Мафия в школьной столовой

– Здорово. Твой ровесник? – расспрашивала мама.

На секунду мелькнула мысль соврать, но я не поддалась, и ответила честно:

– Ему двадцать.

Мама замялась. Я понимала, она не злится, не осуждает, скорее перебирает варианты ответа.

– Признаться, ждала, что ты поделишься этим раньше, чем начнешь приводить его домой, – кольнула она с легкой иронией, отчего я вспыхнула. – Но я рада, снова видеть тебя улыбающейся, милая. Если это его заслуга, то он, наверное, особенный, – подмигнула она.

– Особенный, – я подтвердила, кивнув. – Он заставляет меня меняться.

Её выражение оставалось мягким, что неожиданно контрастировало с следующими словами:

– Ты уже взрослая, Лисса. Пожалуйста, наслаждайтесь чувствами, но не наделайте глупостей.

Надеясь, что она не имела в виду то, о чём я подумала, на всякий случай уточнила:

– Мы даже не вместе.

На этом мы закрыли тему; разговор плавно перешёл к школе и экзаменам. Вскоре мама встретилась с доктором, а через час ей позвонили и вызвали на работу. Пообещав вернуться завтра, она наклонилась и, поцеловав меня на прощание, ушла. Я же написала Марку.

Не прошло и двадцати минут, как он появился на пороге палаты.

– Лисса! – выдохнул, сбрасывая сумки на пол.

Я вскочила с кровати и бросилась к нему в объятия.

– Не представляешь, как я перепугался, – прошептал он, крепко сжимая меня.

– Все хорошо, – попыталась успокоить его я, гладя по спине.

Время словно остановилось. Я не хотела отпускать его и наслаждалась моментом, забыв о том, что стою без обуви на ледяной плитке. Марк притянул меня ближе, и, чуть приподняв, поставил на носки своих зимних кроссовок. Стало гораздо удобнее: теперь было не холодно, а ещё так я могла услышать, прижавшись к груди, как бешено бьётся его сердце. Не знаю, сколько времени мы так простояли, но в конце концов ему всё же пришлось вернуться к сумкам и поднять их с пола:

– Вот, тут фрукты, сладости, соки… не знал, что привезти поэтому взял всё.

Я произнесла без капли смущения:

– Спасибо. Но тебя достаточно.

Как и в ситуации с мамой, когда первая радость от встречи утихла и приветствия были закончены, Марк заметил букет. Его брови взлетели, выдавая ревность, лицо стало более серьезным, но он удержался от вопроса; я же расхохоталась. Схожая реакция двух самых близких мне людей на один и тот же раздражитель развеселила.

Успокоившись, я подошла к Марку и встала напротив, достав записку из кармана, передала ему и прокомментировала:

– Не знаю, от кого он. Там было это. Лучше сообщить медсестре об ошибке, чтоб никого не смущать.

Он посмотрел на записку, затем на меня, потом открыл её и пробежался по строчкам. Сквозь сжатые зубы выдал:

– Это не ошибка. Букет от Никиты.

Я нахмурилась, не веря своим ушам:

– От Никиты? Твоего брата? С чего ты взял?

Он лишь усмехнулся и, выбросил бумажку в мусорное ведро.

– Нико… что-то там – его имя?

Марк попытался скрыть улыбку, глядя на моё озадаченное лицо:

– Да. Наш отец был итальянцем.

Я удивилась – не могла поверить, что в рассказе о себе он упустил такую интересную деталь, на моём лице появилось хитрое выражение:

– А что насчёт тебя? Может, ты и не Марк вовсе? – за игривым вопросом скрывалось искреннее любопытство.

В этот раз он не смог удержаться – просиял, но произнёс вымученно, как будто раскрывал большой секрет:

– Марко Элио Инганнаморте.

– Че-го? – по слогам в полном замешательстве, переспросила я. – Марко Элио Инга… серьёзно? Больше похоже на заклинание.

Он закатил глаза и, сделав шаг ко мне, сказал:

– Инганнаморте. Но, молю, не называй меня так. Просто Марк.

– Ладно, просто Марк, – повторила с усмешкой, смакуя его имя. – Как так вышло, что я влюбилась в того, чьего имени даже не знаю? – слова вырвались случайно.

– Меня так никто не называет, да и ты рано или поздно всё равно бы узнала, – отмахнулся он, уделяя основное внимание другому. – О, так ты влюбилась в меня? Это потому, что я могу повесить гирлянду и не запутаться в ней? Или потому, что единственный, кто может заставить тебя пробежать марафон до ближайшей детской площадки?

