Свой путь

Вот дорога завела в глухой лес, едва проглядывающий сквозь пелену. «Призраки» деревьев провожали меня, помахивая длинными ветвями вослед – то движение волн тумана сквозь хвою обманывало боковое зрение. От последнего моста дорога потянулась вверх на пологий склон и, в проредившемся тумане, меж крон опушки леса стали проявляться первые дома села Кучерла. К моей радости, дорога оказалась объездной, оставляя селенье в пойме реки и правее на сотни метров. Деревня ещё спала, людей среди домов видно не было. Она медленно «текла» мимо меня, оставляя справа и позади дом за домом. Попытки ускориться были тщетны. Вдруг я увидел впереди женщину, идущую в том же направлении и покинувшую село с другого его конца. Она, как призрак сквозь туман, шла в Тюнгур (больше здесь идти некуда), видимо, на работу. Шла спокойно, не спеша. Силясь её догнать, чтобы спросить о времени, я подался всем корпусом вперёд, но отяжелевшие, словно слоновьи, ноги меня уже не слушались. Расстояние сокращалось медленно. Наконец, догнав её, я спросил сиплым, будто не своим голосом:

– Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, который час?

– Начало девятого, – с удивлением ответила она, глянув на меня, как на дикаря.

Счастливая, ей не нужно точное время. Мне же сейчас очень требуется! С минуту я шёл рядом с ней, обогнать не получалось. Как будто на последней прямой спортивной дистанции, я включил, наверное, последний резерв, и медленно оторвался вперёд. По тому, как перед глазами «прыгали» из стороны в сторону камешки на дороге, я, со смехом над собой, представил, какая у меня сейчас пьяная походка. А впереди ещё три километра! Опасение не успеть на рейс усилилось до предела, но ноги уже не могли ускоряться. Туман поднимался, но ещё долго не давал пробиться к земле лучам уже давно взошедшего солнышка. И сырая свежесть утра хорошо охлаждала перегретое от усилий тело и бодрила дух.

Наконец, сквозь дымку тумана, призраком из преисподней, стал проявляться скелет подвесного моста через реку Катунь. На последнем спуске к нему я, с радостью от скорого окончания мучений, попытался перейти на бег, рационально используя гравитацию. Но из этого получались лишь маленькие «пьяные» прыжки. Уже с моста удалось разглядеть автобус, стоящий в центре посёлка. А пока я переходил бесконечно длинный, для меня, мост, туман совсем рассеялся, и солнце обдало меня, забытым уже, теплом. Я будто снова попал в лето.

Около автобуса не было ни одного человека, и я подумал, что он вот-вот тронется в путь, оставив меня на «перроне». До него оставалось больше ста шагов, и я начал махать ему обеими руками и пытаться кричать совсем осипшим голосом, понимая, что его вряд ли можно услышать. Но автобус продолжал, к моей усиливающейся надежде, стоять, с незаведённым двигателем. Удивительной была пустота на улицах, в этот, уже совсем не ранний, час. В нелёгкие времена безработицы, у людей и здесь пропала всякая активность, они вяло начинали любой день, каждый в своей степени справляясь с навязчивой депрессией… Когда же я, уже успокоившись, доплёлся до ПАЗ-а, то, наконец, увидел, с другой стороны его борта, у передней дверцы для пассажиров, четырёх курящих мужчин. Сияющий от своего успеха, я встал рядом с ними, не чувствуя уже приросшего к спине рюкзака:

– Здравствуйте! – шёпотом поздоровался я с ними.

Присутствующие удивлённо-вопросительно уставились на меня, и один из них (думаю – водитель) спросил:

– За тобой ещё идёт кто-нибудь?

– Идут, но далеко, не успеют. Не стоит их ждать. А который уже час? – мне, всё-таки, было интересно – уложился ли я во времени или водитель не спешил, дожидаясь всех желающих ехать.

– Уже десятый! Так, чего стоишь? Залазь в машину, и поехали! Тебя, видно, только и ждали, – скомандовал тот же.

