
Полная версия
Сибирский кокон
Стрела с тяжелым бронебойным наконечником, бесшумная и невидимая для электронных сенсоров, прочертила воздух и с глухим, почти неразличимым стуком вонзилась точно в центр оптического сенсора биоробота. Тот дернулся, словно от удара током, и безвольно завалился на бок. Его винтовка бесполезно выстрелила в серое небо. Первый готов.
«Пошла!» – мысленно скомандовала себе Гроза.
Увидев падение первого снайпера, она сорвалась с места. Она бежала, низко пригнувшись к земле, через «мертвую зону» под гудящими опорами ЛЭП, петляя между обломками арматуры и оплавленным металлом. Но второй снайпер, тот, что засел на верхней площадке «Иглы», не поддался на уловку. Он был элитой. Он ждал.
Яркий блик отраженного света от его оптики мелькнул, как укол иглы. Он заметил движение Грозы. В тот же самый миг Орлан, уже накладывая на тетиву вторую стрелу, увидел эту угрозу. Он понял, что не успеет прицелиться и выстрелить прежде, чем враг убьет Грозу. Она была на открытом пространстве, идеальная мишень.
Орлан принял решение в то мгновение, что отделяет удар молнии от раската грома. Вместо того чтобы целиться, он сделал короткий, резкий шаг в сторону из своего укрытия, на долю секунды подставляя свою грудь под выстрел. И одновременно выпустил стрелу.
Произошли два события.
Ярко-синий, почти белый энергетический разряд сорвался с винтовки биоробота и ударил Орлану точно в центр груди. Его тело отбросило назад, как от удара невидимого тарана. Бронежилет вспыхнул и оплавился, но не спас.
В то же мгновение стрела Орлана, выпущенная в последнее мгновение его жизни, взмыла в воздух. Это не был точный выстрел в голову. Это был выстрел отчаяния, выстрел инстинкта. Она описала высокую дугу и вонзилась снайперу-биороботу в плечевое сочленение, там, где броня была тоньше всего.
Биоробот не был убит, но поврежден. Его рука с винтовкой дернулась от резкой боли и системной ошибки. Следующий выстрел, предназначенный Грозе, ушел в землю в паре метров от нее, опалив её жаром и засыпав градом мелких камней.
Гроза, оглушенная близким взрывом, споткнулась, но не упала. Она видела падение Орлана, и эта картина, отпечатавшаяся на сетчатке, влила в неё холодную, звенящую ярость. Она бежала быстрее, не обращая внимания на свистящие над головой разряды от других врагов.
Она добежала до массивного бетонного основания «Иглы» и рухнула за него, тяжело дыша. Её легкие горели, в ушах стоял звон. Но она была жива. Она была у цели.
Она бросила взгляд в сторону склада, где остался лежать её товарищ, её безмолвный ангел-хранитель. Группа «Альфа» потеряла своего лучшего стрелка, свои "глаза". Но его смерть не была напрасной. Она купила ей этот спасительный рывок. Теперь она должна была сделать так, чтобы эта жертва имела смысл.
Час Волка
Глава 118: Сердце болота
Песня Ани стала их невидимым щитом. Она вела их сквозь шепчущие камыши и хищные заросли, убаюкивая мелких тварей, затаившихся в топи. Но чем ближе они подходили к центру, тем слабее становилась её власть. Здесь, в сердце болота, гул был не просто звуком – он стал фундаментом этого искаженного мира. Он проникал сквозь кожу, вибрировал в костях и давил на череп изнутри, вызывая глухую, мучительную тошноту.
Они вышли на край большой, затопленной воронки, и слова замерли в горле.
Перед ними была Колыбель.
В центре черной, маслянистой воды, наполовину уйдя в трясину, стоял остов танка Т-34. Его броня, некогда гордая и зеленая, теперь была покрыта ржавыми потеками, похожими на застарелые кровавые следы.
В голове Ани что-то щелкнуло. Это не было узнаванием, скорее – наложением реальности на старую, полузабытую сказку. Давным-давно, когда она была совсем маленькой, дед уводил её далеко в тайгу и показывал глубокие, заросшие колеи, которые не могли оставить ни трактор, ни вездеход. «Железные черепахи», – говорил он, и в его глазах был страх и уважение. – «Приходили сюда после Великой войны. Будили землю, пугали духов. Одна черепаха осерчала и осталась в болоте навсегда». Тогда это казалось ей просто легендой. Теперь, глядя на ржавый остов, вросший в топь, она поняла, что дед не лгал. Легенда была реальной – и она стала колыбелью для нового, еще более страшного духа.