Он спросил играючи, так будто не придавал этому никакого значения, но его голос внезапно стал ниже. Я же залилась краской, попыталась рассмеяться, но смех вышел нервным. Захотелось соврать, что я имела ввиду совсем другое, но кусая губы, решила не отступать:

– А что, если так? – смелости мне не занимать.

Несмотря на громкое заявление, я ощущала, что вот-вот упаду в обморок, и это точно не связанно с синдромом, поставленным мне врачом. Щеки горели так, что со стороны наверняка выглядели пунцовыми.

Заметив это, Марко Элио Инганнаморте (ну, не забавно ли?) предложил:

– Хочешь подышать свежим воздухом? Ты тут, наверное, с ума сходишь. Да и мне не помешало бы…

Благодарно кивнув за перевод темы, я согласилась и полетела к выходу, сомневаясь, что нам позволят выйти на улицу. Не столь важно, так у меня хотя бы появилась возможность сбежать от разговора, который сама же и завела. Марк выглядел натянутым как струна и шел немного позади, я смущаясь, унеслась вперед. На незначительном расстоянии мы бродили по коридору, искали врача, но вокруг не было ни души. Стены больницы казались бесконечными. Спустя пару поворотов наткнулись на медсестру, которая, попросила нас вернуться и дождаться доктора: меня скоро должны были забрать на МРТ. Думая о том, что вряд ли оно сейчас покажет им что-то кроме моих жарких мыслей о Марке, я понимала – сбежать не удастся. Мы вернулись обратно.

Когда вошли, меня захлестнула тревога. Сначала я не могла понять, что именно не так, но затем осознала: в палате кто-то побывал, и это явно не персонал больницы. Вещи, которые принесла мама, валялись на полу – одежда была разбросана, коробка из-под сока протекала, оставляя под собой на лужу, а кровать оказалась опрокинута на бок.

На её месте лежала записка, сделанная чем-то красным, напоминающим кровь. Надпись гласила:

НЕ ЛЕЗЬ.

Глава 16

Глава 16. Побег – не выход.

– ******, это уже слишком, – выругался Марк, выдернув записку из моих рук. Его взгляд метался по палате в поисках невидимой угрозы. – Собирайся. Ты здесь не останешься.

Внутри меня начал закипать страх. Всё вокруг теперь казалось пугающим, я осмотрела углы, пытаясь убедиться, что это просто тени, а не притаившийся в засаде убийца. Стены сжимались, воздух стал вязким, шорохи из коридора таили в себе опасность.

– Лисс, не стой, бери все что нужно, и пошли, – движения Марка были дерганными, резкими, он подбирал с пола вещи, которые привезла мама.

Я замерла, не зная, за что схватиться в первую очередь, но собравшись, начала помогать ему. Закончив с основным беспорядком, направилась к тумбочке и достала оттуда блокнот с текстами песен, к написанию которых недавно вернулась, сказала:

– Это все.

– Тогда переодевайся и выходи, – ответил Марк, вынося баул с вещами за дверь, хлопнув ей так, что комната задрожала. – Извини! – послышалось из коридора совсем не извинительным тоном.

Почти сразу оттуда раздались ругательства – Марк кричал на кого-то по телефону.

Максимально быстро скинув с себя растянутую футболку с принтом в виде лица Деймона из Дневников (я до сих пор носила её потому что это был подарок Рины) и легкие домашние брюки в клеточку с потёртостями на коленях, переоделась в джинсы и черный худи на пять размеров больше, отданный мне Марком в один из вечеров, что мы провели у меня дома. Сложив вещи, вышла, как раз вовремя – ссора за дверью прекратилась.

– С кем говорил? – поинтересовалась.

– Ни с кем, – огрызнулся он, затем добавил, взяв себя в руки, – с матерью.

– С матерью? – переспросила, оттягивая завязку на капюшоне.

– Да, черт возьми, это же просто глупо! Она все знает, но ничего не говорит. Гребаный бред! – распылялся Марк, его трясло. – Мы ходим кругами, ты каждый день рискуешь, а она…

– Что? – я взяла его ладонь в свою.

Он выдохнул:

– Делает вид, что всё нормально. Идиотизм, – сжал мою руку в ответ. – Ладно, не будем терять время, нужно доставить тебя домой.

На выходе из больницы у меня не спросили ни слова. Марк каким-то образом договорился с врачом и нас отпустили без сопротивления.

