Свой путь

– Здравствуйте, милые девушки! – поприветствовал их, подошедший к костру первым, Алексей.

– Вечер добрый! – в один голос ответили они.

– Располагайтесь, попейте с нами чаю, – предложила совершенно искренне и добросердечно одна из девиц.

Мы стояли мокрые под дождиком, с нас стекала вода, а они сидели совершенно сухими и с их тента даже не капало. В пламени костра должны бы щёлкать испаряющиеся от жара капли дождя, падая на огонь и угнетая горение, но этого не происходило. Тент не накрывал костёр, который горел ровно, как в сухую погоду и даже не дымил. Тепло, исходящее от него, тоже было необычно равномерным. «И откуда здесь взяться таким сухим дровам?» – подумалось. Непогода их будто совсем не касалась!

Мой опытный взгляд сразу подметил все детали картины. Казалось, что не только я разглядел необычность явления, мы все трое стояли в замешательстве. А девушки продолжали озорно улыбаться нам, глядя прямо в глаза призывно и открыто. Нам не то, чтобы не хотелось горячего чая, а просто именно их предложение почему-то отталкивало…

– Нам бы быстрее в свои палатки, чтобы переодеться в сухое. Уже темнеет, а наш лагерь в сорока минутах ходьбы. Так что, спасибо за предложение, но мы лучше попьём горячего у себя, переодевшись, – ответил за всех Алексей через паузу (мы с ним были безмолвно солидарны). И, в свою очередь, спросил у девиц, – А вы сами, милые девушки, откуда будете?

– Да мы местные, – игриво и легковесно ответила одна из них, словно отмахнувшись.

Какие-то отталкивающие чувства и сомнения усилились при этом, казалось, у всех троих. Нас сильно потянуло быстрее покинуть это место. Мы в этот момент, как никогда ранее, чувствовали единение в ощущениях друг друга, немыслимое в условиях повседневности.

– Будьте здоровы, хорошего вам отдыха! Мы пойдём… – попрощался за всех нас Алексей, хотя, я думаю, что девушки в пожеланиях вовсе не нуждались. Такими довольными и уверенными в себе они выглядели, как будто были у себя дома…

– А вам – лёгкого пути! – ответила на прощание одна из них.

При этих её словах наши ноги, будто сами собой, развернули нас, побыстрее, вспять. Едва отойдя от костра и снова продираясь сквозь заросли, мы, чудесным образом, сразу вышли на свою тропу. Сделав ещё несколько шагов, я оглянулся, но не увидел сквозь ветви мигающих огоньков того костра. Стало как-то не по себе, а встретившись глазами со своими спутниками, я ухватил на их лицах похожую, изумлённую, улыбку.

Выйдя за переправой из леса, мы обнаружили, к своему очередному удивлению, что сумерки ещё не перешли в непроглядную ночь. В эти дни, ко всему прочему, было новолуние, поэтому даже в ясную погоду Луны на небе не было. И мы поторопились в свой лагерь, на ходу между собой рассуждая об увиденном, обоюдно согласившись, что даже запаха дыма от их костра не почувствовали.

Переодевшись в сухую одежду и не дожидаясь отставшей группы, мы быстро сделали себе глинтвейн на газе, чтобы согреться и расслабить натруженные за день похода мышцы. Пока готовился глинтвейн, мы спросили у дежурившего в лагере Олега, не проходил ли кто мимо. Он ответил отрицательно. Опять стали рассуждать: ущелье узкое, с крутыми склонами, тропа только одна, незамеченным никто не пройдёт. А мы стоим здесь уже больше недели. И высидеть в гуще леса всё это время, прибыв сюда до нас, просто немыслимо, в таких условиях. У девчонок даже палатки не было! А их тент просто чернел за их спинами, как портал с размытыми краями, не имеющий креплений!

Разлив по кружкам глинтвейн, мы втроём решили игриво чокнуться ими по традиции. При этом, не сговариваясь, и глядя друг на друга, в один голос возгласили с выдохом:

– Ведьмочки!

При этом глаза у всех троих выпучились, выразили озарение и игривый страх. А мои волосы на всём теле встали дыбом. Думаю, что не только у меня.

Тут же мы втроём сговорились не рассказывать об увиденном никому, потому что не поверят и засмеют. А у вернувшейся второй тройки мы поинтересовались: не встретили ли они кого на пути. В ответ было только удивление этому вопросу.

