Психотерапия вам не поможет

Так вот. Если из себя убрать страх, заниматься дизайном становится по-настоящему легко и приятно. Да и не только дизайном, наверное. Но еще год или два назад, если бы меня спросили, чего я боюсь, мне бы в голову не пришло сказать что-либо из того, что я сегодня здесь написала. Проблема в том, чтобы вылавливать эти вещи из бессознательного и осознавать их, как бы ни было стремно и страшно признаваться себе, например, в зависти, страхе "потерять лицо" или в том, что до дрожи боишься чьей-то критики.

Не настолько плохо бояться, все-таки еще хуже – это пытаться сделать вид, что это совсем не так. И что творческий кризис приходит и уходит "сам по себе", как та кошка…

***

Почему мир такой нелогичный, бесчеловечный и безнадежно больной

Иногда кажется, что ты просто не умеешь адаптироваться. Что ты слишком чувствительный, слишком ранимый, слишком “не в ресурсе”, чтобы принимать этот мир как есть. Что все вокруг как-то справляются, а ты один сидишь с перекошенным от ужаса лицом, глядя на бюрократию, политику, правила, социальные шаблоны и внутренне орёшь: «Какого хуя?»

А теперь хорошая новость: ты не сумасшедший.

Ты просто всё ещё живой.

Потому что сумасшедший – это не ты. Это мир, который поставил всё с ног на голову и называет это порядком. Мир, в котором ты не можешь просто построить дом, не пройдя через полгода бумажного ада. Где нельзя умереть, пока ты не заполнил двадцать три формы. Где никто не может тебе помочь, пока не поставят штамп. Где забота превращается в услугу, а страдание – в административную единицу.

Ты растёшь и сталкиваешься с системой власти, построенной не на разуме, а на страже у двери. С чиновниками, которым глубоко насрать, есть ли у тебя душа. С полицией, чья работа – не защищать, а контролировать. С государствами, чья главная функция – охранять самих себя. С религиями, которые давно утратили святость, но по-прежнему требуют преклонения. С мужчинами, считающими себя центром мира, просто потому что у них есть яйца. С женщинами, обученными поклоняться этим яйцам. С институтами, которые наказывают тех, кто задаёт вопросы. С наукой, которая зависит от грантов. С медициной, которой выгодно, чтобы ты болел.

Ты живёшь в мире, где абсурд – это система, а любой здравый смысл – подозрителен. Где у тебя забирают время, свободу, выбор и заставляют благодарить за безопасность. Где каждый день похож на симулятор, в котором тебе нужно не жить, а соответствовать. Где ты заполняешь анкету, чтобы получить справку, что имеешь право заполнить анкету. Где вместо истины – процедура. Вместо совести – политика. Вместо логики – «так принято».

Тебе говорят, что мир несправедлив. Но это не просто несправедливость. Это активная, институционализированная бесчеловечность. Это устроено так, чтобы лучшие не могли пробиться, а худшие закреплялись. Это не искажение – это ядро. Нарциссы, социопаты, манипуляторы и пустые оболочки пробиваются наверх не потому, что ты не стараешься, а потому что именно под них и заточен этот мир.

Если ты умеешь чувствовать, думать, видеть причинно-следственные связи и задавать неудобные вопросы – ты опасен. Неэффективен. Неудобен. Ты не впишешься в корпоративную иерархию, в научную систему, в традиционную семью. Потому что везде правит не интеллект, не эмпатия, не честность, а социально одобренный нарциссизм. И если ты не адаптируешься – тебя выдавят.

И всё это подаётся как «жизнь». Как «взросление». Как «так устроено, смирись». Но нет – это не “устроено”, это уничтожено. Это не порядок, это подмена порядка. Это не стабильность, это дрессировка. Это не цивилизация, это глобальный глюк, натянутый на миллиарды лиц, чтобы никто не задавал главный вопрос: а почему мы вообще живём в таком дерьме – и делаем вид, что всё нормально?

