Мафия в школьной столовой

– Ладно, – убрав шокер в сумку-клатч, я парировала: – Только убийца не Ника.

– Голос один в один.

Спорить желания не было, я саркастично добавила:

– В следующий раз дари что-то более романтичное.

Он засмеялся, и напряжение рассеялось

– Я тебя услышал.

Накинув верхнюю одежду и поплотнее закутавшись, мы вышли из квартиры, но не успела я пройти и пары метров, как споткнулась. Вручив Марку сумку, нагнулась чтобы завязать шнурок, и устранив проблему, подошла к лифту нажать кнопку вызова.

– А кудай-то мы так вырядились, а, милочка? – шершавый голос тети Иры, вынырнувшей в след за нами из общего коридора, эхом отразился от стен подъезда. – В наше время по морозу так в платье не щеголяли, не дай бог, застудить себе там все, верно говорю, молодой человек? – женщина уставилась на Марка пронзительным взглядом, приспустив очки с толстыми стёклами на край носа.

Он снисходительно кивнул. Я же, стоявшая до этого полубоком, закатила глаза, но когда развернулась, заставила себя натянуть улыбку и, стиснув зубы, ответить:

– Мне не холодно, не переживайте. В школе сегодня праздник.

– А я и не переживаю, – она махнула рукой и перевела тему. – Мама то твоя знает, что ты на свиданки с кавалерами бегаешь? Домой водишь… – она хищно прищурилась. – Совсем молодёжь распустилась! Куда только родители смотрят…

Лифт не приезжал, застряв на нижнем этаже.

– …всё по свои работам прячутся, пашут, как одержимые. Вот только всех денег мира не заработать, а ребенка проглядеть раз плюнуть, – с каждой фразой она распалялась всё сильнее. – Да если б я своих родителей только по вечерам видела…

Мне захотелось резко ответить ей, но я как могла старалась сдержать волну гнева, запущенную непрошенным мнением. Сжав кулаки и прикрыв глаза, пропускала замечания мимо ушей.

– … не выросла б добропорядочным человеком!

В момент, когда она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и вновь разразиться тирадой, Марк приобнял меня за талию и незаметно подтолкнул к двери на лестничный пролёт.

– Рад за вас, – вставил он, – но нам, к сожалению, уже пора, опаздываем, – сделал жест рукой, будто указывал на невидимые наручные часы, и открыл дверь, пропуская меня вперёд.

Перепрыгивая через ступеньки, я полетела вниз, полыхая от злости:

– Как же бесит! Своей жизни нет, вот и создаёт проблемы окружающим.

– Да ладно тебе, забавная старушка, – иронично заметил Марк. – Своеобразная.

– Ни фига она не забавная, – не оценила я иронию. – Сдаст маме и что будем делать?

– Думаешь расскажет?

– Всегда рассказывала. Странно даже, что только сейчас тебя увидела, а не подглядывая в глазок.

Оставшийся путь до крыльца школы мы обсуждали варианты того, что сказать маме в оправдание. Я не думала, что она разозлиться, скорее боялась разочаровать своей скрытностью.

У школы Марк подмигнул мне:

– Повеселись хорошенько.

Больше он ничего не добавил, но волнение в голосе не ускользнуло от меня, оно плескалось, будто бурное море, и я постаралась его успокоить:

– Оторвусь как следует, – обхватив руками его лицо, заглянула в глаза. – И без глупостей, веришь?

Он наклонил голову, мы соприкоснулись лбами.

– Верю.

Коснувшись губами его щеки, я, не оглядываясь, забежала в школу.

Внутри царила оживленная атмосфера: девушки собрались у зеркал и, весело над чем-то хихикая, приводили себя в порядок, парни расположились на лавочках, громко переговариваясь. Не задерживаясь на первом этаже, я двинулась в сторону своего класса, но внезапно вспомнила, что забыла забрать сумку у Марка. Мысленно отчитав себя, развернулась и пошла в обратном направлении.

На крыльце его уже, конечно, не оказалось, но краем глаза я заметила, что он всё-таки не ушёл – за ним закрылась дверь в «столовую». Посещать это место снова не хотелось, поэтому пожав плечами, я вернулась в холл, решив, что обойдусь и без сумки. Поднявшись на третий этаж, вошла в кабинет.