В один из последующих дней, уже при проводке туристов через тот лесок, я попытался найти костровище, оставленное девицами. Ориентируясь по направлению от переправы и по примерному количеству шагов, отмеренных нами в тот вечер, я со своим природным перфекционизмом обшарил тот небольшой кусочек леса. Но ничего, кроме нетронутых зарослей, не нашёл… Посему и назвал для себя это ущелье «Ведьминским».

Вернувшись из воспоминаний, я заметил, что сумерки сгущаются, уже едва различаются стволы деревьев, тропа в десятке метров от меня растворилась меж них. Только высоко над головой ещё голубеет купол неба, где уже зажглись крупные звёзды. Олега всё не было. Я не на шутку стал волноваться, будто за сыночка. Идти навстречу, вдруг что-то случилось? «Что такое могло случиться? – задавал себе вопросы. – Его палатка при нём, он может из вредности ночевать, не дойдя до меня». Но что-то мне подсказывало: «спокойнее, жди, сейчас появится».

В густых сумерках вся окружающая природа замерла, как на фотографии. И только лёгкий дымок из трубы над крышей дома, слегка закручиваясь и извиваясь, придавал картине живости. Наконец, когда почти совсем стемнело, из темноты лесной стены материализовался силуэт человека. Другой субъект появиться не мог, это был Олег. Он медленно, но твёрдо шёл, глядя себе под ноги, чтобы не сбиться с тропы.

– Ну, наконец-то, я уже заволновался. Ужин нас заждался! – воскликнул я с воодушевлением ему навстречу.

Олег не ответил, на меня даже не глянул. Прошёл мимо в дом, как будто и не было моего присутствия. Молча поужинали, и он сразу лёг спать на солому, отвернувшись к стене. Мне осталось спальное место у печи. Я с самого рождения спал либо на печи, либо вплотную к ней и очень эти места любил.

Пока он не успел заснуть, я предложил ему:

– Олег, завтра встаём в четыре утра, чтобы успеть на утренний автобус.

Он ничего не ответил. Обиделся, что ли, тридцатилетний мальчик?

Минут через пять Олег вдруг отозвался, не поворачивая от стенки головы:

– Давай ещё денёк позагораем здесь, на полянке.

– Нет, не могу, меня дом зовёт; чувствую, что во мне там срочно нуждаются. Что-то там происходит…

Он ничего более не выразил, и я принял его молчание за согласие, хотя предчувствовал отказ.

«Ну ладно, – думаю, – утро вечера мудренее».

Проснулся я от того, что кто-то мягко, но с силой толкнул меня в бок. Открыв глаза и, оглядевшись, в предрассветном просветлении, никого не увидел. Олег спал неподвижно, лицом к стене. От некоторой оторопи я спешно включил фонарик и посмотрел на циферблат, часы показывали без одной минуты четыре. Вот это да!

Небо на востоке светлело бледной голубизной. Через минуту мой будильник зазвенел и я, подойдя к партнёру, тронул его за плечо:

– Пора, Олег, пошли на автобус, время не ждёт.

Он не откликнулся и не двинулся. Я ещё раз прикоснулся к его плечу:

– Олег, ты со мной?!

Он нервно дёрнул плечом и буркнул, не повернувшись:

– Нет!

Я выложил на стол остаток своих продуктов, которых хватало бы на сутки лишь одному человеку. С собой мне уже не имело смысла брать ничего из походного провианта. Через пять часов я буду уже в цивилизации. Олегу при этом я сказал:

– На столе все оставшиеся продукты. Пока…

Заканчивая укладку своего рюкзака, я вдруг услышал, как кто-то ходит за стеной дома…

Глянул в одно и во второе окно, но не увидел там никого. Подумалось: «Может, медведь?». Стало страшно выходить.

Набравшись мужества и включив налобный фонарик, я вышел из дома, пока без рюкзака. По-кошачьи ступая, обошёл вокруг избушки – никого. В округе тишина. Вернулся в дом, чтобы одеть рюкзак, и… снова шаги, мягкие и размеренные. Ничего не понимая, стал прислушиваться, отбросив интерпретацию. И только так догадался – мыши или другие грызуны двигаются под половицами. Вот ведь какая штука – ассоциативное мышление. Страх мой ослаб, но до конца не прошёл. Сам себе удивляюсь – что это со мной? На улице светает, всё уже видно, на пару десятков метров точно.

