Красный Клевер

– Ты тоже это видишь? – Кивнула она в сторону матери-настоятельницы. – Она наш ангел-хранитель.

– Да. – Тихо выдохнула я, всё ещё ощущая дикий жар по всему телу.

Я попыталась снова подняться, но ноги подкашивались, руки становились ватными, у меня даже поднять их сил особо не было. И я вернулась на спинку твёрдой скамьи.

Проснулись мы явно задолго до рассвета, луна всё ещё освещала Чертог, но уже с другого положения. Я чувствовала себя лучше, но всё ещё присутствовала дрожь в коленях. Веки продолжали слипаться, ведь ночью удалось спать очень мало. Я то и дело просыпалась и засыпала. Мать-настоятельница всё время была рядом и передавала нам по очереди стакан с водой, который мы с завидной регулярностью осушали.

– С добрым утром! – Радостно объявила мать-настоятельница, пока я протирала лицо рукавом. – Как спалось?

– Нормально. – Зевнула я, даже не стараясь прикрывать рот и при этом замечая, как она тоже зевнула, а за ней Рут.

Дверь в Чертог с тяжёлым скрипом открылась, священник ввалился внутрь как к себе домой. Но я не могла отделаться от мысли, что с ним что-то не так, особенно после увиденного. Может это было под влиянием жара, но такое трудно развидеть и принимать его за обычного человека.

– Уже проснулись? – Оглядел он нас всех, скрепив руки за спиной. – Они пили воду? – Я уже собиралась открыть рот, как мать-настоятельница ответила за нас.

– Нет. – Тут же поджимаю губы, оглянувшись на Рут. На её лице было то же недоумение.

– Отлично. Пора.

– Он уже здесь? – Встряхнула мать-настоятельница свою рясу, делая нам знак тоже вставать.

– Да, ждёт в молельной.

Как только мы оказались в замкнутой молельне, тут же приметила все завешанные окна, и какую-то нестесненную тьму под светом свечей. Дверь за нашими спинами закрылась, из тени выбрался странный мужчина, у него даже запах был другим.

Его фигура словно вырезанная из тёмного мрамора, строгая, холодная, но в то же время завораживающая. Тёмные волосы, слегка растрёпанные, падали на лоб, обрамляя резкие черты лица. Тёмные глаза, будто шторм в открытом море, резко поднялись на мать-настоятельницу, излучая недовольство, но тут же переключились на нас. В этом человеке не было ни капли тепла, только ледяной интерес, от которого внутри всё сжалось.

– Надо было сказать, что новое задание связанно с очередными детьми. – Голос был глубоким, слегка угрожающим, но в нём звучала ленивая насмешка, как у человека, который видел слишком многое, чтобы удивляться.

– А ты бы явился?

Меня охватывает паника. Спина сама собой вжалась в дверь, будто я пыталась убежать, хотя ноги не слушались. Это он. Я помню его. Настоятельница говорила именно с ним пару лет назад. От этого человека всегда исходил странный запах, смешанный с чем-то притягательным, но одновременно пугающим. Именно он тогда заставил меня дрожать, и это чувство не прошло до сих пор.

Чёрные глаза, холодные, как ночное небо, вновь упали на нас. Они прожигали, проникая в самые глубины, разглядывая каждую эмоцию, каждое движение. Заставлял чувствовать себя маленькой мышью.

– А мне за это что? – Приподняв бровь и небрежно засунув руки в карманы чёрных брюк начал он двигаться плавно и уверенно в нашу сторону. Выглядит как тот самый человек, который привык управлять всем вокруг, не задавая лишних вопросов.

– Информация. – Сдержанно произнесла мать-настоятельница.

– Как всегда. – Фыркнул он, уголки его губ поднялись, но радость не коснулась остального лица. – Давай что-нибудь по существеннее. – Я поймала взгляд матери-настоятельница, когда она строго смотрела в мою сторону.

Мать-настоятельница напряглась, но попыталась сохранить холодную невозмутимость.

– Не здесь.

– Здесь. – Его голос звучал как приговор. – Хочешь обучать новеньких, показывай, как это бывает. Что я получу взамен нового задания?

– Меня. – Долго не думая, словно уже зная ответ, процедила она.

Дыхание сбилось. Слова прозвучали слишком тихо, но я услышала их. Он наклонил голову, изучая и подмечая каждую мелочь.