Тускар инстинктивно сжал рукоять своего тяжелого ножа, но тут же разжал пальцы, осознав всю тщетность этого жеста. Танк, символ человеческой военной мощи, был побежден природой. А теперь инопланетная сила использовала этот символ поражения как колыбель для своего оружия.
– Силой его не взять, – прошептала Аня, и её слова потонули в низком гуле. Она смотрела на танк, и в её взгляде было горькое прозрение. Физически его не уничтожить – он был частью болота. Он и был болото.
– Я попробую иначе, – сказала она, поворачиваясь к своим спутникам. – Создайте круг. Защищайте меня. И что бы ни случилось, не мешайте.
Она сняла промокшие сапоги и шагнула босыми ногами на холодный, склизкий мох, поморщившись. Тускар и раненый Следопыт, не говоря ни слова, встали по бокам, спиной к ней, став её живым щитом. Искра опустилась на землю позади, положив ладони на свой маленький бубен. Она была якорем, последней нитью, связывающей Аню с реальностью.
Аня закрыла глаза. И запела.
Это была уже не та колыбельная, что успокаивала лес. Песня стала глубже, сложнее. Она пыталась воспроизвести сам низкочастотный гул Колыбели, войти с ним в резонанс. Её голос опустился, завибрировал, став частью этого давящего звукового фона.
В ответ пульсация мицелия резко участилась. Фиолетовый свет вспыхнул ярче, агрессивнее. Колыбель почувствовала её, как иммунная система чувствует вирус. Волна чистой, концентрированной ненависти ударила по разуму Ани. Она вскрикнула, зажав виски. Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Монстр не собирался сдаваться.
И тогда он сменил тактику.
Боль и холод исчезли. Их сменили покой и тепло летнего дня. Аня открыла глаза и увидела не гнилое болото, а широкую гранитную набережную Невы. Легкий ветерок трепал её волосы, в небе кричали чайки. В руке она сжимала студенческий билет филологического факультета ЛГУ. Тот самый, о котором она мечтала бессонными ночами в своем чуме. Вся боль, вся тяжесть, весь страх – всё исчезло, растворилось, как дурной сон.
– Вот ты и дома, внученька.
Она обернулась. Рядом стояла её бабушка – не сгорбленная, иссушенная старуха, а молодая, полная сил женщина с доброй улыбкой.
– Оставайся, – сказала она. – Здесь нет войны. Здесь нет монстров. Твоя борьба окончена.
Аня почти поверила. Это было так сладко, так легко – просто остаться. Но что-то в глубине сознания, маленький, упрямый огонек, не давал ей покоя. Она посмотрела в глаза бабушки и увидела, что они пустые. Добрые, улыбающиеся, но пустые, как у фарфоровой куклы.
В этот самый момент в реальности Искра видела, как пение Ани затихло. На её лице появилась блаженная, отрешенная улыбка, пока по подбородку стекала кровь. Она теряла её.
Искра начала тихо, но настойчиво бить в свой бубен. Резкий, рваный ритм – ритм боя, ритм жизни, ритм боли.
– Иван… – прошептала она, – Костястый… Орлан… Морозов… Они ждут тебя. Мы ждем.
Имена, как удары хлыста, прорвались сквозь пелену иллюзии. Аня с криком рухнула обратно в свое тело. Мир снова стал холодным, враждебным и реальным. Её глаза наполнились слезами ярости на собственную слабость и на этого монстра, посмевшего коснуться самого святого.
Она поднялась на ноги. Обман не сработал. Значит, нужно было дать ему то, чего он хотел. Правду.
Она снова запела, но на этот раз не пыталась подражать или делиться своей болью. Она атаковала его, но не силой, а хаосом. Она транслировала в его холодный, логичный разум всю парадоксальную суть человеческой души: любовь к тайге, которая была неотделима от ненависти к тому, во что её превратили; отчаяние, которое порождало упрямую надежду; готовность умереть, чтобы другие жили. Это был поток данных, который не укладывался в бинарный код Империи, в их протоколы терраформирования.