И я, обалдевший от счастья, усталости и непривычно комфортного августовского солнечного тепла, с усилием заставил ноги поднять меня по ступенькам в салон. Сидячие места были, на первый взгляд, все заняты и сидевшая публика с любопытством уставилась на меня, как на необычное явление. Отвыкший от внимания такого разномастного количества людей, я внутренне рефлексивно съёжился, и сразу устремил от этого свой взгляд на галёрку, в надежде рассмотреть там свободное место, ибо стоять сил уже не было. В тот же момент мой, исключительно самонаводящийся, взгляд зацепился за интересную парочку, сидящую в левом от меня, дальнем углу, у задней стенки. Только они были для меня цветными, остальные же пассажиры воспринимались, боковым зрением, серой массой. А эта пара немолодых, мужчины и женщины, будто светились солнечным теплом, им только не доставало нимбов над головами, от моего впечатления. И они смотрели на меня светло и приветливо, как будто увидели забытого приятеля через много лет… С первого же взгляда я, без сомнения, увидел их гармоничной супружеской четой пред-пенсионного возраста. Лицами, одеждой и какой-то внутренней чистотой они отличались от всех людей вообще, а не только от присутствующих. Невозможно было мне, невольно очистившему свои все чувства в единении с первозданной природой, ошибиться в такой возвышенной оценке. И, не отводя взгляда от четырёх лучезарных глаз, я устремился навстречу. Единственное свободное место, будто специально для меня, оказалось напротив них, но через центральный проход. Не отводя от парочки взгляда, я, с полным довольством, сел, поставив свой куль между ног. В этот момент казалось, что больше мне в жизни ничего и не надо. Ни усталости, ни голода, ни жажды я не чувствовал, пока мы ехали часа три-четыре до райцентра Усть-Кокса. С первой же секунды мы с этой парой начали активно общаться, не обращая внимания на удивлённо-отрешённую реакцию соседей из местной публики.

Не успел я расслабить усталые мышцы, откинувшись на спинку сиденья, как женщина, неотрывно с интересом рассматривавшая меня, сказала своему спутнику:

– Смотри-ка, какой красавчик! – и, с теплотой, обращаясь уже ко мне: – Откуда ты и как тебя зовут?

– Андрей, с Белухи давеча спустился, – начал шутливо я, в тон с ней, и с невольной внутренней иронией к себе: – А как вас зовут?

– Юрий Павлович и Римма Михайловна, они супруги, – вдруг представил их мне крупный и статный мужчина, сидящий напротив них и слева от меня через проход. Сразу представился и сам, протянув мне руку для знакомства: – Николай, я водил их под Белуху. А ты кого водил?

Мы обменялись с ним крепким рукопожатием коллег. При его словах я только и осознал, что они тоже из похода и одеты в точности, как я. Уже без паузы Николай с жаждой, усиленной интересом ко мне Риммы Михайловны, попросил рассказать о моём маршруте. И я рассказал им как можно короче о своём походе, словно проведя пальцем по карте, при этом невольно отвечая взглядом на любопытный взор яркой женщины. После моего рассказа Николай ещё заинтересованнее и с сарказмом спросил:

– А ты не с Николаем ли и Любой, случайно, ходил? Они как раз в эти же сроки и тем же путём собирались.

– Именно случайно! И если мы с тобой имеем в виду одних и тех же людей, то наверняка! – с тем же сарказмом утвердил я, удивляясь и внутренне огорчаясь уже второму совпадению. И добавил:

– Тем более, что других групп на этом маршруте мы не встречали.

– А я с ними из одного турклуба, земляк! Как вы прошли, и где они?

«Но каково! Вот же судьба! В который раз приходится сдержанно сокращённо повествовать о прошедшем, усиливая осадок в душе. Для чего-то же это надо моей натуре?! «Небу», наверное, виднее! Это испытание точно свыше, но на что? На гордыню – наверняка, на что же ещё… И снова Николай, также, как и Ольга, принял меня, в равном себе статусе руководителя. Да, всё равно, в их тур-объединении я бы и без этих встреч никогда не появился. «Насытившись» до тошноты всякой общественной работой по принуждению от начальства разных советских структур в первой половине своей жизни, теперь уже никогда не вступлю ни в клубы, ни в сообщества, ни в партии…» – проскочило в голове, пока я, скрепя сердце, готовился правильно, в новой обстановке, формулировать повествование. Так, мне пришлось, при разномастной публике других попутчиков, дипломатично отвечать на всевозможные вопросы Николая и Риммы Михайловны о себе, об альпинистском опыте, об ощущениях в горах и о прочем… А Римма Михайловна, со своей стороны, пожаловалась мне на Николая, с доброжелательным сарказмом и даже смехом:

