась, но почему-то вспомнила её под утренним душем… и смутилась.

– Наверное, это для них просто прикольно, лишняя реклама, даже такая. Раньше ведь боялись такое показывать, чтобы не сглазили.

– Ерунда, это же красиво!

– Ты так считаешь? В этом есть смысл или просто желание попозировать?

– Мне кажется, это полная ерунда. Глупое самолюбование. Выставлять себя в таком положении, да ещё и совсем голой… Не знаю, как-то слишком.

– А мне нравится! Я бы тоже так хотела!

– Это в тебе дух противоречия говорит. Кто тебе мешает? Вот, бери телефон и снимай себя сколько хочешь.

– Телефон – это ерунда! Там качество ужасное! И самой неудобно! Я хочу нормальные снимки. Ты можешь меня поснимать на камеру Платона?

– Я? Нет! И там аккумулятор давно разрядился. Олега попроси, он тебя снимет.

– Он не снимет. Не удержится. Да и не умеет. Слушай, а Платон тебя так снимал?

– Снимал как?

– Голой?

– Нет, конечно! Только в одежде.

– Ладно, прости.

– Ерунда.

– Но ты ведь умеешь снимать?

– Наверное, но так особо не пробовала.

– Это сложно?

– Нет, просто нужен навык и сосредоточенность.

– Куда же без этого!

– Определённо.

– Ну, так ты же можешь просто поснимать меня?

– Ну… наверное.

Это была ошибка. Совсем неправильный ответ. Скажи я что-то вроде «даже не проси» – всё бы обошлось. Но я отвела разговор в сторону, спрятавшись за технические детали, и этим только дала Оле повод продолжать. Может, она того и добивалась – заболтать меня, заманить в игру.

– Давай сейчас? Просто два кадра. Это же легко: кнопку нажала – и готово.

– На самом деле не так уж и легко. Нужно настроить диафрагму, выдержку…

– О! Для тебя это не проблема! А я пока хоть немного причешусь… Может, глаза подведу… Да что там, сделаю нормальный макияж!

Она вскочила и убежала в дом.

Я решила, что на этом всё и закончилось. Минут десять, двадцать её не было. Я даже успокоилась, увлеклась какой-то статьёй о том, как правильно собираться в отпуск. Конечно, я всё делала не так.

Но Оля вернулась – накрашенная, с заговорщической улыбкой.

– Ну как я тебе?

– Великолепно…

А потом, без тени стеснения, сбросила халатик.

Осталась совершенно голой.

И в этот момент я ощутила, насколько ловко она меня обвела. Моё соглашательство, моё попустительство сыграло свою роль. Не первую, но определённо роковую во всём, что случится дальше.

– Зачем тебе это?

– Просто хочу! Просто для себя. А может, ещё Олегу будет приятно. Представь, подарю ему в рамке на мужской праздник вместо бритвы или носков.

– Глупости! Сфотографируй себя на телефон и сразу пошли ему.

– Ты недооцениваешь значение капризов беременной женщины! Это плохо кончается, между прочим. Я же говорю – в рамке, на память. А на телефоне он ещё начнёт хвастаться кому не надо. А ты что? Может, стесняешься меня?

Оля нарочито стыдливо прикрылась руками, но при этом лукаво прищурилась.

– Я? Нет, просто…

– Просто что?

– Просто… А где ты это собираешься вешать в рамке?

– В спальне, конечно. Ну а что такого?

– Ага, прямо над кроватью, да?

– Ну, не обязательно! Может, в шкафу, чтобы доставать в особых случаях.

Я закатила глаза, но, кажется, уже сдалась.

– Ладно, где будем снимать?

– Давай на даче, тут уютнее.

Она сунула мне в руки фотокамеру. Я нехотя включила её, надеясь, что батарея сядет, и тогда Оля успокоится. Хотя… может, и нет. Новая авантюра. Чего она хочет? Во что она меня втягивает? Может, она просто шутит? Нет! Скорее, хочет подразнить своей непосредственностью, отвлечь меня. Глупо. А может, ей вообще не стыдно? Тогда почему мне должно быть стыдно за неё?