В классе продолжали готовиться к празднику. Пока все вокруг увлечённо обсуждали предстоящую дискотеку, я не собиралась тратить время: планировала важное дело – разговор с Евой и Гелей. Рано или поздно это должно было случиться, и мысль о том, что возможности лучше может уже не выпасть, мотивировала меня. Год стремился к своему завершению, и я рассчитывала попрощаться не только с ним, но и с частью своих проблем, главной из которых были подвешенные взаимоотношения с девочками.

Когда до реализации задуманного оставалось лишь рукой подать, меня с головой накрыли сомнения. Я увидела, как Ева и Геля вышли из класса, встала чтобы пойти за ними, но остановилась в паре шагов до цели – испугалась. Вдруг, они не поймут? Или вообще откажутся слушать?

Сев обратно и сложив руки на парте, прижалась к ней, стараясь успокоиться. Мысли метались, и каждая вторая была про то, что мне не стоит даже пытаться всё исправить, но я отмахивалась от них, как от назойливых мух. В голову лезли воспоминания: кампания подростков из кофейни, счастливым участникам которой я так завидовала, разговор с мамой на кухне и столкновение с Евой на вечеринке. Её без эмоциональный взгляд до сих пор преследовал меня в кошмарах.

Я сделаю это. Только вперед. Встав у двери, сделала вид, что разглядываю плакат на стене, а сама следила за коридором и ждала появления подруг. Решительность покинула меня, как только я услышала вдалеке их голоса, однако запретив себе думать, направилась к ним. Остановившись напротив, замерла, смотря на удивлённые лица. Сердце выполнило кульбит.

– Мы можем поговорить? – произнесла, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя на самом деле он слегка дрожал.

Девочки переглянулись, выражение удивления на лице Евы превратилось в нечто холодное и недоброжелательное.

– Поговорить? – переспросила она. – Только посмотрите, сама Василиса хочет поговорить с нами, – обратилась к Геле, и та лишь поджала губы.

Ожидая чего-то подобного, я произнесла:

– Пожалуйста, я должна объясниться.

Воздух стал тяжёлым, я поймала себя на том, что сильно сжала пальцы, пытаясь скрыть нервозность.

После долгого молчания Ева, наконец, произнесла, сложив руки на груди:

– Ладно. Говори.

– Не здесь, – тихо попросила и, к счастью, они кивнули в знак согласия.

Мы направились в тёмный коридор, который оказался пустым. Теребя юбку, я чувствовала, как потеют ладони и дрожат колени. Тишина давила со всех сторон, заставляя чувствовать себя ещё более уязвимой.

Мы дошли до лавочки, расположенной вдали от кабинетов, сели и уставились друг на друга. Напряжённое молчание затягивалось, поэтому, найдя в себе силы, я сказала:

– Девочки, мне очень жаль, я хочу извиниться, – прервалась.

Сложив руки на груди, Ева не стала ждать продолжения:

– Правда? За что? За то, что бросила нас в самый ответственный момент?

Я опустила взгляд, вжимая ладони в колени:

– Да, – замолкла, но сразу продолжила, не давая перебить. – Я была в отчаянии. После смерти Рины всё вокруг стало напоминанием о том, что жизнь безвозвратно изменилась. Каждый день, я будто снова теряла её.

Ева смотрела на меня настороженно и молчала, тогда вступила Геля:

– Мы тоже были в отчаянии, – сказала она. – Тоже не знали, что делать и как себя вести, но были вместе, Лисса. Мы должны были поддерживать друг друга, а ты оставила нас.

На глаза накатили слёзы, я выдохнула:

– Я не хотела. Просто не знала, как быть рядом, – с пониманием закончила. – Убегала, потому что это легче, чем бороться.

Ева наконец расслабила руки и прищурилась:

– Знаешь, когда ты исчезла, мне было так одиноко, – сказала она. – Тогда я не могла понять, почему ты нас избегаешь: не подошла на похоронах, даже не посмотрела в нашу сторону. Я так надеялась, что, может, ты позвонишь, но этого не происходило.

Сердце сжалось от осознания того, сколько боли я причинила:

– Почему не подошли сами? – любопытно спросила, надеясь, что вопрос не прозвучит, как обвинение.

Ева с грустью посмотрела в окно:

– Видели твоё состояние. Как ты страдаешь, и решили, что примем любой твой выбор – уйти или остаться. Но не знали, что это будет так… трудно.

