А что скажет психолог?

– Разве плохо хороши жить?

– Разве я это сказала? Ты противопоставляешь хорошо жить и жить семейной жизнью? Я верно слышу?

– Хм…, – искренне удивилась Глаша. – Поймала меня. А ведь и правда, я почему-то это противопоставляю. Возьму на заметку. Получается, не так уж и зря я смотрела этот фильм.

– Не зря, – покивала Маша.

– Что ещё посоветуешь посмотреть?

– Посмотри фильм «Сбежавшая невеста» с одним условием, не смотри, если не захочешь.

– Хорошо, – наконец искренне улыбнулась Глафира.

Клиентка ушла, а Маша с горечью заметила, что в трудах забыла поставить в воду белую розу. И она начала чахнуть.

Давным-давно древнегреческий поэт Анакреон сочинил легенду, что белая роза возникла из белоснежной пены, покрывавшей тело Афродиты – богини любви и красоты.

«Остановлюсь-ка я пока на этой легенде о белой розе и напишу Яру. Про любовь как-то приятнее думать, под конец рабочего дня».

«Привет! Если у тебя есть время сегодня вечером, давай встретимся», – написала Павлова сообщение Быковскому, выходя из офиса на улицу.

«Есть, заходи в Зефир. Я там. Там и договоримся».

Маша поймала себя на вздрагивании при прочтении названия чайханы. Ощущение было неприятным. Но что смущало?

«Отчего я так вздрогнула? Что такого в этом кафе, кроме, в некотором роде, не подходящей для меня кухни?»

Под мыслями Мария чуть не наткнулась на девушку в черном красивом платье.

«Как интересно, что сегодня я не обратила внимание, в чем была одета Глаша. А ведь это моя фишка – замечать одежду, словно показывающую мне состояние души клиента. Как бы это могло трактоваться мной, как феномен? Я не заметила важное для меня. И если зеркально перенести это действие на клиентку, то есть она не замечает чего-то важного для себя. В упор не видит. Ответ тут прост, что она не видит. Только по какой дорожке ее подвести, чтоб изначально был задан вопрос, на который она получила бы этот простой ответ? И вообще-то перед этим ее нужно предупредить о последствиях, что будет больно. Ну, а при каком раскладе ей не будет больно? То, что причиняет ей боль случилось еще до меня. Не будет девушка с адекватной самооценкой, выросшая в патриархальном обществе, на сказках с окончанием и жили они долгой и счастливой в законном браке, заранее подписываться на трагический исход ее любовной истории – роман с женатым мужчиной. Который длится уже год с нелепыми обещаниями, что что-то однажды изменится, но увы, не сейчас, в виду миллиона уважительных причин.

Это ведь даже не гарем, где официально есть несколько жен, может и не всем приятно, но хотя бы легально. Да и там были истории с войнами за то, кто будет любимой женой. Пусть современный мир меняется, и все же сложно себе представить девочку, которая с детства мечтает быть любовницей, а не единственной и неповторимой. Что произошло с этой девочкой, которая подменила свои мечты на то, что имеет сейчас?

А отчего я так уверена, что она мечтала о замужестве? Так не воротило бы ее от сцены, когда главный герой, с ее слов «дурак», бросает красивую и успешную девушку в эротическом наряде, чтоб найти… Очень показательно тут Глаша выразилась с явным презрением, за которым скорее всего зависть: «женушка из сна». Готова ли Глаша услышать правду? По тяжести сейчас в моей груди, вовсе нет, ей более ценным будет принятие и помощь в воссоздании самооценки. А может и создании этой самооценки с нуля? Кто ж знает, почему она подписалась на это социальное самоубийство души. Хм… интересно я сейчас сказала. Ведь так и есть, роман с женатым мужчиной, это не всегда осознанное, но в некотором роде добровольное согласие на психологическую травму, жизнь в стыде и в недосказанности. Как бы не менялись нравы, но в России в почете именно семейные ценности. Было бы для Глаши все «ок», она бы не терзалась неведомой тоской. Ах, Глаша, что же с тобой случилось? Как же грустно, что мне когда-то никто так не мог разъяснить, что я делаю со своей жизнью. Да, Перун, я точно не святая».

Тут Маша вслед за Перуном вспомнила Господина Шишкина и его фортель рядом с елками. И ей пришла в голову одна идея, которая озарила не только ее разум, но и лицо улыбкой.

– Павлова, ты чего так улыбаешься и не мне? – опешил Яр, а уголки его губ тоже непроизвольно поползли наверх вслед за ее улыбкой.