– Прямо сейчас? – Его удивление было наигранным, но в нём звучала ирония. Сел на один из свободных стульев, небрежно скрестив руки. – Ни стыда, ни совести, Агнес. – Я совершенно не понимала о чём речь, да и вряд ли хотела бы знать.

– Я мать-настоятельница. – Гордо заявила она, мельком оглянувшись на нас. – Девочки, выйдите, пожалуйста на пару минут. – Я уже потянулась к ручке, но не успела открыть дверь, как рядом оказалась грубая рука, перехватила дверь и перекрывая путь.

– Так не пойдёт. – Холодно сказал он, оценив меня одним быстрым движением головы.

– Прошу, не будь козлом. – Вздохнула мать Агнес, отшатнувшись на полшага. – Им слишком рано такое знать.

– А мне плевать, – он повернул ключ в замке, забирая его себе и направляясь обратно к стулу. Оказавшись на пути к матери-настоятельницы, он продолжил: – Выполняй свои условия, или я просто уйду.

Она ничего не сказала. Просто подошла к нему закатав рукав своей рясы и протягивая руку. Её взгляд был твёрд, но губы слегка дрожали, будто она боролась с собой. Когда он ухмыльнулся, мелькнули острые клыки, угроза, скрытая за маской спокойствия.

Наклонился к её запястью, клыки пронзили кожу, время, казалось, замерло. Мать-настоятельница стиснула зубы, пальцы свободной руки вцепились в спинку стула. Тело дёрнулось, будто она пыталась сопротивляться чему-то внутри себя. Вскоре напряжение сменилось чем-то другим, плечи расслабились, дыхание стало рваным, а лицо слегка раскраснелось. Приоткрыв губы глотаю воздух.

Парень вжимался в её руку сильнее, держа её за запястье и талию, как будто он черпал не только кровь, но и силу. От этого зрелища я почти закричала, но вместо этого застыла, чувствуя, как холодный страх приковывает к месту. Вдруг он поднял взгляд, сверкающий кроваво-красным светом, встретился с моим. От этого я вжалась в дверь сильнее. Пальцы дрожали, когда я дёргала за ручку, но та не поддавалась. Паника нарастала, пока воздух не наполнил металлический запах крови, от которого комок застрял в горле.

– Продолжим, – его голос раздался за моей спиной, низкий, хрипловатый, как рычание зверя.

Я ощущала его приближение каждой клеткой тела. Страх и любопытство смешались, не давая сделать ни шага. Медленно обернувшись, он опускается на корточки слегка опрокинув голову, двигается с пугающей грацией, пока другие сёстры вжались друг в друга у свободной стены.

– Не стоит бояться, – он заговорил тихо, со странной тенью на лице. – Ты ведь храбрая девочка, правда?

Его рука протянулась ко мне, как будто бы невинно. Машинально подняла руку, но вместо того, чтобы поддаться его движению, вскинула ею, целясь маленькими пальцами в его глаза, но он двигался быстрее, чем я успевала осознать. Перехватил мою кисть с такой лёгкостью, будто играл. Сжал моё запястье достаточно крепко, чтобы я почувствовала давление, но не боль.

– Не дергайся, – его голос прозвучал так спокойно, будто мы обсуждали нечто совершенно будничное.

Я попыталась выдернуть руку, но он даже не шелохнулся. Вместо этого переведя внимание на мне замер, будто изучал каждую черту. Чернота вспыхнула короткой искрой, а в уголках губ появилась незаметная насмешка.

– Быстрая реакция, – подался чуть ближе. – Но этого недостаточно, чтобы выжить.

Холод пробегает по позвоночнику. Хватка ослабла, но не настолько, чтобы я могла освободиться. Он отпустил моё запястье только тогда, когда я уже устала дёргаться.

– Мать-настоятельница учила как защищаться, – пробормотала я, отступая на шаг, гордость мешала показать страх.

– Она не научила главному: иногда лучше не сопротивляться. – Его тон сменился на насмешливый, и как ни в чём не бывало, вынул из кармана пальто конфету, держа за обёртку. – Давай успокоимся. – Рот начал наливаться слюной. Сладости нам редко предлагали.

– Ч-что? – Ошеломлённо моргнула я, удивлённая внезапной сменой тона.