Соглашусь. Подыграю беременной женщине. Хоть не скучно будет. Я навела камеру на Олю. На экранчике фотокамеры – маленькая голенькая Оля. Маленькая Оля и её большой живот беззастенчиво ходили по травке в поисках живописного фона. Такая естественность наготы, будто всё это нормально. Её это не смущало. А вот меня это стало немного возбуждать, я представила себя и Платона, который меня снимает, делает снимки меня совсем голой и все ем…

Я нервно нажимала на кнопку, но получались совсем неинтересные кадры. Это было понятно нам обеим. Тогда Оля просто уселась голой попой на траву и обняла свой живот, будто защищая его.

Я опустилась рядом.

Она сидела расслабленно, легко, словно это самая естественная вещь на свете. Я тоже немного успокоилась. Только тогда в объективе начало появляться что-то настоящее.

– Давай просто улыбайся.

– А смеяться можно?

– Кто тебе теперь что может запретить?

Оля засмеялась – сначала тихо, потом громче.

– Я похожа на супермодель!

Я рассмеялась тоже, и в этот момент наконец поймала кадр, который действительно стоил того.

Мы сделали ещё несколько кадров, пока не закончилось свободное место на карточке. Оля тут же захотела посмотреть, что получилось. Она стёрла какие-то снимки – те, что, по её мнению, были не очень или, наоборот, слишком откровенные. На освободившееся место мы сделали ещё несколько фотографий, и, возможно, процесс бы затянулся бесконечно, но заряд аккумулятора был уже на исходе. Пора было ставить камеру на зарядку. А ещё важнее – переписать фотографии на компьютер, чтобы освободить карточку для новых снимков.

– Ладно, прячь, потом перепишем! – Оля протянула мне фотоаппарат. – Может, карточки купить? Олег вечером заедет, можно написать ему, какие именно.

– Ты ему расскажешь, для чего?

– О нет!

– Ты готова ещё?

– Нет!

– Тогда и не стоит заморачиваться.

Оля пошла под душ, второй раз за этот день. Теперь она смывала с себя прилипшие травинки. Я краем глаза наблюдала, как капли воды стекают по её коже.

– Жаль, что места на карте не осталось! – бросила я, пытаясь скрыть смущение. – Мы забыли тебя так снять – под душем.

Я всё же нацелилась и, из последних сил аккумулятора, сделала пару снимков. Камера выключилась.

– А ты пойдёшь?

– Не знаю… Прямо так, как ты?

– А что такого? Тут никого. Давай, иди!

Я замотала головой.

– Не знаю…

– Ну, ладно, я в дом. Сама решай – хочешь или не хочешь!

Оля не стала вытираться, не накинула халат. Просто стряхнула с кожи капли воды и, мокрая, босая, побежала в дом.

Ладно, делов-то! Я сбросила платье. Всё равно мои трусики уже почти промокли от жары или… не знаю. Так что я просто осталась в них, встала под душ.

Оля вернулась, уже в банном халате. Хотя «в халате» – это громко сказано. Она просто набросила его на плечи, даже не завязывая пояс. В руках у неё было чистое полотенце. Она подошла, положила его на скамейку под окном.

– А хочешь, потом тебя поснимаем?

Я чуть не выронила мыло.

– Что?

– Просто… Почему бы и нет?

Может, Оля читает мои мысли? Или просто подзадоривает меня, играя, проверяя, насколько далеко можно зайти? Она уселась на скамейку, так и не запахнув халат, продолжая спокойно наблюдать за мной.

Я почувствовала, как жар заливает мои щёки.

– Нет! Зачем?

– Просто так! Разве ты никогда не фотографировалась?

– Нет!

– А Платон? Он тебя не снимал?

Я сглотнула.

– Просил однажды. Но… Нет, я ему не позволила.

– Прости… Опять напомнила тебе о нём.

– Напоминай. В этом нет ничего такого.

Оля кивнула, показала на полотенце.

– Это тебе.

А потом потянулась, зевнула.

– Пойду, прилягу, устала.

Она ушла в дом, оставив меня одну.

Я наконец стянула с себя мокрые трусики, сполоснула их и повесила на верёвку. Никого нет, никто не видит. Я стояла на траве, влажная, тёплая после воды. Платье скомкано валялось на стуле спасительной тряпочкой.

Я посмотрела на него, и вдруг… испугалась. Мне уже не хотелось его надевать.

Потом я собрала журналы в стопку и отнесла их на веранду. На столе стояла неприбранная посуда – нужно было убрать и помыть. Я быстро всё собрала и понесла на кухню. Но не дошла. Тогда я не смогла. Дойдя до стула, я наспех надела платье, словно избавляясь от возможного, нет, неминуемого позора – быть застигнутой вот так, совершенно голой. Тогда я его всё же надела… Но сейчас, вспоминая тот момент, понимаю – я не стала этого делать. Осталась обнажённой. И с того дня такой оставалась всегда.