– Загнал нас своим неуёмным спортивным темпом. Привык в «марафонских» походах носиться, закусив удила… Зато благодарил нас, что первый раз смог разглядеть чудесную природу. А то, на всех своих спортивных горных маршрутах, лишь под ноги смотрел, гружёный тяжёлым рюкзаком, озабоченный временем прохождения и не видя окружающей его первозданной красоты. А вот меня учил правильно дышать при ходьбе – животом, занудно, всю дорогу напоминая…

Николай при этих её словах добродушно и удовлетворённо посмеивался, подтверждая каждое слово Риммы Михайловны. А Юрий Павлович всё время молчал, довольно улыбаясь и редко бросая острый, но дружелюбный взгляд, при этом не глядя никому прямо в глаза. За спиной у Николая, при наших разговорах, оживилась группа из четырёх молодых туристов, как позже оказалось – москвичей. По их виду и рюкзакам было понятно, что они тоже вышли из похода. Трое парней, не оглядываясь на нас, скромно и тихо обсуждали впечатления, от услышанного с нашей стороны. И только молодая девушка из их компании пыталась вступить в наш разговор. Она даже встала коленями на сиденье, обернувшись к нам и наглым взглядом «поедала» меня настолько, что мне было очень неприятно. Её попытки перевести нашу беседу на эзотерические темы легко поддерживала словоохотливая Римма Михайловна. Но Юрий Павлович, раз за разом, осаждал свою супругу очень сдержанно и тактично, лишь прикосновением руки, чтобы окружающие этого не замечали. А мой, самонаводящийся, взгляд периодически поневоле и неосознанно поворачивал мою голову навстречу мощному призывному взгляду москвички. Осознавая, через мгновение, своё нежелание отвечать ей взаимностью, я резко отворачивался, нарочито показывая свою досаду за себя и небрежение к ней, чтобы избежать возможных зацепок за моё внимание. При этом я успевал замечать, что её сосед, молодой парень из их компании, постоянно одёргивал нахалку, невольно выдавая норов своей приятельницы. Автобус останавливался часто, подбирая всех желающих по дороге, но я, за безостановочным разговором, даже не заметил прошедшего времени, как мы прибыли в Усть-Коксу.

На центральной площади, где наш рейс встал на обеденную остановку, были сконцентрированы, наверное, все магазины райцентра и общественная столовая. Водитель объявил двухчасовой перерыв. Вероятно, он был местный и пошёл обедать домой. Толком не евши уже несколько дней, я направился прямиком в столовую, предвкушая грядущее удовольствие. А Николай сказал мне, что они втроём пойдут на берег Катуни, который виднелся, в двухстах метрах отсюда, зелёной поляной. Приняв это за намёк на приглашение в их компанию, я обещал немного погодя последовать за ними.

В столовой, у раздаточной блюд – ни желающих покушать, ни самих блюд на лотках. А в зале, за столиками – доедали свой обед несколько человек. За прилавком, через мгновение, появилась упитанная и недовольная жизнью сотрудница, очевидно и раздающая, и кассирша в одном лице. Я заявил женщине в белом халате без предисловий и твёрдо:

– Мне, пожалуйста, дайте всё, что есть!

– Я так не понимаю, смотрите меню и называйте блюда по порядку, – раздражённо бросила она, неприязненно отвернувшись вполоборота.

Найдя, неудобно расположенное на входе, меню я всё ей перечислил. Выбор был не густ, но чересчур большие тарелки едва поместились у меня на подносе. Правда, на моё жёсткое разочарование, несмотря на зверский аппетит, есть эту еду я не смог, настолько она была невкусна. И, не солоно хлебавши, я зашёл в интуитивно выбранный мной магазин на противоположной стороне площади. В нём был и продуктовый прилавок, и отдел с одеждой. Но не успел я рассмотреть ассортимент продуктов за стеклом прилавка, как боковым зрением заметил подошедшего слева, почти вплотную ко мне, какого-то бомжа. Секунду я не решался, да и не хотел, глянуть в его сторону. А он упорно стоял рядом. Любопытство всё-таки взяло верх, я повернулся и… вздрогнул. Передо мной стоял смуглый, с широко открытыми, полудикими глазами, с лохматыми длинными волосами и неухоженной бородой, дикарь. На нём была не грязная, но и не чистая полувоенная роба и рюкзак за спиной. Я физически, до мурашек, испугался, узнав в нём себя. Это было моё отражение в двухметровом зеркале, которое служило для примерки одежды. В магазине даже не было закрытой примерочной. Смешно мне стало, над собой, лишь при выходе из магазина, где я успел выбрать и купить тёплую булку хлеба и хороший кусок твёрдого местного сыра. С этим я направился на берег Катуни – к моим новым знакомым.

