bannerbanner
Семь нот до небес
Семь нот до небес

Полная версия

Семь нот до небес

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 6

От магазина практически ничего не осталось – те разгромили его, вытащив из него всё самое ценное, а затем подожгли. К счастью, ни один человек не пострадал.

С тех пор прошло уже полгода, а грабителей так и не удалось найти. На душе у Алексея от этого случая остался горький осадок. А что, если злоумышленники вновь попытаются провернуть подобное грязное дельце, но уже не с магазином, а с его домом? Уж из него-то было, что вынести ценного, – его хозяин не поскупился и создал в нём роскошный интерьер. Кроме того, он имел привычку хранить в доме деньги и драгоценности, причём не где-то там, в толстом стальном сейфе, как это было принято у людей осторожных и предусмотрительных, а в обычном комоде! Он почему-то был уверен: никто и никогда не рискнёт проникнуть в его святая святых, где он счастлив со своей семьёй.

Внешне его дочка, казалось, была воплощением самой любви, поэтому её и назвали Любовью. Она словно сошла с портрета средневекового художника: на мир доверчиво смотрели огромные голубые глаза, а светлые волосы переливались чистым золотом под солнечными лучами. Родители очень любили её, а потому баловали чрезмерно, особенно отец. Ни в чём девочка не знала нужды – всё, чего она хотела, тут же получала.

Едва только Любе исполнилось пять, как мать основательно взялась за её обучение. Будучи женщиной разносторонне образованной, Варвара Иннокентьевна мечтала, чтобы её дочь выросла такой же. С восторгом наблюдая, как та схватывала всё на лету, она, педагог с многолетним стажем, была вне себя от счастья. Редко той приходилось сталкиваться в своей практике с такими одарёнными детьми, наподобие её маленькой принцессы, которые вызывали в ней восхищение и чувство гордости.

Прошло ещё два года, Люба стала первоклассницей. Благодаря матери она была настолько хорошо подготовлена к школе, что с первых же дней учёбы приятно удивила учителей.

То же самое удалось сделать и одному из её одноклассников, некоему мальчику по имени Вадим. Тот, между прочим, оказался не только самым ярким – природа наградила его весьма экстравагантной внешностью: у него были кудрявые огненно-рыжие волосы и сплошь усыпанное веснушками лицо. Когда он улыбался, те смешно собирались на его детских упитанных щеках, окрашивая их в румяный оттенок, – но и одарённым мальчиком. Вадим был сыном Сергея Петровича Замятина – близкого друга и бывшего партнёра отца Любы по бизнесу.

Много лет проработали два весьма успешных предпринимателя бок о бок, прежде чем один из них решил сменить сферу деятельности, перейдя на важную должность в местной администрации.

Планы Сергея, амбициозного, властолюбивого, одного из состоятельных в NN людей, были дерзкими и далеко идущими: он мечтал занять кресло мэра города! Несколько лет он пытался стать самой большой в городе «шишкой», но безуспешно. В итоге, потерпев очередное фиаско на выборах, он сказал себе: «Что ж, видно, не судьба…», и вскоре оставил свою затею. Всё, что ему оставалось делать, – это довольствоваться своим и без того высоким положением в обществе, которого он добился нелёгким упорным трудом.

Несмотря на то, что дороги двух приятелей разошлись, они никогда не забывали о том, какой трудный путь прошли вместе, начиная с простых менеджеров в магазине. Очень часто они встречались где-нибудь за чашечкой кофе и обсуждали разные новости, которыми полнился мир, или же просто вспоминали былые времена. Однажды они встретились, чтобы поведать друг другу нечто, вызывающее у них обоих неподдельное чувство восторга.

– Вот это да! – засмеялся Алексей, искренне радуясь за друга. – Ну ты даёшь, дружище! И когда же ты станешь отцом?

– По срокам уже к концу этого года. А ты когда?

– Чуть раньше. Надо же, какое совпадение! Как удачно для нас расположились звёзды!

Так оно и получилось. Они оба стали счастливыми папами в одном и том же году с разницей лишь в три месяца.

3

Свадьба Николая и Ларисы была похожа больше на недоразумение, чем на какое-то значимое событие в их жизни, а потому прошла тихо и незаметно. Никто из родственников не пришёл поздравить их и пожелать счастья: ни со стороны жениха, ни, тем более, со стороны невесты.

