Свой путь

Так, постояв в счастливом беззвучном взаимопонимании несколько минут, мы вернулись в номер. Слова больше не требовались ни уму, ни сердцу.

В гостинице был даже сервис – переходящий от администратора из комнаты в комнату электросамовар. Москвичи, явно желая продолжения общения с интересной парой, попросились в нашу комнату для совместного чаепития, используя, конечно, рациональную подоплёку. И мы, двойной компанией, разместились за одним большим столом на ужин.

Москвичи оказались очень начитанными эзотерической литературой, и, будучи в активной фазе поисков истины, безостановочно фонтанировали, в разговорах с Риммой Михайловной, до самого темна. Не было ни одной малейшей паузы, чтобы я мог вставить хоть слово. Николай только слушал без малейшего позыва к разговору. А Юрий Павлович, радушно улыбаясь, лишь наблюдал за всеми, а когда глянул на меня, то вслух отметил:

– А Андрей только балдеет от удовольствия…

Так оно и было. И мы с ним впервые обменялись тёплыми взглядами взаимопонимания. Иногда, всё-таки, Юрий Павлович произносил весомую фразу, но только когда Римма Михайловна просила его:

– Юрочка, поясни им, как коротко ты умеешь…

При этом все затихали, слушая учителя (в чём у присутствовавших сомнений не возникало). Когда за окном уже стемнело, и стал затухать общий разговор, москвичи попросили Юрия Павловича и Римму Михайловну провести диагностику кармы каждому из них, по очереди. И, не обращая на меня внимания, ребята в своей наглой московской манере наперебой распределили очерёдность между собой. Уединившись в дальний угол просторной комнаты, целители (как я с тех пор начал их называть для себя) принимали москвичей по одному и шептались с каждым минут по десять или больше, в то время, как остальные терпеливо ждали, также тихо переговариваясь. Я скромно ожидал своей, последней, очереди, когда последний москвич покинет нашу комнату. И когда мы, наконец, остались вчетвером, заявил о себе:

– А теперь со мной… – сказал я с надеждой, интуитивно же предчувствуя отказ.

– С тобой будет особый разговор, но не сегодня. Уже все устали и давайте ложиться спать, – с тёплой улыбкой и просьбой на лице, но твёрдо подытожила нелёгкий день Римма Михайловна.

Все четверо дружно стали укладываться по постелям. А я, перед тем как лечь, в непривычно чистую постель, вынул для подсушки из своего рюкзака мокрую, ещё с ледника, альпинистскую верёвку и другие сырые вещи, включая мокрую пуховку, чтобы они совсем не сопрели. Развешал всё на вешалке, на спинках кровати и стула. По комнате сразу разошёлся стойкий запах прокопчённых костровым дымом, пропитанных моим потом и дождевой водой, с её особым ароматом, походных вещей. При этом никто из моих соседей по комнате не подал даже виду, понимая сию необходимость.

Следующие два дня мы ехали вместе, так вчетвером и трапезничая на остановках и пересадках. По инициативе Риммы Михайловны наши перекусы ограничивались свежим хлебом с вкусными местными помидорами. Такое сочетание я всегда любил, а тем более, после скудного питания в походе, для меня это было верхом вкусового блаженства. В салонах попутных автобусов я не раз стал свидетелем энергетической и словесной помощи, то есть работы «моих» целителей с попутчиками. Это происходило так гармонично и ненавязчиво, что мне оставалось лишь любоваться моими новыми друзьями, кем я стал их, про себя, считать. Так, по факту происходящего, я удостоверился в искренности рассказа Риммы Михайловны об их непростой жизни. А ещё она рассказала мне, в пути, что и угла у них своего нет и других источников благ тоже, включая, конечно, денежные. Живут они на квартире, предоставленной друзьями бесплатно. А пенсию будут получать только через несколько лет. Ради такого гармоничного объединения они оставили свои прежние семьи с повзрослевшими детьми, оставшись без жилья. А Юрий Павлович ещё и бросил высокооплачиваемую работу высокопрофессионального автомеханика. Он пользовался в этой сфере широкой востребованностью, как специалист. Но «Небо» призвало его на иное поприще, на то, что они с женой имеют на сегодня.

