Время выживания

Пёс поднялся, тяжко вздохнул, вышел на открытое место и снова уселся. Николая словно накрыло тюлевой занавеской – окружающее подёрнулось лёгкой матовой дымкой. Он почувствовал, насколько жарко этому псу, и сам чуть не высунул наружу язык, подражая животному. Следом возникло чёткое ощущение, что это он, а не собака, сидит средь высокой травы и чувствует сотни разных запахов: разнотравья, прелой прошлогодней листвы на влажной земле, копошащихся неподалёку мышей и, самое интересное, запах собственного человеческого пота. Тут же где-то в районе копчика у Коли появился странный зуд, какой бывает после укуса комара – когда хочется чесать и чесать укушенное место. Он непроизвольно поскрёб поясницу, и в этот же момент пёс изогнулся и принялся клацать мощными челюстями, пытаясь выкусить из шерсти злобную блоху.

Вот это да! Выходит, он не просто ощутил эмоции стража, но ещё и принял его настоящие чувства. Интересно, а эта связь односторонняя, или можно что-то передать “абоненту”? Коля постарался успокоиться и тихо заговорил, пытаясь передать псу чувство доброжелательности.

– Меня зовут Николай, а твоего имени я не знаю. Но угадывать не стану. Ничего, если я буду обращаться к тебе просто "вожак"? По-моему, это достаточно вежливо. Ты ведь понимаешь, вожак, что я не хотел нарушить границу? Надеюсь, ты не станешь нападать на меня, если я поищу здесь зайцев?

Его накрыла ответная волна эмоций. Мол, возражений нет, потому что слишком жарко, чтобы попусту бегать. Но если человек переступит границу, вожак не посмотрит на духоту и выполнит свою работу. Возникла яркая картинка окровавленного тела с разорванным горлом. За ней последовала неясная мысль, которую Коля интерпретировал примерно как "лучше быть живым и голодным, чем сытым и мёртвым".

– Тебе легко говорить, – возмутился он. – Ты-то где угодно можешь охотиться, а я только здесь. И я не просто для себя охочусь – мне ещё семью кормить надо. Между прочим, уже сколько раз твои бандиты утаскивали мою добычу, когда она падала за границей.

Строение собачьего скелета не позволяет пожимать плечами, но впечатление было таким, будто именно это лохматый и проделал. К тому же Коля принял очередную порцию эмоций: стражу не было никакого дела до забот человека и тех, для кого он охотился. Его волновало только одно: чтобы люди не переступали границу. За нарушение – смерть. Это закон.

Почему-то Колю это рассердило. Не стоило, конечно, испытывать столь отрицательные чувства при тесном эмоциональном контакте, но удержаться он просто не смог. Словно какая-то плотина прорвалась в его душе, и наружу хлынули негодование и злость на несправедливость нынешнего мира, в котором он и остальные люди вынуждены были влачить жалкое существование.

– Какой такой закон? – прошипел он. – Кто тебе дал право убивать ни в чём не повинных людей?

От вожака пришла полная уверенность в правильности своих действий.

– Ну, допустим, – Николай всё сильнее распалялся, не замечая, как постепенно повышает голос. – Вот ты считаешь, что обязан убивать нарушителей. Но ведь сегодня ты был не стражем. Ты пошёл на поводу у сумасшедшего фанатика. Ты стал палачом, тупая ты псина!

Псина равнодушно смотрела на разозленного человека, и в её красных глазах не отражалось ровным счётом никаких сожалений. Николай опомнился. Что это с ним? Он разговаривает с животным, как с человеком, пытается что-то ему доказать, словно пёс может понять разницу между стражем и палачом.

– Ладно, извини, – сказал он, будто равному по разуму существу. – Погорячился. Мне идти надо. Дома девчонка голодная сидит. Щенок, понимаешь? Голодный. Эх, ни хрена ты не понимаешь.