Био-органический анализатор, созданный для каталогизации флоры и фауны, для преобразования материи по четким алгоритмам, захлебнулся в этом потоке нелогичной, противоречивой информации. Его системы вошли в ступор, пытаясь классифицировать то, что не имело классификации. Его пульсация стала аритмичной, фиолетовый свет начал нервно мерцать – это был не ответ, а системная ошибка критического уровня. В сознании Ани враждебный гул сменился не шепотом, а высоким, тонким визгом перегруженных цепей, скрипом ломающейся логики.
Аня почувствовала, что у нее есть лишь мгновения. Не прерывая песни, она медленно пошла вперед, прямо к танку. Её спутники замерли, боясь дышать.
Она подошла к пульсирующей массе. Воздух здесь был теплым. Она протянула руку и коснулась поверхности мицелия. Он был упругим и теплым, как бок живого зверя. В её сознании враждебный гул сменился тихим, любопытным, почти детским вопрошающим шепотом.
Она нашла его слабость. Не в броне, а в душе, которой у него никогда не было.
Быстрым, отточенным движением она сняла с пояса синхронизатор и приложила его к самому сердцу мицелия, туда, где он врастал в ржавую сталь танковой башни. Она не нажала на кнопку. Она просто оставила его там, как подкидыша в колыбели врага.
Обман удался. Пока.
Глава 119: Коридоры прошлого
Скрежет металла, сдвигаемого последним отчаянным усилием, и глухой удар, отрезавший их от внешнего мира, потонули в полной, бархатной темноте. На несколько секунд единственной реальностью для группы «Гамма» стало их собственное сбитое, хриплое дыхание и гул крови в ушах. Сверху, уже приглушенно, доносился яростный вой и скрежет когтей по стальной крышке люка. Они были в безопасности от стаи. Но они попали в другую ловушку.
Щелчок. Узкий, яркий луч фонаря Ивана прорезал мрак, и они впервые увидели, куда их занесло.
Это был длинный, уходящий вдаль бетонный туннель. Его стены, словно пораженные черной проказой, блестели от влаги. С низкого потолка, на котором отпечатались следы старой деревянной опалубки, свисали обрывки проржавевшей арматуры и толстые, прорезиненные кабели в свинцовой оплетке. Капли воды, срывавшиеся с них, гулко отзывались в давящей тишине. Воздух был тяжелым, спертым, пах ржавчиной, тленом и чем-то еще – резким, едва уловимым запахом озона от старой, поврежденной проводки.
– Я помню это место… примерно, – тихо сказал Николай. Его голос в замкнутом пространстве прозвучал неестественно громко. Он медленно огляделся, его лицо было напряжено, как у человека, пытающегося прочитать стершийся от времени текст. – Это технический коллектор. Он должен идти параллельно основным блокам.
– Движемся, – голос Ивана прозвучал твердо. – Николай – впереди. Лис, прикрываешь тыл.
Они двинулись вперед. Через пятьдесят метров луч фонаря выхватил тонкую, почти невидимую проволоку, натянутую на уровне щиколотки. Лис, не говоря ни слова, опустился на корточки и аккуратным, плавным движением снял петлю с ржавого гвоздя. Раздался тихий, сухой щелчок, но ничего не произошло.
Вскоре они подошли к месту, где коридор уходил вниз и был затоплен грязной, стоячей водой.
– Смотрите, – прошептал Тихий, указывая дрожащим пальцем.
На поверхности мутной воды, среди ржавого мусора, плавали странные, похожие на клочья грязной ваты, белесые образования. Плесень. Но она была не статичной. Присмотревшись, они увидели, что она медленно, почти незаметно пульсирует, словно дышит в такт капающей с потолка воде.
– Держитесь от этого подальше, – мрачно сказал Николай. – В этих бункерах за десятилетия могло завестись что угодно.
Они осторожно прошли затопленный сектор, стараясь не касаться жутких, дышащих островов. Выбравшись на сухое место, они почти сразу уперлись в развилку. Главный коридор расходился на три абсолютно одинаковых, темных туннеля. Из каждого тянуло одинаковой сыростью и забвением.
Николай остановился, растерянно глядя то в один, то в другой проход.
– Черт… – пробормотал он. – Я не помню. Двадцать лет прошло… Один из них ведет к центральному блоку. Другой – в старые склады с химикатами. А третий… третий тупиковый. Он ведет к обвалу. Если мы пойдем не туда, мы либо отравимся хлором, либо окажемся в ловушке.
Иван резко остановился, услышав одно слово.
– Стой. Химикаты? – переспросил он, и его голос прозвучал в тишине туннеля неестественно громко.
Николай кивнул.
– Да. Здесь хранился всякий хлам для обработки породы, реагенты…
– Мы в заброшенной школе нашли подвал, – быстро сказал Иван, глядя прямо в глаза Николаю. – Он был забит такими же реактивами. И мы нашли там документы. Проект «Метеор».
Лицо Николая изменилось. Растерянность сменилась мрачным пониманием. Он посмотрел на Ивана, затем на три темных прохода, и картина в его голове наконец сложилась.
– Так вот оно что… – протянул он. – Эта дрянь была везде. Школа, база, эти туннели… Это все была одна гигантская сеть. Один проект. Тогда… – он на мгновение замолчал, соображая. – Тогда нам туда, – он уверенно указал на средний коридор, ведущий к складам. – Если школа была лабораторией, а база – центром, то это была логистика. Склады должны соединяться с основными блоками. Это единственный логичный маршрут.
Иван шагнул к началу среднего туннеля и принюхался. Воздух здесь был другим. К запаху сырости и тлена примешивался тот самый, едва уловимый, но знакомый едкий, химический привкус, который они почувствовали в подвале школы.
– Ты прав, – сказал он, поворачиваясь к Николаю. – Отсюда несет той же дрянью, что и из подвала. Это наш путь.
Теперь у них был не случайный выбор, а план, основанный на объединенных, обрывочных знаниях.
– Тогда пошли, – сказал Иван. – И давайте быстрее. Что-то мне подсказывает, что времени у нас в обрез.
Он первым шагнул в средний туннель, и остальные последовали за ним. Впереди их все еще ждала неизвестность, но теперь у них хотя бы был компас.
Глава 120: Три дороги, один час
В огромном, гулком цехе лесопилки время, казалось, застыло в вязкой патоке ожидания. Но на маленьком зеленом экране старого осциллографа оно неслось с безжалостной скоростью. Уже несколько минут Волков и Дмитрий, не отрываясь, смотрели на эту кардиограмму конца света. Хаотичная, рваная линия энергетического фона Кокона пронзалась едва заметными, но идеально ритмичными импульсами.
Волков закончил финальный расчет на пыльном куске фанеры. Его рука с огрызком карандаша дрожала.
– Полтора часа, – сказал он глухо, и его голос сорвался, потонув в шипении рации. – Максимум. У них осталось девяносто минут до полной стерилизации. Мы должны их предупредить.
Он провел рукой по лицу, и его взгляд случайно упал на угол цеха, где все еще стояла пустая койка Бородача. Он вспомнил отчет Людмилы Петровны о том, во что превратилось тело парня, о "программируемой нано-силикатной решетке". Он сражался не просто за город. Он сражался за то, чтобы их всех не "переписали" на атомарном уровне, как того несчастного мальчишку. Это знание придавало его отчаянию новый, холодный оттенок ужаса.
Он лихорадочно схватился за ручки настройки, переключая частоты, взывая к каждой из групп.
– Альфа, прием! Гамма, ответьте! Бета, доложите обстановку!
В ответ – лишь ровное, безразличное шипение статики. Кокон, усиленный гулом трех работающих генераторов, стоял непроницаемой стеной. Они были в ловушке, зная точное время своей казни, но не в силах передать эту информацию тем, кто уже шагнул в пасть зверя.
Волков в отчаянии ударил кулаком по столу.
– Тогда у нас нет выбора, – сказал он, глядя на Дмитрия с горящими глазами. – Мы должны верить, что они успеют. Что они почувствуют это.
Они не шли – они почти бежали, и гулкое эхо их торопливых шагов было единственным звуком в бетонной утробе. После осознанного выбора на развилке их движение стало целенаправленным и отчаянно быстрым. Луч фонаря Ивана метался по стенам, выхватывая из темноты толстые, покрытые пылью трубы, ржавые решетки вентиляции и обрывки кабелей. Воздух здесь становился другим – к въевшемуся запаху сырости и тлена примешивался едкий, химический привкус, который першил в горле. Расчет Николая оказался верным – они были на пути к старым складам.
Иррациональная тревога, подтолкнувшая Ивана к спешке, не ослабевала, а только нарастала, словно невидимый таймер отсчитывал последние секунды прямо у него в голове.
Они пробегали мимо тяжелой стальной двери с трафаретной надписью «Склад №4. Реактивы». Дверь была слегка приоткрыта, и из темной щели доносился тихий, ритмичный скрежет, похожий на то, как кто-то водит когтем по металлу.
Лис, замыкавший шествие, резко остановился. Он замер, как гончая, учуявшая зверя, и прислушался, его глаза блестели в полумраке.
– Там что-то есть, – прошептал он, его голос был едва слышен.
Иван на мгновение остановил группу. Он колебался – проверить и потерять драгоценные секунды или бежать дальше, рискуя оставить угрозу в тылу? Тревога внутри кричала: "Беги!".
– Нет времени, – бросил он, его голос был резок. – Наша цель – генератор. Вперед.
Они сорвались с места, оставляя за спиной дверь с таящейся за ней неизвестностью. Они сделали выбор в пользу скорости, но каждый из них чувствовал, как по спине ползет холодок от мысли, что они только что пробежали мимо чьей-то засады.
На краю проклятого болота Аня сделала глубокий, дрожащий вдох. Воздух гудел от пси-энергии, исходящей от пульсирующей впереди «Колыбели». Она на мгновение закрыла глаза, отсекая от себя страх и сомнения. Она сосредоточилась, ища в этом ментальном хаосе единственную точку опоры. И нашла его.
Слабый, но устойчивый сигнал Каэла, пробивающийся сквозь помехи. Это не были слова или образы. Это было чистое ощущение присутствия, поддержки. Маяк в бушующем море. Она знала, какой чудовищной ценой ему дается поддержание этого канала, и это наполнило её холодной решимостью.
Она открыла глаза. Из её горла вырвалась первая, тихая, но чистая нота её песни. Она не просто пела – она направляла свою волю через канал, созданный Каэлом, бросая вызов сердцу этого болота. В ответ пульсация фиолетового мицелия на мгновение замерла, а затем возобновилась с новой, угрожающей силой. Дуэль началась.
Гроза лежала за массивным бетонным основанием «Иглы», и её легкие горели после отчаянного рывка. Она бросила быстрый, полный боли взгляд на крышу далекого склада, где осталось лежать тело Орлана, и её лицо окаменело. В нескольких десятках метров, в развалинах, отстреливались Бизон и Пашка, отвлекая на себя основной огонь пулеметов.
Она была у цели. Но она была в ловушке.
Металлическая лестница, ведущая вверх по опоре к месту установки синхронизатора, полностью простреливалась раненым, но все еще смертоносным снайпером с вышки. Любая попытка начать подъем была бы последней в её жизни. Она чувствовала ту же иррациональную спешку, что и Иван, словно невидимая рука подталкивала её в спину. Ждать больше было нельзя.
Она посмотрела на мигающий красным индикатор на поврежденном синхронизаторе, затем на лестницу, затем на укрытие Бизона. В её голове родился новый, еще более безумный план. Она подняла руку, сжатую в кулак, подавая Бизону условный сигнал. Штурм не начинается. Он вступает в свою следующую, самоубийственную фазу.
В штабе Волков смотрел на экран осциллографа, где пульсировал безжалостный сигнал «Очистителя».
В темном подземном туннеле луч фонаря Ивана выхватил из мрака следующую, еще более зловещую табличку, висящую на повороте: «ВНИМАНИЕ! ЗОНА ВЫСОКОГО НАПРЯЖЕНИЯ».
На болоте по щеке Ани текла слеза, но она продолжала петь, её голос становился все сильнее.
У подножия «Иглы» Гроза встретилась взглядом с Бизоном, который кивнул ей в ответ на сигнал. Он готовился к чему-то страшному.
Они не слышали приказа. Но они его выполнили.
Глава 121: Первый бой
Слово «Сейчас!», брошенное Волковым в мертвый эфир, не достигло их ушей, но оно пронзило сам воздух Колымажска, став безмолвным спусковым крючком. Три отчаянных штурма, три точки на карте, три последние надежды человечества сорвались с места одновременно. И тут же наткнулись на три стены.
Гроза сидела за бетонным основанием «Иглы», и её захлестывала волна бессильной ярости. План провалился. Они все здесь умрут. И тогда, в этом отчаянии, её взгляд упал на массивную фигуру Бизона, который выглядывал из-за своего укрытия. А рядом с ним – остов сгоревшего милицейского «уазика». В её голове, как удар молнии, родилась безумная, немыслимая альтернатива.