– Не доверяешь? – Склонил он голову, будто изучая мою реакцию. – Оно и верно, ты же не знаешь, откуда она. – Добавил он, поворачивая запястье и перекатывая завёрнутую карамель между пальцами. Прежде чем я успела что-то сказать, он легко бросил конфету в воздух, поймал и сунул обратно в карман, точно так же как несколько секунд назад поймал мою руку. – Ладно, к делу, – произнёс он, сжимая мои пальцы чуть крепче. – Посмотрим, как работает ваша сыворотка.

Взгляд снова задержался на мне, и я поняла, что каждое его движение, каждая деталь в нём подчёркивают его превосходство. Даже то, как он держал мою руку, казалось, демонстрировало безграничный контроль.

– Посмотри мне в глаза, – он слегка склонился передо мной, будто с насмешливым уважением.

– Не хочу.

– Надо, – голос стал чуть более жёстким.

На заднем фоне мать-настоятельница, придерживая своё запястье, слабо кивнула, пытаясь выглядеть невозмутимой, хотя её лицо оставалось слегка раскрасневшимся, а дыхание неровным.

Я неохотно подняла голову. Глаза начали светиться холодным бордовым светом, завораживающим и отталкивающим одновременно. Весь мир за его пределами исчез, проваливаюсь в пустоту. Воспоминания поплыли передо мной: мой приезд в это место, первая встреча с матерью-настоятельницей, тренировочное поле, и то, что я бы предпочла забыть зажмурившись. Всё это всплывало, но ничего лишнего, ничего, что он хотел бы выудить.

– Открой глаза, – произнёс он твёрдо. – Как давно вы здесь?

– Неделю, – машинально отвечаю, переступая с ноги на ногу.

– Очень хорошо, – кивнул он, явно довольный. – Знаешь, как меня зовут? – Голос вдруг стал мягче, но за этой мягкостью чувствовалась угроза.

Я упрямо сжала губы, делая вид, что думаю, и выдала:

– Козёл?

Мать-настоятельница засмеялась, смех прозвучал неожиданно громко, наполняя комнату. Парень обернулся на неё, его лицо на мгновение стало совершенно пустым. Затем он вздохнул, проводя рукой по волосам.

– Да, пусть будет так, – начал зазывать вторую девочку. Его движения были размеренными, почти ленивыми, но в них чувствовалась скрытая мощь.

Получив от незнакомца ключ, я моментально выбежала из молельни, так и не дождавшись Рут. Побежала на кухню, украла буханку хлеба, воду и сложила всё аккуратно в корзинку. Выбежав из монастыря, через заднюю калитку вышла в лес, приближаясь к месту, где меня обычно ждал Бьёрн. Хвойный воздух обнимал влажной прохладой, в траве всё ещё блестели капли росы, а мир казался неподвижным. Я ускорила шаг, с нетерпением всматриваясь в тёмные очертания деревьев.

Но Бьёрна нигде не было.

Сердце сжалось от беспокойства. Я прислушивалась к каждому шороху, но слышала только шелест листвы и редкие птичьи трели. Может, он ушёл? Или, не дай Бог, с ним опять случилось что-то страшное? Или, как и все, забыл меня. Я прижала корзину к груди и сделала ещё несколько шагов вперёд, надеясь увидеть его белую шерсть между деревьями.

Вдруг лес ожил. Тяжёлый топот лап разорвал тишину, смешиваясь с еле уловимым низким воем. Ветер донёс этот звук прямо к ушам, заставив кровь заструиться быстрее. И вот, из глубины леса вырвалось белое пятно, стремительное как молния.

– Бьёрн! – Сорвалось с моих расплывшихся в улыбке губ.

Я сделала шаг вперёд, уже представляя, как склонившаяся ко мне морда осторожно ткнётся в мои ладони. Но мой радостный крик замер на полуслове, когда передо мной возник он. Высокий, неестественно быстрый, с чёрным, как уголь пальто, трепещущим на утреннем ветру. Тот самый вампир. Мгновение, и его рука схватила Бьёрна за шкирку. Волк зарычал, извиваясь в крепкой хватке. Почему он здесь? Услышал вой?

– Пусти Бьёрна! – Крик вырвался прежде, чем я осознала. Я рванула вперёд, но он лишь посмотрел на меня, как будто я была не больше раздражающего комара.

– Такой красивый зверь, – произнёс он, будто разглядывал редкую драгоценность. – Он вообще-то кусается.

Челюсти Бьёрна вцепились в его руку. Клыки волка пробили кожу, вылизывая и сглатывая пролитую кровь, но вампир даже не морщился. Вместо этого он повернул голову ко мне, чуть приподняв бровь, будто предвкушая мою реакцию.