В фотографиях любимых

В фотографиях себя

Для себя одной хранимых

Объяснения есть меня

Без одежды, без изъяна

Вот какая я была

Где привычна, нет обмана

Роль любимая моя

Вся раскрыта, вся свободна

И загадка в тот же миг

Вся мягка и так проворна

Просто тело

Светлый лик

И волнительно спокойна

И бесхитростно умна

Я раскрылась

Мне удобно

Принимать такой себя

Неминуема расплата

Будет, может не сейчас

Юные года, утрата

Возрожденные для нас

Только лишь взгляну

Всё вспомню

Стану прежней молодой

И упрямой и свободной

Нежной, полностью нагой

И плевать, что дальше будет

Только радость, только свет

Откровенностью разбудит

Мой из прошлого привет

Позабытые желания

Озорство и колдовство

Счастье сладкого признания

Совершенства своего.

Мы с Платоном поссорились… хотя, наверное, это было даже не ссора. Скорее – я сама захотела наказать его, лишив себя. А в итоге наказала только себя.

Тогда я ночевала у него. Утром он ушёл в душ, потом на кухню – готовить завтрак. А я, оставшись одна, машинально открыла его компьютер, чтобы проверить почту… И случайно увидела папки с фотографиями. Там была я. Наши снимки с дачи, те, что он делал сам.

Но потом я заметила и другие папки. Там были чужие девушки. Голые. Не снимки, сделанные им – нет, просто скаченные откуда-то. Я тогда восприняла это как грязную порнографию с гадких сайтов. Хотя, по сути, это были просто фотографии. Пусть откровенные, пусть иногда слишком… но не более того. Просто эротика.

Но в тот момент разница была для меня неразличима.

Я ничего ему не сказала. Не устроила сцен, не закатила скандал. Может, стоило – и всё бы на этом закончилось. Но я промолчала. Что это было? Обида? Ревность? Я не знала. Я просто не хотела его видеть после этого. Избегала встреч, ссылалась на занятость, говорила, что мне нужно побыть одной…

Мы планировали свадьбу этим летом – не шикарную, а тихую, просто отправиться к морю, в тёплые края, а потом провести лето на даче у озера. Но мы больше не увиделись. Живым он остался только в моей памяти. А мёртвым – лежащим в гробу на морозном кладбище – таким я его просто стараюсь стереть из воспоминаний до сих пор. И почти забыла, почти не вспоминаю.

Любила – не любила. Что ему от этого? Что мне от этого? Он был хороший.

Я не хочу больше про это рассказывать и обсуждать с кем-либо, тем более с Олей. Хоть она его сестра и теперь моя подруга.

Теперь я заново по другому могу вспоминать этот день: совсем голая, я домыла посуду на кухоньке, прибралась на веранде, побродила по лужайке, заглянула к спящей Оле, зашторила окна в её комнате и пошла к себе наверх.

Я включила доставшийся мне компьютер. Конечно, я знала пароль Платона, но не стала говорить об этом Оле – ни к чему. Первым делом я сбросила фотографии с камеры и почистила карточку. Рассматривала снимки – они оказались весьма скромными и невинными. Где был хоть намёк на не спрятанные прелести Оли, я их стерла.

Осталась одна фотография – Оля под душем. Последний кадр, успевший сохраниться на последнем дыхании батареек. Самая чудесная и выразительная. Без кокетства. В полном естестве и совершенстве.

Может, стоило поспать, но сон не шёл.

В компьютере Платона, в личных папках, были только его научные работы. Несколько фотографий, графики. Может, если бы это кому-то было нужно, его бы уже замучили звонками с работы: «Отдайте гениальные труды нашего светила!» – но нет, просто ерунда какая-то. Если будет время, потом прочту.

Наших с ним фотографий я пока не нашла. Зато был закрытый архивный файл с паролем. А ещё – иконка с одной-единственной буквой «Я».

Я нажала на неё. Я нажала на «Я». Смешно.

Экран загорелся, потом разбился на 12 частей, побежали какие-то цифры и буквы, они менялись в каждом фрагменте. Затем экран мигнул, гас и загорался разными цветами, и так несколько раз. Цветомузыка какая-то. В конце появилась надпись: «Загрузка завершена». И всё.