– Идея пришла по работе, – пожала плечами Маша как ни в чем не бывало, хотя обнаружила она себя уже в «Зефире», сидящей за столом рядом с Ярославом.

– А говорят, что я странный, – покачал головой Быковский глядя на Машу. – Вернись, пожалуйста, из своего мира ко мне или ты передумала встречаться со мной сегодня?

– Все, все! Я закончила.

– Где сегодня Данька?

– Мама забрала его с собой на дачу.

– Неужели?

– Сама удивляюсь, – кивнула Маша и вдруг загадочно замолчала.

«Почему он? Такой некрасивый и красивый одновременно? Не похожий ни на одного моего родственника или какого-то актера. Почему однажды я запала на этого мужчину?»

При первом знакомстве внешность Быковского больше казалась Павловой нелепой, чем приятной, хотя Ярослав тогда много улыбался. И обладал невероятной способностью забалтывать людей: тут шуточка, тут улыбочка и почти все двери открывались перед ним. И это Павлову больше бесило, а не восхищало, потому как слишком многое Быковскому доставалось даром, и теряло свою ценность, как она понимала уже сейчас. Там, где она сидела и готовилась к экзаменам в школе, например, он выезжал на харизме или списывании. Что за обаяние, которым он покорял людей? И невероятное везение при всех его приключениях.

«Везение…», – запнулась на мысли Маша.

Отца он своего почти не знал, так как мать не давала им особо общаться. Его отец умер, когда Ярославу было пять или шесть, какое-то несчастье на производстве.

А его мать умерла, когда Яру было девять. Тромб оторвался, в общем-то тоже ничто не предвещало беды. Воспитывала потом Ярослава бездетная тётушка преклонных лет, если Быковского вообще можно было воспитывать. Он же порой был как ураган, проносившийся по округе, оставляя за собой людей с искорёженным восприятием реальности. Не всегда, конечно, и все же он так мастерски умел втягивать людей в какие-то неприятности или ссорить их между собой, что слыл по округе тем, с кем опасно связываться.

Они встретились весной на общих посиделках двух, обычно враждующих, компаний из разных микрорайонов, когда им обоим только-только стукнуло по четырнадцать лет. И нет, это не было историей Монтекки и Капулетти, с враждой двух кланов, которая не давала влюблённым воссоединится. Потому как две эти компании сами собой развалились. Сначала многие разъехались на лето кто куда, а после осенью так и не воссоединились. В подростковом возрасте так бывает.

При всей романтичности того периода, неожиданно тёплой весне, вечерних посиделках на лавочке под цветущими яблонями в парке, изначально между ними ничего не случилось. Хоть Маша за пару дней до этого рассталась с парнем, и Яр, кажется, был не в отношениях.

Он больше заинтересовал Машу, как персонаж, а не как парень. Поэтому она согласилась через пару дней встретиться с ним, когда он достал номер ее домашнего телефона и позвал на прогулку.

«Боже, как давно мы друг друга знаем! В те времена я и о пейджере не решалась мечтать, а о мобильном даже не думала. Год девяносто пятый, кажется».

Их первая личная встреча закончилась на ее фразе: «Я никогда не буду с тобой встречаться! Даже не думай в мою сторону!».

Как они снова начали общаться осенью, она не могла вспомнить. Хотя припоминала, что Быковский никогда ничего, так сказать, криминального не вытворял в ее присутствии.

«Почему именно с ним мне становится спокойно. Это вообще спокойствие или что-то другое? Рядом с Яром мое тело расслаблено, как в своей квартире, когда я за закрытой дверью и зашторенными окнами могу хоть голой ходить, если сына нет дома. Этот уют совестного пребывания возникает за счёт многолетнего общения и обоюдного доверия или так проявляется любовь?».

Говорят, внутри урагана самое спокойное место, которое красиво называют глаз урагана, там лишь какие-то параметры в атмосфере не совпадают с обычной окружающей средой.

Посреди бурных девяностых наслоившихся на пенящий душу подростковый период вполне могло хотеться спрятаться от бури в тихое место, как бы не смотрели косо на это окружающие. Смотрели на районе и не подходили, узнавая, чья девушка Маша, радуя этим ее интровертную природу.

Мария смотрела на Ярослава и нежные мурашки тёплым одеялом окутывали ее тело. Дышалось глубоко и сладко, с предвкушением чего-то сердечного и расслабляющего.