Надел на голову фонарь, но не для того чтобы лучше видеть, а чтобы выглядеть грозным при встрече с большим зверем. Или интуиция, или разыгравшаяся фантазия шептала, что на тропе встречу медведя. И не одного, а медведицу с медвежатами, и даже знаю где. Примерно в километре от домика, впереди, по тропе, пересекая её, со склона течёт ручей. И в этом месте, я был уверен, они придут на водопой, в момент моего приближения.

Готовый к такой встрече, взвалив на спину рюкзак, я отважно вышел опасности навстречу. Шёл, специально громко топая тяжёлыми вибрамами о каменистый грунт, чтобы загодя спугнуть осторожную мать. Дойдя до означенного ручья и не обнаружив там никого, облегчённо выдохнул. Стало уже совсем светло, и вся природа замерла в ожидании восхода солнца. Я весело ускорил шаг, свыкшись с болью в сбитых щиколотках. А вскоре, когда уже взошло солнышко из-за восточного гребня, я вдруг опомнился, что на голове горит включённый фонарик. Вот умора! И я вслух рассмеялся над собой и своими страхами.

А может, своим топотом я и впрямь предупредил опасную встречу? И мать быстро увела медвежат прочь от тропы. Мои чувства были очень сильны… Через час оказалось, что я рано развеселился…

Быстро, полубегом, спустившись к мосту через Чую и слёту проскочив его, я стал подниматься на последний в этом распадке подъём, скальный прижим над излучиной реки. Когда достиг наивысшей его точки, решил сделать первый привал. Дальше – лишь спуск к трассе. Не снимая «приросший» к спине рюкзак, я присел на небольшой скальный выступ и захотел попрощаться с полюбившимся ущельем.

С этой, последней, точки обзора видны и пенящиеся потоки водных артерий встретившихся рек, и самоё низовье ущелья. Едва я развернулся вполоборота, чтобы последний раз в этом году глянуть на красоту божьего творения (когда-то ещё представится возможность следующего посещения этих мест?), как обомлел от ужаса.

Несмотря на то, что солнце уже освещало окрестность и слепило мне глаза, а всё вокруг оставалось безмятежно прежним, на меня сердито взирал в упор мужской лик с огромными пугающими глазами. Его лицо занимало огромную часть неба над ущельем, не закрывая ни солнца, ни горных склонов. Оно было одновременно и реальным и прозрачным. Лик был дымчато-бурого цвета с размытыми чертами и не вписывался в ландшафт, был параллелен ему. Мне мгновенно стало понятно, что он здесь хозяин, чем-то рассерженный на меня. Лик бессловесно «прорычал» мне в лицо:

– Пошёл вон!

Это были не звуки, а смысл его мимики, словесно отражённый у меня в голове. Всё произошло в доли секунды. Я мгновенно подскочил, как ужаленный, волосы на всём моём теле встали дыбом, я физически это почувствовал под одеждой и под банданой. В прямом смысле: с подскоком оторвавшись от тверди, как горный козёл, бегом и прыжками рванул со скал вниз, в направлении Чуйского тракта, уже без оглядки. Волосы не собирались опускаться в привычное положение и я, как ощетинившийся зверь, бежал, будто преследуемый хищником.

Не оборачиваясь и не останавливаясь для передышки, я с предельной, в той ситуации, скоростью полубега домчался до шоссе. Теперь уже, быстрым шагом по асфальту, пошёл в сторону посёлка. Время поджимало, вероятно, слишком мало я его отвёл на этот переход, надо было ещё раньше просыпаться.

Так вот что подсказывала мне интуиция, вот чем обоснованы были утренние страхи. Не встречу со зверем, вероятно, чувствовало всё моё «нутро»…

Мне повезло: мотоциклист на Урале с коляской остановился на мой призыв и подвёз меня на большом отрезке дороги. Но пути наши скоро разошлись, и мне осталось дойти до места около получаса.

Наконец, я остановился на центральной площади посёлка, где производит посадку пассажиров проезжающий транзитным рейсом автобус. До его прибытия оставалось около четверти часа. Посредине площади стояла колонка водопровода. Не снимая рюкзака, оперевшись на её рычаг открытия водного напора, я утолил жажду прямо из крана. Людей на улице не было, хоть время и подходило к девяти утра. Тем и отличается рабочий посёлок от деревни. В деревне в это время уже давно кипит жизнь. Я подумал, что и магазины здесь ещё не открылись и даже не попытался подойти к ближнему, да и аппетита после такого «марафона» быть ещё не могло. По всей вероятности, то был воскресный день. В походах обычно не всегда помнится даже число месяца, не то, что день недели.