Внезапно накатила слабость – видимо, от нервного перенапряжения. Почти затихшая головная боль вгрызлась в мозг с новой силой, и Николай, тихо застонав, рухнул на колени в траву. Морда пса исказилась, он оскалил здоровущие клыки и, утробно взрыкнув, исчез – осталась только еле заметная примятая дорожка среди зарослей ромашек и тысячелистника. Коля дождался, когда виски перестанут сдавливать невидимые клещи, с трудом поднялся на ноги и, отсчитав двадцать шагов от предполагаемой границы, двинулся параллельно ей.

Нет, сегодня явно был не его день. Пернатая дичь взлетала так быстро, что он не успевал выстрелить, а зайцы, заслышав его шаги, удирали словно ошпаренные. Вдобавок ко всему где-то неподалеку раздалось громовое рычание, сменившееся истошным визгом, после чего зайцы вообще исчезли – то ли затаились при звуках охоты, то ли сбежали от греха подальше. Единственным успехом можно было назвать перепелиное гнездо, но Коля, посмотрев на два крохотных яйца, вздохнул – толку от них не было никакого. Разве что забрать их с собой и попробовать вывести цыплят? Глядишь, так и перепелиная ферма образуется. Следом пришла здравая мысль, что яиц для этой цели надо раз в десять больше, поэтому он оставил гнездо нетронутым и уже собрался возвращаться, как услышал шорох и громкое сопение.

Он обернулся – под яблоней стоял вожак, а из его пасти свисал полосатый поросёнок. Дикие свиньи за последний год расплодились со страшной силой, ведь люди не просто перестали на них охотиться, а даже и не тревожили. Еды было полно, а хищников не так уж и много. И теперь, спустя год после катастрофы, стада диких свиней нагуливали жирок на заброшенных полях. Жаль, что в посёлок эти хитрые бестии не заходили.

Из пасти пса тянулись ниточки слюны. Коля невесело усмехнулся, представив, с каким вожделением ожидает начала трапезы лохматый страж. Вожак разжал пасть, и полосатое тельце выпало на траву. Пёс наклонил голову на одну сторону, затем на другую, словно примериваясь, куда вонзить зубы, а затем вцепился в заднюю ногу жертвы и резко встряхнул башкой. Раздался негромкий хруст и поросячья ляжка осталась в пасти вожака, в то время как остальная тушка описала высокую дугу и упала в траву шагах в пяти от собаки.

– Ещё и издевается, – пробормотал Коля, глядя, как вожак неспешно поглощает добычу.

Пёс справился с ногой довольно быстро, затем негромко рыкнул и величаво удалился. Его серая в подпалинах спина ещё несколько раз мелькнула среди травы, после чего окончательно скрылась из вида. Николай долго раздумывал, глядя на разодранную тушку. Рискнуть или нет? От того, правильно ли он понял действия стража, зависело не просто пропитание нескольких человек, но и его жизнь.

Если пёс-мутант поделился с ним добычей… Интересно, с какой бы стати? Так вот, если это так, то Коля может спокойно забрать тушку. А если нет? Тогда получается, вожак устроил ему ловушку: когда человек подойдёт поближе к границе, пёс его атакует. Хотя, вроде бы раньше ничего подобного не случалось. Но ведь всегда что-нибудь происходит впервые.

Наконец он решился. Уверенно преодолел десяток метров до поросенка, оглянулся на заросли, в которых скрылся вожак, и схватил полосатую тушку. Николай тут же метнулся обратно, и только когда удалился шагов на пятьдесят от границы, остановился, повернулся и громко крикнул:

– Спасибо, Акела! Буду должен.

*****

Арбалет у Михалыча получился замечательный: достаточно легкий, тетива из стального троса, на ложе старый механик не пожалел дефицитной морилки из старых запасов. Взводился, правда, при помощи ножной скобы, так что если промахнёшься, перезарядить быстро не получится. Зато спуск вышел лёгким и плавным. Коля опробовал оружие на деревянном стенде и остался доволен – с двадцати шагов доску в два пальца толщиной болт пробил навылет. Антоха, подпрыгивая от нетерпения, выхватил у друга арбалет, прицелился и вогнал болт прямо в центр нарисованной углём мишени.