До подъезда мы добрались уже через двадцать минут. Поездка на мотоцикле была быстрой, но не слишком удобной: всю дорогу мне, как канатоходцу, приходилось балансировать, стараясь удержать сумку с вещами, зажатую между нашими телами. Еще и снег в преддверии Нового года сыпал стеной, ухудшая видимость. Я прятала лицо за спиной Марка, укрываясь от обжигающего ветра.

По приеду, спрыгнув с сиденья, смахнула с одежды крупные снежинки и вернула Марку его перчатки, отданные мне перед изматывающей поездкой.

– Не ругайся с матерью, – попросила, поднимая сумку обеими руками, – неизвестно, как это может повлиять.

Марк повел плечами и ответил сквозь зубы:

– Не могу обещать.

– Раз она до сих пор ничего не предприняла, значит ей нет дела, – я попыталась его вразумить, хотя понимала – вряд ли сработает; он был слишком зол, даже не смотрел на меня.

Лишь покачал головой и бросил:

– Будь осторожней, Лисса, – с этими словами дал по газам.

Мотоцикл исчез за поворотом. Ветер, поднятый резким стартом, заставил поежиться.

Глубоко вздохнув и в очередной раз проведя ладонью по шапке, чтобы избавиться от налипших на неё снежинок, я развернулась и зашла в подъезд. Поднявшись на свой этаж, дважды прокрутила ключом в замочной скважине. Дверь открылась с характерным щелчком.

Остановилась у порога: дома было тепло, отчего мои обветренные щеки стали в два раза ярче, громко работал телевизор, а в воздухе витал чарующий аромат выпечки. С кухни раздавался мамин голос, не замечая ничего вокруг, она увлеченно отвечала на интеллектуальные вопросы какой-то викторины.

– Я дома! – крикнула, привлекая внимание.

Несколько секунд с кухни доносились звуки возни: стук кастрюль и какое-то шуршание. Затем всё стихло, и мама вылетела в коридор, закинув на плечо полотенце с блестящими пятнами.

– Что такое? Ты откуда дома? – запричитала она, поправляя фартук, небрежно завязанный на талии. – Почему не в больнице?

У меня не было готового ответа, я замялась.

– Выписали, – попыталась выкрутиться.

– Выписали? Почему? – её глаза расширились от удивления.

– Не знаю. Просто выписали, – ответила, продолжая врать.

Она пристально посмотрела на меня, словно заглядывая в самую душу. Я чувствовала её смятение, но старалась не расколоться, невинно хлопая глазами.

– Понятно. Ну, хорошо, что выписали, – наконец ответила она, улыбнувшись. – А мне почему не позвонила? Я бы забрала.

Стушевалась, но решила не увиливать:

– Да… Марк подвез.

Мама помолчала, затем взмахнула руками в недоумении и повторила:

– Марк подвез? Мотоциклист этот? Особенный? Это ж он тебе тогда разбиться дал, правильно понимаю? – её слова звучали беззлобно, но с некоторым скепсисом, я засмеялась.

– Ну да в общем-то, – сказала, хоть это и неправда; пришлось придерживаться легенды.

Она прищурилась, затем сделала приглашающий жест:

– Ладно, что ж с тобой делать, раздевайся, проходи, рассказывай о своём Марке. А то ж в больнице то не до него было. Кушать будешь? Я пирог испекла…

Оставшийся день прошел неплохо, я почти смогла отвлечься от тревожных мыслей о том, что произошло в палате. Разговор с мамой стал для меня настоящим утешением, её поддержка и участие действовали как бальзам на душу. Хоть я и не могла открыться ей полностью, после моего признания о Марке секретов между нами стало меньше. Мама обнимала меня сильно-сильно, и я понимала: не все слова должны быть сказаны вслух, иногда достаточно просто находиться рядом.

Когда солнце скрылось за горизонтом, довольная легла в постель и устроилась поудобнее под мягким, как перина, одеялом, попробовала уснуть, но не вышло, радость от доверительного разговора с мамой улетучилась. Ситуация накалилась до предела – записка, угрозы – как бы старательно я не пыталась вытеснить мысли об этом, они обрушивались с новой силой. Сначала пронизывающий страх, затем злость и отчаяние охватили меня, внутренний голос кричал: «Я устала! Хочу быть нормальной! Иметь возможность говорить с мамой обо всём, гулять без сопровождения, строить планы на каникулы, а не бояться завтрашнего дня. В новогодней атмосфере думать не об убийстве, а о том, что купить к праздничному столу. Хочу ходить по магазинам и выбирать подарки, а не прятаться дома от преследования. Отдаться чувствам, а не скрывать их за маской безразличия, потому что сейчас не время. Всё в моей жизни наконец то встало на свои места, время – сейчас, оно пришло, и должно стать реальностью!».