Автобус прибыл из соседнего райцентра по расписанию, около девяти часов. Сидячие места были все заняты, стоя тоже ехали с десяток пассажиров, почти все были представителями местных племён. Я кое-как притулил на полу салона ПАЗ-ика свой рюкзак среди других поклаж и кошелей. И до самого Горно-Алтайска, часов семь, качался на обеих руках, держась за верхние горизонтальные перила. Но мысли, тем не менее, уносили меня подальше от этой суровой действительности.

Прав же был тот молодой алтаец, что подсел ко мне тогда в автобусе. Чего мятежной душе не сидится дома, с семьёй. Сначала – побег от надоевшей повседневности в горы за романтизмом, а на самом деле – от себя самого, быть может. А ещё за гордыней «покорения» вершин. Но это не мы покоряем, а вершины нас покоряют. Разумные альпинисты никогда, на самом деле, не называют себя покорителями, а только – восходителями. Но всё равно идут в горы для самоутверждения и престижа. А, встретившись со своим истинным «я», один на один, в экстремальных условиях, бегут от истины, чтобы спрятаться от неё за делами, за домочадцами, за друзьями, перед которыми можно ещё и козырнуть, в индульгировании. Вот и я, получив с лихвой все ощущения восхождения за пять дней, уже насытился и, сверкая пятками – домой.

Лишь в посёлке Усть-Сема, где Чуйский тракт через мост пересекает реку Катунь, во второй половине дня, водитель автобуса остановился на обед у общественной столовой, как водится. Многие пассажиры, включая и меня, зашли в неё для трапезы.

В столовой было полно народу, обедали транзитёры и с других рейсов. За столиком напротив трапезничала группа интуристов. Один из них выделялся богатырским телосложением, ростом, осанкой и независимым прямым взглядом. Светловолосый и сероглазый, он был очень похож на германца. Высокомерно и небрежно вынимая пальцами из кусков белого хлеба мякиш, он ел только его, и ничего кроме. Оживлённо беседуя со своими спутниками и не обращая внимания на окружающих, этот джентльмен откладывал в сторону остающиеся корочки, и таким образом составил на столе целую горку квадратных хлебных рамок. Картина говорила сама за себя: так европейцы и относятся к россиянам – высокомерно и брезгливо. Просто многие внешне это скрывают, но не все.

В Горно-Алтайске мне посчастливилось, на удивление, быстро пересесть на автобус до Бийска. А там я застал уже пустые перроны. Все автобусные и железнодорожные рейсы на этот день разъехались. Я зашёл в здание железнодорожного вокзала, поднялся на второй этаж, в зал ожидания, готовясь провести в нём ночь. А там уже расположилась на ночлег группа молодых туристов-водников из Барнаула, с огромными кулями надувных плотов. Они тоже возвращались из похода домой. И я присоединился к их оживлённой компании. Среди них оказался один американец, молодой парень не старше двадцати пяти лет.

Барнаульцы суетились со своим багажом, а он сидел, ничем не занятый. Я подумал, что американец был их клиентом. Мне захотелось с ним пообщаться, он живо отозвался навстречу. Видя наши с ним языковые затруднения, один из барнаульцев стал переводить, не очень охотно, правда. Разговор начался очень живо. Среди разных тем, я спросил у американца о том, как он относится к религиозному миссионерству. Он чуть призадумался, испытующе глянул мне в глаза и ответил, что отрицательно. Видимо, разглядел в моём взгляде ожидаемый вариант ответа, подумал я.

Но не успели мы разговориться, а тем более расположиться на ночлег, как прибежал их товарищ, и сообщил, что нашёл попутный рейс частного, видимо, автобуса, который тот час увезёт их в Барнаул. Заплатив свою долю за проезд, я, не задумываясь, присоединился к ним. Старый ПАЗ вёз нас на пределе своих возможностей, бренча всеми своими деталями. На пустой ночной дороге он нас, полусонных, бросал из стороны в сторону и подбрасывал с сидений. Ни спать, ни разговаривать не было возможности.

В Барнауле, на железнодорожном вокзале, мы с ребятами разошлись в разные стороны. Прощаясь с американцем, я заметил по его глазам, что он был не прочь продолжить общение со мной. Но мы даже не обменялись контактными номерами. Было около трёх часов ночи, и мы были заторможенными, от нелёгкой дороги на «перекладных». Барнаульцы исчезли со скоростью НЛО, а я машинально побрёл на перрон поездов. А там, на посадке, стоял поезд, идущий в мой город. Это было чудо! Так вот почему ещё меня торопил, ко всему прочему, Дух места! Дорога лежала «скатертью» к моим ногам.