Свидетелями рождения их семьи стали лишь несколько «почётных» гостей, иначе собутыльников, с которыми они весело проводили время.

Дом молодожёнов находился в крайне запущенном состоянии. Он больше напоминал проходной двор, нежели тёплый семейный очаг, и разительно отличался от тех хором, в которых до свадьбы жил Николай, не знавший никакой нужды. Шумные компании собирались в нём чуть ли не каждый вечер, и даже присутствие ребёнка их нисколько не смущало, скорее, забавляло.

«Ну и что? – думали пропившие последние остатки разума нарушители тишины и спокойствия. – Подумаешь, какой-то ребёнок! Теперь больше не приходить из-за него что ли? Пусть привыкает к нам! Глядишь, таким же вырастет, и когда-нибудь присоединится к нашим весёлым посиделкам!»

Своему первенцу родители дали, как им казалось, самое красивое и необычное имя: Герман. Среди множества других не менее привлекательных имён они почему-то выбрали это. Наверное, чтобы хоть как-то выделить своего ребёнка из всего огромного числа детей, населяющих планету, и отнести его к разряду необыкновенных. А ещё, чтобы за счёт имени сына слыть людьми умными и образованными.

«Глядите, мол, какие мы молодцы, что нашего мальчика назвали Германом, а не каким-то там Ваней, Васей или Петей, коих можно найти в каждой деревне!» – думали они, преисполненные родительской гордостью.

Несмотря на то, что с рождением сына жить Николаю и Ларисе стало ещё трудней и хлопотней (они по-прежнему испытывали острую нехватку в деньгах, большую часть которых тратили на выпивку), где-то в глубине души они чувствовали, что сын – их большая удача. Уже потому, что его звали Германом, и никак иначе.

Они вдруг поверили в него так, как никогда не верили в себя, и даже прониклись к мальчику самыми нежными родительскими чувствами. Произошло это в момент, когда они впервые взяли его на руки – таким он оказался лапочкой, что не мог не вызвать чувства безграничного умиления. И как только однажды они могли допустить мысль о том, чтобы избавиться от своего ещё нерождённого чада?

– Оказывается, иметь детей не так уж и страшно! – признался как-то Николай, подбрасывая мальчика вверх, словно пёрышко. Тот радостно смеялся, шевеля ручками и ножками. – А временами даже забавно…

– Чего уж тут забавного-то? – проворчала Лариса, с тоской взглянув на целую кучу грязных пелёнок, отложенных для стирки. А ещё на гору грязной посуды, лежащей в раковине. – Я бы сказала – накладно и хлопотно. То одень его, то раздень, то накорми, то уложи спать… Ах, как же много этих «то», сил на них не хватает!

– А ты чего хотела? – усмехнулся Николай, передав ребёнка. – Райской жизни, что ли? На, вот, держи своё сокровище! Кажется, он опять пелёнки испачкал…

Мальчуган рос, как и заботы, но родители не переставали любить его и считать подарком судьбы. Правда, любовь их к ребёнку была своеобразной и антипедагогичной. Например, они могли спокойно закрыть его в комнате одного, дабы тот не мешал им совершать обильные возлияния вместе со своими друзьями-алкоголиками. Чтобы уж наверняка не было слышно маленького проказника, любившего устраивать шумные концерты, они включали громкую музыку. Впрочем, делали они это независимо от того, мешал он им или нет. Едва только резкие и неприятные звуки касались чувствительных ушей Германа, как он начинал кричать ещё громче, выражая тем самым протест и срочно требуя к себе внимания отца или матери. Иногда горе-родители всё же вспоминали о своём дитяти, и кто-либо из них наведывался к нему в комнату. А затем брал его на руки и приносил прямо в «эпицентр событий», то есть в гостиную. Именно там, как правило, и происходило всё самое интересное…

Иногда Герману приходилось даже танцевать. Конечно, не самому, а на руках у изрядно захмелевших отца или матери. Тогда он сразу же приковывал к себе внимание посторонних ему людей, и это, на удивление, нисколько его не пугало, а наоборот, веселило. Словно чувствуя на себе их уставшие от бессмысленной жизни взгляды, он начинал громко смеяться, сучить ножками и крутить головкой из стороны в сторону.