Культ фальши

Мы живём в мире, где лгать – не стыдно, а честность невыгодна. Где важно не быть, а выглядеть. Где контент важнее смысла, где упаковка важнее сути, а успех меряется охватами. Искусство перестало быть искусством в тот момент, когда его начали адаптировать под «целевую аудиторию». Когда вопрос «зачем ты это делаешь» сменился на «что зайдёт». Когда текст стал «продуктом», а музыка – «треками для плейлиста». В мире, где всё должно быть быстро, удобно и продаваемо, подлинность считается странностью, которую нужно «переформулировать».

Если ты создаёшь не для рынка – ты маргинал. Если не упрощаешь – ты непонятен. Если не продаёшься – ты глуп. Настоящее здесь не нужно, потому что оно невыгодно – оно “не вовлекает”, оно требует времени, глубины, молчания – а это не конвертируется в просмотры. Современная культура устроена так, чтобы всё настоящее казалось устаревшим. А всё пустое – блестящим.

Ты можешь делать что-то честное, яркое, важное – и это не получит ни отклика, ни площадки, ни возможности быть увиденным. Не потому что плохо, а потому, что не заточено под алгоритм. Потому что ты не выучил язык мёртвой рекламы, не встроился в эстетику обложек, не написал описание, которое «удержит внимание». Твоя ошибка в том, что ты делал что-то по-настоящему, а настоящее здесь считается неконкурентоспособным.

Бренд – важнее содержания, презентация – важнее опыта. И если ты хочешь быть услышан, тебе приходится играть. Придумывать, как «упаковать» себя, как «сформулировать ценность», как «донести до аудитории». Как будто ты не человек, а линейка товара. Даже когда ты пишешь о боли – ты должен подбирать правильный шрифт. Даже когда ты снимаешь фильм – ты должен считать хронометраж и «точки удержания». Всё настоящее просеивается сквозь фильтр. И если не проходит – считается нерелевантным.

Мир не просто болен – он учится игнорировать живое. Он учится не видеть. Учится пролистывать всё, что не оформлено под ожидание. И это не случайно. Потому что если бы живое осталось на виду – система рухнула бы.

Маркетинг не может переварить подлинность. Алгоритмы не могут показать боль, поэтому тебя учат быть другим. Даже в искусстве, даже в слове. Тем более – в чувстве.

Самое страшное даже не в том, что всё стало фальшивым. Самое страшное в том, что фальшь – теперь стандарт. Норма. Религия. И если ты не играешь – ты вне игры. Если ты не продаёшь – ты не существуешь. Если ты не соответствуешь эстетике, тренду, алгоритму – тебя просто не видно. Настоящее не просто игнорируют – его даже не считывают как сигнал.

Ты можешь сделать что-то настоящее – текст, музыку, вещь руками, фильм, рисунок, просто слово – и ты знаешь, что оно живое, что оно цепляет, что оно не из каталога. Но оно никому не нужно. Потому что оно не упаковано. Не с оптимизированным заголовком. Не в тайминг. Не с правильной рамкой. Без хештегов. Без охвата. Без лайтовой подачи для уставшего сознания. Ты сделал вещь – а от тебя ждут контент.

Или ты делаешь что-то не для продаж – а тебе говорят: ты не умеешь себя продвигать. Ты не сформулировал ценность, не написал оффер, не выстроил воронку. И ты смотришь на это и думаешь: а вы вообще помните, зачем это всё началось? Когда искусство стало товаром? Когда мысль перестала быть ценностью, если её нельзя красиво выложить в карусель? Когда глубина перестала «заходить»?

Фальшь перестала быть исключением. Сейчас именно настоящее выглядит странным, подлинное – непродаваемым, живое – неуместным. В мире, где всё стало маркетингом, искренность воспринимается как ошибка интерфейса, как технический сбой – как будто ты не туда попал. И тебя мягко, почти вежливо выталкивают – не бойко, не в лицо, а алгоритмом. Молчанием. Пролистыванием.

Всё, что не вписывается – становится невидимым.