– Я испытывала с тобой оргазмы? Тогда, когда мы были вместе ещё в юности?

– И тебе добрый вечер, – оторопел Яр.

– Я правда не помню, – мило улыбнулась Маша. – Я говорила тебе года три назад, что у меня проблемы с памятью, может ты забыл.

– Ты здесь хочешь об этом поговорить?

– Прости, я забыла твою щепетильность в этих вопросах.

– Щепетильность? – открыл рот Ярослав.

– Ну, ладно-ладно, традиционность. Пойдём ко мне? – запросто бросила Павлова.

– Зачем?

– Поговорить.

– Только поговорить? – поднял брови Быковский и уставился на нее.

– Да. А что ты хочешь?

– От тебя?

– Да.

– Котлеты.

Маша засмеялась в голос:

– Ну, Яр!

– А что? Я скучал и по котлетам тоже.

– Ладно, на тебя я даже обидеться не могу за такое признание, – все еще широко улыбаясь произнесла Мария. – Только фарш и остальные продукты покупаешь ты.

– Меркантильная.

– Я мать одиночка и вынуждена трепетно относиться к семейному бюджету микро-семьи. Так что хочешь котлеты, придётся раскошелиться.

– Не вопрос! Купишь в магазине все, что захочешь.

– Да?! Как здорово! Знаешь, завтра я тебя снова не позову, а вот через недельку…

– Павлова! – театрально возмутился Яр.

– А что?! Поможешь мне сделать профицит бюджета с таким выгодным предложением.

– Пойдём уже, – махнул он на неё рукой. – Как ты только со мной разговариваешь, уму непостижимо?!

Глава 6

Он сидел на ее диване, как тогда, два с половиной года назад и читала что-то в телефоне. Нет, нет! Это было именно сейчас! Вс,е что было когда-то – именно было. Сейчас же творилась их новая история.

В ее руке был хрупкий и пузатый бокал с красным вином, она стояла в дверном проеме и смотрела на Яра, как на утреннее летнее солнышко нового дня, который мог бы никогда не настать, и все же случился. Потому бесконечная благодарность и благодать разлилась по телу Маши, ведь именно ее любимый мужчина сидел сейчас на ее диване.

Павлова сделала два шага вперед, после попятилась к стене и села на пол напротив Ярослава, облокотившись на стену. Отхлебнула вина.

– Я буду пить одна, – тихо начала Мария.

– Даже так? – отозвался Ярослав.

– Угу. Не хочу, чтоб ты пил рядом со мной. Боюсь.

– Ладно.

Очередным глотком красного ей удалось остановить мысли о том, нет ли каких-то подтекстов в его коротком «ладно».

Еще один глоток вина добавил смелости:

– Яр, я тебя люблю.

От произнесенных слов волна расслабления окатила Машу с головы до пят, а в глазах появились слезы. Будто все то время, пока они не виделись, эти признания стояли у нее поперек горла, а теперь наконец смогли вырваться наружу, освобождая ей зев для полноценного вдоха.

– Малыш не плачь, – заерзал Быковский на диване. – Ты знаешь, я не могу выносить твои слезы. Почему ты плачешь? Я же здесь.

Слеза не удержалась в правом глазу Павловой и поползла по щеке.

– Не плачь, пожалуйста. Ну, что мне сделать, – всплеснул руками Яр, желая и боясь подойти к Марии.

– Не обложатся в этот раз, – прошипела Маша.

– Посмотри на меня, я делаю все, что могу.

– В прошлый раз ты променял меня на бутылку текилы. Оно того стоило?

– Нет.

– Надеюсь, ты усвоил этот урок.

– Отчитаешь меня как школьника.

– Ну так и веди себя как взрослый со всей ответственностью за свои действия.

Она отхлебнула еще вина, прислушиваясь к своему телу. Ей было очень важно высказать все это, чтоб низвергнуть обиду с пьедестала главного чувства.

– Я люблю тебя, – вновь прошептала она.

– Я тоже люблю тебя, малыш, – кивнул Ярослав, и призывно махнул головой, чтоб она заняла пустующее место рядом с ним на диване.

– Нет, – насупившись как ребенок, ответила Маша. – Я буду приставить к тебе и тогда совершенно не смогу обижаться на тебя. И не смогу избавиться от этого тошнотворного чувства обиды.

– Ты будешь приставать?! – не поверил Ярослав.

– Угу.

– Маша, что происходит? Тебя же не интересовал раньше секс.

– Я изменилась.

– Насколько? Так, чтоб с теми двумя мужиками?