– Было больно наблюдать за тобой, – голос Гели задрожал от эмоций. – Ты построила перед собой стену, и никто кроме тебя не смог бы сломать её. Мы думали, что дать тебе пространство – лучший способ всё исправить, но в итоге, это только увеличило расстояние, между нами.

Я вновь вспомнила те чувства, в которых тогда тонула и призналась:

– Тот период был худшим в жизни. Мне казалось, что в мире больше нет для нас места.

– Мы все страдали по-своему, и в какой-то момент наши боли переиграли то, что связывало нас, – подытожила Геля.

Тишина окутывала, но в ней я испытала облегчение, прошептала:

– Если бы я могла повернуть время и всё исправить…

– Это невозможно, – оборвала меня Ева и сдержанно улыбнулась. – Всё произошло так, как должно было. Пусть прошлое станет уроком.

Геля кивнула:

– Да, прошлого не исправить, как бы нам этого не хотелось.

– Тогда мы можем оставить там и обиды? – с надежной спросила я, слезы потекли по моим щекам. – Простите. Простите, что позволила этому произойти.

Смахнув солёные капли с моей щеки, Геля тихо сказала:

– Не вини себя. Мы тоже облажались. Просто отступить – было неправильно.

Ева добавила:

– Прости нас, – и распахнула руки приглашая меня в объятия.

Ни на секунду не задумываясь, я ответила ей взаимностью: мы сжали друг друга так крепко, как будто боялись потерять снова. Несколько минут просидели так, не желая отстраняться.

– Может пойдём в зал и отпразднуем перемирие, – Геля подала голос спустя долгое мгновение.

– Давайте, – подхватила я.

Ева засмеялась сквозь слёзы; мы двинулись к актовому залу.

Когда мы вошли, вокруг царил хаос: кто-то танцевал, многие просто стояли и громко переговаривались, стараясь перекричать музыку; платья девушек рябили в глазах яркими пятнами, а музыка оглушала. Ева потянула нас в центр толпы и начала двигаться, я тоже отпустила себя, смеялась и подпевала любимым песням. К нам подошли одноклассники, их выражения лица выглядели смехотворно: никто не ожидал увидеть нас вместе, но они просто улыбнулись так ничего и не сказав.

Танцующих было мало, но меня это не волновало. За время своего добровольного отшельничества, я научилась не обращать внимания на взгляды и пропускать мимо ушей едкие комментарии. У меня был непростой год, и, чёрт возьми, я имею право на то, чтобы немного повеселиться в окружении дорогих мне людей! Здесь и сейчас творилась магия, и я готова впустить её в свою жизнь.

Музыка гремела так, что по полу проходила вибрация, светодиодные огни мешали разглядеть хоть что-то дальше вытянутой руки, а крики разрезали воздух, и я продолжала скакать, чувствуя, как каждое новое движение высвобождает накопленные эмоции. Ева и Геля кружились вокруг, тела сливались в единый ритм. Я отрывалась как никогда, забывая обо всем, прямо здесь, среди пульсирующих звуков и мелькающих огней, стремилась создать новые воспоминания несмотря на то, что прошлое уже не вернуть.

Спустя долгий час громкая музыка начала резать уши, от неё заболела голова. Постепенно ритм стал давить на виски, и я поняла, что мне нужно немного отдышаться.

– Отойду ненадолго! – крикнула и начала пробираться сквозь беснующуюся толпу.

Когда мне удалось выбраться из скопления разгорячённых тел, направилась освежиться. В попытке укрыться от уже вызывающей головную боль музыки, спустилась на первый этаж и пошла в дальнее крыло, надеясь, что там не будет кричащих людей.

Тут никого не оказалось. Я зашла в помещение, покрытое кафелем, посмотрела в зеркало и увидела в себя нем, такую разгорячённую, немного вымотанную, но счастливую. Как вдруг меня привлёк звук, походящий на всхлипы, в одной из кабинок.

Решив, выяснить в чём и дело, я наткнулась на Нику, сидящую на холодном полу. Черные разводы красовались на её лице, а на щеке ярко выделялось красное пятно.

– Боже, что случилось? – воскликнула я, садясь перед ней на корточки.

– Всё нормально, – произнесла она сквозь слёзы.

– Неубедительно, – возразила я. – Почему ты здесь?

– Моя мама… – протянула Ника. – Она, она…

– Лидия Михайловна? – я вскинула брови. – Что с ней? Мы виделись совсем недавно.