– Пусти его, слышишь?! – Дрожащими руками держала я корзину, готовая в следующую же секунду швырнуть ею ему в лицо.

– А если не пущу? – Протянул он, с силой отталкивая волка от себя. Тот вмиг вскочил на лапы, шерсть на загривке встала дыбом.

Бьёрн рычал низко, угрожающе. Его тело было напряжено, отражая только яростью. Он стоял между мной и вампиром, опустив голову и готовясь к прыжку.

– Даже мне начинает казаться, что ты важнее, чем выглядишь, – обмолвился он, делая шаг назад. – Надеюсь он защитить тебя от страшных и злых вампиров.

Вампир чуть склонил голову, будто прислушивался к чему-то внутри себя, а потом его губы растянулись в хищном оскале.

– Ладно, зверь, твоя взяла.

И, прежде чем я успела ответить, он исчез, растворился в тенях деревьев так же внезапно, как появился.

Глава 7. Разум в плену

Тишина в зале давит, заполняя всё пространство между сводчатыми потолками и длинными деревянными скамьями. Свет утреннего солнца льётся через узкие витражные окна, раскладываясь на мраморных плитах пола разноцветными пятнами. Мелодичный шелест страниц вплетается в дыхание молитвы. Сижу за длинным столом, передо мной раскрыта толстая книга с писаниями, но мысли блуждают где-то вдали, за пределами этой комнаты, за пределами монастырских стен.

Слова обещания, клятвы звучат в голове эхом, пока я бездумно перебираю чётки. Всего пару дней прошло с той ночи, когда я поклялась перед Господом. Докажу, сказала я. Найду в сердце тьмы искру света. Но что, если я ошиблась? Если клятва была только голосом страха, паники? Ведь писания предостерегают нас от слабости души. Да он, наверное, и забыл обо всём.

Украдкой оглядываюсь на других сестёр. Они сосредоточены, склонены над страницами, их руки двигаются медленно, с благоговением. Чувствую себя чужой в этом идеальном порядке. Клятва обжигает изнутри, и теперь она кажется непосильной. Может, я не должна была давать её? Может…

И стоило лишь об этом подумать, как мне по голове прилетел шлепок.

Боль ели ощутима, но я вздрагиваю. На стол падает свёрнутая бумага, от удара об дерево она слегка разворачивается. Строгий и внимательный взгляд настоятельницы Кендры пронзает насквозь.

– В каких облаках витаем, сестра Аура?

Её голос тихий, но он звучит так, будто обрушивается с высоты самого неба. Щёки начинают гореть и машинально опускаю голову.

– Простите. – Голос выходит шепчущим. Руки сами собой складываются на страницах.

В голове мелькает мысль: а вдруг это была рука Господа? Удар, чтобы напомнить, чтобы встряхнуть и показать, что мои мысли идут не туда?

Точно. Я дала обещание, священную клятву, и нарушать её нельзя.

***

Туман густым молоком застилает дорогу. Холод пробирает до самых костей, я вся обледенела, а ряса рваная, грязная, мокрая от росы и пропитанная потом, только усиливает ощущение, что я совершенно беззащитна. Усталость гулким эхом отдавалась в каждой мышце, а ноги, будто налитые свинцом, едва поднимались с каждым шагом. Тристан исчез всего пару шагов назад, но без него стало так холодно.

На самой окраине леса мелькнуло движение, огни фонарей и силуэты людей. Сердце сжалось в комок, и на мгновение кажется, что я просто упаду. Но они уже заметили меня. Чьи-то крики раздаются сквозь шум ветра, а затем несколько мужчин направились ко мне.

Руки сильные, но осторожные, подхватили как хрупкую куклу и завернув в чьё-то пальто, кто-то пытался спрашивать, что произошло, но язык прилипал к нёбу, и я только кивала, показывая, что со мной всё относительно хорошо, несмотря на руки в крови и следах от осколков стекла.

Монастырь встречает тишиной. Тёплый свет лампад на фоне строгих теней колонн казался почти нереальным. Оказавшись в комнате матери-настоятельницы, упала перед ней на колени, пальцы скрючены в подоле рясы. Она смотрела на меня сверху вниз, и в ней столько заметного облегчения, что я боялась поднять голову.