Но моя реальность совсем не такая, она опасная и непредсказуемая. Я провалилась в сон, думая о том, что чтобы обрести желаемую нормальность, мне нужно избавиться от теней, преследующих в темноте.

Последний учебный день в этом году был полон волнения. Вспомнив о бурном внимании к моей персоне из-за недавнего обморока, я надеялась избежать навязчивых вопросов, но, к удивлению, обсуждение этого инцидента уже стихло, и моим самочувствием поинтересовалась всего пара человек. Все оказались поглощены планированием новогодней ночи. Я с облегчением выдохнула и присоединилась к разговору.

Собравшись в круг, в центре которого в обнимку стояли Ника и Макс, одноклассники наперебой предлагали варианты:

– Можем сначала выпить, а потом пойти гулять по городу!

– Или сначала погулять, а потом до утра пить…

– …думала, мы на каток собираемся…

Сзади ко мне подобрались Ева и Геля.

– Снова в наших рядах? – хихикая, Ева легонько ущипнула меня за бок. – Рада, что ты поправилась.

– И я, – напомнила о себе Геля.

До сих пор не веря в то, что мы снова разговариваем, я иронично заметила:

– Вы знаете, я ненавижу больницы. Сбежала, при первой же возможности.

Они кивнули. Уставившись в центр круга на обжимающуюся парочку, Ева поинтересовалась:

– Собираешься идти?

– Скорее всего. – Уточнила, – А вы?

– Почему бы и нет, – ответили они в унисон.

Поддержав их решение, я подтвердила:

– Тоже пойду. Но не на всю ночь, есть ещё планы.

Ева наклонилась чуть ближе ко мне и заговорщически прошептала:

– Понимаем. Видели мы эти «планы». Красавчик, – она подняла вверх большой палец, показывая «класс». – С твоим бывшим не сравнится.

– Да-да! – подхватила Геля. – Хотя Лев так похорошел за последний год, – она перевела взгляд в конец коридора, откровенно пялясь на высокого парня.

Я недовольно цокнула, напоминая:

– Мы договаривались не произносить это имя.

– Прости, забыла, – извинилась подруга, затем воскликнула. – Ой, мы же опаздываем, Ви!

– И правда, – отозвалась Ева, обратилась ко мне. – Нам пора, не скучай. Встретимся на тусовке.

Загадочно ухмыляясь, они растворились в толпе.

Код конец собрания общими усилиями был разработан план: праздновать начнем в центральном парке, а насмотревшись на салюты, отправимся в тепло. Присоединившись к общей беседе, я пообещала Нике быть на связи и встретиться с ней на Новый год, как только появится возможность.

Учитывая, что уроки в этот день были сокращенными, и на большинстве из них мы смотрели фильмы, из школы я вышла где-то в половине двенадцатого. Обычно мы с Марком встречались у ворот и вместе шли ко мне, но сегодня не знала стоит ли его ждать, ведь на мое сообщение, в котором я написала во сколько нас отпустят, он не ответил. Набрав номер, попробовала дозвониться, но в итоге несколько попыток подряд слушала монотонные гудки. Простояв на месте еще минут десять и проводив взглядом всех одноклассников до последнего, сдалась и выдвинулась домой в гордом одиночестве. Тяжелым коконом меня окутала тревога. Что если у него проблемы?

Улицы замело, и убирать их не торопились, каждый шаг сопровождался хлюпаньем насквозь мокрых ботинок. По колено утопая в мягких сугробах, морщась от того, как неприятно липнут к телу влажные штанины брюк, добиралась домой, вспоминая рассказы мамы (приправленные множеством нереалистичных подробностей) о том, как она когда-то ходила в школу, прилагая нечеловеческие усилия и преодолевая преграды куда сложнее чем на популярных шоу с полосой препятствий. Когда издалека уже можно было увидеть мой подъезд, знакомые голоса донеслись с соседнего двора; тон беседы был повышенным, потому я остановилась, и, укрывшись за поворотом, прислушалась, одним глазком подглядывая за происходящим:

– Опять за ней идешь? Долго таскаться то будешь? Кажется, в твои обязанности входило увлечь её и отгородить от расследования, а не влюбляться самому, – мерзкий тембр Никиты я узнала бы из тысячи.