Ника приложила руку к щеке:

– Не могу, забудь, – снова залилась слезами она.

Я направилась в кабинку и оторвала клочок бумаги, собираясь помочь Нике смыть потёкший макияж. Отвернулась к раковине, чтобы намочить ткань. В этот момент горячая волна прошлась по телу, сосредоточившись в макушке. Резкая боль пронзила голову: в глазах потемнело, реальность начала расплываться.

Всё исчезло. В этот момент я уже не могла отличить, где заканчиваюсь я и начинается тьма.

Глава 15

Глава 15. Ничего уже не изменить.

Пелена тумана окутывает, холод пронизывает до костей, вокруг… пустота.

Не понимаю, где нахожусь, но постепенно начинаю различать танцующие контуры окружения. Из серого безжизненного помещения с голыми бетонными стенами, две из которых отсутствуют, открывается вид на школу. Стою в центре комнаты, вслушиваясь в гнетущую тишину, что кажется живой, но ей на смену приходит шёпот, сначала едва различимый, но стремительно становящийся всё громче и агрессивнее.

Два силуэта вырисовываются на краю, там, где вместо стены зияет бездна. Я не могу определить ни их пол, ни возраст, лица остаются размытыми, но смутное чувство сжимает сердце и подсказывает: я знаю их. Не замечая меня, они продолжают ругаться; их слова сливаются в неразборчивую какофонию, а голоса нарастают, заполняя всё вокруг. Звук быстро становится невыносимым, он проникает в голову, будто исходит из ниоткуда и отовсюду сразу, в попытке его заглушить, зажимаю уши руками, и чувствуя себя беспомощной перед этой звуковой волной, оседаю на пол.

Внезапно крик обрывается. Одна из фигур исчезает в бездне, выпадая из здания; вижу только её глаза, они полны страха и удивления. Сердце замирает – хочу броситься за ней, спрыгнуть в пустоту, но уже поздно. Второй силуэт довольно отряхивает руки и растворяется, глядя на меня. Я остаюсь одна, в мрачном царстве безысходности, понимая, что ничего уже не изменить.

Я пришла в себя на кафельном полу женского туалета, и первое, что ощутила – пронзительную боль в затылке. Приподнявшись на затёкших руках, осторожно коснулась ноющего места. Крови не было, но это не успокаивало. Волной накатила тошнота, в животе забурчало, на лбу выступил холодный пот – обед просился наружу. Встав с пола, сделала несколько неуверенных шагов к унитазу, ноги еле слушались, но варианта не доползти не было, и я завалилась в кабинку.

Собрав непослушные волосы в хвостик, очистила желудок; сделав дело, выдохнула и снова сползла по шершавой стенке на пол. Стало легче, осталось только восстановиться, но из-за приближающихся выкриков не вышло:

– Где она? – пронзительный визг Лидии Михайловны резонировал в ушах, словно звон колокольчика.

Через секунду она оказалась рядом. Вокруг тут же собралась толпа одноклассников, сквозь которую ко мне пытались пробиться Ева и Геля. Я чувствовала на себе их взгляды, полные беспокойства.

Вцепившись в плечо матери, Ника тараторила, не в силах сдержать эмоции:

– Мы говорили, а она упала… Я не знала, что делать!

Не придавая внимания её сбивчивым репликам, я искала в толпе Марка, но его здесь, конечно же, не было.

Попросив дочь замолчать, классная руководительница отдала приказ:

– Мальчики, помогите Василисе подняться и дойти до гардероба, – два одноклассника, закинули мои руки себе на плечи. – Не переживай, сейчас приедет скорая, отвезёт нас в больницу, – попыталась успокоить она меня, когда я оказалась на ногах.

– Скорая? – слова возымели обратный эффект, я заволновалась. – Спасибо, дальше сама, – отрезала, резко отстранившись от парней.

– Бери помощников и спускайся на первый этаж, – проигнорировав мой вопрос, Лидия Михайловна развернулась на каблуках и исчезла за дверью, командуя. – Расступились, быстро! Чтоб больше ничего не случилось!

Не успел рассеяться запах её парфюма, как на меня обрушился шквал вопросов:

– Ну, ты как? Что произошло?

– Упала в обморок?

Вишенка на торте:

– Ты беременна?