Они расположились в уютном месте поляны, на «мягкой мураве» у воды. Завидев за сто шагов меня, Римма Михайловна приветливо помахала мне рукой, приглашая четвёртым в компанию. Присев в их тёплый круг, я сразу предложил:

– Разделите со мной трапезу? – указав на хлеб и сыр.

– Спасибо, кушай сам, мы уже перекусили, – уважительным тоном и с доброй улыбкой отказалась Римма Михайловна.

А я рассказал им о своём казусе в столовой. На что Римма Михайловна сразу пояснила:

– Ты хорошо энергетически почистился в первозданной природе, тем более в горах, поэтому энергетика столовой пищи для тебя сейчас не приемлема.

И я стал с удовольствием и не спеша кушать свой сухой паёк прямо всухомятку, как делал и раньше, в подобных условиях. А Римма Михайловна с хитрой улыбкой, вдруг, спросила у мужа:

– Юра, ты узнаёшь его? – указывая кивком на меня.

Но он ничего не ответил, в задумчивости глядя в сторону.

– Вы о чём…? – спросил я её с изумлением.

– Ладно, об этом позже… – успокаивающим и одновременно интригующим взглядом и жестом ответила мне она.

Заинтригованный до крайности, я всё-таки расслабился и, в предвкушении получения загадочной информации, видимо, на «десерт», набрался терпения ждать.

– Расскажите тогда о своём походе, пожалуйста, – попросил я всех троих, уже догадываясь в какую компанию попал.

И Римма Михайловна, не выпуская инициативы в разговоре, полноправно взяла на себя эту роль и, с долей иронии над собой, начала:

– Мы двадцать пять дней голодали в укромном месте под Белухой. Ради того туда и шли, чтобы физически и энергетически очиститься для дальнейшей помощи людям в оздоровлении. И Николай не только нас туда провёл, но и тоже, с нами, голодал. В нашей компании туда шли ещё двое парней, но они не выдержали и тайком сбежали в самом начале. Это были те, которых, с позволения Юрия Павловича, я отобрала среди многих, желающих пойти с нами. …К концу намеченного срока очистительного голода мы просто ползали, обессилев. Один раз, утром, чтобы вылезти из палатки, я хотела расстегнуть молнию входа, но не успела, отключившись в обморок. Из голодовки мы выходили жиденькой овсяной кашкой, подножными ягодками брусники и черники. Поэтому мы такие «прозрачные». В своей практике помощи людям мы от них набрали очень много разного энергетического негатива, и от этого тоже потребовалась очистка.

– Да вы совсем не прозрачные, а даже справные, светлые и чистые. Вы, наверное, остановились в посёлке, чтобы привести себя в порядок? Иначе, после тайги, вы бы иначе выглядели, я то уж знаю.

– Догадливый! – со смехом, игриво удивившись, неизменно весёлая Римма Михайловна продолжила рассказ:

– Да, мы несколько дней отдохнули в посёлке после похода, в частном доме. Мы не первый раз здесь. И помылись, и постирались, и отъелись деревенской едой. Если бы ты раньше нас видел, то оценил бы, насколько мы похудели. …Мы поработали и здесь с людьми, нуждающимися в помощи. По всему и не заметно, что голодали.

– А в каком месте вы стояли под Белухой, голодая? – полюбопытствовал я, со свойственным горнику и географу, повышенным интересом.

– В Ярлу, в правом, орографически, цирке, – пояснил профессионально Николай.

Меня такие откровения, чрезмерные подробности которых я опускаю за щекотливостью и ненадобностью, подкупили настолько, что у меня к моим новым, как уже предположил, друзьям в этот миг не осталось никаких секретов.

– А как вы лечите людей? – с крайней степенью интереса начал выспрашивать я, продолжая открывать для себя, с долей благоговения – с кем я сейчас общаюсь.

– Энергетически, – кратко отрезала она.

– Бесконтактно? – захотел я наводящими вопросами узнать как можно больше.

– Да, бесконтактно, но и словом, и советом, при необходимости, – подтвердила Римма Михайловна.

– А компенсацию за свою работу вы берёте? Простите, но мне интересен и этот вопрос, – спросил я, преодолевая смущение от щекотливости вопроса.