– Прекрасно, – воскликнул он, любуясь оружием. – Коль, ты же с луком всяко лучше меня обращаешься. Давай я этот арбалет себе заберу, а ты, пока Михалыч второй не сделает, с луком поохотишься. А?

Получив в ответ комбинацию из трёх пальцев, Антон с сожалением отдал оружие другу и тут же принялся приставать к механику насчёт срока готовности второго арбалета. Михалыч, усмехаясь и приглаживая прокуренные усы, пообещал собрать через неделю, благо, что заготовки всех деталей у него имелись.

– Надо бы ремень к нему соорудить, – проговорил Антон, взвешивая в руках оружие. – А то выглядим так, как будто каждую минуту ждем нападения.

Они возвращались домой, и за ними увязалась пятёрка карапузов лет пяти-шести. Босые пацанята с вожделением разглядывали диковинное оружие, но расспросами взрослых не доставали. Николай с улыбкой прикидывал, насколько у детей хватит терпения. Хватило аж на два квартала. Наконец самый старший из них не выдержал:

– Дядь, а дядь, дай стрельнуть.

– Брысь под лавку, шкет, – добродушно буркнул Антон. – Это тебе не игрушка.

– Ну тогда покажи, как стреляет, а?

– Болт сам будешь доставать, – тихо сказал Коля, когда его друг прицелился в чей-то забор.

Это заставило Антона передумать. Выковыривать драгоценный боеприпас из дерева – задача не из лёгких.

– Потом покажу, – сказал он разочарованным пацанам. – Бегите по домам – вас уже мамки, небось, потеряли.

– Да поживее! – резко прикрикнул Николай. – Кому сказал? Бегом отсюда!

Антон удивлённо посмотрел на друга, и лишь потом увидел причину его внезапной строгости. Метрах в ста от них из двора вышли пятеро мужиков с чёрными повязками на рукавах. Матвейцы, чтоб их!

– Интересно, чего им здесь надо? – вполголоса спросил Николай. – Это ведь не их район.

– Может, в гости к кому ходили? – неуверенно предположил Антон.

– Впятером?

– А иначе отгребут – их же терпеть не могут. Ну что, уходим? Не хватало ещё с ними сцепиться.

– И что, из-за них потом крюк делать? – нахмурился Николай. – Вряд ли они по наши души. Вроде мимо идут.

– Это да. Но ведь адепты у Матвея все отмороженные. Могут и просто так напасть. Смотри, все с оружием.

– Поздно. Побежим – погонятся. Давай просто отойдём в сторонку, – сказал Николай.

Он забрал у Антона арбалет, взвёл его и наложил болт. Друзья с тревогой смотрели на приближающихся адептов. Если бы они находились около своего дома, то не раздумывая позвали бы на помощь соседских парней и мужиков, благо те полагали святым долгом навалять матвейцам при любом удобном случае. Но здесь Николай с Антоном были чужими, поэтому неизвестно, придёт ли кто-нибудь на помощь. А сектанты шли уверенно, по-хозяйски, словно находились на своей территории. Возможно, такую уверенность им придавали охотничья двустволка и топоры в руках. Женщины прятали от греха подальше детей, мужчины, работавшие на огородах, покрепче сжимали в руках черенки лопат.

Поравнявшись с друзьями адепты остановились и внимательно оглядели их, задержав взгляды на арбалете. После чего тот из них, что держал в руках ружьё, повелительным голосом распорядился:

– По приказу великосвятого пророка Матвея с сегодняшнего дня всем жителям посёлка запрещается иметь при себе огнестрельное оружие и боеприпасы. Семён, забери у них эту штуку.