– Я экспериментировала.

Яр поморщился.

– Как ты узнал, что тогда было? – поинтересовалась Маша.

– Мне взломали твою переписку.

«Бли-и-ин» – меланхолично выругалась про себя Павлова, а прежняя обида резко катапультировалась из тела в неизвестном направлении, освобождая место недоумению.

– Ну и как? Полегчало, когда ты узнал правду?

– Представь себе нет! – теперь разозлился и разобиделся Яр.

– Так зачем ты следишь за мной?

– Я присматриваю. Вдруг что-то случится.

Мария слушала и окидывала внутренним взором свое тело, только никак не могла найти там страх и отвращение, которые по идее должны были возникнуть от известий, что за ней следят и читают ее переписки. Но кроме как искреннего удивления ничего не могла найти внутри себя. Хотя подмечала еще толику спокойствия. Удивительно, если быть честной, то под присмотром как-то легче переживать одиночество. Оно тогда больше напоминает уединение. Однако это были ее чувства, а что думал он?

– Зачем, Яр?

– Я не знаю. Мне так спокойнее.

– Правда?! – рассмеялась Маша. – Хорошо спалось после того, как прочитал то, что прочитал?

– Павлова! – одернул Быковский.

– Налить вина?

– Нет, – огрызнулся Яр.

– Это хорошо.

– Ты что, меня проверяешь?

– Да, – нагло согласилась Мария. – А мне можно, Яр. Именно мне можно.

– Тебе да, – сглатывая злость, согласился Ярослав и шумно выдохнув, добавил: – Вот и мне можно.

– Да, пожалуйста, следи. Тебе же хуже.

– Павлова!

– Яр, я слишком хорошо к тебе отношусь, чтоб изменять тебе. Я обещаю, что, когда мы вместе, я буду верна тебе.

– Такая странная оговорка «когда вместе».

– Мы так часто не вместе, что все может быть?!

– Маш, я не понимаю, что произошло?! Хоть ты и не отказывала никогда, но ведь по-хорошему секс тебя никогда не интересовал?

– Говорю ж, все изменилось, – повторилась Мария, а увидев недоумение Яра, добавила. – Благодаря моей долбанной психологии, как ты выражаешься, к моему телу вернулась чувствительность.

– Но ты сидишь там, а не рядом со мной?

– Да. Иначе как мне еще допить этот бокал вина?

– Павлова! – ударил себя по лбу рукой Быковский, а после прикрыл ей лицо. – Ну как так?!

– Теперь в нашей паре алкоголик – я, – засмеялась Маша, однако вдруг посерьезнела, отставила бокал и поднялась.

– О, – в приятном возбуждении выдал Ярослав.

– Совсем не «о». Для начала нужно разобрать диван, потому как комфорт превыше всего.

– Меня всегда удивляла эта привычка у тебя. Никакой спонтанности чувств.

– Яр, а кто тебе сказал, что секс начинается спонтанно? – игриво спросила Маша близко-близко подойдя к Ярославу. – Он начинается ещё задолго до непосредственной близости. Ты помнишь, как я стояла в ресторане и смотрела на тебя облокотившись на стул, пошептала Маша на ухо Ярославу.

– Помню, – теперь Ярослав сглотнул возбуждение.

– А как ты отослал от стола официанта, помнишь? – провела Мария рукой по щеке Яра. – Как тот смотрел на меня, на мою позу с выставленной на обозрение попой?

– Помню, – тихо согласился Быковский, желая положить руки на талию Маши.

– Ревновал?

– Есть такое.

– Нет, погоди, – убрала Мария руки Яра со своей талии. – Мы ещё не разобрали диван. И мы с тобой недостаточно готовы, чтоб наслаждаться близостью, а не утолять физиологическую страсть. Ты же помнишь, как диван раскладывается? Поможешь?

– Мы? – хмыкнул Яр. – Я всецело готов. Хотя по-честному рассчитывал только на котлеты.

– О-у, – игриво опустила взгляд Маша, положив свою руку на ширинку в джинсах Быковского, и томно продолжила. – Я бы могла тебе помочь расслабиться первым, чтоб потом мы смогли насладиться предстоящими событиями подольше. Вот только смущаюсь. С некоторых пор для тебя это стало табу, – тут Павлова медленно, чуть касаясь, повела своей рукой от ширинки Яра до его щеки, погладила ту и прикоснулась пальцами к его губам, а глазами впилась в его глаза. – Станешь ли ты меня потом целовать в губы, если я положу твой фаллос себе в рот и приму первую порцию твоего возбуждения внутрь?