Она дождалась, когда огонь врага на мгновение стихнет, и крикнула, перекрывая гул генератора:
– Бизон! Дверь! От «уазика»!
Бизон проследил за её взглядом. Он увидел тяжелую, сорванную с петель дверь, валявшуюся в паре метров от него. И он вспомнил. Вспомнил, как Николай на СТО, ковыряясь в похожей "буханке", рассказывал про эти машины, которые готовили для спецподразделений в 80-х. Их тайно усиливали листами экспериментальной композитной брони, той самой, что испытывали для вертолетов. Это был не просто кусок железа. Это был настоящий, пусть и покореженный, баллистический щит.
Он понял её замысел. Это было чистое самоубийство. И это был их единственный шанс. Он кивнул ей.
Пока Пашка, бледный, но решительный, вел прикрывающий огонь, Бизон, используя свою нечеловеческую силу, подполз к двери. Он схватился за искореженный металл и с неимоверным усилием рывком поставил её на ребро. Тяжелая, усиленная плита стала его единственной защитой.
– Гроза, готовься! – проревел он. – Я пойду прямо на них! Как только они переключатся на меня, у тебя будет несколько секунд! Беги к лестнице!
Гроза поняла. Она кивнула, хотя Бизон вряд ли мог это видеть. Она проверила крепления синхронизатора на поясе и сжала в руке автомат. Она приготовилась к самому длинному и самому страшному рывку в своей жизни.
Бизон взревел, и этот рев был первобытным, полным ярости и горя по павшим товарищам. Он поднялся во весь свой огромный рост, прикрываясь сорванной дверью от «уазика», и шагнул из своего укрытия в ад. В тот же миг Гроза, маленькая и быстрая, сорвалась с места, несясь к основанию «Иглы».
План был безумным, но на мгновение он сработал. Все внимание врага – пулеметные гнезда, патрули биороботов – сосредоточилось на огромной, медленно идущей мишени. Стальной щит Бизона содрогался от ударов, металл визжал и плавился, но держался.
Гроза почти добежала. Она видела перед собой цель – массивную металлическую лестницу, уходящую вверх по опоре. Еще десять метров, пять, три…
Но раненый снайпер на вышке, проигнорировав Бизона, ждал именно её. Он не стал целиться в быструю, петляющую фигурку. Он выстрелил в основание лестницы.
Ярко-синий энергетический разряд ударил в стальные крепления. С оглушительным скрежетом, рвя металл, нижняя, пятиметровая секция лестницы обрушилась на землю, поднимая облако пыли и бетонной крошки. Путь наверх был отрезан.
Гроза едва успела отскочить в сторону, падая на землю и больно ударяясь плечом. Она вскочила на ноги, и её лицо превратилось в маску отчаяния. Перед ней была гладкая, отвесная опора. Цель была там, наверху, но теперь она была так же недосягаема, как луна.
Бизон, видя, что план провалился, с ревом отступил обратно в свое укрытие. Его импровизированный щит был испещрен глубокими, оплавленными вмятинами. Они снова были прижаты к земле, но теперь их положение стало еще хуже: Гроза была отрезана от них, а их единственный путь к цели лежал в руинах у её ног.
В то же самое время, в полной темноте подземного бункера, группа «Гамма» двигалась на ощупь. После того, как Тихий едва не упал, споткнувшись о ржавую трубу, Иван принял решение. Он достал из кармана старую зажигалку «Zippo», подарок отца, и высек искру. Маленький, дрожащий огонек выхватил из мрака узкий коридор, затопленный по пояс грязной, ржавой водой. Это был тот самый сектор, где они ранее видели каску погибшего солдата.
– Другого пути нет, – прошептал Николай. – Нужно идти.
На болоте песнь Ани становилась все сильнее. Усиленная ментальным каналом Каэла, она пробивалась сквозь пси-фон «Колыбели», находя в нем трещины. Пульсация фиолетового мицелия стала аритмичной, генератор явно терял контроль. Казалось, победа близка.
И тогда «Колыбель» нанесла ответный удар.
Она не стала сопротивляться. Она не стала атаковать. Она внезапно открылась, впуская разум Ани в себя, как река впадает в океан. Аня, не ожидавшая этого, не успела выставить защиту. Она провалилась в ментальную пустоту.
Это была не атака, а холодный, машинный анализ. Био-компьютер, столкнувшись с неизвестным типом сопротивления, начал сканировать мозг Ани, чтобы найти самую эффективную контрмеру.