Один из адептов сделал шаг вперёд, но застыл, когда острие болта нацелилось ему в брюхо.

– Не советую, – покачал головой Николай, – Во-первых, это не огнестрел, и даже до катастрофы не запрещалось иметь арбалеты. А во-вторых, с каких это пор ваш Матвей стал тут главным? Лично мне его указы до одного места. Слишком много на себя берёт.

В глазах старшего группы мгновенно зажглось бешенство.

– Ах ты мразь! Оскорблять Учителя?

Адепт вскинул ружьё, и Николай понял: этот сумасшедший без колебаний нажмёт на спусковой крючок.

С момента краха прошлой жизни прошло уже больше года, и шелуха цивилизованности слетела с жителей Усть-Лимана. В случае заварухи уже никто не задумывался о "превышении предела самообороны". Люди вернулись в первобытные времена, когда закон джунглей стал основным правилом выживания. Николай, как и Антон, не были исключением из общего правила.

Действуя скорее на уровне рефлексов, чем осознанно, Николай выстрелил, не целясь. Раздался щелчок, лёгкий звон стальной тетивы, и болт с острым четырёхгранным наконечником прошил матвейца насквозь и застрял глубоко в брюхе того, кто стоял сзади. Адепт выронил двустволку, удивленно посмотрел на кровавое пятно на рубахе, а потом повалился в придорожную траву.

Всё произошло настолько неожиданно, что Антон и оставшиеся сектанты на несколько мгновений остолбенели. Николай же понимал: терять больше нечего – матвейцы не простят ему гибели товарища, а потому отбросил разряженное оружие, выхватил нож, и с размаху всадил его в печень ближайшего адепта. Он даже успел выдернуть нож из раны до того, как двое черноповязочников, замахиваясь топорами, кинулись на него в атаку. Оставшийся на ногах раненый, тем временем, вяло отмахивался от наседавшего Антона.

Началась смертельная в своей простоте игра: тот, кто оступится или замешкается, тот и проиграл. У адептов, пытавшихся обойти Колю с двух сторон, было преимущество в длине оружия, чем они и пользовались – размахивали топорами от души. По-прежнему стоять спиной к забору смысла не было – зажмут и порубят, и Николай обманным броском сумел вырваться на дорогу. Краем глаза он увидел, что Антон тоже отскочил от стены. Что ж, теперь можно и побегать

Коля хотел растянуть нападавших, чтобы попытаться разделаться с ними поодиночке. Но едва повернулся, как один из мужиков – здоровенный, как медведь, с хеканьем метнул в него свое оружие. Наверняка он рассудил, что даже если топор не вонзится лезвием, то всяко нанесёт травму, а затем напарник добьёт раненого. В общем-то, он оказался прав, почти так всё и произошло.

Николай не успел уклониться, и топор со страшной силой ударил его обухом в грудь, вдобавок, больно приложив рукоятью по подбородку. От резкой боли дыхание сбилось, а из глаз брызнули слёзы. В следующий миг другой черноповязочник, занося оружие над головой, рванул в атаку, и оглушенный болью Николай инстинктивно бросился нападавшему в ноги.

Адепт на полном ходу перелетел через него и со всего маху грянулся на дорогу, подняв тучу пыли. Коля же, зарычав от зверской боли в груди, извернулся, вцепился в одежду оглушенного противника и несколько раз наугад ударил его ножом. Рукоять вдруг стала скользкой от крови и Николаю пришлось как следует раскачать свое оружие, чтобы не оставить его в ране. Затем он оттолкнул поверженного врага и попытался быстро, как ему казалось, подняться, но не успев разогнуться, получил несколько жестоких ударов в лицо. Перед глазами вспыхнули сверхновые звезды, он услышал яростное сопение у самого уха, ощутил на лице тошнотворное луковое дыхание, потом кто-то страшно, до звона в ушах закричал и Николай из последних сил ткнул ножом вслепую – скорее, из упрямства, чем от желания победить. В следующий миг скользкая рукоять вырвалась из рук, крик стих, затем пыльная дорога ткнулась ему в ухо, и это было последнее, что запомнилось Николаю, так как сознание, наконец, милостиво погасло, избавив его от мучений.