Странно, но ничего такого сверхъестественного я не почувствовала. Да и не должна была чувствовать. Это всего лишь какие-то упражнения для концентрации внимания, которыми увлекался Платон. Я ещё раз пересмотрела фотографии Оли.

В них что-то есть. Но что – я тогда не понимала.

Теперь они мне показались уж слишком скромными. Я открыла корзину с удалёнными и снова стала их рассматривать. Я оставила парочку самых дерзких и откровенных. В отдельной папке. Отдам ей, не знаю. Оставлю пока себе. Даже не знаю, зачем.

3-й день

Купание в Озере.

Где-то в полдень должен был приехать Олег. Мы уже проснулись, и Оля, как и вчера, плескалась под бесстыжим душем посреди двора. Мне тоже хотелось освежиться, но я закрутилась с приготовлением еды – нужно было чем-то удивить моих благодетелей. Оля вызвалась помочь.

Мы решили сначала позавтракать. Я неловко двинула рукой и испачкала сарафан вишнёвым йогуртом.

– Сними и застирай, а то пятно останется, – посоветовала Оля.

Под сарафаном у меня были только трусики, и сидеть за столом в таком виде показалось мне верхом неприличия. Но это тогда. Теперь, пересматривая это воспоминание, я немного изменила его.

Конечно, я тут же сняла сарафан. А следом – по нелепой случайности – испачкала и трусики всё тем же йогуртом. Не раздумывая, избавилась и от них. Дальше сидела за столом совершенно голая, без церемоний, продолжая капать на себя сладкую жижу, слизывать её или размазывать по коже.

В голове всплыла забавная история из детства. Я поделилась ею с Олей.

– В детстве я была совершенно сумасшедшей… Не помню, сколько мне было лет. Мы с родителями жили на юге, в каком-то сельском доме.

– У кого?

– Не спрашивай, не помню уже.

– И что?

– Было жарко, и мне не хотелось ничего на себя надевать.

– А что нужно было носить в том возрасте?

– Только трусики.

– И?..

– Я их всё время мочила.

– В смысле – писалась?

– Нет, просто пила воду, проливала её на себя и капризничала: «Не хочу в мокреньком ходить!»

– И что было дальше?

– Мне их меняли… пока они не заканчивались.

Оля рассмеялась.

– Смешно!

– Забавно! – Я улыбнулась, вспоминая. – Ещё у меня была любимая игрушка – куколка-голышонок.

– А теперь?

Я пожала плечами.

– Детство давно закончилось.

Оля покачала головой.

– Не правда. Оно в нас живёт вечно, просто прячется до поры.

– Уверена?

– Абсолютно.

Приехал Олег, мы немного перекусили и пошли к озеру купаться. На берегу мы расстелили видавшие виды одеяла, разложили полотенца. Загорали, купались, снова загорали. Болтали о пустяках, сплетничали, обсуждали новости.

Жара уже спала, вечерело. В будний день народу на дачах было мало – разве что отпускники или старики, живущие здесь всё лето, но им не до пляжа. Потихоньку последние отдыхающие разошлись по домам. Даже какая-то бабушка, устало подгоняя внуков, уже поднималась по тропинке к посёлку. Солнце клонилось к лесу. Пора было собираться.

Оля вдруг подошла к воде и зашла в неё.

– Я хочу ещё разок поплавать. Вода такая тёплая!

Олег развёл руками, сворачивая наши подстилки.

– Всё мокрое.

Оля каждый раз переодевала после купания мокрый купальник на сухой, но теперь оба её купальника были насквозь мокрыми, а Олег уже успел запихнуть их в сумку.

Она продолжала канючить, повторяя, как хочется окунуться.

– Ну ладно, тут уже никого нет, – наконец махнул рукой Олег.

– Может, достать мокрый купальник? Всё равно мочить, – попыталась я её урезонить.

– Ерунда! Тут же никого! – Оля хитро улыбнулась. – Держи. Бросишь мне потом, а сейчас пошли купаться!

Не раздумывая, она расстегнула пуговицы, скинула халат и швырнула мне. Я еле поймала, чуть не уронив в воду. А Оля уже исчезла в озере, разбивая гладь плеском.

Олег, наблюдавший за этой сценой, кивнул мне.