А, завалившись домой, я понял, что меня торопило из похода. Моя тогдашняя жена все дни моего отсутствия была в лихорадке. Пищу в рот, а та обратно. С ней, по счастью, была её сестра, поэтому за нашей семимесячной дочкой было кому ухаживать. С моим возвращением все симптомы у жены исчезли, как рукой сняло. И они обе были этому очень удивлены. А мне подумалось, что душа жены, помимо её сознания, знала или чувствовала опасности нашего похода, мучилась этим и, может статься, пыталась выручить меня… А тот Дух был сердит на меня и за то, что оставил семью ради этой авантюры, и за то, что не послушал предупреждения той ночью на мху…

Через несколько дней, навестив своего приятеля и альпиниста Стаса, который в своё время тренировал Олега, я встретил у него дома ещё одного его ученика – Кирилла. Между разных тем разговора я рассказал им о нашем с Олегом походе.

– Да, Олежка уже всем знакомым пожаловался, что ты его бросил одного в горах, – известил меня Стас со смехом. Он же тоже с нами тогда обслуживал немцев и знал, что тот домик, где я оставил Олега, – то по сути «дача» перед выходом в цивилизацию.

– Детский сад, а ты в нём нянькой был. Надо было хоть с нами посоветоваться относительно компании с Олегом, – тоже со смехом вторил ему Кирилл.

– А мне говорили, что Олег перворазрядник и я понадеялся… – заметил я.

– Не смеши мою бабушку, ну какой он перворазрядник? Его на все маршруты таскали в «связке» старшие товарищи. К тому же, он же стукнутый, с балкона в детстве падал. Вот, по привычке, тебя и хотел развести – на сотрясение… – добавил красок к картине Кирилл.

P.S. С Олегом и со Светой я более не встречался. Жизнь нас не сводила. А искать встречи было не зачем. Общие знакомые через много лет рассказали мне, что они эмигрировали… в другое полушарие. Значит, дела у них пошли в гору. Через десять лет я все-таки прошёл не пройденный с Олегом маршрут с другой группой, будучи уже руководителем. Но это совсем другая история.

Белуха

«…С утра подъём, с утра

И до вершины бой,

Отыщешь ты в горах

Победу над собой…»

Юрий Визбор

Глава первая. Белая ворона

Тем же летом, в один из выходных, я посетил компанию любителей бардовской песни. Мы сидели у костра, в лесу за городом. Полтора десятка человек, некоторые из них – со своими гитарами, расположились палаточным лагерем на берегу озера. Ребята по очереди, под свой аккомпанемент, исполняли кто свои, а кто чужие песни. В этом ближнем круге, некоторые из них, презентовали свои свежие произведения впервые и жаждали оценки своих сочинений. А часть компании являлась лишь слушателями, к коим относился и я.

Вечерело, зажигались первые звёзды. Возбуждённость лиц молодых ребят усиливали огненные отблески языков костра. Отсутствие всякого спиртного способствовало философской атмосфере разговора творчески настроенных личностей. Кроме песенных тем обсуждались и разные другие вопросы бытия.

Не все присутствующие были мне знакомы, видимо компания постепенно расширялась и пополнялась. Одна молодая девушка, весь вечер изучающе поглядывавшая на меня, уже в сумерках решилась-таки подсесть:

– Андрей, можно вас так называть? Мне порекомендовал обратиться к вам Эльдар Галимов, – вполголоса и заговорщически начала она без излишней паузы.

– Да, пожалуйста, если от Эльдара, то я к вашим услугам полностью, – с небольшой долей иронии и одновременно с готовностью отвечать, охотно отозвался я.

– Меня зовут Катя. Эльдар мне порекомендовал вас, как альпиниста и горного гида, как того, кого я ищу. Он сказал, что на вас можно положиться во всём…

– Очень приятно. Ну, если он так сказал, то, вероятно, можно, – продолжал я с той же иронией и, тем не менее, с интересом, – Продолжайте…

– Я хочу сходить на Белуху. Вы мне поможете в этом?

– Ух ты, как интересно. А какой-нибудь опыт походов в горах у вас есть? – спросил я, сразу по постановке её вопроса, догадавшись об отсутствии оного.