Он пришёл в себя от шлепков по щекам. Вяло ругнувшись, он открыл глаза и увидел встревоженное лицо Антона.

– Живой? – обеспокоенно спросил друг.

– Частично, – невнятно пробормотал Коля. Он подвигал вправо-влево челюстью и поморщился – лицо немилосердно пекло, заплывший глаз едва видел, в ушах шумело. – Как сам?

– Ни царапины, – похвастался Антон.

Николай осторожно сел, и, когда головокружение прекратилось, осмотрелся. Рядом с ним лежали двое, чуть поодаль – ещё один. Убитый арбалетным болтом скрючился в позе зародыша у забора. И метрах в пяти дальше ничком прилег последний матвеец. Никто из них не подавал признаков жизни. Похоже, они положили всю пятерку. Или нет?

– Идти сможешь? – спросил Антон. – Скоро тут будет жарко.

– Уж куда жарче, – ответил Коля и поднялся. Грудь прострелило острой болью, он пошатнулся и с трудом удержался на ногах.

– А кто это так орал? – спросил он, отдышавшись

Антон удивленно посмотрел на него.

– Ты.

Николай с трудом сплюнул комок пыли и поморщился от боли – губам тоже досталось.

– Ты вот что, Антоха, нож мой найди. Я, если наклонюсь, не разогнусь больше. И арбалет мне дай, а ружьё сам неси. И болт забери – нам следы ни к чему.

– Уже забрал, – друг похлопал по брезентовому колчану на поясе.

Пока Николай трясущейся рукой заталкивал нож в ножны, пока боролся с волнами тошноты, Антон успел по-быстрому обшарить мертвецов, особое внимание уделив тому, кто изначально был с двустволкой.

– Неплохо – шесть патронов, – сообщил довольный Антон. – Тебе арбалет взвести?

– Взведи, – безразлично ответил Коля. – Только я сейчас не стрелок. Если что, отбиваться сам будешь.

Антон подхватил его под руку и осторожно повёл прочь от места побоища. Вслед им из окрестных домов глядели местные. Когда друзья скрылись за поворотом, из двора, около которого произошла схватка, появился бородатый дедок. Бегло глянув на мертвецов, под которыми расплывались лужи крови, он покачав головой, шустро собрал в охапку разбросанные топоры и вновь скрылся за воротами.

Трупы пролежали в дорожной пыли до самого вечера, пока их не нашли адепты. На все расспросы взбешённых матвейцев местные только разводили руками, нет мол, ничего не видели.

*****

Николай любовался Вероникой, хлопотавшей возле печи. На душе у него было уютно и спокойно. Она была примерно его ровесницей – ну, может, плюс пару лет. Высокая, не худышка, но и не квашня. Вьющиеся волосы с рыжинкой забраны в длинный хвост. Правильный овал лица, полные губы, большие карие глаза. А когда она улыбалась, на ее щеках появлялись симпатичные ямочки.

Ему было приятно ощущать на себе женскую заботу. Он сидел в просторной кухне Вероники, хозяйка пекла блины, а её дочка – Алинка, то и дело высовывала из соседней комнаты нос, смешно морщилась, пытаясь сдержать смешинку, и снова пряталась. На соседнем стуле спала, свернувшись клубком, полосатая кошка. Над столом в центре кухни висела на крючке керосиновая лампа, источавшая слабый неровный свет.

Николай чувствовал себя здесь… ну, как дома. Хотя и у Королёвых к нему относились как к члену семьи. Полина Степановна, например, явно считала его за сына, из-за чего им с Антохой частенько доставалось за их поздние возвращения. Случались и задушевные беседы, темой которых становились "хорошие девушки, которых в Усть-Лимане полно". Но всё-таки в семье Антона Николай чувствовал себя иначе.