– Я, пожалуй, пойду. Догоняйте. Вот полотенца оставлю. Ты уж как-нибудь вытащи её из воды.

– Она всегда так?

– В смысле – голышом купается? Раньше чаще! – хмыкнул он. – Ну, поплавай с ней! Я пошёл, есть хочется.

– Подожди, я её сейчас выведу.

– Ну, попробуй… – бросил он через плечо.

Что он имел в виду? Подумал, что я тоже пойду голой купаться? Вот ещё! Хотя… Почему бы и нет?

Если бы это было другое время, другая я, я бы, наверное, загорала вместе с ними совершенно бесстыдно – совсем голая, на виду у всех. Не обращала бы никакого внимания на нескромные взгляды, на строгие упрёки мамаш, выкапывающих чад из песка, на пристальное изучение моих прелестей. Я бы, напротив, ещё больше открыла их миру.

Я бы без стеснения прыгала в воду с Олей, которая раз за разом меняла свои купальники, наперебой окуная их в озеро.

Мы бы играли в карты. Я бы сидела, скрестив ноги по-турецки, и мне не было бы ни капли неловко, что в этой позе я выставляю своё тело на обозрение. И, конечно, я бы уже давно плыла в озере рядом с Олей, сбросившей последний купальник.

Я всё же в купальнике, немного влажном, оттого и зябко. Я бросилась за Ольгой и ощутила теплоту озера. Она плыла впереди, неспешно перебирая руками, плавно и осторожно.

– Ушел?

– Почти. Чай обещает поставить.

Оля перешла на шёпот:

– Слушай, тут никого нет! Попробуй без купальника! Снимай его прямо в воде!

– И какая разница?

– Попробуешь – узнаешь! Детство в нас всегда!

Она перевернулась на спину, её животик всплыл кверху. Оля замерла, раскинув руки в стороны, легко держась на воде.

На берегу всё ещё стоял Олег.

– Хватит, ну пошли уже! – крикнул он.

Оля встрепенулась и подплыла к мужу:

– Давай ещё немного поплаваем!

– Я уже наплавался сегодня!

– Ну же!

Она явно хотела подурачиться. Еще ближе подплыла к нему, где было уже мелко, и, поднявшись на ноги, начала плескаться, дразнить, зазывая его в воду, как русалка из оперы Даргомыжского.

Тот был непреклонен. Несмотря на живописную картину перед глазами, он даже не шелохнулся. Как устоял? Загадка.

Я оставила их и поплыла дальше, разглядывая берег. Вскоре заметила небольшую, укромную заводь с поваленным деревом и узкой тропинкой. Подплыв поближе, осторожно нащупала дно ногами. Только в паре метров от берега вода стала достаточно мелкой, чтобы различить на дне гладкие камушки.

Там можно было выйти и уйти по тропинке в чащу. Дерево, наполовину ушедшее в воду, ещё держалось, рискуя сломаться под собственной тяжестью. Похоже, сюда приходят рыбаки – место спрятано от пляжа кустами и листвой.

Вот здесь наверняка можно было бы попробовать искупаться голышом…

Мысль эта вспыхнула во мне пугающе-сладким предчувствием. Я быстро поплыла обратно, будто убегая от неё. Я поплыла обратно быстро, как только умела. Оля уже вышла из воды, оделась и звала меня. Олег стоял на взводе, нервно переминаясь с ноги на ногу, держа сумки в руках. Было видно, что он немного раздражён и не совсем понимает, почему мы так затянули с купанием.

– Вы никак не наплаваетесь… Я уже есть хочу.

– Ты ещё здесь?! – Оля засмеялась. – Иди-иди, вечно голодный, мы тебя догоним. Придёшь, картошку почисть и чай поставь!

Она чмокнула его в щёку.

– Разберусь. Давайте там, не замёрзните!

Он подхватил сумки и зашагал прочь, пару раз оглянувшись на нас и по сторонам. Потом поднялся на пригорок, махнул нам рукой и скрылся за зарослями кустов, скрывающими дачные заборы посёлка.

Я уже подплыла к берегу и заметила, как Оля провожает его взглядом. Когда он исчез, она повернулась ко мне:

– Ну, всё, ушёл. Давай!

– Что?

– Бросай мне купальник и ещё поплавай! Тут точно никого!

Что ей так приспичило меня раздеть? Ладно…

Я стянула с себя купальник и бросила ей. Она отжала мокрую ткань и, прихватив полотенце, кивнула мне:

– Ну, давай, поплавай ещё!

– Я больше не хочу.

– Тогда ладно, выходи!

Я выбралась на берег, прикрываясь руками. Становилось прохладно. Я огляделась по сторонам и спряталась за куцый кустик. Оля протянула мне полотенце. Сама она уже была в халате, застёгнутом на все пуговицы. Я повернулась к ней спиной, чувствуя себя неуютно.

Оля хмыкнула:

– Почему ты не решилась? Всё ещё трусишь?

– Я не знаю…

Я энергично растиралась полотенцем, которое уже стало влажным. И вдруг поняла, что мне… хорошо. Я не боялась, что кто-то может застать меня врасплох. Не боялась быть открытой.

– Можно я ноги вытру, чтобы обуться? Потом сполосну полотенце.

– Можно.

Оля бросила мне босоножки. Я вытерла ступни, встала на обувь, свернула полотенце и протянула ей. Наклонилась, застёгивая ремешки, и…

Внутри что-то дрогнуло. Смутное желание.

Я не могла его чётко сформулировать, но оно было настойчивым и… волнующим. Мне хотелось, чтобы все вокруг исчезли. Чтобы меня оставили одну, совершенно голую, здесь, на берегу. Мне совсем не хотелось одеваться. Я тянула время.

Возможно, это было слишком нарочито, но Оля, кажется, не заметила. Или… заметила и просто решила поиграть со мной. Она тихо бесшумно отошла от меня. И уже увеличивая между нами расстояние, я услышала её сдавленный смешок.

Я не испугалась. Наоборот даже внутренне обрадовалась. Ещё не оборачиваясь, я отчётливо понимала, что сейчас происходит. Единственное, чего я не понимала – что происходит со мной. Почему мне так… весело?

Теперь я боялась только двух вещей: чтобы Оля не споткнулась, не упала, но ещё сильнее – чтобы она не передумала, чтобы не остановилась на полпути, не решила, что её шутка слишком глупая.

Пускай играет. Я обернулась, может, чуть раньше, чем следовало. Оля была ещё не так далеко, и я могла догнать её в два счёта.

– Что ты творишь?

Пусть наш диалог будет глупым, бессмысленным – лишь бы он длился дольше. Лишь бы у неё было время уйти подальше.

– Догоняй, скромница!

– Вернись, я всё прощу!

– И не подумаю!

– Я останусь тут, пока ты не вернёшься.

– Завтра утром, может быть!

– Не дури. Брось хотя бы там!

Теперь мне нужно догонять её. Бежать.

Я больше не стеснялась.

Не пыталась прикрыться.

Просто пошла за ней, медленно.

Оля хохотала, убегая всё дальше, но на подъёме замедлилась – запыхалась.

– Голышонок, догоняй!

– Не дури, пузатая! И не свались!

Сначала медленно, потом всё быстрее – я летела.

Я парила, как птица, ощущая каждым перышком поток воздуха. Мне казалось, что я растворяюсь в этом движении, в этой свободе, в этом лёгком сумасшествии.

Волна адреналина захлестнула меня, смыла всё лишнее. Исчезли тревоги, исчезла тяжесть неизбежных дел. Осталось только чистое ощущение освобождения.

Такое со мной не случалось… да, наверное, никогда.

Я почти догнала Олю и сбавила темп – она пятясь назад, смеялась, но я боялась, что она оступится. Схватить её за руку? Нет, лучше обогнать, преградить путь.

Я бросилась вперёд. Она смеялась. Я тоже. Может, от нервов. Может, от восторга.

Но внутри всё пылало. Это было… возбуждающе.

И ещё страшно. Страшно, что Оля заметит мою эйфорию, догадается, что со мной происходит.

– Ты что, совсем ополоумела, дорогая? – захохотала она.

И, будто спохватившись, подбросила мне мой сарафан.

– На! Прости, не знаю, что на меня нашло. Глупости в голове последнее время.

Я натянула на себя ткань, но ощущение свободы не отпускало.

– А вдруг кто-нибудь увидел?! Весь этот балаган с голыми девицами!

– Голая только ты.

– Да уж, конечно! И угадай, кого увидят первым?

– Ох, брось! Никому мы не нужны. Предрассудки и условности!

– Да? Тогда сама бегай так!

Оля закатила глаза.

– О, я? Да пожалуйста! Только боюсь, таких пузатых, как я, любители не оценят!