Время выживания

Шевченко Андрей

Время выживания

Автор выражает искреннюю благодарность Игорю Полю за помощь при написании этого романа. Спасибо тебе, Мастер!

– Тише, любезная, тише. Уже никто никуда не идёт.

Николай осторожно подался назад, не сводя глаз с длинной, как бревно, выдры. Проклятье, неужели он переступил границу? Нет, скорее всего, просто подошёл к ней вплотную, иначе страж уже напал бы. Алые глаза-бусинки животного внимательно следили за человеком.

Отступив на пару шагов, Николай облегчённо выдохнул. Теперь остался один вопрос: как забрать подстреленную утку? Пернатая тушка плавала на поверхности воды примерно посередине между Колей и гигантской выдрой, и слабое течение постепенно сносило добычу прочь от берега.

Закусив губу, он попытался поймать настрой животного. Получилось не сразу – ему мешало ощущение, что под водой около его ног что-то движется. Он искренне надеялся, что это не какая-нибудь змея – этих тварей Коля не любил с детства.

Наконец у него получилось настроиться на плавающую неподалёку выдру. Как всегда заболела голова, после чего установился незримый контакт с животным-мутантом. И тут же он стал воспринимать окружающее по-другому. У него появился ещё один орган чувств, названия у которого не было. В этом состоянии он не мог ни читать мыслей стражей, ни передавать им свои. Зато чувствовал их эмоции. А ещё во время контакта стражи понимали его речь – во всяком случае, пару раз это выглядело именно так. Поэтому сейчас Николай и разговаривал со зверем, как с капризным ребёнком – негромко и ласково.

– Извини, не хотел отрывать тебя от важных дел.

Ответом были чужие эмоции, причём очень отчётливые. От неожиданности Коля вздрогнул и едва не потерял наметившийся контакт. Выдра была голодна. И ещё недовольна тем, что её отвлекли от охоты на упитанного леща, что затаился в подводных зарослях. Он прикрыл глаза и будто наяву увидел размытую водой картинку: лещ, размером с хорошую сковороду, лениво шевелит плавниками в гуще буро-зелёных водорослей. Из-за Коли стражу пришлось бросить охоту.

– Послушай, раз уж ты упустила леща, так и быть, забирай утку. Всё равно мне её уже не достать.

Выдра встопорщила усы и фыркнула, но с места не двинулась.

– Бери, бери, я себе ещё подстрелю. И не переживай – за границу не пойду.

Выдра оскалилась, как-то странно кашлянула – то ли ругнулась, то ли спасибо сказала, и скрылась под водой. Судя по тому, что она прихватила с собой утку, это была всё-таки благодарность.

– Вот зараза! – Коля вышел из воды на берег, заросший камышом и рогозом. – Стрелу могла бы и оставить.

Ему действительно было жалко не столько утку, сколько стрелу. Ведь каждую нужно сначала вырезать, зачистить, прокалить, отцентровать, а затем приладить оперение и наконечник. Короче, мороки немало, поэтому-то Коля и был раздосадован потерей.

С другой стороны, имелась от сегодняшней охоты и польза. Он узнал, где проходит граница по воде. Значит, в другой раз он постарается сбить утку так, чтобы она осталась внутри периметра. А ещё Коля был необычайно доволен тем, что удалось по-настоящему пообщаться со стражем. По крайней мере, выдра выполнила именно то, что он просил. С каждым разом контакт со стражами получался всё качественнее. Глядишь, так он и говорить с ними научится.

Надо продолжать охоту – иначе придётся собирать моллюсков или искать раков, а это долго и муторно. Николай посмотрел вниз по течению: метрах в ста пятидесяти от него пятеро забрасывали в воду сеть. Причём, рыбачили четверо, а пятый стоял на берегу, вооружённый длинной дубинкой, и не сводил глаз с Коли. Судя по напряженной физиономии, охранник раздумывал, представляет ли парень с луком опасность и стоит ли его отгонять. А если этим заняться, то как это сделать, не заполучив стрелу в брюхо?

Николай покачал головой – ему только проблем с конкурентами не хватало, повернулся и побрёл вверх по течению. Спустя полчаса ему повезло, и он смог подстрелить ещё одну утку. И сразу же торопливо полез в воду доставать пернатую тушку, пока её не унесло течением. Всё-таки потерять добычу дважды за день – это слишком.

– Ну, день прожит не зря: и стража покормил, и себя не забыл. Если бы ещё два раза при этом не промазал, было бы вообще замечательно.

Да, две стрелы, кроме той, которую утащила выдра, были утеряны безвозвратно. Не то чтобы Коля был плохим стрелком, просто лук у него был самодельный и корявый. И чтобы попасть из него в цель, нужно было очень и очень постараться. По сути, его оружие было распаренной и кое-как согнутой палкой. Ну так ведь оно и нужно-то только до тех пор, пока Михалыч не закончит новый арбалет. Свой старый Николай утопил весной, когда провалился в полынью, образовавшуюся словно из ничего посреди крепкого льда. Арбалет было жаль до слёз, но счастье, что сам тогда выбрался. Хотя и простыл, а потом две недели валялся с температурой и выкашливал собственные лёгкие.

Николай окинул внимательным взглядом окрестности на предмет засады и ничего подозрительного не обнаружил. Быстрым шагом он направился вверх по склону холма – туда, где виднелись остатки деревянных изгородей. Обойдя стороной копавшихся в земле женщин, он вышел на Сенную улицу, но сразу же остановился.

За два квартала от него появилась толпа богомольцев – как всегда, с иконами, хоругвями и песнопениями. Возглавлял процессию Матвей – самопровозглашённый пророк, объявивший себя в Усть-Лимане глазами и карающей дланью Господа. Богомольцев сопровождали крепкие возрастные мужики и молодые парни, как один вооружённые топорами, битами и длинными ножами, похожими на мачете. Кое у кого за плечами торчали стволы ружей.

Николай сердито плюнул – вот же не повезло нарваться на адептов. Лучше обойти этих безумцев. Так он и поступил, а сорок минут спустя он уже подходил к дому своего друга Антона, где обитал с тех пор, как остался один.

*****

Больше года назад всё и началось. Или, что вернее, закончилось. Закончилась сытая, понятная жизнь, а началось… Апокалипсис, конец света, всемирная катастрофа… Как ни назови, смысл от этого не изменится.

Коля как раз приехал в Усть-Лиман. Здесь жила тётя Наташа, когда-то заменившая мальчишке рано погибшую мать. Тётка разменяла уже седьмой десяток, любую помощь ей Коля считал своей святой обязанностью, а потому каждый отпуск он проводил здесь, в Усть-Лимане, помогая родственнице по хозяйству. Ну а заодно рыбачил, баловался пивком с друзьями детства или ходил на танцы в надежде познакомиться с симпатичной девчонкой. Да мало ли важных дел найдётся у молодого неженатого парня?

Но в нынешний приезд всё пошло не так. Началось с землетрясения. Николай очень чётко помнил свои ощущения в тот момент. Он стоял, раскинув руки в стороны, чтобы обнять тётю Наташу, с улыбкой спешившую ему навстречу. И вдруг ногами почувствовал вибрацию, словно где-то под землёй заработал громадный дизель-генератор. В воздухе появился низкий – на пороге слышимости, гул. А потом пришла первая волна. Бревна дома тёти Наташи как-то странно зашуршали и скрипнули, с крыши из-под конька свалилось старое воробьиное гнездо, но больше ничего страшного не случилось.

Коля и тётка поскорее обнялись – уже не столько от радости встречи, сколько для придания себе устойчивости. Вторая волна, третья, четвёртая – толчки следовали один за другим. Когда землетрясение прекратилось, Николай поглядел через дорогу на покосившийся, но устоявший дом. К счастью, нежилой, свидетельством чему была выцветшая надпись "Продам", значит, спасать там никого не нужно. Улицы посёлка заполнились людьми и стали похожи на разворошённый муравейник. Все что-то кричали, размахивали руками, кто-то тащил за собой ревущих детей.

Николай убедился, что тёткин дом ничуть не пострадал от подземных толчков, а помощь никому из соседей не нужна, и бросился искать новости в интернете. Поскольку землетрясений в Усть-Лимане отродясь не бывало, значит, где-то что-то рвануло. Склад боеприпасов, к примеру. А что, километрах в пятнадцати от посёлка стоит какая-то войсковая часть, помнится, мужики хвалились, что выменивали у солдат на водку комплекты ОЗК – для рыбалки прорезиненный плащ и высокие сапоги-бродни были самое оно…

В тот день в посёлке ещё было электричество, работало телевидение и существовал интернет. Николай успел прочитать, что взорвался какой-то супервулкан, и что гигантское цунами снесло с лица земли половину Азии, не говоря о куче мелких островов в Тихом океане. А вот какой именно вулкан извергался, он уже не узнал – связь вдруг оборвалась. На всякий случай Николай вытащил сим-карту, перезагрузил смартфон, убедившись в отсутствии какой-либо сетевой жизни, сунул в карман гаджет, одномоментно превратившийся в "кирпич", и включил телевизор. Однако и телевидение приказало долго жить. Недоумевающий Коля отыскал на чердаке радиоприёмник, но эфир на всех диапазонах оказался забитым треском и шипением. Тогда он подумал, что это из-за начавшейся грозы, и понадеялся, что когда непогода уляжется, связь восстановится.

Надежды оказались напрасными – гроза не утихала, напротив, только набирала силу. Толстые ветвистые молнии беспрестанно били с затянутых чёрно-серыми тучами небес, воспламеняя деревья и сжигая целые деревни. Усть-Лиман находился на возвышенности, и потому возникающие вдали пожарища были хорошо видны. Сам же посёлок по какой-то невероятной прихоти природы оставался цел – ни одна молния не ударила ни в вышку сотовой связи, ни в высокие тополя.

Зато из-за буйства стихии пострадали высоковольтные линии. Коля лично наблюдал, как молния ударила в крепкую металлическую опору, после чего фарфоровые изоляторы натурально взорвались, а толстые провода, разбрасывая брызги ослепительных искр, упали на землю. Стихия повредила и магистральный газопровод, что шёл километрах в пяти от Усть-Лимана, и теперь над местом аварии колыхался двадцатиметровый огненный факел, который почему-то никто не спешил тушить. В итоге электричество и газ пропали, да так больше и не появились.

Сухая гроза не прекращалась больше недели, воздух стал серым от дыма горящих лесов, а люди оглохли от беспрерывных раскатов грома. Потом начались затяжные дожди, перешедшие в ливни. Потоки воды очистили воздух, но на смену пеплу и копоти пришло наводнение. Ручейки превратились в бурные реки, а Волга поднялась настолько, что противоположный берег полностью скрылся под водой. Мутный поток играючи тащил по течение легковушки, брёвна и полузатопленные баржи, которыми никто не управлял. Коля тогда подумал, что явно прорвало плотину на водохранилище, иначе откуда бы взяться такому невероятному паводку?

Люди метались по улицам, не понимая, что им теперь делать. Связь с внешним миром по-прежнему отсутствовала, извне в посёлок никто не приезжал, но хуже всего было то, что и покинуть Усть-Лиман оказалось невозможно. Те, кто пытался уехать, попали под удары молний, которые жгли автомобили похлеще управляемых ракет. Храбрецов, пытавшихся вытащить сгоравших заживо людей, постигла та же участь, как и тех, кто надеялся покинуть поселок пешком. Три с половиной тысячи человек оказались запертыми в границах своего поселения.

Люди, как это принято в непонятных ситуациях, бросились скупать продукты. Из магазинов вымели сначала гречку и сахар, а следом и всё остальное. Коля с тётей Наташей убили несколько часов на длиннющие очереди, в которых то и дело вспыхивали потасовки. Им удалось добыть несколько пачек макарон, круп, чая, соли и десяток банок консервов. Они купили бы и больше, но наличка закончилась, а банковские карты без электричества и связи превратились в бесполезные куски цветного пластика.

– Офигеть просто! – в сердцах бросил Коля, – у меня денег хватит, чтобы скупить весь этот магазинчик с потрохами, а я не могу взять пару килограммов муки!

Он оказался в таком положении не один, а потому спрос на наличные взлетел до небес. Как и цены в магазинах. Впрочем, местная инфляция продолжалась недолго – ровно до тех пор, пока владельцы магазинов не прекратили продавать продукты. То ли сообразили, что самим понадобится, то ли хотели подождать, когда цены из заоблачных превратятся в космические. Но только закончилось это плохо. Русский мужик всегда отличался тем, что ежели его допечь, то мало не покажется никому.

Разгоряченная толпа при подстрекательстве вездесущих бабок успела разгромить на рыночной площади два магазина, прежде чем подоспели полицейские. Майор Никитин – начальник поселковой полиции, пригрозил пристрелить особо рьяных погромщиков, после чего люди начали разбредаться, унося с собой награбленное. Этот случай с разгоном был последним проявлением прошлой цивилизованной жизни и стал первой ласточкой жизни после Апокалипсиса. Только об этом ещё никто не догадывался.

На следующий день после беспорядков Коля едва не отправился на тот свет. Виной тому был провал в почве, образовавшийся после землетрясений к югу от Усть-Лимана. Саня и Миха Селезнёвы примчались к Николаю и, перебивая друг друга, начали делиться впечатлениями от посещения провала. На шум выглянул Антон Королёв, и вскоре все четверо отправились поглазеть на природное чудо.

Дошли, поглядели. Кроме них около провала стояли ещё пара десятков человек, и каждый пытался заглянуть вниз. Но только издали – близко к краю подходить почему-то никто не желал. Саня и Миха, поскольку уже тут бывали, остались на месте, а Коля с Антохой рискнули подойти поближе к краю.

Провал был шириной метров пятьдесят, а на дне его клубился, словно живой, какой-то странный не то туман, не то дым. Антон мельком глянул и благоразумно отошел подальше, а Николай остался. Ну, что сказать? Любопытство сгубило кошку – это как раз про него.

Что-то ослепительно сверкнуло, и воздух расколол громовой раскат. Последнее, что помнил Коля, это разлетающиеся комья дымящейся глины и резкий запах озона.

Парни притащили его домой. Ни ожогов, ни следов электрического удара на теле Николая не оказалось, однако в сознание он не приходил целую неделю. Тётя Наташа, исхудавшая, с тёмными кругами под глазами, тихо и горько заплакала, когда он открыл глаза и попросил пить.

В сознание-то он пришёл, но это принесло такое… Периодически на Колю волной накатывалась жуткая головная боль, виски словно сдавливало клещами, а предметы перед глазами начинали раскачиваться и терять резкость. После каждого такого приступа он подолгу отлеживался в постели, – обессилевший, мокрый от пота, проклинающий свое глупое любопытство, едва не стоившее ему жизни. А еще он начал слышать странные голоса. Время от времени они плавно проявлялись, возникая из ниоткуда, и так же плавно исчезали в никуда. Похоже, шизофрения развивается полным ходом – больше ничем другим присутствие голосов в своей голове Коля объяснить не мог. Это было печально, и чего ждать дальше, он даже предположить боялся.

Однако постепенно приступы стали приходить всё реже, пока не сошли на нет.

Тётка не хотела лишний раз волновать контуженного молнией племянника, а потому почти ничего не рассказывала о том, что творится в посёлке. Николай только замечал, что порции еды становятся всё меньше, а круги под глазами тёти – всё темнее. Зато Антон, Санька и Миха, не забывавшие проведать друга, в каждый свой визит вываливали на болящего целый ворох новостей. И каждая из них была странной, неприятной, а то и просто страшной.

– Помнишь магазинчик на Коминтерна? – спрашивал Антоха. – "У Ашота" назывался. Говорят, вчера ночью его ограбили. Товары – ну, что там ещё оставалось, вынесли, павильон разломали. А самому Ашоту башку пробили, когда он пытался отстоять остатки своего добра. Раньше его бы выходили, а сейчас с такой раной Ашот не жилец. Больница закрыта, аптеки больше не работают, лекарств нигде не достать.

– А полиция что? – слабым голосом спросил Николай.

– Полиция всё, самораспустилась, – ответил Санька Селезнёв. – Нет её больше в Усть-Лимане. Майор Никитин явно с катушек слетел – разогнал своих подчинённых, собрал вокруг себя местных юродивых, ходит вместе с ними по посёлку и поёт очищающие гимны.

– Сумасшедший он или нет, но служебное оружие приватизировать не забыл, – пробурчал его брат-близнец Мишка. – Когда над их походным хором начали прикалываться "мэрские", Никитин достал пушку, начал по ним палить и одному даже попал в ногу.

– А "мэрские", кстати, уже почти полпосёлка под себя подмяли. Говорят, у Ивашова с Витьком серьёзные тёрки начались.

– А банда Витька весь восточный край подмяла. Говорят, три семьи заживо в домах сожгли, когда те отказались им дань платить.

– Они ещё семейство таджиков того… И даже малых детей не пожалели.

Коля слушал слухи и сплетни, начинавшиеся с пресловутого "говорят", и не верил, что всё это происходит на самом деле. Что люди, как прежде в тёмные века, вдруг начинают избивать соседей и жечь их дома только за то, что у них чуть темнее кожа, слишком раскосые глаза или нос крючком. Что они перестали ходить друг другу в гости, зато так и норовят стянуть с соседского участка всё, что плохо лежит: от дров в поленнице до ржавого и никому ранее не нужного куска железа. Что за литр бензина теперь дают столько, сколько еще недавно стоила старенькая "Лада". И что во всём поселке не сыскать дурака, который этот литр продаст.

Когда Коля настолько набрался сил, что сумел выбраться из дома, он убедился, что друзья были не просто правы – они, скорее, преуменьшали произошедшие изменения. Буквально за месяц жизнь в посёлке поменялась настолько, что Коля не верил ни собственным глазам, ни прочим органам чувств. Ещё недавно спокойные и вменяемые люди неожиданно превратились в озлобленных и подозрительных существ. Первое время после Апокалипсиса жители Усть-Лимана ещё продолжали по инерции вести прежний образ жизни: стояли в очередях в магазинах, ходили в гости, откладывали деньги на будущие крупные покупки. Каждый – от стариков до маленьких детей, надеялся, что вскоре всё встанет на свои места, что жизнь вернётся в прежнее русло. Снова начнут платить пенсии, в магазины привезут товары, появится электричество, а с ним и телевидение, мобильная связь и интернет. Нужно лишь переждать это лихое время.

Но лихое время не заканчивалось. По-прежнему где-то вдали по земле били молнии, по-прежнему там, во внешнем мире, что-то непрерывно горело, и ветер доносил до посёлка воздух, напитанный дымом пожарищ и сладковатым смрадом разлагающейся органики. Как-то раз Колю занесло в район могильника, где сжигали и хоронили заболевших свиней, и он на всю жизнь запомнил тот густой запах разложения и горелой плоти, от которого в горле возникал ком и неудержимо тянуло блевать. После Апокалипсиса такая же вонь шла в Усть-Лиман отовсюду. Даже со стороны Волги, разлившейся до размеров хорошего моря, ветер приносил запахи тухлятины, а к берегу то и дело прибивало вздувшиеся трупы людей и животных. Николай пришёл к печальному выводу: внешний мир превратился в подобие того могильника.

Что ж, он уже смирился с тем, что старой, сытой и благополучной жизни пришёл конец. И с каждым днём вместе с остальными сельчанами он будет откатывался всё дальше назад по шкале развития. Цивилизованность слетала с людей, как никчёмная шелуха, обнажая древние инстинкты, что до поры до времени дремали, убаюканные каждодневной сытостью. Людям понадобилось совсем немного времени, чтобы вернуться в первобытные времена, когда закон джунглей становится основным правилом выживания. Причём не тот красивый книжный закон, который некогда придумал Киплинг и который представлял собой свод неписаных правил для лесных обитателей. А тот, который гласил: съешь сам, или съедят тебя.

*****

Полина Степановна – мать Антона Королёва, которую Коля с детства звал "тёть Полин", была высокой, статной женщиной сорока пяти лет. До Апокалипсиса она была жизнерадостной хохотушкой, но в последний год Коля почти не слышал её смеха, а улыбку на лице женщины видел от силы пару раз. Её муж, дядька Семён, прошлой весной повёз среднего сына Димку на конкурс талантов в Питер, и вот уже больше года о них ни слуху ни духу.

Полина Степановна принялась ощипывать добытую им утку, а сам Николай отправился колоть дрова, которые вчера приволок Антоха. Судя по всему, друг поучаствовал в разборе очередного дома – в последнее время это случалось всё чаще. Орудуя тяжеленным колуном, Коля размышлял над своим "разговором" со стражем. Да, сегодня случился настоящий прорыв, а главное, голова после такого общения почти не болела. Когда-нибудь он научится по-настоящему говорить со стражами. Коля был уверен, что так и случится, потому что с каждым разом общаться с животными-мутантами было всё легче и легче.

Незаметно воспоминания перенесли его к дню первого контакта. Это случилось зимой, спустя полгода после катаклизма. Тогда Николай остался один – умерла тётя Наташа. Ушла она так же, как и жила – тихо и незаметно, просто не проснулась однажды утром. После появления незримой границы поселковое кладбище стало недоступным, поэтому покойников теперь хоронили кто где сумеет. Коля расчистил от снега место у одинокой сосны, долго жёг костёр, чтобы оттаяла замёрзшая в камень земля, и вырыл глубокую могилу. И только после этого отправился к Королёвым, чтобы мать Антона помогла ему собрать в последний путь покойную. Полина Степановна заверила Николая, что справится без его помощи, позвала ближайших соседок и ушла, а Антон отругал Колю за то, что не позвал помочь с могилой.

За короткими похоронами последовали такие же короткие поминки, после чего Полина Степановна предложила Коле переселиться к ним. Вместе веселей, безопасней да и экономней – не надо два дома отапливать. Антон мать поддержал, а его младшая сестрёнка Ксюша и вовсе запрыгала от радости – она обожала интересные истории, запас которых у друга её старшего брата был неиссякаем.

Вот так он и переехал в дом Королёвых.

Отметив девять дней – по давней традиции, а не от избытка религиозности, Коля пришёл к могиле. Стоя около припорошённого снегом земельного бугорка, он мысленно общался с тётей Наташей. Разумеется, покойная не могла ему ответить, да он и не ждал ответа. Просто сказал, что любит её и всегда будет помнить ту, которая заменила ему мать. В памяти навсегда останутся ласковые руки, гладившие его непокорные вихры, её закушенная губа, когда тётя Наташа провожала его в город на учёбу. И её глаза, сиявшие любовью и гордостью, когда он приехал в Усть-Лиман и показал ей красный диплом.

И вдруг приступ жуткой головной боли сжег все мысли. Такой же боли, какая мучила его после удара молнии. Он-то думал, что всё уже прошло – приступов не было несколько месяцев, и вдруг боль вернулась. Чувствуя, что почти теряет сознание, Николай инстинктивно присел – если и падать, то хотя бы не с высоты собственного роста. Постепенно боль начала уменьшаться, а сквозь туман, царящий в мозгах, начали пробиваться какие-то странные звуки. Это не были те голоса, что донимали его раньше. Он вдруг понял, что не один в этом замёрзшем, заснеженном поле. Рядом находился кто-то ещё, и Коля узнал это не благодаря зрению – глаза были закрыты, или слуху – в ушах не умолкал гул прибоя. Это проявилось то, что позднее он назвал шестым чувством.

Коля "слышал" неясные отголоски недовольства, усталости и, что самое странное, любопытства. Сначала он решил, что всё, допрыгался, и кукуха его поехала окончательно. Но когда он открыл глаза, то увидел метрах в пятидесяти от себя одинокого стража – большую лохматую собаку, которая не сводила глаз с Николая. Похоже, именно его присутствие и стало причиной приступа, потому что постояв с минуту, пёс неторопливо удалился, и странные ощущения в голове тут же пропали.

Он провожал пса глазами и размышлял, как изменился мир. Выглядела эта собака обычным "двортерьером" – лохматая шерсть, вислые уши и хвост колечком. Вот только размерами псина превышала датского дога. Этот пёс появился после Апокалипсиса. Откуда – никто не знал. Просто появился и всё. Он стал вожаком у бродячих собак – тех, что сбежали из Усть-Лимана или сбежались из окрестных разорённых поселений. Эти дворняги по прихоти природы вдруг стали крупнее и обзавелись жутковатыми красными глазами. А те псы, что по-прежнему жили в посёлке с людьми, ничуть не изменились и до дрожи в лапах боялись своих собратьев-мутантов.

Раньше относительно безобидные собачьи стаи теперь превратились в смертельную опасность для всех, кто решался покинуть посёлок. Стоило человеку пересечь невидимую черту, как огромные псы бросались на него и рвали в клочья. Несколько раз местные охотники пытались проредить стаи собак-убийц, но быстро поняли бесполезность этого занятия. Во-первых, капсюли и порох стали на вес золота, а во-вторых, на месте одной убитой псины появлялось пять, а то и десять лохматых стражей.

Водные просторы стерегли огромные выдры и гигантские сомы, утаскивавшие в глубину не только людей, но даже целые лодки. А немногие выжившие рыбаки божились, будто бы видели трехметровых щук с зубами, как у заправских акул.