С москвичами мы тепло расстались в Горно-Алтайске. Дальше мы ехали разными маршрутами. При расставании, та девушка, словно преобразившись, тепло и душевно поцеловала и Юрия Павловича, и Римму Михайловну, и меня с чисто сестринской любовью. Она же и записку со своим контактными номерами телефонов вручила мне, потому что целители сказали ей, что сами они никого не беспокоят своими звонками. И девушка попросила меня закрепить с ними телефонный контакт. На этот же листок я записал и контактный телефон Юрия Павловича (только он отвечал у них на звонки). При нашем прощании уже на следующий день, я нарисовал им свой адрес со словами:

– Приглашаю вас в ближайшие дни ко мне домой. Я живу с семьёй в частном доме и радушно встречу вас! Побеседуем без посторонних, познакомлю с женой и дочкой, – заверял я, даже не надеясь на согласие, потому что почувствовал, уже при этом, их отторжение к своему жилищу, совершенно непонятное мне.

– Ты звони, и как-нибудь встретимся, – уклончиво ответила Римма Михайловна, загадочно глянув мне в глаза и как-то душою, едва заметно, отдаляясь.

Мы тепло обнялись и, не роняя больше слов, расстались, будто навсегда. Такое было чувство у меня, которое захотелось тут же исторгнуть из души, но не получалось.

Солнце ещё не взошло, когда я бесшумно зашёл в свой дом. Домочадцы ещё спали. Я подсел к кроватке полуторагодовалой дочки, любуясь и умиляясь спящей. Не пошло и минуты, как она, вдруг, открыла глаза, прямо глянув на меня, и как-то по-взрослому очень серьёзно произнесла:

– Вернулся?! – и с удовлетворением закрыв глазки, моментально заснула, как будто и не просыпалась.

А днём, рассказывая жене о походе, я с энтузиазмом обмолвился и о своих новых друзьях – целителях. Но она, к моему удивлению, почему-то приняла информацию о них с неприязненным выражением на лице.

– Я их пригласил к нам домой, чтобы познакомить с тобой, но они уклонились от прямого ответа, – признался ей я.

– Вот и хорошо, что не захотели, я тоже не хочу их видеть, – твёрдо заявила она.

– Но почему?! Я ещё ведь даже ничего тебе, о них, не рассказал, – крайне удивился я.

– Я не знаю. Мне не нравится это знакомство, и всё! – отмахнулась она, оставив загадкой свою реакцию.

Вот тогда я понял, в чём причина отклонения моего приглашения целителями. Если моя жена, через меня, телепатически почувствовала отторжение от знакомства, то что говорить про них… И я сразу вспомнил ситуацию в Усть-Кане, когда мы втроём стояли молча на берегу реки. Тогда, на мои откровенные признания в тёплом отношении к жене, не просто так промолчали и Римма Михайловна, и Юрий Павлович. Более того – они на это телепатически выразили мне сочувствие…! И это подтверждалось их едва заметной мимикой. Вслух они не желали меня обидеть или сделать больно. Не хотели этим оттолкнуть меня. Всё теперь встало для меня на свои места.

Через несколько дней мне захотелось встретиться с целителями и я собрался им позвонить, чтобы договориться о встрече. Но бумажка с телефонами москвичей и целителей бесследно исчезла. Обычно я всегда аккуратен со своими записями и десять раз подумаю, прежде чем избавиться от наверняка устаревшей или даже продублированной на другом носителе. Жена же стала совершенно отрицать, что эту записку вообще видела. Меня сразу «стали терзать смутные догадки»… (как говорил Иван Васильевич, менявший профессию в известном фильме Гайдая). Вот так, к моему прискорбию, внезапно исчезла всякая связь, из-за маленькой бумажки. Как теперь найти мне моих новых друзей в гигантском мегаполисе, если я даже их фамилии и адреса (хоть и временного) не знаю…?

С некоторых пор я заметил в своей жизни одну особенность. Когда по судьбе и каким-то жизненным обстоятельствам я расстаюсь с человеком, имея какую-то взаимную недосказанность, то рано или поздно, с ним, случайно, встречаюсь. Случайностей, конечно, не бывает, всё закономерно. Так же не бывает ничего слишком рано или слишком поздно, всё происходит вовремя. В данном контексте так: требуется некоторое время, чтобы каждый индивид внутренне подготовился к встрече, «переварив» и уложив в душе все впечатления, от предыдущей. Главное – не упустить данный Провидением шанс и, отбросив предвзятость, принять встречу подарочным сюрпризом с «Неба». Иногда встреча может быть с диалогом, а чаще бывает достаточным лишь лицезреть взаимную реакцию на встречу. А послевкусие от неё расставит все точки над «и». …Поэтому, без суеты на поиски, я занялся ожидавшими меня насущными делами, оставив «Небу» Его промысел.

Так, например, с Любой и Людой, из группы, с которой ходил, поблизости от наших домов, мы встречались той же осенью, беседуя по-приятельски. По их открытой приветливости было понятно, что они были бы не против общаться и в дальнейшем. Но, увы, в моей интенсивной жизни, места для них не оказалось.

С Владимиром, из той же группы, больше в жизни не встречались, потому что недомолвок с ним не было. С Милой столкнулись лишь один раз, спустя четыре года, хоть и жили тогда в соседних микрорайонах. Она меня даже не узнала. С Игорем – в тот же год, что и с ней. Вот с ним мы, на удивление, встретились тепло и разговаривали около часа исключительно на тему трудов Кастанеды. Случилось это в безлюдном месте, ранним утром на пляже, во время пассивного участия в очередном бардовском фестивале. Я шёл из уединённого места после утренней зарядки и наткнулся на него, сидящего у воды:

– Какая встреча! Привет, Игорь! Как поживаешь? – расцвёл я искренней улыбкой и протянул ему руку.

Он, открыто улыбнувшись, ответил на рукопожатие со словами:

– Привет! Дальше читал Кастанеду?

– Всего!

– А пассы практиковал?

– Только что, вместо утренней зарядки.

– И как тебе?

– Прибавляет энергии, реально, – уверил я.

– А что ты думаешь о традиции дона Хуана?

– Так Кастанеда же её закрыл. Всё, конец истории. Я взял из этой шаманской школы только философскую составляющую, на вооружение. Сам знаешь, что описанные Кастанедой правила и методы взаимодействия с окружающим миром верны, чётки и конкретны.

Далее мы с удовольствием обменялись впечатлением от практического применения тех методик. И, полностью удовлетворившись диалогом, мы расстались по-приятельски, более ни о чём не договариваясь. Оба понимали, что друг другу абсолютно не нужны.

С руководителем той группы Николаем мы встретились в горах через одиннадцать лет. Они вдвоём, с той же Любой, стояли на обеденной стоянке по пути к Средне-Мультинскому озеру, готовя на костре обед. Я же, со своей новой семьёй, наоборот, спускался в посёлок из похода. Мы тоже запланировали заранее обед на этой, известной нам, стоянке. Люба встретила нас нейтрально-радушно, а Николай сначала сделал вид, что не знает меня, заметно съёжившись и отстраняясь. Конечно, он узнал меня, но, видно, испугался. А я уверенно пошёл навстречу с искренней улыбкой:

– Брось, Николай, что было, то быльём поросло. Рад видеть вас снова в деле! – и протянул ему руку.

Моя неподдельная приветливость смягчила его реакцию, и он ответил на рукопожатие, несмело признав меня. Я спросил, куда они идут, Люба спросила – куда мы ходили. И, обменявшись банальными пояснениями, перешли на конкретику. Люба:

– Андрей, ты ходил через перевал Крепкий? – и она для ясности показала в его сторону рукой.

– Ходил.

– Скажи, как лучше через него пройти? Теперь мы вдвоём с Николаем ходим, причём я – руководитель. С того нашего с тобой похода группа распалась, больше вместе не ходили, – прямо и откровенно рассказала она.

– Орографически, то есть отсюда, через Крепкий надо идти, всегда держась левой стороны, часто даже прижимаясь к скале. Правой стороной очень опасно, тяжело, да и ни к чему, – пояснил я предметно.

Едва я успел ответить Любе, как говоруна Николая сразу понесло, он говорил со мной, без умолку, на протяжении всего их и нашего соседского обеда, не позволяя нам с Любой больше обмолвиться и словом. Очевидно было, что он сразу начал ревновать. Чтобы пустить его логорею в интересующее меня русло, я смог вставить свой ему вопрос:

– Расскажи, как ты ловишь хариуса. У меня совсем не получается, даже при использовании правильных снастей.

И он полчаса мне рассказывал, как ловит сам. А когда, отобедав, мы разошлись в разные стороны, пожелав друг другу удачного прохода, у меня «сердце петухом запело» (как говаривала моя любимая бабушка-кормилица). Не смотря на усталость после длинного перехода в этот день, я скакал вприпрыжку, от радости, вниз по ущелью. А мои близкие с улыбкой наблюдали за мной, искренне удивляясь такой реакции от встречи. Такого облегчения я в жизни ещё не испытывал.

Вот так Белуха усиливает и выявляет в человеке и хорошее, и плохое, даже то, о чём он в своей повседневной жизни не знал и не догадывался – какие скрытые стороны натуры у него есть. Горы всегда вытягивают из человека всё низменное, показывая ему зеркало его души. Справиться и смириться с этим, а для начала хотя бы признаться самому себе – дело личное и отважное. В этом уже никто не поможет, это, как говорят, – «домашняя работа». И, независимо от её успешности, высшие силы сводят людей, чтобы замирились, отдали друг другу нравственный долг.

Меня же Белуха «остудила» к восхождениям на вершины. Теперь у меня усилилось желание водить неподготовленных желающих на несложные горные маршруты, мною же и разработанные, в самые красивые места. И всё же Белуха продолжала тянуть к себе, видимо, «испытывая» меня на твёрдость решения. Были попытки, и через год, и через три, но только по просьбе желающих, коим по искушению отказывать не хотел. Более того – хотел в будущем зарабатывать этим на хлеб за неимением постоянной работы. Но…

Найти свою дорогу в жизни

«Гораздо более важно то,

что ты думаешь о самом себе,

чем то, что другие думают о тебе»

Луций Анней Сенека (младший)

Глава первая. Без сомнений и сожалений

Белуха и поход вокруг неё зарядили меня неистовой энергией Матушки Земли, как-то особо сконцентрированной в этом горном массиве. Этот энергетический потенциал неуёмно рвался наружу, подталкивая к созидательным действиям. И вектор свежих сил я, не имея в поле зрения иного приложения, направил на закрепление успеха в коммерции, куда занесла безысходность, в тщетных поисках самореализации, в эти непростые для Отечества времена. Только в этой сфере я видел материальные ресурсы для нового этапа своей жизни, где теперь важнейшей сферой личного интереса стало духовное развитие. И, поскольку сложилось так, что эта работа «сама меня нашла», как собственно и все предыдущие, то отказываться от неё сразу не было разумным. Тем более, что любой труд я настраивался всегда делать с любовью, иначе он был бы неэффективен. А результат труда мне важен, прежде всего, для самоуважения. К прежним же своим профессиям я навсегда закрыл себе возврат. Моё намерение теперь во всех сферах жизни было направлено только вперёд, к новым горизонтам.

Этой же осенью, сразу после похода на Белуху, я с большим энтузиазмом открыл своё дело. Зарегистрировав коммерческое предприятие, даже свой офис я оформил в стиле приёмной какого-нибудь «вельможи» начала двадцатого века. Поначалу дело пошло споро, сразу в рост, при использовании своих старых заделов в этой сфере. Родственники-соучредители, ограничившись лишь финансовым вложением, не приложили и пальца в работу предприятия, видимо, рассчитывая на проценты от прибыли. А мне не захотелось, работая в одиночку по четырнадцать часов в день, выплачивать им дивиденды «за здорово живёшь». Одному тянуть незнакомое дело, да ещё без необходимых знаний, было тяжело и не справедливо. Недолго думая, через пару месяцев, я вернул вкладчикам деньги, исключив их из соучредителей и оставшись в привычном одиночестве.

Наняв сотрудников и сам «засучив рукава», я так работал до весны. Ни на лыжные тренировки, ни на встречи вне работы времени не было. Одного из сотрудников я как-то послал с поручением к часовщику, чтобы тот посмотрел, что стало с моими часами на Белухе. Сам себе я не мог позволить отвлечься и на это. Оказалось, что один из камней оси маятника просто раскололся пополам и часовщик заменил его на новый. Вот это было противостояние моей скромной энергетики и энергетики, сконцентрированной в самой вершине Белухи! И камень, приняв на себя этот «удар», без всякого механического воздействия, не выдержав такого напряжения, просто лопнул! Вот так, в спокойном состоянии – и лопнул!!!

Однако, нанятые мною работники оказывались совсем не трудолюбивы, и это мягко говоря. Советская власть отучила народ от любви к труду. Двух первых бухгалтеров я уволил в первые два месяца. Одна просто не работала, другая стала воровать. А я понял, что когда работал в одиночку коммивояжёром, то успех мой был лишь за счёт моего обаяния. Это было ещё и потому, что моими покупателями были в основном женщины-бухгалтеры и женщины-руководители разных предприятий. А, став руководителем, я вынужден был лишь опосредованно иметь дела с непосредственными покупателями. И, без прямого влияния моего обаяния на них, торговля стала пробуксовывать. Я торговал оргтехникой полного спектра: от калькуляторов до программного обеспечения. И мне, на четвёртый месяц, надоело кормить своих сотрудников-нахлебников. Развития предприятию не «светило», поджимали конкуренты, будучи опытнее и профессиональнее. В марте я понял, что не в том направлении реализовал и израсходовал энергию Белухи. Опять вступил не в ту… «партию».

«Нырнул» то я в коммерцию вопреки своей натуре, где всё мне было крайне чуждо. Зацепился три года назад за предложение хороших знакомых альпинистов, как «утопающий за соломинку». Моя интуиция мне кричала: – «не делай это!» А я ей: – «а что делать, кормить семью надо…!» И «поплыл по течению», не имея желания переучиваться на другую профессию. Да и переучиваться в те времена одичалого капитализма можно было только за деньги, коих у меня не было. А главное – идти в наём уже совсем не хотелось, имея уже какой-то опыт в самоорганизации и даже в предпринимательстве. К тому же, во все времена я был «костью в горле» у любого начальства. Каждый мой руководитель, почему-то, видел во мне конкурента. Наверное, они видели во мне потенциального лидера. Но таковым я никогда не хотел быть, даже несколько раз в жизни отказавшись от руководящей должности. А в коммерции было довольно просто: по знакомству давали товарный кредит, без всякого залога, и работать можно было без собственных вложений.

Коммерсантом то надо родиться. А у меня достаточных организаторских способностей для руководства даже мизерным предприятием не оказалось. Главное же состояло в том, что мне быстро стало и неинтересно, и неоправданно энергозатратно. По сути, я столько же зарабатывал в личный кошелёк и до открытия предприятия, а денег хватало лишь на повседневные расходы. Решение о закрытии своей «конторы» я принял в том же марте, но, до поры, ни единого человека о том не известил. Решимость сама подступила из разумных глубин сознания. Но одно дело решить, и совсем другое – осуществить. Прежде надо найти другое кормящее дело. И закрытие предприятия требуется подготовить, и за нанятых людей ответственность тяготит. Но ни своих идей голова не рождала, ни со стороны предложений не поступало, наступил душевный тупик. В мае от переживаний, забот и возможной переработки, я заболел, не весть, чем.

В больницу не пошёл, совсем к тому времени отказавшись пользоваться услугами медицины и фармакологии. Нашёл иглотерапевта, по хорошим отзывам. Он оказался настоящим восточным целителем, выучившимся во Вьетнаме. С помощью игл доктор провёл мне полную диагностику, подтверждённую моим знанием о своём теле. К тому же этот врач увидел во мне интересного для себя пациента, у нас с ним сразу образовалась какая-то телепатическая связь. Во время его сеансов мы могли молча понимать друг друга, подтверждая это встречным взглядом. На первом же сеансе доктор, с удивлением, спросил:

– У Вас в родословной нет, случайно, китайцев? – в тоне его голоса не было и доли иронии.

– Нет, все русские, – ответил с удивлением я, – А почему такой вопрос?

– Да Ваши точки реагируют также, как у китайца, – утвердительно констатировал он, обратив на это моё визуальное внимание.

Немного погодя я вспомнил, что у моей любимой бабушки всё-таки просматривались не вполне выраженные черты лица и формы тела, схожие, с характерными, китайскими. И ещё: один мой внимательный и вдумчивый приятель однажды заметил, что у меня солнечный загар как у китайца – жёлтый, в отличие от европейского – бронзового. Мы, конечно, с ним посмеялись над этим сравнением, но, может статься, что в этом что-то есть…

С большим трудом, к вящему удивлению эскулапа, ему удалось «поднять меня на ноги» только к исходу второй недели. Наступило лето, и мне захотелось восстановиться физически и ментально в горах, где в отрыве от повседневных дел и забот, сконцентрировавшись на интуиции, может получиться найти нужные мне ответы. Как вдруг, пришло предложение интересного бизнеса, со стороны одной страховой корпорации. Убедившись в серьёзности этого дела при деловых контактах и в кабинетах директоров знаковых в городе предприятий, и в кабинетах властных структур, я включился в него. Для работы в этой сфере требовалась речь и убеждённость, что как раз подходило моей натуре. Общение с людьми на жизненно важные темы грело меня во все времена.

«Любой путь – лишь один из миллиона возможных путей… Один путь даёт тебе силы, другой – уничтожает тебя… Если человек чувствует, что выбранный путь ему не по душе, он должен оставить его любой ценой… Если у пути есть сердце, то он делает путешествие по нему радостным: сколько ни странствуешь – ты и твой путь нераздельны…». Карлос Кастанеда. Из книги «Учение Дона Хуана».

Вот и я начал поиск пути, имеющего сердце. А моё предприятие, по инерции, работало, и я решил пока совмещать оба вида деятельности, положившись на своего партнёра, часто теперь замещающего меня. Я сам его обучил азам коммерции (в том числе и с помощью поставщиков), разглядев хороший потенциал авторитетно отрекомендованного мне юнца, с чистым взором. Однако два месяца усердной работы в страховом бизнесе не дали даже мизерного результата. Мой оскудевший, в эти жестокие времена, круг общения сузился до предела от моих деловых предложений знакомым, а незнакомые люди сразу шарахались, заслышав речь о страховании. Даже один мой одноклассник, во всеуслышание, на юбилейной встрече выпускников нашего класса прокомментировал моё представление:

– Андрей всех уже этим достал…

Так, изверившиеся во всех финансовых институтах, соотечественники молча выслушивали и уходили прочь: кто в грустной задумчивости, а кто и раздражённо. На этой почве я, по своей наивности, лишился приятельства старых знакомых, а друзей мне Бог и не дал. Вероятно, я и сам не умел дружить, легко расставаясь с попутчиками на жизненном пути, хотя и помогал всем нуждающимся, даже по собственной инициативе. И, на этом деловом поприще, я почувствовал крах надеждам на приемлемую работу. Возвращаться снова в лоно коммерции уже не хотелось совсем, словно «нож к горлу».

Это лето оказалось для меня слишком бурным. Ко всему добавился конфликт с матерью. Из-за своих претензий ко мне она невольно сделала меня изгоем для всей родни, на которую имела превосходящее влияние. Недовольство её заключалось в моём отказе идти за ней в баптистскую общину, а также в моём отказе жить в соответствии с её представлениями и убеждениями. Кульминацией стал инцидент с, всегда любимым мною, девяностолетним дедом. Живя в одной квартире с матерью, уже не вполне адекватный к действительности, он круглосуточно находился под её тотальным влиянием. И, неожиданно придя ко мне домой, дед довершил вектор материных претензий полным скандалом. Обозвав меня многоземельником и фашистом (что было за пределами реальности), он набросился на меня с кулаками, видимо, ментально переместившись во времени, одновременно в два периода своей жизни: активиста-раскулачивателя и фронтовика против гитлеровцев. И мне ничего не оставалось делать, как только вытолкать его за дверь. От случившегося меня трясло весь день. А дед всей родне нажаловался, что это я напал и побил его. Прощенья мне не было!… Я был в полном …шоке. И как только смогли поверить, сразу все родственники, что, при моей натуре, я мог побить старика, да ещё и любимого?! Так вот бывает с такими сентиментальными людьми, как я. Искренне любишь всю родню, а твою натуру будто и не хотят ни знать, ни увидеть. …Жизнь как будто «утекала сквозь пальцы».

И в этот момент меня застала Катерина, которой я обещал поход на Белуху:

– Андрей, прости! Может, я не ко времени, но очень хотелось узнать – пойдём ли мы этим летом в поход. С нами хотят идти Лариса и Алексей. Август-то уже в разгаре.