Нефритовый слон

– Откуда у тебя столько денег?

Понимаю, он не ответит.

– Накопил за пятнадцать лет.

– За пятнадцать? Ты был надсмотрщиком пятнадцать лет? И сколько у тебя было… женщин за это время?

– Нисколько…

– Врешь! А как же я?

А в ответ опять тишина.

– Ладно, неважно. Так это сколько же вам платят-то?

Делаю паузу и жду. Желудок снова голодно урчит, напоминая мне о моей миссии по добыче завтрака.

– Так, я возьму из пачки десять тысяч. Кроме еды много чего понадобится.

– Хорошо.

Я уже иду к двери, когда он вдруг говорит:

– Когда наняли, дали миллион. За весь срок контракта. Я не тратил ничего. Вот они и лежали. Я их сам забрать не мог. Позвонил Саше, договорился, что мне в Москве дадут миллион двести, а он мои деньги потом себе заберет. Двести тысяч буду должен.

Молча я принимаю эту информацию к сведению. А через минуту оказываюсь на улице.

Москва, свобода!

***

Ближайшим супермаркетом оказывается «Пятерочка». Как до него добраться, мне подсказала девушка у стойки регистрации. Другая, не та, которая сидела тут ночью.

Эта кажется мне менее хищной. Поэтому я спокойно спрашиваю у нее, где тут недалеко можно отовариться и не вылететь в трубу.

Объяснив, где находится «Пятерочка», девушка вдруг улыбается и говорит:

– А мне моя сменщица, Алина, рассказала, что у нас двое новых постояльцев. Сказала, что упакованные.

– В смысле?

– Ну в том смысле, что мужик при деньгах.

А вы просите подсказать, где супер недорогой рядом. Он вам особо шиковать не дает?

Кстати, я Зинаида. А вы?

На автомате отвечаю:

– Я Таша.

Хочу поправиться, но вижу, что уже поздно, и поясняю:

– Но Ташей меня называет только он. Остальные зовут Таисия.

– Таисия. Редкое имя и красивое.

– Спасибо. Ваше тоже нечасто услышишь. Ладно, побегу, а то очень есть хочется.

– Удачи, Таисия.

«Пятерочку» я нахожу легко, Зинаида очень доступно сориентировала меня.

Побросав в корзину те продукты питания, которые можно есть сырыми, я прошла на кассу, заплатила за покупки (вышло чуть больше трех тысяч) и вернулась в хостел.

Завтрак я приготовила на двоих, бутерброды, три вида салатов, апельсиновый сок. За кипятком для чая сходила к Зинаиде. У нее там свой чайник.

То, что приходится кормить не только себя, радует мало, но пока что выбора у меня особого нет, да и не морить же его голодом за его же деньги.

Когда приходит время обеда, доедаем то, что не съели на завтрак, а на ужин я заливаю кипятком два стаканчика доширака.

Ладно, сейчас главное продержаться, пока нам не подыщут съемное жилье, которое можно арендовать без документов.

Позже, с документами, жизнь станет веселее.

На вторую ночь мне ничего не снилось, видно, мой мозг перенапрягся и так устал, что ему нечего было мне показать. Что меня вполне устроило.

На завтрак доели салатики, которые я делала из тех соображений, что за пару дней без холодильника они не испортятся. Тоже самое касалось и бутербродов.

Обед получился скромным, Юра после еды лег на кровать, повернулся лицом к окну и затих.

А меня манила Москва. Господи, я же дома! Впервые за десять лет попала таки в родной город. Грех этим не воспользоваться.

Деньги есть, еще семь тысяч. Он говорил, что меня здесь пока точно искать не станут, а это значит: нужно пойти проветриться.

– Я пойду погуляю.

– Мобильник возьми, – тихо реагирует он.

– Зачем? У тебя же нет второго.

– Мне посоветовали не покупать себе, только тебе. Но номер я знаю, а тут есть городской телефон. На всякий случай перепиши его себе, занеси в адресную книгу. Ну и проверь, достаточно ли заряжен телефон, а то мало ли, нужно будет срочно позвонить…

– Так некому.

– Ну, я не знаю. В полицию или в Скорую. И Интернет пригодится. Ты ведь в центр пойдешь?

– Ну да, скорее всего.

– В телефоне есть гугл-карты. Или яндекс.

– Вообще-то я отлично ориентируюсь в родном городе.

– А, ну да, конечно. Извини, я понял.

– Пока.

– Пока…

– Я недолго. Часа три погуляю и вернусь.

Сама не знаю, зачем я это сказала.

– Я понял. Хорошо. Ты может денег больше возьмешь?

– Денег? Нет, не надо.

Конечно, я могла бы забрать слоника и все деньги ночью и слинять. Но лучше пока этого не делать. Не одной даже в родном городе лучше, чем одной. Иногда это и врагов касается тоже.

Выйдя из хостела, направляюсь в сторону автобусной остановки.

Зинаида объяснила мне, что проезд в наземном транспорте можно оплатить кредитной картой или картой Тройка, как и в метро та же самая система.

– Ой, у меня только наличка, – говорю ей растерянно.

– Ничего страшного. Возьмите мою Тройку, в метро свою купите, пополните, а вечером мою вернете.

– Спасибо, Зиночка!

Я была так тронута, что даже обняла ее.

До метро отсюда оказалось возможно доехать на любом автобусе, в метро я купила Тройку, положила на нее пятьсот рублей, и поехала в центр города, на Охотный Ряд.

Кремль, Красная площадь, Собор Василия Блаженного, Манежная площадь, фонтаны, Музей, Вечный Огонь, и даже Мавзолей, всё такое, каким я его помню с детства.

Купив в цветочном ларьке гвоздики, отношу их к Вечному Огню. Мама всегда так делала, когда мы с ней оказывались в центре города.

Сегодня мне повезло, и я даже зашла в Собор Василия Блаженного, прикрыла волосы платком (для таких посетителей, как я, тут при входе лежат платки), поставила свечку Деве Марии, Иисусу Христу и Николаю Чудотворцу.

Потом спросила, кому ставить надо за упокой души рабы божией Веры. Добрая женщина-монашка улыбнулась и сказала:

– Ты, дочка, уже всем троим поставила. Просто помолись за близкого человека ушедшего Богу своими словами, и на душе станет легко. А еще лучше, на могилку сходи.

– Обязательно схожу, матушка.

– Вот и славно. Ты себе, дочка, душу не рви. Они ведь все чувствуют, хоть и под Божьим крылом. Не плачь по ней часто, больно им от этого делается, что помочь не могут. Так что ты об этом помни.

Я кивнула, обещала помнить, постояла одна, поговорила с мамой, сняла платок и вышла из Собора.

Тысячу рублей пожертвовала в фонд реставрации культурных наследий. Пусть эти деньги на доброе дело пойдут.

На развале купила Зинаиде большую матрешку. Сама не знаю, зачем. Захотелось.

Купила путеводитель по Кремлю, посидела в Планете Суши, зачем-то выпила саке, после чего мне стало дурно, и пришлось посетить уборную. Там и выяснилось, что мой организм пока не способен переваривать такое чудо, как сырую рыбу с рисом и саке.

Про потраченные деньги я подумала только платя по счету.

Потом мысленно сказала себе, что он – мне должен и я имею право себя порадовать. О том, что меня вырвало, я так или иначе не собиралась ему говорить. Скажу, что наелась до отвала и довольна.

Выйдя из ресторана, дошла до здания Большого Театра (как мама его любила!), и дальше шла куда глаза глядят, просто наслаждаясь ранним вечером летнего дня.

И вдруг прямо передо мной выскочила девочка лет двенадцати, вся взъерошенная и… бросилась бежать на проезжую часть.

Три машины, бешено гудя, увернулись от столкновения, а вот четвертая… не успела. Выхватив мобильник, я набрала 03 и вызвала Скорую.

Уйти с места трагедии до приезда Скорой и в голову не пришло.

Когда ребенка погрузили в машину, я подошла спросить, каков прогноз врачей.

– Вы – мама девочки?

– Нет. Я видела момент столкновения и я вызвала вас.

– Что заставило ребенка побежать под машины, вы тоже видели?

– Нет. Но думаю, она от кого-то убегала, спасалась.

– Почему вы так решили? – врач Скорой Помощи испытующе смотрел на меня.

– Она была вся взъерошена и явно очень напугана. И все время оглядывалась по сторонам, как будто ожидала увидеть преследователя.

– Понятно. Мы везем ее в Боткинскую. Черепно-мозговая травма и переломы обеих ног.

И тут к доктору и ко мне подбежал какой-то человек, крича, что тут видели его дочь.

Стоило ему увидеть девочку, как он стал рваться в машину.

– Это Дарьюшка, моя девочка! Вот мой паспорт, я ее папа, пустите меня. Ее свидетельство о рождении у меня. Да проверьте, я вам говорю!

В это время к месту происшествия подъехали три наряда полиции.

Находиться же рядом с полицией без документов мне было крайне нежелательно.

Тогда я быстро подошла к доктору и шепнула ему на ухо:

– На вашем месте я бы проверила, нет ли на теле девочки старых травм и следов сексуального насилия. Мне кажется, ее папа подозрительно себя ведет. А девочка явно от кого-то убегала.

Сказав это, мимо полицейских спокойно, не торопясь, не убегая, не привлекая к себе лишнего внимания, направляюсь в сторону метро.

Если бы у меня сейчас был при себе паспорт, то никуда бы я не пошла, а рассказала полиции все, что видела.

Остается надеяться, что врач со Скорой поделится с ними – моими соображениями.

Сливаюсь с толпой, ныряю в метро, полчаса и я снова на той же станции, с которой отправилась в путешествие по центру родного города почти семь часов назад.

Сижу на остановке, жду автобус, когда неожиданно начинает звонить мой мобильник. Номер хостела. Начинается.

Нехотя поднимаю трубку и слышу голос Зинаиды.

– А, Зиночка, это вы.

– Да, я. Скажите, Таисия, а вы еще далеко от… нас?

– Сижу на остановке, жду автобус.

– Замечательно. Значит, минут через двадцать будете. Я так и передам вашему… другу.

Она делает паузу между «вашему» и «другу», а я сразу догадалась: вот почему Зинаида набрала мой номер. Вернее, по чьей просьбе она это сделала.

– Это он попросил вас позвонить и узнать, когда я вернусь?

– Да… Я спросила, почему он сам не хочет спросить вас, а он ответил…

– Что он вам ответил?

– Что вы бросите трубку, скинете звонок, не станете вести беседу, и не ответите на вопрос. Когда я спросила, почему он так думает, он ответил, «Она со мной не разговаривает. Сам виноват, конечно».

В голосе Зины я слышу чисто женское любопытство, но не собираюсь обсуждать с ней этот вопрос.

– Что же, можете передать, что я скоро буду?

– Конечно же, передам.

– Спасибо, Зина. Кстати, я везу вам подарок.

– Мне? Подарок? Это очень любезно с вашей стороны.

– Мне захотелось сделать вам приятно. Ну, я поехала. До встречи.

Надо же, думаю я, пока сажусь в автобус и нахожу себе место у окна. Надо же. Не хотел меня злить, попросил Зину позвонить, тактично ей все объяснил. А Юра не дурак…

То есть это, как его, псина.

Понимаю, что далеко не сразу привыкну так его называть. И надеюсь, что надолго не придется привыкать.

Войдя в хостел, дарю Зинаиде матрешку. Ей приятно, это видно по глазам и по теплой, искренней улыбке.

– Спасибо за карточку, вы меня спасли, Зиночка.

Поболтав с ней несколько минут, иду в свою комнату.

Юра все также лежит на кровати у окна, лицом к двери, и в полной темноте.

Я зажигаю свет, спокойно раскладываю покупки, потом подхожу к его кровати.

– Я пришла. Купила тебе карту Кремля. Так, на память.

– Спасибо.

Благодарность звучит глухо и тихо.

– Знаешь, обычно, когда возвращается хозяйка, псы реагируют иначе.

В мгновение ока большое, двухметровое тело соскальзывает с кровати, и он оказывается на полу у моих ног.

Я чувствую с пола его прерывистое дыхание, пока он жмется к моим ступням.

– Так, достаточно, сядь. На, бери подарок.

Через несколько секунд он сидит на кровати, а карта лежит у него на коленях.

– Подвинься, я хочу сесть.

Он мгновенно двигается так, чтобы мне было, куда присесть.

– Ты голодный?

Он отрицательно мотает головой.

– Ладно. Я в центре города ела суши. Это вкусно. Ты когда-нибудь ел суши?

Повторно отрицательно мотает головой.

– Палочками пользоваться не умеешь?

– Не умею.

– Ну и ладно, когда-нибудь научу.

В ответ слышу тишину.

– Не хочешь спросить, как мне Москва?

– Хочу… Как тебе Москва?

Он повторяет за мной, как попугай.

Мне это не нравится.

– Знаешь, если в следующий раз захочешь узнать, где я и скоро ли буду, звони мне сам.

Не надо втравливать третьих лиц. Ты понял меня?

Он кивает. Понял.

– И еще одно. Пока у нас все еще такая созависимость, давай договоримся: делаем вид, что мы просто знакомы. Ведем себя, как… соседи по коммуналке. Теперь можешь задавать мне свои вопросы.

– Ты раньше жила в коммуналке?

Взгляд внимательный и сочувствующий.

– С чего ты взял? Ааа, мое предложение про соседей. Нет, я сама не жила, а вот моей маме, да, довелось пожить. Она мне рассказывала, как это бывает.

Но это на время, пока мы тут. Если переедем в какую-то съемную квартиру потом, там вероятно все изменится. Но не будем загадывать, в этом все равно нет смысла.

Итак, пока я в настроении: что ты хочешь узнать? Как встретила меня Москва?

– Да.

Он подтверждает свое желание узнать ответ, глядя мне прямо в глаза.

– Ну, как встретила… Как родную. Все там в центре на своих местах. Кремль, Красная площадь, Манежная, фонтаны, Вечный Огонь. Я купила гвоздики, положила туда. Мы с мамой всегда так делали. Ну, дальше зашла в Собор Василия Блаженного, поставила свечи, обратилась к маме… пока не могу пойти на ее могилу.

После шла к Большому Театру, по Камергерскому. А потом вдруг мне навстречу выбежала девочка-подросток. Расстроенная, вся какая-то взъерошенная, явно от кого-то убегала. Взглянула на меня испуганно и… бросилась на проезжую часть.

Он вздрагивает, но молча терпеливо ждет продолжения.

– Она попала под четвертую машину. Я не могла уйти, вызвала Скорую, дождалась их, рассказала доктору все, что видела. Приехала полиция. И тут нарисовался отец девочки. По крайней мере, он представился ее отцом.

А врач сказал мне, что у нее черепно-мозговая и переломы ног. Я посоветовала ему проверить, нет ли у девочки старых травм, и не переживала ли она сексуальное насилие.

Сказала передать полиции, если они что-то найдут, что причастен может быть отец.

И ушла. У меня же нет документов.

– А если бы были?

– Если бы были, я бы точно никуда не ушла. Потому что Москва показала себя мне сегодня разной. Лубочной, праздничной, солнечной, лирической, обаятельной. И одновременно городом страшных тайн, боли, одиночества и страха. Та девочка так смотрела на меня перед тем, как бросилась под машины… Она будто умоляла, «Помоги, я сбежала, но он вот-вот настигнет меня снова».

И я не узнала ни ее имени, ни где ее мать, ни почему ей пришлось бежать…

– Обычно люди бегут, когда за ними гонятся.

– Гениально, мистер очевидность.

– Нет, послушай. Она так боялась, что ее схватят, что предпочла броситься под машину. Думаю, ты права, она, как ты, бежала из рабства.

– Вероятно. И ей никто не помог…

И тут я ловлю на себе взгляд человека, ждущего смертельного выстрела в упор.

– А мне помогли. Ты помог. Так или иначе, спасибо.

Сделав паузу, я предлагаю разойтись и лечь спать.

***

А на утро (и снова, открыв глаза, радуюсь, что мне ничего не снилось) обнаруживаю его сидящим на полу напротив того места, где лежит моя голова, с мобильником в руках и выражением вселенской скорби на лице.

– Что случилось? – спрашиваю хрипловатым сонным голосом. И тут же на ум приходит страшная догадка. – От Саши сообщение пришло? Нас ищут в Москве?

Он быстро отрицательно мотает головой и протягивает мне мобильник.

Приняв его изрядно трясущейся рукой, смотрю на экран и вижу – сводку криминальных новостей.

Второй заголовок сверху, самый броский, гласит:

«Вчера в центре Москвы на оживленной улице девочка попала под машину. Подробности в статье…»

Раскрываю статью:

«Вчера примерно в девятнадцать часов, на проспекте недалеко от Большого Театра девочка двенадцати лет, чья личность позднее была установлена, выбежала на проезжую часть и была сбита черной иномаркой, водитель которой на другой Скорой была отправлена в психиатрическую клинику с тяжелейшим нервным срывом.

Девочку, Дарью Дорогомилову, госпитализировали с тяжелой черепно-мозговой травмой, переломами обеих ног, и трещиной в тазобедренном суставе и трех ребрах.

В больнице врачи осмотрели ребенка, на предмет выявления более ранних травм, и выяснили, что пострадавшая в последние годы жизни подвергалась систематическим избиениям. Старые травмы зажили не все.

Но и это еще не все. Пациентку осмотрела врач-гинеколог, и подтвердила опасения врача со Скорой: мало того, что девочку постоянно били, ее еще и подвергали сексуальному насилию. По словам врача, как минимум с восьми лет, а то и раньше.

Так как на место трагедии сразу вызвали три наряда полиции, после того, как личность девочки была установлена, также в полиции узнали, что мать Даши погибла в пьяной драке со своим сожителем, еще когда Даше было пять лет.

Тогда ее забрал к себе родной отец девочки, Петр Дорогомилов.

В ходе следственных действий удалось установить, что Дарья Дорогомилова не ходила в сад, в школу, не наблюдалась у врачей, ей не делали возрастных прививок, а с пяти лет она жила в квартире Петра Дорогомилова в качестве прислуги и сексуального раба.

По горячим следам преступник был задержан, благодаря его собственной глупости и самоуверенности. Когда он понял, что его пленница сбежала, то бросился за ней и видел, как его дочь попала под машину. Увидев Скорую, попытался проникнуть внутрь, крича, что он отец пострадавшей и хочет ехать в больницу с ней.

Его поведение показалось и фельдшеру, и оперативникам подозрительным, и он был задержан.

После чего полиция и врачи установили связь между преступлением Дорогомилова и тем, что случилось с его двенадцатилетней дочерью.

В больнице Дарье сделали сложную нейрохирургическую операцию, чем спасли ей жизнь. Также провели операцию на тазобедренном суставе, а ноги загипсовали в местах переломов.

К сожалению, более тщательное обследование показало, что у Даши не будет детей, и вероятность высока того, что ей понадобится длительная психологическая реабилитация.

Подонка же, годами истязавшего свою несовершеннолетнюю дочь, теперь будут судить по всей строгости закона. Ему грозит пожизненное заключение в том случае, если Дарья придет в себя и даст против него показания в суде.

Хотя эксперты говорят, что само тело Дарьи уже свидетельствует против него».

Дочитав статью, я бросаю короткий взгляд на Юру. Он сидит, опираясь на пол и ногами, и руками, и смотрит вниз, с таким выражением лица, будто только что встретил призрака.

– Эй… ты чего, а?

Он тут же вскидывается, услышав мой голос.

– Я бы задушил его голыми руками!

Я молча смотрю на него и думаю, что у меня нет причин сомневаться в его искренности.

– Я бы с радостью помогла тебе в этом.

Вероятно, впервые за десять лет мы с ним думаем и чувствуем одно и тоже.

Впервые? – вопрошаю свой разум. Разум молчит. Впервые? – обращаюсь к памяти. Память тоже не дает мне никаких ответов.

И тогда я обращаюсь к своей душе.

А душа в ответ лишь тихо стонет.

О чем, о чем, о чем же я забыла?

***

После того, как эмоции от прочитанного улеглись немного, я снова пошла в «Пятерочку», закупилась «сухим пайком» и вернулась в хостел.

Накормила себя и его скромным, но вкусным завтраком, заранее продумала обед и ужин,

и легла досыпать то, что мой организм недополучил с утра.

К обеду я проснулась, мы с «соседом» плотно пообедали, попили чай, я вышла немного развеяться, взяв с собой мобильник.

Сидя на скамейке в сквере недалеко от хостела, листала новости, и мгновенно увидела одну, имевшую отношению к делу Даши Дорогомиловой. Ее так называемого «отца» забили насмерть в пресс-хате в СИЗО. Только я успела подумать о том, что Дашеньке от этого вряд ли станет легче, прочла вторую, ужасающую новость: у Даши не смотря на операцию, начался отек мозга и три часа спустя он умер.

«Вероятнее всего, учитывая, что больше такое решение принять некому, тело Дарьи Дорогомиловой будет отключено от всех систем жизнеобеспечения по согласованию лечащего врача и главврача Боткинской больницы».

Господи, ужас какой…

Но и это было еще не все.

Через час, после того, как я послушала в Сети часть оперы «Травиата» (мама очень любила ее), я решила еще раз полистать новости. И то, что я прочла, заставило волосы шевелиться на моей голове.

В России мораторий на смертную казнь, запрет на эвтаназию (приравнивается к убийству с отягчающими) и запрет на извлечение органов для пересадки у детей.

А я читаю о том, что у двенадцатилетней Дарьи врачи хотели извлечь сердце – до того, как Дашу отключили бы от ИВЛ, чтобы пересадить его без ведома родственников, другому ребенку. А вот родственники готовы были заплатить за донорский орган и пересадку миллион зеленых рублей.

Ибо они не знали, что ради денег в крупной больнице столицы врачи готовы были пойти на преступление, и…

То, что я дальше прочла, вышибло весь кислород из легких: расследование показало, что Даше ввели препарат, внутривенно, который и привел к смерти мозга девочки.

Кажется, проведя десять лет в рабстве в трудовом лагере под Волгоградом, я забыла, на какие зверства могут пойти люди не чтобы выжить, а просто чтобы урвать бабла.

Успеваю только отойти в кусты и меня начинает рвать.

В аптеку я потом не спешу. Я просто отравилась новостями.

***

Ни в этот день, ни всю следующую неделю, в центр Москвы я больше гулять не ездила; и вообще, кроме как в магазин, больше никуда не выходила. Едим, спим, когда не едим и не спим, обсуждаем то, почему для врачей клятва Гиппократа перестала что-то значить (не для всех, отнюдь, конечно), и почему деньги столько значат для некоторых «людей», что они готовы ради них на все. Например, на то, чтобы убить совершенно беззащитное дитя.

И так-то уже изрядно поколеченное жизнью.

А позавчера он прочел новость о том, что у Петра Дорогомилова была оказывается взрослая любовница. Причем еще и родила от него сына, пятилетнего Савву.

Когда этот факт стал известен следствию, о связи между педофилом-насильником и той женщиной и ее ребенком как-то пронюхала пресса, и сегодня уже я прочла о том, что той женщине устроили обструкцию на работе, а ребенка побили в садике. Да так сильно, что он попал в больницу.

Мать, понимая, что в Москве им житья не будет, забрала сына из больницы и попыталась покинуть столицу, после чего рейсовый автобус в Пермь, на котором она ехала, попал в аварию на трассе, и шестнадцать из тридцати-пяти пассажиров погибли. Среди них опознали и любовницу Петра Дорогомилова и ее сына Савву (родство установили с помощью экспертизы ДНК).

Когда я рассказала обо всем соседу, он лишь печально покачал головой и оскалился.

– Вот ты веришь в такие совпадения? Лично я не верю.

А ведь он прав, подумала я и мне стало глубоко не по себе.

***

И все равно Москва манила меня к себе.

В какой-то момент мне захотелось все-таки узнать, что стало с маминой квартирой.

Адрес родного дома никакое рабство не могло бы из меня вытравить, и, как-то раз, проснувшись рано утром, я тихо оделась и поехала на станцию метро «Юго‐Западная».

Там недалеко есть улица Покрышкина. На ней я и прожила свою счастливую жизнь.

Дом найти мне не составило труда.

Наша с мамой квартира на третьем этаже выходила своим балконом во дворы.

На балконе я сразу заметила коробки, бельевую веревку, и даже детский велосипед.

А на скамеечке рядом с нашим подъездом сидела пожилая женщина в платочке.

В ней неожиданно я узнала нашу соседку, тетю Нину, мамину подругу.

Тетя Нина сидела расстроенная, подавленная, и из-за пазухи у нее торчала бутылка водки.

Как странно, а когда мы здесь жили, десять лет назад, тетя Нина не пила.

Какой пила, она капли алкоголя в рот не брала.

Что же с ней приключилось за десять лет, что всё так кардинально изменилось?

Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, присаживаюсь на скамейку рядом с Ниной, и делаю вид, что залипаю в мобильном телефоне.

А через минуту Нина, решив, что я не представляю угрозы, уже открыто вынула из-за пазухи початую бутылку водки и стала из нее сосать, причем с неимоверной скоростью.

Когда бутылка опустела, Нина вздохнула, ловко кинула ее в урну и передернула худыми плечами.

Потом она внимательно взглянула на меня.

– Девушка, а не одолжите ли вы мне рублей двести на бутылку недорогого алкоголя? Видите, я вам даже не вру, что на молоко и хлеб.