– Не твоё дело, – огрызнулся в ответ Марк.

– Успокойся, брат, – сказал Никита, положив руку ему на плечо. – Твои нервы всё только портят.

– Успокоиться? – крикнул Марк, сбрасывая его руку.

– Да, ты зря устроил скандал. Мама может и догадаться, что твое наблюдение за девчонкой переросло в личный интерес. А нам это не выгодно.

– Говоришь о выгоде… знаешь, что не выгодно лично тебе? – выпалил Марк. – Если Лиссу убьют. Если с ней что-то случится, – он запнулся, – не дай бог с ней что-то случится. Расследование закончится, я брошу всё, уеду в Испанию, и хрен ты узнаешь, кто убил твою девушку. А я уверен, ты хочешь… поэтому до сих пор не сдал нас матери.

Никита цыкнул:

– Любовь лишила тебя рассудка.

– Не тебе говорить о рассудке, – съязвил Марк. – Ты явно не в своем уме, если думаешь, что я отстранюсь и буду просто наблюдать, как она рискует жизнью.

Никита скрестил руки на груди, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах читалась неприязнь:

– Ты не понимаешь, мы играем в опасную игру. Если будешь действовать на эмоциях, только усугубишь ситуацию.

Марк усмехнулся с горечью:

– Это не эмоции, а любовь! Я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как она страдает.

– Любовь? Или твое эго? – Никита наклонился ближе, его голос стал ядовитым. – Ты думаешь, что, если влюбился в неё, это изменит правила игры?

– А ты что предлагаешь? Сидеть и ждать, пока кто-то не решит убрать её? Ты сам знаешь, у нас нет времени! С каждым днём становится всё хуже.

Никита отступил на шаг и сжал кулаки.

– Сосредоточься на расследовании и найди того, кто стоит за угрозами. Лисса всего лишь часть уравнения.

– Часть уравнения?! – вспыхнул Марк. – Она не всего лишь "часть"! И если ты не можешь этого понять, то утратил всякую человечность!

Никита вздохнул и попытался успокоиться:

– Я понимаю больше, чем ты думаешь. Но если продолжишь действовать так безрассудно, то потеряешь её навсегда – или хуже… потеряешь себя.

Марк замер на мгновение, его гнев сменился сомнением:

– Хочешь что-то предложить, вперед. Если нет, не стой у меня на пути.

Никита закатил глаза:

– Найди способ действовать разумно, вместо того чтобы рисковать всем ради неё!

– Разумно в твоём понимании это игнорировать то, что я чувствую?

– Повторяю последний раз, чувства не помогут раскрыть дело. Они только отвлекают тебя. Ты должен быть сосредоточен на цели.

Теперь уже Марк шагнул ближе к брату, его голос стал низким и напряжённым:

– Только проблема в том, что для тебя цель – месть, а для меня – реальная девушка, которая может пострадать.

Челюсти Никиты заскрипели, он указал пальцем на Марка:

– Мы оба знаем, что она может пострадать именно из-за нас. Думаешь, твоя любовь защитит её? Она делает её уязвимой, и если что-то случится, виноват будешь ты. Поэтому прекрати тупить, и начни использовать чувства как мотивацию для действия, а не как повод для безумия.

Марк отвернулся и посмотрел вдаль:

– Уйди с дороги. Опаздываю, – с этими словами пошёл прочь.

Понимая, что он вот-вот столкнется со мной, я первой вышла из укрытия и чуть не налетела на него, так стремительно он двигался.

– Привет. Ждала тебя у школы, – сказала, невзначай кинув взгляд на старшего брата.

Никита заметил меня и с широкой улыбкой помахал обеими руками, затем развел их и пожал плечами, словно говоря: «не моя вина, что ты подслушивала». После чего пошел в обратную сторону. Я испытала легкое облегчение, когда мы с Марком остались наедине, но в воздухе все еще витало напряжение.

– Ясно. Что-то слышала? – устало спросил он.

Коротко подтвердила:

– Всё.

Если он и был недоволен, то вида не подал. Прикрыв глаза, позвал:

– Хорошо. Пошли, есть что обсудить.

В полной тишине мы добрели до квартиры. Внутри я первым делом направилась к себе, чтобы сменить промокшую одежду на более комфортную, Марк ждал за дверью. Вернувшись, предложила:

– Суп будешь? Поможет согреться.