К Веронике его притащили Антоха и братья Селезнёвы, которые встретились им по пути. Посмотрев на разбитое лицо Николая и оценив серьезность травмы груди, Санёк и Мишка вынесли однозначный вердикт: нужна помощь врача.

– Во-он там Вероника живёт, – указал Михаил на какой-то дом. – Правда, она не врач, а ветеринар, но, думаю, помочь сможет. К тому же до неё ближе, чем до вас, а ты едва ходишь.

Сашка убежал поспрошать хозяйку, не откажется ли она помочь пострадавшему и сколько за это возьмёт, а Михаил с Антоном, подхватив Николая под руки, двинулись следом.

Ветеринар в помощи не отказала. Кратко расспросив Колю о самочувствии, она попросила его глубоко вдохнуть, выслушала шипящие ругательства по поводу невозможности это сделать, пробежалась пальцами по его груди и сказала:

– Сотрясение. И рёбра если не сломаны, то, как минимум, треснули. Вам, сударь, – она посмотрела на Колю, – лежать нужно неделю, не меньше. А тугую повязку я сейчас сделаю.

Она удалилась в другую комнату и вскоре вернулась со старой простыней в руках. Антон и Миха при помощи ножа быстро раскромсали постельную принадлежность на длинные полоски. Десять минут спустя Николай, ставший похожим на мумию, сидел на стуле и едва мог дышать.

– Вот и всё, – Вероника слегка склонила голову, оценивая результаты своей работы. – Организм не нагружать неделю. А лучше и дольше.

– Сколько, хозяюшка, мы тебе должны за труды? – спросил Антон.

– Тут трудов ни на грош. Простыню мне принесёте взамен этой, и мы в расчёте.

– Спасибо… Вероника, – Николай отчего-то засмущался и едва сумел выговорить её имя. – Я оклемаюсь и сразу зайду…

– Лучше бы тебе вообще никуда не ходить, а здесь остаться, – ответила девушка. – Тебе сейчас нельзя ходить, а у нас есть свободная комната. Нас с дочкой ты не стеснишь.

– Понимаешь, – Коля попытался говорить уверенно, но мысли разбегались и путались – всё-таки удар по голове не прошел даром, – за нами могут матвейцы прийти. И если я здесь… в смысле, если я буду здесь…

– Понятно, не продолжай.

Вероника посмотрела на парней и спросила:

– Они знают где вы? Шли за вами?

– Нет, – ответил Антон. – Те, с кем мы схлестнулись, уже никуда не пойдут. Но Матвей просто так смерть пятерых своих не оставит. Он будет землю рыть, чтобы нас отыскать.

– Ни фига себе! – в один голос воскликнули братья, которых Антон в подробности до сих пор не посвящал. – Вы вдвоём завалили пятерых?

– Не орите – вас на улице слышно, – шикнул Антон и искоса посмотрел на Веронику.

– Мне тоже интересно, – спокойно пояснила она. – И не думайте, что вас сдам – я этих выродков люблю не больше вашего.

– Да рассказывать-то особо и нечего, – пожал плечами Антон. – Матвей, оказывается, издал указ, запрещающий владение огнестрелами. Совсем оборзел, пророк хренов. Вот эти пятеро к нам и пристали – мол, мы им арбалет должны отдать. Слово за слово, я опомниться не успел, а Коляна чуть не пристрелили – хорошо, что он успел первым. Классный арбалет Михалыч сделал – представляете, болт прошел навылет и ещё второго ранил. Вот его-то я и оприходовал, пока Коля с остальными разбирался.

– Так он один… четверых? – округлил глаза Санёк.

– Ну-у, – протянул Антон, – скажем так: четверых с половиной, если считать того, что с болтом в брюхе. Правда, двое после него еще шевелились, пришлось добавить им обухом. А чего ты хотел? – вскинулся он, заметив удивленный взгляд Николая. – Чтобы они болтать начали? Нет уж. Собаке – собачья смерть.