Находиться в компании ему нравилось гораздо больше, чем сидеть одному в запертой комнате.

– Ах ты, маленький артист! – хохотал Николай, легонько ущипнув сына за щёчку. – Любишь же ты привлекать к себе внимание!

– Глядишь, станет какой-нибудь звездой! – раздался чей-то голос из числа захмелевших гостей, которые никак не хотели расходиться по домам; хотя стрелки на часах уже давно перевалили за полночь.

– А то! – воскликнула Лариса. На какое-то время она представила своего мальчугана в лучах славы и всеобщего признания, и из глаз у неё чуть не полились слёзы. – Он такие порой концерты закатывает, любо-дорого смотреть!

От её слов никто не удержался от смеха. Невероятно, но Герману удалось пробудить во всех членах неугомонной компании какие-то доселе неизведанные им светлые чувства. Каждому вдруг захотелось подержать его на руках, потискать и посюсюкаться, как со своим собственным ребёнком. И так ещё полчаса бедный мальчишка ходил по рукам, прежде чем его уложили в кроватку…

* * *

Шло время, и отпрыск семьи Модестовых рос, привыкая к окружающей его среде, к дому, к родителям… Непростая, многогранная личность Германа начала складываться ещё в то время, когда он учился ходить, произносить первые звуки, а затем с помощью слов выражать свои детские мысли и желания. Он унаследовал от отца упрямый, капризный и непоседливый характер, а от матери – массу всевозможных страхов, беспокойный нрав и нервозность.

Однако в мальчишке всё же было нечто такое, что делало его уникальным, непохожим ни на кого и своеобразным. У того прослеживалась очень тонкая и чувствительная натура, обладающая харизмой, не приемлющая никаких форм грубости и насилия.

Ах, до чего же было ему невмоготу сносить побои отца, который нередко поднимал на него руку, и матери, имевшей обыкновение устраивать истерики по любому поводу, – от неё он даже чаще, чем от отца, получал свою порцию оплеух и шлепков по попе, стоило только ему в чём-либо ослушаться! Особенно его угнетала музыка, лишённая красоты и изящества, которую они врубали на всю катушку во время бесконечных шумных попоек!

Увы, ему приходилось её терпеть, и она вовсе не доставляла ему удовольствие, равно как и всё, что творилось в доме после того, как родители приходили с работы.

Лариса подрабатывала посудомойкой в ресторане, куда любили захаживать богатые и знатные люди города, а Николаю каким-то чудом удалось устроиться грузчиком в магазин строительных материалов, владельцем которого оказался небезызвестный Алексей Викторович Незабудин. Работой, конечно, он был, как всегда, недоволен, поскольку там приходилось выкладываться по полной за весьма небольшую зарплату, однако – удивительно! – но мысли о жене и сыне останавливали его от мыслей бросить эту опостылевшую работу. Впервые в жизни он подумал не только о себе, но и о тех, за кого нёс ответственность как глава семьи.

«Куда я пойду, чем буду заниматься? – такие невесёлые мысли частенько одолевали его. – Воровать, что ли? Ну уж нет, хоть я и неудачник, никчёмный пьяница, но не вор, и никогда им не буду!»

Когда невмоготу было находиться дома в компании пьяных родителей и их назойливых дружков, Герман выходил на улицу и, вопреки запретам старших, доходил до самого леса, что располагался неподалёку – уж чем-чем, а Урал-батюшка славился своими лесами и невообразимыми красотами!

Там он наслаждался иной музыкой, далёкой от пустопорожних разговоров, пьяного хохота и едкого запаха сигаретного дыма и алкоголя. Его чуткий музыкальный слух, которым наградила его матушка-природа, ласкало звонкое пение птиц, звук шептавшихся между собой деревьев-исполинов и падающих с них шишек, шелест папоротников гигантского размера с пышными, как опахала, листьями, лёгкое порхание бабочек, случайно пролетавших мимо него в поисках ароматного цветка…

Герман слышал буквально каждый шорох, вносивший свою ноту в удивительную по красоте и благозвучию лесную симфонию, созданную незримым музыкантом. Ах, до чего же она была прекрасна!

В том, что у них родился необычный ребёнок, достойный своего имени и счастливой судьбы, Николай и Лариса окончательно убедились, когда тот чуть ли не каждый день начал бегать по дому, размахивая руками, словно дирижёр, и произнося какие-то непонятные звуки, смутно напоминающие неизвестную музыкальную композицию.

– Ты только посмотри на него! – прыснул как-то со смеху Николай, пытаясь угнаться за мальчиком, у которого за спиной, казалось, вращался пропеллер. – Ну, держись! Сейчас я тебя поймаю!

– Похоже, к нам с крыши залетел сам Карлсон и поселился в нашем доме! – пошутила Лариса, уже привыкшая к тому, что её чудо-сын не мог долго усидеть на одном месте. – Вот непоседа, каких свет не видывал! – говорила мать, с нежностью глядя на сына.

Шутки-шутками, но ни родители, ни сам Герман не догадывались, какая непростая судьба уготована будущему артисту, коим когда-то окрестил мальчика его отец. Именно он первым увидел в нём маленькую звёздочку, которой суждено было засиять на небе среди других звёзд, снискать заслуженную славу и признание.

Но главная проблема Германа была в том, что он не мог сосредоточиться ни на чём: ни на учёбе, ни на чтении книг, ни на просмотре любимых мультфильмов, ни на общении со сверстниками, которые посмеивались над ним, едва он появлялся в школе.

По этой причине учёба была для него сущим наказанием, как, впрочем, в своё время для его отца. Но только последний не любил учиться в принципе, из-за лени, прочно укоренившейся в нём на всю жизнь, а другой – из-за отсутствия внимания, сосредоточенности и маломальского терпения. Всё, что влетало ему в одно ухо, тут же вылетало через другое.

Учителя, конечно, были не в восторге от такого ученика, к которому, несомненно, требовался особый подход, чтобы посеять в нём хоть крупицу знания. И никто из них так его и не нашёл, что было очень печально. Родители не придавали проблеме Германа большого значения и особо не интересовались его школьной жизнью, поскольку были заняты своими личными делами. Их жизнь изо дня в день протекала по одному и тому же сценарию: работа – дом – шумные посиделки с собутыльниками, нередко заканчивающиеся скандалами и пьяными разборками. Если и было место Герману в их жизни, то, к сожалению, самое незначительное.

Несмотря ни на что, сын любил своих родителей, а они – его. Вот такие своеобразные отношения сложились в этой семье. Родители продолжали упорно верить, что рано или поздно их наследник достигнет успеха и станет уважаемым человеком, не как его отец и мать.

Родители Николая, Агафья Петровна и Болеслав Никифорович, также не интересовались жизнью их внука, что осложняло и без того непростую ситуацию, в которой мальчуган оказался, рискуя повторить жизненный сценарий Николая и Ларисы. Увы, всё к этому и шло…

4

Как ни старался Николай удержаться на работе, куда он нередко приходил в нетрезвом виде, да ещё и опаздывал, в один прекрасный день он лишился и её.

В магазин строительных материалов, где он работал грузчиком, приехал владелец, в собственности которого было несколько точек, чтобы встретиться с управляющим и получить отчёт о продажах.

Алексей Викторович был человеком очень требовательным к своим подчинённым, а потому не упускал ни малейшей возможности проконтролировать их работу. Конечно, его жёсткий контроль касался прежде всего административно-управленческого персонала, среди них главным был Владимир Павлович, который в своё время прошёл серьёзный отбор на должность управляющего.

Он отвечал за всё, что происходило в магазине – как в торговом зале, где трудились продавцы, товароведы и кассиры, так и на складе, где выполняли свою нелёгкую работу кладовщики и грузчики, одним из которых являлся Николай. Будучи далеко не самым хорошим работником, он уже успел получить массу замечаний из-за своего неуживчивого характера. Мало того, что всё валилось у него из рук – алкоголь медленно, но верно убивал, лишая физических сил, – так ещё он умудрился поругаться с заведующим складом, который несколько раз делал ему замечания за пьянство на рабочем месте.

Как же был рассержен Алексей Викторович, когда выяснилось, что темпы продажи за последние несколько месяцев резко снизились, тогда как в других его магазинах, напротив, выросли. Все свои претензии хозяин высказал управляющему за то, что тот недостаточно хорошо выполнял свои обязанности, предпочитая больше отсиживаться в своём кабинете, нежели способствовать увеличению товарооборота.

Методов это сделать, по мнению самого Незабудина, знающего толк в торговле предпринимателя, было множество, нужно только…

– «Временами отрывать задницу от мягкого кресла, включать мозги и действовать!» – именно такие нелицеприятные слова и услышал Владимир Павлович от работодателя.

– Какой к лешему кризис?! – вскипел Алексей Викторович, услышав от управляющего, грузного и неуклюжего мужчины лет пятидесяти, неубедительные оправдания по поводу сложившейся ситуации. – Виноват не кризис, а твоя безответственность и безынициативность, Владимир Павлович. Как же ты меня подвёл! Это ж надо так запустить магазин, в который и заходить-то противно, не то, что в нём что-либо покупать!

Незабудин поморщился, вспоминая о том, какое отвратительное впечатление произвели на него старая облупившаяся краска на фасаде здания и невзрачная, непривлекательная реклама строительных товаров, на которую потенциальный покупатель вряд ли обратил бы внимание.

Но больше всего его поразили неприветливые лица продавцов, которые, казалось, разучились улыбаться. А ведь улыбка, доброжелательный взгляд и умение разговаривать с покупателями способствуют успеху в торговом бизнесе. Впрочем, что уж тут говорить о продавцах магазина, если и сам управляющий не отличался улыбчивостью и красноречием! На все многочисленные замечания хозяина тот лишь кивал, сунув руки в карманы, и приговаривал, словно заезженная пластинка: «Будет сделано! Будет сделано!», а затем: «Исправимся! Исправимся!», и наконец: «Примем на вооружение! Примем на вооружение!»

– Я надеюсь, – вздохнул Алексей, потирая вспотевшие от негодования ладони.

После той неутешительной картины, что предстала перед ним в торговом зале, где господствовал хаос и неразбериха, он решил, что перед отъездом нужно ещё осмотреть и склад… Ох, лучше бы он этого не делал!

Когда он, в окружении суетящегося возле него руководящего персонала, спустился в складское помещение, где на огромных стеллажах хранился запакованный товар, готовый к реализации, Николай Модестов достал припрятанную у него за пазухой на опохмел бутыль с заветным «лекарством» – у него жутко болела голова после очередной попойки, – не прячась, прямо на глазах у высокого руководства, сделал смачный глоток. Затем вызывающе плюнул на пол, где лежала обронённая им коробка с очень хрупким содержимым.

– Это что ещё за безобразие?! – возмутился владелец магазина. – Это немыслимо! Это отвратительно! Это… Это…

– Ну ты влип, приятель… – злорадно ухмыльнулся кто-то из кладовщиков.

Почти все они не особо-то уважали Николая, у которого уже в привычку вошло работать спустя рукава. У того и кличка была соответствующая – «сачок».

– Идиот, – тихо выругался завскладом, покачав головой. – Вот идиот! Я же его предупреждал не употреблять на работе. Теперь нам всем влетит по полной…

– Ты… Ты когда в последний раз сюда заходил? – спокойным, твёрдым, слегка насмешливым голосом спросил Незабудин, переводя испепеляющий взгляд с потерявшего дар речи грузчика на директора, у которого на лбу выступила испарина.

– На прошлой неделе, – ответил тот, достав из кармана платок. – Да, где-то так… Я уверяю вас, завтра здесь всё будет в полном порядке! А это… просто недоразумение какое-то! Мы всё исправим!

– Неужели? – засмеялся Алексей Викторович, подойдя поближе к Николаю, который продолжал стоять молча, словно истукан. Ничего другого, кроме отвращения к этому горе-работничку он не испытывал. – Эй, да от тебя перегаром воняет! У вас что, здесь так принято? Прямо на работе?

– Вовсе нет, Алексей Викторович! – поспешил к нему завскладом. – Вовсе нет! Простите, пожалуйста, такого больше не повторится! Этого алкаша, злостного нарушителя трудовой дисциплины, уже давно следовало уволить. Он никому здесь не нравится и толку от него нет никакого!

– Тогда гоните его отсюда! – скомандовал хозяин, теряя самообладание. – Кто додумался принять этого типа на работу?! В моём магазине я не потерплю пьянства.

– Боже мой, какое сумасбродство! – добавил потрясённый увиденным Владимир Павлович. – Ай-ай-ай, это ж надо до такого додуматься! Квасить как последний забулдыга!

– Хочу и квашу! – выдал Николай, вдруг набравшись смелости. – Подумаешь, напугали! Больно надо мне на вас, жирдяев и толстосумов, пахать, получая жалкие гроши! Я сам от вас ухожу… Пропадите вы все пропадом!

Такого наглого поведения и столь оскорбительных слов Алексей Викторович ещё не видел и не слышал. Николай Модестов, простой грузчик в грязной рабочей одежде и с едва зажившим синяком под глазом, оказался первым, кто осмелился бросить их солидному человеку в лицо.

– Внимательнее следите за тем, кого нанимаете на работу! – раздражённо бросил Незабудин, продолжая осматривать склад. – Набираете всякий сброд, при виде которого аж плакать хочется…

– Конечно-конечно, Алексей Викторович, – заискивающе произнёс пристыженный управляющий магазином. – Примем на вооружение!

* * *

Николай шёл по улице, опустив голову. Его распирало от негодования и злости на весь мир.

– «Вот невезуха! Что же мне теперь делать? – вертелось в его ноющей от похмелья голове. – Как же я так облажался-то, а?»

Находясь в крайне затруднительном положении, лишившись работы, пусть и небольшого, но единственного источника дохода, он решил пойти к родителям, которых не навещал вот уже несколько лет – с тех самых пор, как родился Герман. Это решение далось ему очень непросто, однако просить помощи было не у кого.

Все его так называемые друзья, будучи людьми неблагополучными и несостоятельными, сами выживали, как могли. Кто-то из них трудился на какой-нибудь неблагодарной и унизительной работе, получая, как и он – теперь уже, конечно, в прошлом, – за свой труд гроши. А кто-то опустился настолько, что ничем толковым не занимался, а лишь жил на иждивении близких родственников, действовал на нервы и пропивал все их деньги.

Подойдя к родительскому дому, покинутому им когда-то со скандалом, Николай вдруг предался воспоминаниям, не вызвавшим в нём особой радости. И это немудрено: после памятного последнего разговора с родителями, которые, по сути, никогда его не любили и не заботились, каждый раз отдавая его чужим тётям на воспитание, ему было крайне неприятно просить у тех какой-либо помощи. К тому же, это задевало его гордость и самолюбие, а точнее – то, что от них ещё осталось. И если бы в его жизни не было собственной семьи, находящейся сейчас на грани распада, он ни за что бы к ним не обратился. Гораздо проще жить одному и ни о ком не заботиться, не привязываться ни к кому, не нести ответственность, не беспокоиться о чьей-либо судьбе… Именно так, в своё удовольствие, и жил Николай Модестов до того дня, когда женился на Ларисе, и у них родился замечательный сынишка. И, пожалуй, лучшего подарка себе и мужу она сделать не могла…

– Вот так сюрприз! – воскликнула от неожиданности Агафья Петровна, нехотя впуская сына на порог дома, очень просторного и уютного, где тот некогда жил, не нуждаясь ни в чём, разве что только в любви, внимании и поддержке. – Явился, не запылился. Ты чего пришёл? Неужто соскучился по родителям?

– Здравствуй, мама, – сухо поприветствовал её нежданный гость. – Мне нужна помощь. Меня… уволили с работы, нам с Ларисой и нашим сыном скоро будет не на что жить… Мы едва справляемся, и это горькая правда… В общем… Нам очень нужны деньги. Прошу, помогите!

– Пить надо меньше, и будет хватать на жизнь, – холодно сказала та, учуяв от него привычный запах алкоголя. Тот проклятый запах, от которого её всегда тошнило. – А ты и не изменился, всё такой же, какой и был…

– С какой стати мы должны тебе помогать? – вступил в разговор Болеслав Никифорович, приблизившись к нему. Николай с грустью заметил, как сильно постарел отец. Его лицо покрылось морщинами, волосы поседели и стали редкими. – Разве мы не говорили тебе, чтобы ты не рассчитывал на нашу помощь? С тех пор, как ты женился на той сумасбродке, ты перестал для нас существовать. Будет лучше, если ты уйдёшь отсюда немедленно!

– У нас растёт удивительный сынишка, – Николай сделал вид, что не слышал этих обидных слов. – Ваш внук… Разве вам не интересно хоть раз взглянуть на него? А поиграть с ним? Он такой забавный!

На страницу:
2 из 6