– Да я не ходила ещё… Только по равнине…

– Не ходила, и сразу – на Белуху. Так не получится. Нужен определённый класс обучения, физическая подготовка и хоть какой-нибудь опыт.

– Белуха? Я слышу, что вы про поход на Белуху говорите. Я тоже хочу. Можно мне с вами? – вдруг включилась в наш разговор сидевшая рядом Лариса.

– Ну что вы, рано ещё говорить о походе. Нынешний сезон я для себя закрыл, а про будущий год ещё и не решил ничего, – попытался я отвести совсем в сторону эту тему.

– Но вы, на будущее, имейте в виду и меня, – захотела, видимо, закрепить себя, в ещё не существующей компании, Лариса.

– И меня… – вторил выглянувший из-за её плеча Алексей.

– Поживём, увидим… – уклонился я.

– Так вы мне поможете? Подготовите меня и сводите на Белуху? – продолжила настойчиво осаждать меня Катя.

– Давайте, для начала перейдём на «ты», если хотите тренироваться. И потом, почему именно на Белуху? – начал сдаваться я. Когда-то ведь мне понравилось тренировать людей, правда, в другом виде спорта. Был маленький опыт.

Сам я давно мечтал сделать восхождение на Белуху. Ещё когда два года назад мы обслуживали немцев, то приглашали их приехать в следующий раз с той же целью – сходить под Белуху, обещая организовать им наилучшее сопровождение. Они с восторгами соглашались, отзываясь об этой горе, как о священной. Тогда же я и задумал, сам для себя, что на эту, наивысшую точку Алтая когда-нибудь поднимусь обязательно. Но в то время я ещё не был свободен в планах горных походов, как сейчас. И теперь со всех сторон вдруг такой интерес, чуть не опережающий мой.

Конечно же, это сказочное наименование – Белуха, центр страны Беловодье, тянуло к себе прежде других мест. Воспетая Николаем Рерихом, священная для местных племён, коим, по их заповедям, даже смотреть на неё нельзя, во всех компаниях всегда упоминается с придыханием.

– Я согласна на «ты». На Белуху…, потому, что самая высокая, ещё и священная. Да я других на Алтае и не знаю… Белуха – это магия… – пояснила Катя.

– А что есть, по-твоему – магия? – пустился я в рассуждения нарочито, чтобы испытать юную особу на прочность её намерения: – «Может, отстанет? Зачем мне возиться с новичком?».

– Ну, как что, это особая энергетика, магнетизм, замануха, грубо говоря, – видимо решила этим объяснением коротко отделаться Катерина для перехода к практическому вопросу.

«Нет, нет, не отделаешься от испытания», – подумал я и продолжил тему:

– Магия – это энергия, способная создавать и трансформировать материю, которая вторична. Люди обычно сводят это понятие к узким явлениям типа колдовства и разных аномалий. Наш глаз видит только материальную составляющую, но все объекты – это, прежде всего, энергетические структуры. И я, и ты в том числе. Самое близкое подтверждение этому – это именно магнетизм, магнитное поле каждого объекта. У каждого объекта и субъекта энергетическое поле разной силы и отличается по свойствам. Поэтому очень сильные поля, как у Белухи, к примеру, людям свойственно обожествлять, различными группами, как-то по-своему. Вот, вкратце, что такое магия.

– Не поспоришь с таким объяснением, конечно. Да, теперь я вижу, что не зря Эльдар мне вас…, тебя порекомендовал.

– Обойдёмся без оваций, – с иронией, не скрывая соответствующей улыбки, продолжил я попытку уклониться от её запроса. Но я, видимо, не на ту нарвался.

– Так вы… ты поможешь мне? – уже не очень уверенно, но, тем не менее, настойчиво, глядя в землю перед собой, вновь повторила свой вопрос Катя.

– Попробую, посмотрю на твои способности.

– С чего начнём?! – сразу взбодрилась, с усилием сдерживая свой порыв, моя первая в этом деле потенциальная ученица.

Среднего роста, круглолицая и зеленоглазая шатенка, с открытым решительным взглядом, она вызывала во мне интуитивное доверие. Её настойчивость подкупала и подчёркивала сильную личность. А тот факт, что Катя была не в моём вкусе, успокаивал меня, что наши с ней отношения не перейдут границ делового партнёрства. И я, более не мучая девушку отвлечёнными испытаниями, без лишней паузы начал наставления: