Ждите Алый Закат

Тогда я шагнул еще на одну ступень вниз, сильно согнув при этом шею, так как низкий потолок не позволял мне стоять здесь в полный рост. Воронье снаружи при этом залилось в истеричном вопле. Они взмывали в небо, кружились над сопкой и громко каркали. В целом все это выглядело несколько зловеще и даже сюрреалистично. Однако я, к своему счастью, всегда исключал любые мистические воззрения на происходящие вокруг меня события, в ином случае я бы точно не решился ступить дальше.

Наконец, я спустился вниз. Передо мной открылся потрясающий своей мрачностью вид: прямой метров двадцать в длину тоннель с низким потолком, в котором мне все еще приходилось стоять, согнув колени и приклонив голову. Я достал мобильный телефон и включил на нем фонарь, чтобы хоть немного осветить свой путь. Медленно я продвигался вперед, стараясь не нацеплять на себя маленьких черных пауков, которые тут и там сидели на стенах и потолке. На самом деле, в обычной жизни я очень боялся этих маленьких восьминогих тварей, словно созданных в насмешку над всем прекрасным, что есть в этом мире. До дрожи меня пробирал вид сидящего на своей паутине маленького чудовища, хищно ждущего, когда же в его ловушке увязнет очередная жертва. Однако если паучки были маленькими, то я без особых усилий мог перебороть свой страх, и, странное дело, стоило мне попасть в очередное покинутое людьми здание, как страх перед всем тем, что меньше моего ногтя, пропадал бесследно. Не было мне страшно и сейчас, скорее, немного некомфортно. Итак, сжав зубы, я продолжал идти вперед. В стенах тоннеля примерно через каждые полтора метра находились небольшие смотровые оконца в смежные помещения. Я заглянул в одно из таких окошек и увидел за ним большой резервуар, затопленный грязной водой, глубину которой отсюда невозможно было оценить. Большое темное помещение подпиралось прямоугольными колоннами, а края его терялись далеко во тьме.

И вот, добравшись до середины тоннеля, я был вынужден остановиться, так как увидел прямо перед собой большую черную дыру с рваными краями, возникшую, скорее всего, в результате обрушения. Дыра эта была темной и, очевидно, глубокой. Даже в свете фонаря я не видел ее дна. Внезапная мысль о том, что прямо под моими ногами могла разверзнуться глубокая пропасть, на многие метры уходившая вниз, заставила меня содрогнуться и отступить на шаг от ее края. Ее чернота, такая густая, словно осязаемая, удивительным образом манила меня, но в то же время и пугала. Это было очень странное чувство. Как завороженный, я стоял и вглядывался в нее, будто пытаясь увидеть то, что могло быть в ней сокрыто. И тут ледяной волной на меня накатила небывалая тоска. Казалось, словно нечто гадкое и страшное рождалось там, в этой темноте. И тут я подумал, что вряд ли действительно хочу знать, что же там могло таиться.

И в тот момент, когда я уже окончательно потерял интерес к этому тоннелю и собрался уходить прочь, внезапно сильный порыв ветра с громким свистом пронесся по подземному коридору и, яростно затрепав подол моей куртки, слегка подтолкнул меня к краю ямы. Мое сердце встрепенулось, подступая к горлу. Придя, наконец, в себя, я сделал несколько уверенных шагов в направлении выхода. Что же, о природе этой ямы мне оставалось только гадать, да строить предположения о ее возможной глубине, и, вероятно, ни того ни другого я бы делать не стал, если бы, уже ступая на лестницу, не услышал за спиной нарастающий гул. Внезапно поднявшийся ветер завыл там, под землей, и что-то в этом шуме заставило меня содрогнуться. Итак, подгоняемый внезапной беспричинной тревогой или даже, возможно, страхом, я поспешил покинуть подземный тоннель и скорее оказаться на поверхности.

На улице стало прохладнее, а ветер заметно усилился – с минуты на минуту начнется дождь, в этом сомнений не было. Первая капля коснулась моего лба, стоило мне выйти из тоннеля. Я стал пробираться сквозь густые заросли обратно к смотровой площадке. Вороны, наконец, утихли, видимо, найдя себе укрытие от надвигающейся непогоды. Вся природа словно замерла в ожидании грядущего ливня. В последний раз я обернулся, чтобы взглянуть на уже почти полностью сокрытый от меня спуск под землю. На самом деле, я даже не понял, чего именно я так испугался. Мне даже стало немного смешно из-за своей странной реакции. Наверное, так просто сложились обстоятельства: одиночество, гнетущее окружение и мое моральное состояние наложились друг на друга, дав такой эффект.

Итак, облегченно вздохнув, я зашагал обратно по все той же старой дороге, но уже обратно – вниз, в сторону городских улиц.

Глава 3: Мой лучший друг

Ближе к вечеру того же дня я созвонился с моим хорошим другом и, по совместительству, одноклассником, с которым мы познакомились некогда на первой школьной линейке и фактически расстались на последней, разъехавшись по разным городам. Рома, а именно так его звали, был веселым компанейским парнем, ну или же неплохо таковым притворялся, ибо за все время нашего с ним общения, я не раз ощущал в его взгляде и интонациях некую еле уловимую грусть, которую каждый раз непременно замечал, так как хорошо был знаком с ней лично. Порой мне казалось, что в шумной компании он пытался скрыться ни то от каких-то внешних проблем, ни то от внутренних своих переживаний, но я никогда не спрашивал его об этом, полагая, что, посчитай он нужным, то и сам бы обо всем мне рассказал.

Мы встретились недалеко от моего дома, когда низ солнечного диска только-только коснулся морского горизонта. В сгущавшейся темноте я еле различил его силуэт, узнав, скорее по характерной походке, чем по внешности. Зрение у меня, к сожалению, было далеко не идеальным, и особенно сильно подводило меня в вечерних сумерках, однако, упорно не желая замечать очевидную проблему, очки я никогда не носил.

Итак, поприветствовав друг друга крепкими дружескими объятиями, мы вместе отправились в путь по активно погружавшейся во тьму сонной тупиковой улице, отгороженной от высоких сопок панельными пятиэтажками с одной стороны и железной дорогой от центральной улицы с другой. Пожалуй, в полной мере я ощутил разницу между настоящим, лучшим другом и простым приятелем только перебравшись в другой город, то есть, вырвавшись из своей привычной жизни – с настоящим другом, даже если вы плотно не общались год или два, при следующей встрече вы продолжаете вести себя так, словно не виделись сутки. Так было и у нас с Ромкой. За разговорами наш путь, по идее составлявший пятнадцать или, может, двадцать минут, пролетел настолько незаметно, что мы чуть ли не прошли мимо привокзального ночного ларька, в котором собирались закупиться пивом и закуской к нему.

– И надолго ты приехал? – внезапно, обрывая свой же собственный рассказ, спросил Рома.

– Ну, – призадумался я, не успев переключиться с одной темы на другую, – не знаю. Думаю, на год, а там посмотрим.

– Оставаться не планируешь?

– Нет, – помотал я головой. – На самом деле, не думал об этом. Но год ближайший я точно проведу здесь. Скорее всего, найду себе подработку, чтобы совсем уж не сидеть у родителей на шее, потом махну обратно, мне ведь еще диплом защитить осталось.

– Хорошо, – слегка кивнул головой Рома, отводя взгляд. – Ну а в целом дела как?

– Да, как, – выдохнул я, – в целом, держусь, конечно.

Тем временем мы подошли к нашему давно излюбленному месту – небольшой, но ныне заброшенной части морского порта, где некогда располагался сухой док, от которого теперь остался лишь сточенный водой и временем японский бетонный причал, да несколько пустующих советских цехов. Подтащив поближе к берегу старую, невесть как здесь оказавшуюся железнодорожную шпалу, мы сели лицом к морю так, чтобы освещенный желтыми фонарями город оказался по левую сторону от нас, а бесконечная морская гладь по правую.

Сидели и говорили мы так долго, за временем не следя. В окнах прилегавшей вплотную к морю пятиэтажки зажигался и гас свет, где-то вдали, на самой южной оконечности видимого горизонта мерцал маяк, а прохладный ветер шевелил траву, поросшую сквозь старый разбитый причал. Я сидел, умиротворенно наблюдая за дрожащими контурами отражавшихся в воде городских огней, которые, казалось, тянулись на десятки метров от берега, и устремлялись в холодную темную даль. Рома рассказывал мне свою очередную историю, начало и нить повествования которой я, на самом деле, уже давно потерял. Что уж там говорить, с каждым новым глотком пива мне становилось все труднее сфокусировать свой взгляд на окружавших меня объектах.

– А ты, это, извини за такой вопрос, – неуверенно произнес Рома, – можно спросить?

– Спрашивай, – кивнул я, поняв, к чему он ведет.

– Я хотел спросить про аварию, – тихонько сказал Рома. – Конечно, если ты не хочешь об этом говорить – только скажи.

– Нет, – мотнул я головой, отпивая немного пива. – Спрашивай. Все нормально.

– Я просто знаю, что ты водитель хороший и ответственный, поэтому сильно удивился, когда узнал об этом. Расскажи, как это случилось?

Я взглянул на Рому, который, уже, казалось, начал жалеть о своем вопросе и вот-вот готов был от него отказаться, после чего перевел взгляд на желтеющие и белеющие городские огни вдали. Фонари уличного освещения все так же пускали красивые световые дорожки на темную водную рябь, а маяк ритмично подмигивал нам с высокого утеса. Мне показалось, что такая атмосфера вполне неплохо располагает к подобному рассказу, детали которого уже и сами начали всплывать в моей голове.

– Ну, на дворе стоял май, – сделав небольшой глоток, начал я свой рассказ, – наверное, число пятое или шестое, не знаю, ночь уже была. Мы с ребятами с моего университета ехали на машине. За рулем был не я, а мой близкий друг, Саня, еще с нами ехали двое наших друзей – родные брат и сестра, которых мы везли до общежития. Эти двое были подвыпившими, но я и мой друг ничего в ту ночь не пили. Думали немного погулять по городу с ним, пообщаться, как только довезем ребят.

Я выдержал паузу. Где-то слева от нас со стороны старых заброшенных гаражей, стоявших на самом краю ветхого бетонного пирса, послышались голоса и смех запозднившейся группы подростков. Мы с другом прислушались к ним, но, поняв, что те не собираются тревожить нас и просто идут мимо, продолжили смотреть на поблескивающие высоко в ночном небе звезды.

– Мой друг всегда внимательно ездил, осторожно, – продолжил я рассказ. – Опыт у него был не сказать, что большой, конечно, но навык хороший. Но ты же знаешь – все пьяные придурки вылезают ночью, садятся за руль и давят педаль в пол. Несутся сразу на тот свет, и ладно, если сами, да вот часто попутчиков с собой берут. Так вышло и с нами в ту ночь.

Я без особого удовольствия опустошил свою бутылку, сделал глоток, еле переборов навязчивое желание выплюнуть ставшую внезапно отвратной пенную жижу на бетон, и, негромко вздохнув, продолжил говорить.

– Мы уже почти довезли наших знакомых, нам оставалось всего каких-то пару кварталов, когда загорелся красный сигнал светофора. Это был почти самый центр города, движение там обычно оживленное, но в ту ночь все как будто знали, что нечто ужасное произойдет, и решили объехать этот перекресток десятой дорогой. Но не мы. Мой друг не успел проскочить на «зеленый» и был вынужден остановиться. Конечно, никого и близко не было видно на дороге, но он все равно ждал. И, знаешь, что интересно? На том светофоре приходится стоять целых сорок секунд. Вполне достаточно для того, чтобы успеть свалить. Но не все так просто.

– Ты как? – внезапно поинтересовался Рома, взглянув на меня.

– Да я в норме, – стараясь говорить как можно более непринужденно, ответил я. – Давай закончу уже. – Однако мой голос дрогнул, а глаза застелила пелена слез.

– Ладно, – остановил меня Рома, положив руку на мое плечо. – Не надо дальше. Потом расскажешь, если захочешь.

– Да, – кивнул я, протирая ладонями глаза, – наверное, я слегка переоценил себя.

– Давай, наверное, пойдем уже потихоньку, – предложил Рома. – По пути поговорим.

– Да, пошли, – стал подниматься я, подхватывая с земли, оставленный нами, мусор.

Стараясь не нацеплять на себя пауков, мы выбрались по заросшему сорняком и кислицей проходу между старым бетонным забором и высокой стеной заброшенного цеха. Выйдя, наконец, на Портовую улицу, что тянулась вдоль всей центральной части города, очевидно, вдоль порта, мы, не торопясь, побрели домой. Почему-то ранее мне показалось, что алкоголь успел уже отпустить меня, но, не сумев пройти по узенькому бордюру и двух метров, я немедленно убедился в обратном.

Не прошло и пяти минут, как нахлынувшая грусть отпустила меня, а события той ужасной ночи отступили на второй план. Мы с Ромой решили не выходить на главную улицу, и пошли вдоль пустых дворов по «Портовой». Постепенно огни в окнах стали гаснуть, где-то вдали залаяли псы, а со стороны причала донесся низкий гул корабельных двигателей. Морской прохладный ветер приятно трепал мои волосы, неся с собой ни с чем несравнимый запах водорослей.

Да уж, пожалуй, за годы жизни в большом городе я отвык от неспешного ритма маленьких провинциальных городков вроде нашего. Стоило только солнцу опуститься за горизонт, как на жилые кварталы опускалась тишина, а движение даже на центральных улицах становилось столь редким, что дорогу можно было спокойно переходить, даже не глядя по сторонам, ориентируясь лишь на слух. Никаких светофоров на наших улицах никогда не было, так как почти весь город в ширину, самое большее, состоял из двух параллельных улиц, зажатых на узкой полосе между морем и сопками и соединявшихся лишь короткими съездами. Редкие пешеходы прогулочным шагом возвращались по домам, где их ждали родные и близкие, раз в несколько минут по дороге проезжала машина. Да, возможно, молодому специалисту вроде меня делать здесь было нечего, однако лучшего места, чтобы отдохнуть ментально, да восстановить свое душевное равновесие, найти было трудно. Поэтому, пожалуй, я и был здесь.

И так тихим шагом мы добрались до места, в котором пути наши разошлись. Развилка эта находилась прямо у стен нашей старой средней школы, в которой мы с Ромкой проучились в одном классе семь лет. Белые ее стены возвышались на три этажа вверх, а в окнах ее в полной темноте ждали своих учеников с летних каникул учебные классы. Виднелись отсюда и хорошо знакомые мне окна, на подоконниках которых мы с друзьями и, в частности, с Ромкой, сидели во время перемен и коридоры, по которым мы бежали с уроков, но все это казалось мне теперь таким небольшим и простым. Порой я даже ловил себя на мысли о том, что школьные воспоминания больше напоминают мне сон, нежели явь.

Разошлись мы под стрекот сверчков. Наручные часы показывали половину первого ночи: достаточно позднее время, а от того и ужасно интересное.

Я добрел до нужного мне поворота, что вел с улицы в наш небольшой квартал, состоявший из пяти жилых домов и ограниченного средней и младшей школами с двух сторон и сопками с третьей. Здесь прямо перед моими ногами распростерся длинный бетонный канал, по которому с распадка в море бежал быстрый шумный ручеек, который, к слову, во время сезонных ливней превращался в мощный ревущий поток, захлестывавший автомобильную дорогу.

Последним делом перед тем, как отправиться домой и лечь спать, я окинул взглядом пустынную улицу, освещенную лишь желтым светом ночных фонарей. Я не знаю, почему, но мне всегда казался привлекательным пейзаж погруженного в ночную тьму города со всеми его огнями и светящимися окнами. Было что-то загадочное и притягательное в этих пустых улицах и густых тенях.

Да, пожалуй, я с большим удовольствием прошелся бы сейчас по нашей улице, что представляла собой длинную дорогу, зажатую меж сопок с одной стороны и железной дорогой с другой, и всего через каких-то полкилометра отсюда упиралась в тупик в виде огромного поля бамбука, раскинувшегося на пару сотен метров на юг. Однако время было уже позднее, пора ложиться спать, чтобы потом не проснуться к обеду и не потерять весь следующий день. Итак, глубоко вдохнув свежего прохладного воздуха, я направился к своему дому, прошел через освещенный тусклыми лампами двор, поднялся на свой этаж и, тихонько, стараясь не потревожить родителей, открыл дверь. Но мама, тем не менее, уже ждала меня, попивая чай на кухне в свете одной лишь желтой лампы на печной вытяжке.

– Ты чего не спишь, мам? – спросил я, не заходя на кухню.

– Фильм смотрела интересный, – она сделала маленький глоток из своей любимой чашечки. – Поздно вы разошлись. Как там Ромка?

– Неплохо, – улыбнулся я. – Посидели, поговорили о всяком, погуляли. Привет тебе передает.

– А, ну хорошо, – чуть оживилась мама. – Ему от меня тоже привет, а ты иди спать, а то режим себе собьешь!

Я же лишь тихонько посмеялся в ответ.

– Хорошо, мам. Спокойной ночи! – произнес я, заходя в свою комнату.

– Да, спокойной, – ответила мама, поднимаясь с дивана.

Думаю, никакого фильма она не смотрела, а просто ждала меня. И так, со спокойной душой, я направился в свою комнату, разделся и лег спать.

Глава 4: Пограничные состояния

Несмотря на то, что на дворе стояла поздняя ночь, а также, на то, что я сильно устал и был разгорячен алкоголем, уснуть мне удалось далеко не сразу. Даже странно, что при этом ни одна беспокойная мысль не тронула моего сознания, когда я уже, казалось, находился на самой границе между сном и явью, вот-вот готовый провалиться в мир грез. Однако сон упорно не шел. Пару раз мне даже показалось, что я все еще сижу на стареньком пирсе в компании своего лучшего друга и смотрю на поблескивающие в свете ночных огней волны. Мой мозг подло обманывал меня, то заставляя ощутить дуновение холодного ветерка, то горьковатый привкус пива на языке. И вот в один момент, не выдержав более этого противного пограничного состояния, я распахнул глаза.

К своему бесконечному удивлению и невыразимому ужасу я обнаружил себя стоящим на все той же горной дороге, что поднималась от церкви к смотровой площадке и старым водоочистным сооружениям, той самой дороге, по которой сам гулял утром предыдущего дня. Высоко над морем нависла луна, тут и там на небе мерцали звезды. Прохладный морской ветер трепал волосы на голове и заползал под одежду, от чего по коже начинали бегать мурашки.

Я несколько раз закрыл и открыл веки, протер глаза, ущипнул себя за руку, но наваждение не сошло. Я совершенно не понимал, как мог оказаться здесь, столь далеко от дома. Я был обут и одет так, как если бы просто решил выйти на улицу, но при этом совершенно не помнил, как собирался и шел сюда по ночному городу. Я спал! Точно спал! Ведь я отлично помнил, как раздевался и ложился в свою постель, как медленно проваливался в сон, однако все, что меня окружало, было слишком правдиво и осязаемо: запахи, звуки, ощущение себя – все казалось пугающе реальным, даже для осознанного сна. Я точно уверен в том, что никогда в своей жизни не страдал лунатизмом, ни до, ни даже после той проклятой аварии. Но я действительно был здесь, стоял на пустынной улице посреди глубокой ночи!

Все еще скованный неописуемым страхом, я вглядывался в темную дорогу перед собой. Уж не знаю: к счастью, или же, к сожалению, но я обнаружил себя в полном одиночестве.

И вот, наконец, я осмелился сделать первый шаг. Под тонкими подошвами туфель достоверно ощущались щебень бетонного заполнителя и каждая неровность старых плит. Будто ведомый некой силой, я медленно зашагал наверх. Старые брошенные гаражи, мятый кузов автомобиля, одинокий частный домик – все было на месте. На месте оказалась и смотровая площадка со всеми ее лавочками и мусорными баками. С другой стороны – зловеще неподвижным и безмолвным показался мне сам город. Ни в одном окне не горел свет, ни один фонарь на улице не работал. Один лишь холодный порывистый ветер, да тусклый свет, отражаемый луной, наполняли зловещие, будто вымершие улицы Южнопортового.

Еще несколько минут я простоял неподвижно, взирая с высоты на город прежде, чем ощутил рядом с собой… я даже не знаю, как описать чувство, что я испытал в этот момент. Если к вам сзади подойдет человек, вы можете его услышать, обернувшись – увидеть. Но я именно что ощутил его, не носом, разумеется, а будто неким утерянным чувством, не относившимся напрямую к основным органам восприятия мира.

Ожидаемо, рядом с собой я никого не обнаружил, хоть на улице и было темно, однако не настолько, чтобы не разглядеть даже в пяти или десяти метрах подле себя приближавшегося человека. Этот ужасный сон, а я все еще был уверен в том, что это был сон, сильно затянулся. Упорно пытаясь проснуться, я еще несколько раз ущипнул себя – на этот раз за щеки, но все было тщетно. И вот, когда, казалось, наступило самое время для того, чтобы поскорее уйти отсюда и попытаться вернуться домой хотя бы во сне, если это, конечно, был он, до меня из зарослей лопухов и кислицы донесся протяжный гул ветра. Я сразу же вспомнил о длинном подземном тоннеле, старых технических сооружениях и бездонной черной яме, сокрытой в нем, и от этого образа – чего-то пустого и темного, сырого и заброшенного, почти что потустороннего, мне стало невыносимо жутко. Однако только лишь успел я сделать первый шаг, дабы поскорее уйти прочь из этого места, как заметил шевеление стеблей кислицы примерно в десяти метрах перед собой.

На секунду я замер, перестав дышать. Однако кто-то, кто бы это ни был, очевидно, удалялся от меня, двигаясь в сторону того самого покинутого тоннеля. И, о чем же я только думаю? Действительно, должно быть, я сплю, ведь нет иного объяснения моим действиям, кроме того, что нахожусь я в сонном бреду! Да, я осторожно подошел к зарослям и в неясном свете луны увидел чей-то еле различимый силуэт: кто-то, раздвигая стебли кислицы и полыньи, медленно удалялся от меня, шагая в направлении спуска в тоннель. Но вот, что напугало меня больше всего – в темноте да со спины я, разумеется, никак не мог разглядеть идущего, но его образ показался мне до боли и ужаса знакомым.

Безумный страх сковал мое горло, не позволяя выдавить из него ни единого звука. Во мне яростно боролись две могучие силы – одна предлагала поддаться панике и броситься бежать, другая же подло толкала меня вперед. И вот, наконец, вторая сила одержала верх – возможно, кому-то нужна была моя помощь? По необъяснимой причине, я точно был уверен в том, что знал этого человека, но упорно не мог понять, кто же это был. Я сделал первый шаг с дороги в тот момент, когда человек ступил на лестницу, ведущую вниз. Опять же, повторюсь – моя кожа отчетливо ощущала прикосновение травы, рука чувствовала упругое сопротивление растений, а нос улавливал все ароматы теплой летней ночи. Человек, что шел передо мной, скрылся во тьме тоннеля задолго до того, как я успел добраться до спуска. Узкие высокие ступеньки, казалось, уходили в самую бездну, так темно было внизу.

«Есть там кто?» – попытался произнести я, однако мое горло при этом не издало ни единого звука, губы шевелились, связки напрягались, но я совсем не слышал своего голоса. Я еле сдерживал панику, лишь чудом не поддавшись ей в тот момент, когда понял, что не могу говорить.

Не желая заходить в тоннель, я присел на корточки, дабы заглянуть под бетонный свод, однако проход располагался слишком низко относительно моего нынешнего положения. Мне, все же, пришлось спуститься на пару ступеней вниз, чтобы, наконец, вновь увидеть неясный силуэт человека, застывшего над бездонной черной дырой прямо в середине подземного прохода.

«Извините?» – вновь попытался произнести я, но мои слова опять затерялись в воздухе, будто и вовсе не покинув горла.

Все еще не обращая на меня никакого внимания, а я, хоть и не мог выдавить из себя ни слова, все еще издавал шаги и шуршал растениями, человек склонился над ямой, словно пытаясь заглянуть внутрь, после чего вновь выпрямился, сложил руки по швам и уверенно нырнул в пропасть ногами вперед.

От ужаса у меня потемнело в глазах, а сердце словно окатило кипятком. Не издав ни единого звука, человек скрылся из моего поля зрения, с головой уйдя под землю. Единственной причиной, что все еще держала меня там, на лестнице в заброшенный тоннель, было то, что от шока и страха мое тело сковал паралич. Все мышцы превратились в стальные тросы, а кожа стала подобна мраморной корке – как бы я ни старался, я не мог сдвинуться с места.

Нечто необъяснимое и потустороннее ощущалось во всем этом действе. И вот, к очередному своему ужасу, я ощутил непреодолимое желание прошагать к дыре и заглянуть внутрь, но в то же время мне хотелось броситься бежать, поскорее оказаться дома, подальше отсюда. И вот, прежде чем я успел что-либо предпринять, рядом со мной раздался телефонный звонок. Да, самый обычный звонок моего мобильного телефона. Наконец, я вышел из ступора и начал спешно ощупывать карманы куртки и брюк, в попытках поскорее найти этот проклятый телефон и ответить.

Знакомая мелодия вырвала меня из пугающе осязаемого кошмарного наваждения. Телефон вибрировал на моей прикроватной тумбе ровно там, где я его оставил, ложась спать. Я обнаружил себя раздетым до нижнего белья и лежащим в своей кровати под теплым одеялом.