И всё, что блестит, шевелится и вовлекает – становится успешным.

Не потому что это хорошо.

А потому что вирус стал системой.

Ты живёшь в мире, где нужно объяснять, зачем быть настоящим. А ложь уже встроена по умолчанию. Это больше не подмена, это архитектура, в которой упаковка съела содержание, а форма – выдавила суть.

Мадам, на кой вам столько баночек?

16 мая, 2012

Местонахождение: BsAs

Я вот помню, когда в Москве жила, была у меня в ванной целая куча всяких баночек и бутылочек. Шампуни, кондиционеры, ополаскиватели, всякие пенки для укладки, кремы для кожи и рожи, и прочее косметическое говно. И я всем этим активно пользовалась, искренне веря, что все эти достижения химической промышленности приносят какую-то пользу.

Уезжая из России, я взяла с собой минимальное, как мне тогда казалось, количество баночек и бутылочек, с которыми никак не хотелось расставаться. В Эквадоре по мере того, как содержимое баночек и бутылочек заканчивалось, баночно-бутылочный багаж естественным образом уменьшался, но еще оставалась косметичка.

В данный момент декоративной косметикой я вообще не пользуюсь, у меня есть только один крем – самый простой и универсальный, на случай какого-нибудь местного раздражения или пересушенности, но и это еще не все :)

У меня нету не то что кондиционера для волос, у меня и шампуня нету. Как и геля для душа. Весь этот вагон бытовой химии мне успешно заменяет бутылка жидкого мыла. Я им еще и посуду мою по мере надобности.

В общем, че я могу сказать.

Никакой, сука, разницы.

По-моему, это просто наебка такая – налить одно и то же в разные бутылки, наклеить разные этикетки, покрасить в разные цвета и добавить разные ароматизаторы, чтобы люди думали, что одной бутылкой ну никак нельзя обойтись нормальному человеку, а надо как минимум три, а лучше пять. А еще есть так называемые люкс-наебки и профессиональные наебки. Это когда стоимость бутылочки шампуня приближается к цене виски 25-летней выдержки.

А от того, что я кремами не пользуюсь, выглядеть я стала только лучше, по-моему.

Так что говно это всё.

А тут сейчас в Аргентине на рекламе косметики стали писать: "Изображение человека в этой рекламе было отретушировано и/или модифицировано цифровым способом". И модель такая, вся пластмассовая, рекламирует крем от морщин. Феерическая наебка, которая сама же в этом мелкими буквами признаётся.. :) Только в больном на всю голову обществе косметическая индустрия могла раздуться до таких потрясающих масштабов.

***

Ты смотришь на это всё – на маркетинг, на упаковку, на культуру, где важна не суть, а подача – и если у тебя ещё остались работающие нейроны, ты начинаешь подозревать неладное. Потому что это не просто про вкусы – и не про поколение. И не про то, что «мир изменился». Это – нарциссизм. По всем признакам, по чистой диагностике. Только не индивидуальной – системной.

Здесь всё заточено под то, чтобы быть увиденным, а не быть. Под то, чтобы нравиться, а не существовать, чтобы удерживать внимание, но не иметь смысла.

Тебя учат не чувствовать, а демонстрировать, производить, красиво формулировать позицию. Это не случайно. Это не эволюция культуры, это отбор – системный, планомерный, беспощадный. Отбор в пользу нарциссического паттерна – не у людей, а будто бы у самой реальности.

И если ты всю жизнь чувствовал, что что-то не так – что всё будто разыгрывается по какому-то чужому, бездушному сценарию, где правды нет, где глубина – недостаток, где честность воспринимается как слабость, а эмпатия – как дисфункция, то ты ничего не выдумал. Этот сценарий действительно существует. Его действительно кто-то написал. И написал его не мудрый правитель, не философ, не совет старейшин.

Его написал нарцисс.

Системный, хладнокровный, расчётливый нарцисс, одержимый властью, статусом и иерархией. И звали этого мудака – Хаммурапи.

Великая тайна цивилизации: нарциссический бред, высеченный в камне.

Почему одни люди веками ищут "просветление", другие создают витиеватые философские теории, а большинство просто живёт по правилам, которые противоречат здравому смыслу?

Что если я скажу, что разгадка этой тайны куда проще и нелепее, чем может показаться?

Пиздец, который правит миром

Вся наша "великая цивилизация", все философские учения, религиозные доктрины, юридические системы, моральные кодексы – все эти сложные конструкции, возможно, созданы для объяснения и оправдания… нарциссического бреда одного древнего вавилонского царя.

И нет, это не шутка.

Исследователи тысячелетиями пытаются понять, как возникли первые государства, почему люди подчиняются закону, откуда взялись моральные нормы. Они создали сотни теорий, написали тысячи книг. А ответ лежал буквально на поверхности – на поверхности древнего базальтового столба, где Хаммурапи высек свой бред о собственном величии.

В 1754 году до нашей эры вавилонский царь Хаммурапи создал один из первых известных всеобъемлющих сводов законов. И вот что интересно: треть текста этого кодекса – это не законы. Это преамбула, где Хаммурапи рассказывает, какой он охуенный.

Начинается она так:

«Когда величественный Ану, царь ануннаков, и Энлиль, владыка небес и земли, определяющий судьбы земли, вручили Мардуку, первородному сыну Эа, господство над всеми людьми… тогда Ану и Энлиль призвали меня, Хаммурапи, славного, богобоязненного князя, для водворения в стране справедливости…»

И дальше этот древний псих на нескольких страницах перечисляет около пятидесяти титулов и эпитетов, которыми сам себя награждает. «Я – пастырь», «я – могучий царь», «я – божественный царь царей», «я – мудрый», «я – совершенный»…

Это не просто закон. Это камень, в который Хаммурапи высек своё эго на тысячелетия вперёд.

Диагноз прямо из учебника

Знаете, что самое смешное? Если открыть современный справочник по психиатрии DSM-5 и посмотреть критерии нарциссического расстройства личности, то Хаммурапи один-в-один подходит под все пункты:

Грандиозное самомнение – считает себя исключительным, избранным богами.

Фантазии о безграничном успехе и власти – представляет себя всесильным правителем, чьё имя будут помнить вечно.

Вера в собственную уникальность – только он способен создать идеальные законы.

Потребность в восхищении – высекает свои достижения в камне для вечного поклонения.

Чувство привилегированности – его слово должно быть законом на все времена.

Эксплуатация других – создаёт систему, которая обслуживает его видение мира.

Отсутствие эмпатии – законы жестоки и не учитывают человеческие обстоятельства.

Зависть или убеждённость, что другие завидуют ему – угрожает страшными карами тем, кто посмеет изменить его законы.

Высокомерное поведение – весь текст пропитан самовосхвалением.

Если бы он пришёл сегодня к психиатру, диагноз был бы очевиден. Но вместо этого он создал первую модель правовой системы, которая стала образцом для всех последующих.

Как работает эта патология

Гениальность (или безумие) Хаммурапи заключалась не в самих законах. Его настоящим "достижением" стало создание системы, которая увековечивает патологические нарциссические структуры власти:

Он сделал свой нарциссизм вечным, высекая его в камне. Это была первая "флешка" человечества, на которую записали вирус нарциссической власти.

Он связал свой авторитет с богами, поставив его вне обсуждения и критики. "Меня выбрали боги" – это первая и самая успешная манипуляция властьимущих.

Он создал чёрно-белую систему морали: добро/зло, хорошо/плохо, награда/наказание – без полутонов и нюансов. Эта бинарность стала основой всех последующих моральных систем.

Он увековечил наказание как основной способ контроля. Не понимание, не исправление, а именно кара за отступление от правил.

Он создал административные расширения своей личности – чиновников, судей, которые продолжали функционировать как его заместители после его смерти.

Как это стало глобальной патологией

Самое поразительное не в том, что Хаммурапи был нарциссом. Такие люди существовали во все времена. Поразительно то, что его личная патология превратилась в глобальную систему, которая существует до сих пор.

Посмотрите на современные правовые системы:

Судьи в мантиях (символическая замена царской одежды)

Торжественная архитектура судов (храмы нового времени)

Клятвы и ритуалы (сакрализация власти)

Наказание как основной инструмент (средневековая логика мести)

Чёрно-белые категории виновности (без учёта сложности человеческой жизни)

Все эти элементы – прямые наследники кодекса Хаммурапи. Мы до сих пор живём в мире, структурированном по образу и подобию нарциссического расстройства личности одного древнего чувака.

Теперь становится понятно, почему наш мир так часто кажется абсурдным. Он и есть абсурдный, потому что построен на патологии!

Власть не служит людям – она изначально создана для обслуживания нарциссического эго правителя.

Законы часто бесчеловечны – они не для того, чтобы сделать жизнь лучше, а для того, чтобы зафиксировать систему контроля.

Правила противоречат здравому смыслу – они отражают не реальность, а искажённое восприятие нарцисса.

Общество наказывает, а не помогает – потому что наказание было встроено в самую основу системы.

Поиски просветления так сложны – потому что приходится преодолевать тысячелетние слои нарциссической лжи.

И самое смешное: мы создали целые научные дисциплины – философию, юриспруденцию, политологию, социологию, психологию – чтобы объяснить и рационализировать эту патологию! Мы приняли её за норму и потратили тысячелетия, пытаясь понять её глубинный смысл.

А смысла-то и нет.

Но чтобы понимать, как вообще такое стало возможным, нужно заглянуть в контекст. Хаммурапи не взял власть на пустом месте – он пришёл не как молния среди ясного неба, а как реакция на экологическую и социальную катастрофу.

К началу II тысячелетия до н.э. Месопотамия входила в фазу глубокого системного кризиса, вызванного масштабной засухой. Уровень воды в Тигре и Евфрате упал, пересохли ирригационные каналы, сельское хозяйство пришло в упадок, начался голод. Люди покидали центральные районы, города разрушались, прежние хозяйственные и политические связи распадались. Уже тогда в регионе существовали развитые формы организации: советы старейшин, храмовые структуры, местные вожди, – всё это составляло относительно сбалансированную сетевую модель управления, в которой порядок удерживался через ритуалы, традиции и взаимные обязательства, а не через централизованное принуждение. Но с началом экологического и экономического коллапса прежняя структура оказалась неспособна справиться с масштабом разрушения, не потому что была плоха или примитивна, а потому что была построена на иной логике – на согласии, а не на насилии.

Когда рушатся базовые условия жизни, децентрализованные системы оказываются уязвимыми перед захватом, и именно в этот момент появляется новая форма власти – не координирующая, а подчиняющая. Хаммурапи использует эту точку уязвимости, не для восстановления старого порядка, а для внедрения новой архитектуры: вертикальной, централизованной, основанной не на взаимных связях, а на контроле. Он не реформирует систему, а переписывает её фундамент – и делает это буквально, высеканием закона в камне. То, что могло быть временной мерой, превращается в вечную структуру. И именно потому, что прежний порядок находился в фазе распада, новая форма контроля была принята как единственно возможная.

Паразит всегда захватывает через слабое место. Он не штурмует живое – он входит туда, где нарушен резонанс. В случае Месопотамии этим местом стала экологическая катастрофа, которая обнулила предыдущие формы устойчивости. И вместо восстановления старой ткани пришло нечто новое – не живое, но стабильное. Хаммурапи не изобрёл насилие. Он просто нашёл форму, в которой насилие можно зафиксировать, сакрализировать и передавать дальше. Именно потому его код стал не просто системой – он стал началом новой онтологии.

Разделяй и властвуй

Принцип «разделяй и властвуй» – это не просто политическая стратегия. Это ядро всей системы управления, восходящее к тем же основаниям, что и Парадигма Хаммурапи. Если Хаммурапи устанавливает вертикаль через закон, то разделение обеспечивает контроль через фрагментацию. Вместе они формируют не просто структуру власти, а среду, в которой сопротивление становится невозможным, потому что субъекты изолированы, заняты борьбой друг с другом и не видят самой архитектуры, которая стоит над ними.