Яр сглотнул и прикрыл глаза на пару секунд.

– Да, буду, – напряжённо выдохнул он.

– Здесь нет видеокамер, как там у вас, не переживай. Хотя может я чего-то не знаю? – не удержалась и съязвила Павлова, но в тот же миг вернулась к прежнему настрою, и положила свою правую руку на ширинку джинс Ярослава, опуская бегунок молнии вниз, а левой рукой расстегивая пуговицу.

Он молчал и не мешал ей, откинув голову на спинку дивана, пока она снимала с него джинсы, трусы и носки.

– Ты точно этого хочешь? – вдруг нагнулся к Маше Яр и приподняла ее голову четырьмя пальцами руки за подбородок, когда она уже бросила себе диванную подушу на пол под колени и почти прикоснулась губами к его члену.

– Да, Яр, – честно призналась Маша.

– Я готов не трогать тебя, если… или когда ты не хочешь. Для меня это не самое важное между нами.

– Для меня важно, Яр. Я хочу.

– Может начнем с другого?

– Я больше обломаюсь, если ты кончишь через две фрикции, и придется ждать твоего восстановления.

– Ладно, кажется, я уже ничего не понимаю. Делай что хочешь.

– Тогда просто закрой глаза и не мешай нам получать удовольствие.

– Ты такое говоришь?! Кажется, я в каком-то сне, – бубнил он, все же закрыв глаза.

– Ты только не усни, этого я тебе не прощу, – по-доброму возмутилась Маша, отстраняясь от его тела и ставя руки в боки.

– Нет, не сплю. Моя Маша, – еле заметно улыбнулся Яр, не открывая глаза.

Его слова растопили вспышку негодования в Павловой, и она вновь почувствовала в теле негу и возбуждение. Засунула в рот указательный, средний и безымянный пальцы правой руки, смачивая их слюнной, а после поднесла их к верхней части пениса Ярослава и, сделав круговое движение, сдвинула верхнюю плоть вниз и обратно.

Ярослав напрягся, Маша же вновь поднесла руку ко рту и лизнула теперь ладонь. Мокрой чуть сжатой ладонью, словно держала в ней хрупкий сильно вытянутый не толстый стакан для воды, она провела по его члену сверху вниз, и наконец коснулась языком головки, рисуя на ней слюной кольцо.

Опуская голову ниже, ее губы заскользили по коже члена, и обволокли его небом и языком, вплоть до ее гортани. Руку у основания фаллоса Ярослава пришлось нежно сжать, так как тот не помещался весь у нее во рту.

– Маша, – сдавленно отреагировал Яр, глубоко дыша.

Чтоб не вынимать его член изо рта, она положила на его губы свободную руку и сделала ей жест «т-с-с». Вероятно, Ярослав снова закрыл глаза и окончательно расслабился. По микродвижениям его тела, Мария поняла о надвигающейся кульминации их первой близости. Она плотнее охватила его член ртом и сжала гортань, чтоб принять именно в рот прилив семени. Яр дернулся вытащить пенис, но Маша одним касанием дала понять ему, что готова на большее. Тут Быковский окончательно сдался и кончил.

Секунд через пять, Яр потянул Машу к себе, чтоб та села рядом, положа голову на его плечо. Он обнял ее и долго-долго молчал.

– Я безумно тебя люблю.

– Я тоже тебя любою, Яр, – согласилась Маша, а потом немного помолчав, продолжила, – Знаешь, не могу тебя называть какими-то нежными прозвищами. Тебя это не смущает?

– Нет. Ты так произносишь мое имя, что мне уже хорошо.

– Это приятно слышать.

Маша прижалась к Яру всевозможными оголенными частями тела, и они смотрели фильм, такой – с мелькающими картинками, который забудешь через неделю, незабываемыми были нежные поглаживания Ярославом ее спины. Они с фотографической точностью фиксировались в телесной памяти, пополняя копилку воспоминаний-сокровищ. Иногда она утыкалась носом в его кожу, чувствуя сначала кончиком носа ее холод, а потом потепление от своего же дыхания. Яр не пах чем-то известным, он почти не пах, и в тоже время рецепторы улавливали ни с чем несравнимый тонкий аромат, исходивший от Быковского, и теребили нервы игривыми импульсами, чтоб те услаждали корковый центр обоняния мозга.

Яр вдруг прекратил поглаживания. Уснул. Часы призывно показывали ноль часов пять минут. В это время Мария обычно спала, сейчас же не могла, хотя чувствовала и логичную сонливость, и вечернюю усталость, и разморенность после близости. Но что-то разгоняло кровь внутри неё, не давая уснуть и поддавая в сознание, как в топку, необъяснимую тревогу.

Павлова высвободилась из объятий Ярослава. Присела. Телевизор стал раздражать. Книжка не читалась. Тревога все больше усиливалась. Время шло и медленно и быстро, показывая на часах уже один час три минуты. Тело начало потряхивать. Под одеялом становилось жарко. Она перевернула его холодной стороной к себе. Подушка измялась. Взбила и ее. В час двадцать четыре Маша смотрела на Яра и удивлялась своему желанию. Ей хотелось, чтоб он ушёл, а не спал рядом. Исчез мгновенно, даже не беря время на одевание и закрывание за собой входной двери. Она отодвинулась от него.

Ярослав перевернулся во сне и закинул на Машу руку. Павлова вздрогнула, пугаясь и его касаний, и данных на циферблате электронных часов: час двадцать семь.

– Малыш, ты чего? Не спиши? – приоткрыл один глаз Ярослав. – Что-то не так?

– Не знаю. Не сплю. Не могу.

– Эй, да ты дрожишь. Заболела?

– Нет, но дрожу.

– Что случилось? – поднялся Яр и хотел дотронуться до Маши, но та жестом показала «не надо».

– Я, кажется, тебя боюсь. Я не понимаю, что происходит.

– Что за бред? Это же я.

– Я, честно, не понимаю. Только мне хочется…, – она замялась не в силах говорить о своем желании. Тело обдало адреналиновой волной и усилило страх.

– Ну говори, – окончательно проснулся Яр.

– Не могу сказать, будет звучать странно и глупо. Не могу.

– Говори!

– Не дави на меня, мне и так фигово.

– Так что мне делать? – запутался Яр, а потом неожиданно продолжил: – Маш, мне уйти?

– Я не знаю, – послышались истерическое нотки в ее голосе. – Блин, Яр, я не знаю. Это так глупо. И да. Да! Я очень хочу остаться одна.

Яр молча встал с постели.

– Блин, нет! Это так ужасно, – тоже вскочила Маша и прильнула к нему, гонимая чувством вины. – Я не понимаю, что со мной. Я не хочу, чтоб ты уходил и хочу одновременно.

– Я пойду на улицу покурить. Если через пятнадцать минут ты позвонишь и скажешь возвращаться, я вернусь. Если нет, уеду домой.

– Как?

– На такси. Я разберусь с этим, не переживай.

– Мне так стыдно, – поникла Павлова, закрывая глаза руками.

– Спать с двумя мужиками должно быть стыдно, а это мы порешаем. Ложись спать. Я пошёл.

Ей очень хотелось сказать что-то про любовь, но она одернула себя, так как в это мгновение в ней говорило не чувство любви, а страх потери. Подтекстом слов «я люблю тебя», было бы «я виновата, прости», однако тело так протестовало в его присутствии, что ей пришлось сдаться и закрыть на ним дверь.

Как только Маша вернулась и прилегла на диван, она мгновенно уснула.

***

Лавандовое море медленно набегало на пепельно-розовый песок. Маша и мамонт сидели и смотрели на остатки заката, который никак не завершался.

Сколько они уже так сидели, было неизвестно, время здесь имело свои причуды: события вроде как происходили и не происходили одновременно. Небо играло в пятнашки с цветом, море уныло плескалось, а вот солнце, закатившееся за горизонт, так и стояло там, будто актёр за кулисами, и не уходило на покой, хотя закончило игру текущего дня. Полноценная ночь в этом мире так и не наступала – вечный закат.

Мамонт уступил Марии свою скамеечку, которой вполне могло хватит на двух взрослых человек, сам сел на песок рядом.

Когда сны, такие же ярки, как и реальность, не получается отдыхать. Павлова чувствовала, что ей необходима остановка, потому не шла исследовать Сад тропы, а вспомнив прекрасный мир за дубовой дверью, укрылась в нем.

Понемножечку становилось спокойнее на сердце, желалось лишь одного – спинку на лавочке, а лучше уютный диванчик, чтоб поспать во сне. Мамонт подсел поближе. Маша облокотилась на него, как на мягкую стенку, левым боком и головой. Душа начала заполнятся тёплом от мамонта, яркими небесными красками и ласкающим шумом моря.