Нахмурив брови я попыталась огрызнуться, но слова застряли в горле; снова начало мутить, картинка перед глазами расплывалась.

– Не лезьте, – вмешалась Ева, закинув мою руку себе на плечо, словно щит отгородив от агрессивного напора. – Всё с ней нормально.

– А вы чё, снова общаетесь? – насмешливо раздалось с другого конца туалета.

Я передернула плечами от такой наглости.

– Не твоё дело, – отрезала Геля, встав с другой стороны. – Пустите, иначе пожалуюсь!

Мы втроем двинулись к выходу и, к счастью, никто за нами не последовал. Все, похоже, спешили вернуться в зал: у них появилась отличная сплетня на вечер. Я спускалась по лестнице, стараясь избавиться от ощущения, будто школа – это декорации, на самом деле я на арене цирка, а люди вокруг просто жаждут зрелищ, им плевать на мои чувства, они хотят увидеть шоу, которое можно обсудить за спиной.

– Капец, ты нас напугала, подруга, – придерживая за талию, Геля помогала мне не упасть.

Я вздрогнула, услышав знакомое обращение, от которого успела отвыкнуть. Это не ускользнуло от её внимания:

– Эй, все нормально?

– Да.

Мы остановились на первом этаже, у выхода, где девочки усадили меня на лавку. Ева, как всегда, взяла на себя инициативу.

– Сиди здесь, – скомандовала она и, не дождавшись возражений, пошла за моими вещами.

Вернувшись, помогла натянуть ботинки и куртку, в каждом её движении чувствовалась поддержка. Трясущимися губами я благодарно прошептала:

– Спасибо.

Когда подошла Лидия Михайловна, я обняла девочек на прощание и последовала за ней к карете скорой помощи, ожидающей во дворе. Мы забрались внутрь, устроились на холодных сиденьях и, пока машина трогалась, я обернулась посмотреть на удаляющуюся «столовую», выглядывая фигуру Марка, но он так и не появился.

Я сидела в кабинете: стены тут были окрашены в бледно-зеленый, на окнах стояли ржавые решетки, а воздух пропитан запахом антисептика, усиливающим головокружение. Врач, мужчина с аккуратной седой бородой и опущенными уголками губ, даже не смотрел на меня, пялился в экран компьютера из прошлого века.

– Итак, Василиса, расскажите, что случилось? – произнес он без особого интереса.

Я сложила руки между колен и собралась с мыслями:

– Голова заболела. Потом отключилась.

– Первый раз или ещё были случаи?

– Первый, – я уставилась в окно; на улице стемнело и в отражении стекла можно было различить свои черты.

– Тошнота?

– Да.

– Проблемы со зрением?

– Нет.

– Со сном?

– Бывает, – отвечала на автомате.

Не отрывая взгляда от экрана, он уточнил:

– Ясно, головой не ударялись? За последние несколько месяцев.

Перед глазами встал образ Никиты. Я невольно потянулась к шее, но одернула себя и, посмотрев на доктора, призналась:

– Ударялась, месяца полтора назад поскользнулась и упала. После этого боли появились, но значения не придавала.

Послышался звук пальцев по клавиатуре, затем он повернулся и подозвал:

– Подсаживайтесь, измерим давление.

Сделала так, как велели: придвинулась ближе, задрала рукав. Разобравшись с давлением, мужчина стал светить мне в глаза фонариком, махать перед лицом молоточком и показывать цветные изображения на стене. Закончив осмотр, вернулся к компьютеру.

– Что со мной? Мне можно домой? – я подалась на стуле вперед.

Продолжая печатать, врач заявил:

– Подозреваю посткоммоционный синдром. Нет, юная леди, придётся вам задержаться.

По спине пробежал холодок:

– Что?! Нет. Я не лягу в больницу, – вырвалось у меня. – Ненавижу их, – добавила тише.

– Да не переживай ты так, – мужчина перешел на «ты», позволив себе улыбку впервые за разговор. – Полежишь пару дней, пройдешь обследование. Если всё хорошо, назначим лечение, и дня через три поедешь домой.

– Понятно, – отрешенно протянула я, осознавая, что врача не переспорить.