Антон говорил о человеческих жизнях, как об очках в шахматной партии – отстранённо, будто только для информации, подумалось Николаю. Да, ожесточились за год люди Усть-Лимана, очерствели, всё первобытное, что скрывалось где-то глубоко, повылезало наружу. Вот разве мог он ещё год-полтора назад подумать, что зарежет троих и не будет после этого испытывать ничего, кроме удовлетворения? Коля, конечно, не знал, как бы он себя чувствовал, доведись ему отнять жизнь обычного человека, но полубезумные фанатики под руководством Матвея не вызывали у него ничего, кроме отвращения и брезгливости. Возможно, поэтому он сейчас и не терзался угрызениями совести. А чего мучиться, если внешне человеческие существа с мозгами, промытыми лживыми проповедями самозваного пророка, людьми больше не являлись? Даже кровавые стражи границы и те честнее – они хотя бы не прикрываются высшими устремлениями и моралью.

Тут же вспомнились рассказы очевидцев о том, как озверелая толпа адептов нового учения во главе с самим Матвеем устроила террор на востоке посёлка, выискивая укрывшихся бандитов Витька, а заодно сжигая дома тех, кто осмеливался хотя бы на словах перечить "великому учителю". Сколько тогда народу погибло? Тридцать человек? Сорок? Сгорели в домах заживо, скончались от побоев, замёрзли, связанные, облитые водой и брошенные на снегу. Матвейцы тогда тоже потеряли человек десять – не все жертвы безропотно принимали смерть. Потом адепты схлестнулись с "бригадирскими" – людьми Ивашова, бывшего главы Усть-Лимана, отчего обе стороны изрядно пострадали. На долгих четыре месяца в посёлке воцарилось неустойчивое спокойствие. И вот, пожалуйста, опять этот безумец взялся наводить свои порядки. Нет, Коля ничуть не жалел о содеянном. Единственное: как бы матвейцы за ним и Антохой не пришли. Полина Степановна и Ксюша могут пострадать.

– И тут Колян его р-раз! А потом еще! – донесся до Николая голос Антохи, который продолжал живописать их эпическую битву. – Этот так и остался лежать, а последний Коляна давай обрабатывать. Здоров был, что твой бугай. Кулаки у него: вот такие! С мою голову размером. Понятно, что Колька поплыл. Но потом как заорет! И в шею его ножом – раз! Не знаю, как исхитрился. А потом и сам опал, как озимые. А бугай тот ножик выдернул, отбросил, и ну Коляна ногами охаживать. Кровища с него как из крана, но стоит, падла. Живучий попался.

– А дальше? – жадно спросил Мишка.

– А дальше, – спокойно продолжил Антон, – пока он на Колю отвлёкся, я сзади подкрался и как дал ему обухом. Его же топором его и кончил.

Всё помолчали, переваривали сказанное.

– И раненых я добил, – хмуро закончил Антон. – Не место этим тварям среди людей. Так что, если местные не заложат, матвейцы нас не найдут.

– Если, – передразнил его Николай. – А если найдут? Саня, Миха, Полину Степановну с Ксюшкой возьмёте к себе на пару ночей?

– Само собой, – обиделись братья. – И вас тоже.

– Нет, мы с Антохой пока дома останемся. Если матвейцы до нас доберутся, мы найдём, чем их встретить: арбалет и ружьё есть.

– Глупости! – внезапно вмешалась Вероника. – Из тебя сейчас боец, как из курёнка петух. Тебя сейчас моя Алинка затопчет и не запыхается. Оставайся у меня, сюда эти варнаки вряд ли придут. А ты, Антон, поживи с мамой и сестрой у друзей. Если, не дай Господь, матвейцы сумеют вас вычислить, то первым делом попытаются дом сжечь, как они и делают обычно. Но там никого не будет. А если не найдут, так и хорошо.