«Разделяй и властвуй» действует на всех уровнях: между странами, между классами, между полами, поколениями, отдельными людьми. Механизм во всех случаях один: субъектов сталкивают, создавая поле конкуренции, взаимного подозрения и страха. В этой фрагментированной среде невозможно выстроить общее понимание – каждый занят защитой, доказательством или удержанием позиции. При этом сама структура, организующая эти конфликты, остаётся за пределами обсуждения.

Разделение может быть не только грубым, но и культурным, символическим, психологическим. Женщина соперничает с женщиной за внимание мужчины, не осознавая, что сама логика нуждаемости навязана системой. Работник конкурирует с работником, не задавая вопроса о справедливости распределения. Ребёнок защищается от родителя, родитель – от ребёнка, и ни один не ставит под сомнение правила, по которым любовь измеряется дисциплиной.

Наиболее опасной формой этого механизма является псевдообъединение – когда разрозненные участники склеиваются под флагом нормы и направляют агрессию на тех, кто выходит за её пределы. Объединение против «других» – геев, женщин, курильщиков, мужчин – есть не отказ от разделения, а его более жёсткая форма, замаскированная под единство. Это не солидарность, а алгоритм подавления, легитимизированный изнутри.

Этот принцип работает даже внутри мышления: бинарная логика «или-или» воспроизводит ту же схему фрагментации. Пока человек мыслит в категориях выбора между двумя заранее заданными позициями, он уже встроен в сценарий, в котором ему отведена функция. Поэтому отказ от бинарного мышления – не просто философский жест, а практическое освобождение.

«Разделяй и властвуй» – это не только про управление массами, это про блокировку возможности признать другого равным. Пока ты видишь в нём конкурента, угрозу или отклонение – ты воспроизводишь структуру. Только выход из этого сценария, восстановление прямого контакта без позиции сверху, делает возможным разрушение самой архитектуры. Потому что система держится не на принуждении, а на согласии. Пока ты принимаешь рамку – власть в ней уже не нуждается в прямом насилии.

Что происходило в остальном мире во времена Хаммурапи

Если отступить на шаг назад и посмотреть на мир в тот же период – примерно XVIII век до нашей эры – становится ясно: говно начало завариваться не в одном месте. Параллельные процессы централизации власти, закрепления иерархий и зарождения систем контроля шли в разных регионах. Каждая из этих систем со временем сформировала собственную версию системы. И хотя между ними были культурные и географические различия, суть происходящего была пугающе схожей.

Египет: централизованный культ мертвых

В Египте в это время правил Сенусерт III – один из самых авторитарных фараонов Среднего царства. Он централизовал власть, подавил местных номархов и провёл экспансии в Нубии. Египетская модель – это уже не просто культ умерших, а культ централизованного контроля, где фараон – полубог, а ты – функция. Это и был свой местный Хаммурапи, просто в антураже пирамид и саркофагов.

Индия: цивилизация без надписей и с загадочным крахом

Индская цивилизация (Хараппа, Мохенджо-Даро) была в упадке. Причины до сих пор неясны: климатические изменения, катастрофы, внешние вторжения? Но интересно то, что их система, в отличие от Месопотамии, не оставила нам явного следа юридического насилия. Нет ни глыб, ни божественных наказаний. Возможно, именно поэтому она исчезла. Слишком менее заражённая системой? Или, наоборот, слишком беззвучная, чтобы сопротивляться?

Китай: начало пути к империи

На территории Китая формировалась династия Ся. Хотя доказательств её существования мало, считается, что именно в это время зарождаются структуры, которые позже вырастут в тотальную централизованную машину. Китай пошёл своим путём, но система там тоже дала корни – через культ порядка, ритуала и послушания.

Кавказ и доколумбова Америка: альтернативные сценарии