– С местных мы ничего не брали, они просто угощали нас едой. А за постой мы заплатили так, как договорились изначально. В городе мы принимаем, не оговаривая платы. Просто помогаем всем. А кто как хочет и как может – сам определяет выражение своей благодарности. С другой стороны, по закону Божию, ничего даром не даётся, включая целительские способности. Да и работа с людьми – это нелёгкий труд. А этот щекотливый вопрос на самом деле прост: вид благодарности за такую работу полагается на совесть потребителя и по его реальным возможностям. Поэтому вознаграждение не обязательно может быть материальным. А уже потребитель за свою честность будет нести ответственность, в итоге, перед Богом. Но нас этот вопрос уже не будет интересовать. Всё зависит ещё и от ситуации. К примеру, если встреча произошла в дороге или случайная другая, то и искреннего «спасибо» достаточно. Нас же, свыше, включают в работу чисто энергетически, помимо нашей воли, в любой момент, и она может проходить как бессловесно, так и бесконтактно. Так какую нам при этом ещё ждать благодарность? Тем более, что, при этом, человек-то не просил… Сам понимаешь. Работа может неожиданно включиться при простом доверительном разговоре. Она происходит на другом уровне измерения. Так что может быть много непредсказуемых вариантов.

– А как всё происходит при вашей работе? – продолжал любопытствовать я.

– Да этого на словах и не получится рассказать. Когда-нибудь, может, сам увидишь, если будем общаться, – уже серьёзно и спокойно завершила тему она.

– Очень хочу продолжать с вами общаться! – с надеждой заверил я и глянул в очередной раз на всё время молчавшего Юрия Павловича. Но он, с едва заметным выражением довольства всем происходящим, глядел всё время чуть в сторону, сидя вполоборота ко всем.

Никто из них троих не выразил энтузиазма на моё восклицание, но и отрицательной реакции тоже не было заметно.

Более расспрашивать у меня язык не повернулся, тема действительно была исчерпана.

За разговором я постепенно умял целую булку хлеба и весь сыр. Вот эта еда была по мне, и вполне достаточна. Будучи «хлебной душой», я очень соскучился по хлебу за эти походные дни. А сыр оказался выше любых похвал.

В свою очередь, Римма Михайловна попросила меня рассказать подробнее о себе, своём мировоззрении, о семье, о роде занятий. Во взаимно доверительном разговоре я удовлетворил все её вопросы, рассказав и о своём казусе на Белухе, чему крайне удивился Николай.

– Дело в том, Андрей, что твоя, по-своему мощная и чисто Ян-ская энергия, могла пострадать от Инь-ской энергии Белухи, кратно более мощной. И твоя интуиция тебя уберегла от разрушения, удалив из души твоё горделивое желание – подняться на вершину. А часы твои взяли удар твоего противостояния горе на себя, принеся в жертву, вот и сломались. Человек поневоле «одушевляет», энергетически настраивая на себя, свои любимые предметы соответствующим отношением к ним. И они так же, энергетически, берут на себя любой негатив, препятствующий человеку свободно жить, даже принося себя в жертву. Так же, как это делают любимые живые питомцы. Так устроил взаимоотношения Создатель. …Так что поберегись теперь восхождений на вершины, слушай свою интуицию. Не просто так угас твой альпинистский энтузиазм…

– Вот это да… А я не мог понять, отчего у меня появились опасения перед дальнейшим подъёмом на вершину, чего никогда не было. А с ручными часами, было совершенно непонятно, что случилось. Они же в один и тот же миг, с разностью в сутки, остановились от собственного звонка. Значит, звонок, своей вибрацией, нанёс ходикам последний удар в «звенящем», наверное, напряжении, – подтвердил я, почувствовав согласие моей интуиции со словами Риммы Михайловны.

В завершении, казалось бы, разговора обо мне, я задал им самый наболевший у меня вопрос:

– Меня давно больше всего мучают угрызения совести от прошлых отношений с женщинами, не всегда морально этичных. Был период, когда я изменял первой жене. Эти грехи теперь мучают…

Я хотел было продолжить вопросом свою тираду, но, на уже прозвучавшее, сразу ответил Юрий Павлович и я впервые услышал его голос:

– Ты просто так общался с ними, по воле судьбы, по-другому ты не мог. Так вы отдавали друг другу кармические долги, того не подозревая. Тебе это нужно было, за неимением альтернативы, в поиске женской любви. И ты, таким образом, искал свою, подходящую тебе, женщину, даже не осознавая этого. Так что не мучайся, всё нормально.

– Живи дальше без оглядок. Так у всех ищущих и происходит. Ты же ведомый свыше, вот и ищешь всю жизнь, но пока как слепой. Ничего, ещё прозреешь, – добавила, в подтверждение, Римма Михайловна, с любящей и сочувствующей улыбкой. А через паузу как будто подытожила весь разговор:

– Ну вот, Юра, есть у нас ещё один проводник, кроме Николая, – и, уже обращаясь ко мне: – Будешь водить желающих на чистку в горах?

– Конечно! – ответил я с воодушевлением, – К этому четвёртый год стремлюсь, это ж моё любимое дело!

– Вот и хорошо, поработаем в этом деле вместе, – утвердила спокойным тоном Римма Михайловна.

Подошло время идти на посадку. «Так вот зачем меня торопила и моя интуиция, и само Провидение! Для этой встречи! Это же счастье! Значит я всё-таки ведомый! Главное – в дальнейшем не ошибаться! Наконец я нашёл своё дело! Да ещё и таких людей! О встрече с подобными мечтал со времени начала изучения трудов Карла Кастанеды. Ещё пять лет назад, когда даже не помышлял о каком-либо духовном пути, посмотрев фильм Андрея Тарковского «Сталкер», я заявил твёрдо семье, что буду сталкером. Моя семья, конечно, не приняла мои слова всерьёз, но мне это было не важно. А важно, что я к этому стремился. И вот оно – состоялось! Я буду сталкером!» – так думал я, в состоянии эйфории, двигаясь бок о бок с родственными душами на посадку в автобус.

Ехали не долго. При тёплой беседе словно переместились в пространстве. Снова казались нескончаемыми разговоры единомышленников, в которые уже смогла включиться наглая москвичка, постоянно склонявшая нас к эзотерическим темам. Римма Михайловна стала поддаваться и отчасти постепенно раскрыла для неё свои глубокие знания… А на меня эта девушка перестала, наконец, смотреть, и в последующем подчёркнуто игнорировала моё присутствие. Очевидно, обиделась на мою откровенную реакцию на неё. …Ещё по светлому времени водитель автобуса встал на ночёвку в следующем райцентре, в Усть-Кане. В те времена этот рейс проходил длинным маршрутом, через два высоких перевала (Ябоганский и Семинский), видимо, поэтому прерывался ночёвкой в этом посёлке (согласно правил, установленных ещё советским законодательством, по технике безопасности).

Автобус водитель поставил у единственной двухэтажной гостиницы в центре и вместе со всеми транзитными пассажирами поселился в ней. Все комнаты были четырёхместными, а удобства – на улице, в деревянной общей уборной. Я попытался поселиться в одну комнату с моими новыми друзьями. Николаю это явно не понравилось, и он меня незаметно стал оттеснять физически, обладая преимуществом габаритов тела. Заметившая это Римма Михайловна соответствующим жестом осадила его, также молча, и ему пришлось уступить. Оба, очевидно, старались, чтобы всего этого не заметил Юрий Павлович. Было смешно, но никто не смеялся. Мне стало понятно, что Николай начал примитивно ревновать, сразу упав в моих глазах. «Видимо, у Юрия Павловича с Риммой Михайловной особого выбора в проводниках не было» – подумал я.

Бросив в номере свои вещи, мы пошли к реке Чарыш, что несла свои чистые воды на «заднем дворе» гостиницы. Очень хотелось размять ноги после долгого переезда и умыться. От здания до воды лежала просторная и чистая поляна шириной в добрую сотню шагов, а в длину – от одного поворота реки до другого. А за руслом поднимался горный склон, приглушённый тенью от заходящего солнца. Прогуливаясь спиной к гостинице, создавалось впечатление, что мы снова в нетронутой человеком природе. Весь тихий посёлок лежал вне поля зрения и забылся за спиной. Это был апогей нашего общения с Юрием Павловичем и Риммой Михайловной, мы были только втроём на берегу реки с прозрачной водой, быстро уносящей из моей души остатки негатива. Я поделился с ними своими, взлетевшими в этот момент, чувствами к жене. Но мои друзья стояли в молчаливом внимании и ответили мне лишь телепатически, что сочувствуют и даже жалеют меня. Я почувствовал их тёплые объятия, хотя они стояли недвижными рядом и так же заворожённо смотрели на быстрый поток. Но я не понимал, почему они меня жалеют. А ещё через минуту мене в голову пришло их беззвучное послание: – «Тебя ждут многие нелёгкие испытания, и ты сам должен со всем справиться. Мы тебе сейчас не в праве чем-либо помочь. Крепись, путь твой не ровен…»