Мы вышли в коридор: мужчина отвел в сторону классную руководительницу, что-то ей объяснил, затем они вместе связались по телефону с мамой, а когда все вопросы были улажены, меня передали медсестре и отправили в палату. Комната оказалась довольно маленькой, при этом вмещала шесть коек, четверо из которых были заняты. Атмосфера давила, грязно-розовые стены и тусклый свет создавали унылую картину, отсылающую в детство. Замотав головой, я сбросила наваждение и позвонила маме. Все вокруг уже готовились ко сну, поэтому разговор вышел коротким: мы решили встретиться завтра – она приедет в часы посещения, привезёт вещи и естественно устроит допрос о том, что же случилось. Попрощавшись, сбросила вызов и легла на узкую постель, потому что медсестра, угрожала забрать телефон, если не перестану им пользоваться. Засыпала я под перешёптывания соседей по палате и чьи-то стоны боли, перед тем как окончательно погрузиться в забытьё, под одеялом быстро написала сообщение Марку:

В больнице. Созвонимся завтра.

Проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь. Было раннее утро, солнце ещё не взошло, «соседи по несчастью» на койках рядом пока не проявляли активности. Вокруг царило безмолвие, нарушенное медсестрой:

– Пойдем, тебя переводят, – позвала она.

Сопротивляться смысла не было, новая палата выглядела намного лучше – уютной и светлой. Мягкое сияние настенных ламп приятно заливало пространство, делая его более домашним, в углу, добавляя живости, стояло маленькое растение. Дополнительно тут имелся обеденный стол, холодильник и телевизор, а на тумбочке рядом с кроватью выделялся большой букет красных роз. Я наклонилась к нему, чтобы вдохнуть аромат – яркий и смелый, с лёгкой ноткой сладости.

Между цветками была воткнута записка, и подцепив, я поднесла её к лицу, озарённому улыбкой, но, когда раскрыла, радость словно сдуло ветром.

«Прости, мне жаль, что так вышло. Ущерб я возмещу.

Подпись: Нико Инганнаморте».

– Кто-кто? – вырвалось вслух.

Снова перечитав написанное, вариантов, кто мог быть отправителем, не прибавилось. Решив, что букет – просто ошибка, я сунула записку в карман, села на постель и достала телефон.

Среди сообщений от мамы и одноклассников заметила несколько от Евы и Гели, а также целое полотно от Марка. Читая, начав с простого «где ты? жду у ворот», переходя к взволнованным «Лисса, ответь!», заканчивая «приеду. что привезти?» можно было отследить, как менялось его состояние, после того как я оказалась здесь. Рассказав ему о том, что ничего страшного не случилось, мы договорились, что я маякну, когда он сможет приехать. Оставалось дождаться часов посещения.

Я сидела, уставившись в потолок и разглядывая трещины на белом покрытии. В состоянии полусна не чувствовала скуки, лишь усталость давила на плечи. Продолжая клевать носом, откинулась на мягкие подушки и устроилась поудобнее, но в этот момент дверь распахнулась. Вошёл врач, задал пару вопросов о моем самочувствии, быстро записал ответы и удалился. Я снова осталась наедине с бесконечным ожиданием. Время тянулось медленно, как густой сироп. Я опять почти задремала, когда мама, вся на взводе, влетела в палату.

– Ну как ты, доча? – она заключила меня в объятия.

Несколько минут мы наслаждались теплом друг друга. Когда нам обеим стало слишком жарко, мама отпустила меня:

– Вот, привезла, что ты просила, – передала баул мне в руки.

Порывшись внутри, я обнаружила: книгу "Скованные болезнью", зарядку для телефона, тапочки, зубную щётку, расчёску, три резинки, сменное бельё и одежду – всё было на месте.

– Спасибо.

Переведя дух, мама села на стул и бросила взгляд на букет красных роз. Сначала она сделала вид, что не заинтересована, но вскоре сдалась и осторожно спросила:

– От кого цветы?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Ошиблись, наверное, – ответила, даже не соврав.

– Василиса…

Скрывать свои чувства больше не хотелось, хоть это и не имело никакого отношения к цветам, я призналась:

– Мне кое-кто нравится.

Смысл прятать правду исчез, я давно поняла, Марк не мимолётное увлечение. Даже если мама ещё не успела переговорить с соседкой, она, скорее всего уже догадывалась, что я влюблена.

– Кто он? – её взгляд словно прожигал насквозь.

– Сын владелицы центра "Наше Дело". Того, что в школе открыли, – о том, что его мать ещё и глава преступной группировки я предусмотрительно умолчала.