Марк покачал головой, скользнул в комнату, и плюхнулся на кровать. Закрыв глаза, пытался отключиться от происходящего. Я отметила, как напряжены его плечи, и решив, что не стоит его дергать, ушла на кухню.

Через пару минут вернулась обратно, присела рядом, поставив тарелку на колени. В горячей жидкости плавали кусочки картофеля и моркови, пар от неё поднимался вверх, я сделала глоток – бульон обжег язык, но это было приятно после мороза на улице.

– Завтра свободна? – приоткрыв один глаз, спросил Марк.

– Да, каникулы начались.

– Тогда предлагаю съездить на обследование в частную клинику. Никита виноват, поэтому он платит.

Не найдя причин для отказа, согласилась:

– Поехали.

Мы снова замолчали. Натянутость между нами стала почти осязаемой, готовой вот-вот взорваться. Невидимый накал ощущался в каждом движении, в каждой позе. Хоть с первого взгляда могло показаться, что Марк расслаблен и беззащитен, правдой это не являлось. Его тело было напряжено, как пружина, дай повод, и он ринется в бой. Он – воин, готовый стоять на страже моей жизни, зверь, готовый к прыжку, он бдителен и сосредоточен. Но мне не нравилось это «состояние полной готовности». Я чувствовала, как вся его энергия уходит на то, чтобы держать лицо и не показывать потерянность, демонстрировать силу, когда внутри идёт борьба. Несмотря на безмерную благодарность за защиту, я испытывала противоречивые чувства: «Так быть не должно. Мы не воины, не звери, в конце концов мы слишком молоды для того, чтобы вступить в борьбу за выживание».

Наконец он открыл глаза и сказал, тщательно подбирая слова:

– Надо обсудить произошедшее. Угрозы в больнице…

– Не надо, не продолжай, – перебила, – я тоже много думала об этом и приняла решение.

Он приподнялся на локте и перекатился в мою сторону:

– Какое?

Я уставилась в пустоту, пытаясь отключить чувства, что поднимались внутри жаркой волной, вызывая мандраж. Одно дело – обдумывать варианты, совсем другое – озвучить то, что порождает жгучий стыд. Слова застряли в горле, не желая выходить наружу. Послышался треск – я слишком сильно сжала в руках тарелку и не заметила этого. Она выскользнула из моих пальцев и с глухим ударом разбилась о пол, горячий суп расплескался по комнате, оставив следы на паркете.

– Чёрт! – вырвалось у меня в сердцах.

Опустила голову и уставилась на осколки, которые блестели на свету. Внутри всё перевернулось. Понимая, что если не скажу то, что держу в себе, рискую сломаться под давлением собственных эмоций, отчеканила:

– Не лезть.

Преодолев сопротивление, повторила холодным, жестким, острым как кинжал тоном:

– Больше не хочу в это лезть. Так же говорилось в записке?

Марк, явно удивленный моим заявлением, осторожно начал:

– Лисс, я ожидал всего, но не…

Снова перебила:

– Чего? Не предательства? Не того, что я поставлю свой шкурный интерес выше подруги? Осуждаешь меня? Ты дурак, если считаешь, что мне легко это далось.

Слова выходили с трудом, я злилась – не на него, на себя. Думала: раз сама виню себя за принятое решение, то и он должен.

Марк поморщился, но медленно произнес:

– Я думал о том же, – поднялся с кровати и присел напротив на корточки, чуть правее от лужи супа; внимательно смотрел на меня, его лицо было серьёзным, но в глазах читалось тепло, – ты не предательница. Я бы никогда не стал осуждать тебя.

В груди что-то щелкнуло, его поддержка и понимание вытеснили все страхи и сомнения. Сделав глубокий вдох, я решила рискнуть.

Не раздумывая больше, наклонилась к нему и поцеловала. Марк ответил на мой порыв с таким же желанием, его губы коснулись моих, и мир вокруг перестал иметь значение, казалось, он сосредоточился только на нас. Марк поднялся и, не отрываясь от меня, навис сверху. Его руки – сильные и уверенные – сжали меня в крепком кольце, затем начали скользить по телу, поднимаясь к шее и возвращаясь вниз по бедрам. В одно мгновение он уронил меня на кровать. Мягкость матраса подо мной, решимость Марка, наше учащенное сердцебиение и сбивчивое дыхание: всё это разжигало внутри огонь страсти, который было невозможно игнорировать.