– Простите меня, мать, – голос чуть слышно хрипел. – Я нарушила запрет и осталась после полуночи за пределами монастыря.

Она подняла меня на ноги, но удержаться на ногах было трудно, слёзы накатывали. Становилось тяжело дышать, воспоминания накрывали с головой. Мужские руки, холодные глаза, хриплый шёпот над ухом.

– В лесу… – начала я, и голос дрожит, – были мужчины. Они пытались меня…

Я не смогла договорить, слова застревали в горле. Настоятельница крепко обняла, и её тепло единственным, что удерживало от того, чтобы просто упасть.

– Всё кончено, дитя. Главное, ты жива. – Гладила по голове, как маленькую девочка. – Больше этого не произойдёт. Тебя похитили те люди? – Не имею представления, что было в моей голове, когда я совершенно покорно кивнула, умолчав о встрече с вампиром. – Тебе крупно повезло, что ты не встретила других тварей. – Как сказать, мать-настоятельница. Как сказать… – Ты должна знать, – голос стал серьёзным, – в том же лесу, нашли ещё одну жертву. Девушку.

Сердце на мгновение застыло, пока мать-настоятельница отодвигала меня от своей груди.

– У неё на теле следы укусов. Как у тех, кого убивают вампиры.

Лицо тех уродов всплывало передо мной, его искажённая ухмылка, их руки, тянущиеся к моему телу, шёпот признания в том, что они делали.

– Это были люди. Не вампиры. – Мягко касалась мать-настоятельница моих щёк и заправляла прядь за ухо.

– Аура, я знаю, что ты хочешь верить в лучшее. Но следы укусов… – Я упрямо качала головой, хотя слова уже звучат слабее.

– Они признались. Это были они.

Настоятельница замолчала. Я видела, как в ней борется сомнение и сожаление. И я снова чувствовала, как весь мой мир, не успевший заново стать целым, начал трещать по швам.

– Разберёмся и с этим, теперь иди отдыхать. – Мягко оттолкнула она, разворачивая и направляя к двери.

– Постойте. – Застыла я, повернувшись в пол-оборота. – Как? Как вы вспомнили?

– Ну ты же у нас не первый день. – Искренне улыбнулась она, глубоко вздыхая.

*

Кто поверит глупой монашке, когда у неё даже доказательств нет? Нужно было рассказать всё матери-настоятельницы, она бы поняла зачем я дала клятву. Она бы поняла, что я всего лишь пыталась спастись, она бы… она ни за что не приняла бы это. Меня скорее заклеймят и выгонят из монастыря за такую клятву.

Даже если я ошиблась, и дала клятву самому жестокому существу на земле, зачем ему было спасать меня от насильников? Как ему удалось меня запомнить? Какими ещё силами обладают вампиры? Но ведь на теле жертвы нашли следы укусов.

За ужином в трапезной, окружённая тихим гулом голосов, я всё так же сидела с пустым видом, так ни с кем и не поговорив. А с кем бы я могла поделиться своими мыслями? С Рут? Она самая правильная монахиня, и ни за что не оставила бы меня в покое. Она, конечно, благородно умалчивает, не решась спросить, что произошло в лесу, и меня всё страшнее пугает её правильность. Не хочу, чтобы Рут становилось моим компасом совести. Впрочем, она и так негласно выполняет эту функцию.

Сделав первый глоток слегка холодного супа, я откинулась на спинку стула, рассматривая мягкие языки пламени свечей на стенах. Пламя дрожит, отбрасывая пляшущие тени. Кажется, что даже тени живут своей жизнью, извиваются, как змеи, и наблюдают за мной. А что, если есть ещё один вампир, такой же, как и Тристан, и именно он орудует в нашем городе, убивая невинных женщин и мужчин?

Пытаюсь сосредоточиться на еде, суп остыл сильнее, а хлеб в руке крошится от того, как я его сминаю.

Серебристая дымка огня наплывает на сознание, и передо мной неожиданно всплывает лицо Тристана. Пронзительные глаза, светящиеся угли в ночи, будто он знает все тайны мира и готов высказать их в самом неподходящем месте. Слишком близко, слишком реально.

Вспоминаю, как плавно он двигался, почти хищно, каждый шаг напоминал ритм какого-то странного танца. Эти тонкие пальцы, сомкнувшийся на моём запястье, играют на струнах моего самообладания. И внутри всё закипает.

Как он посмел? Как может кто-то, кто источает столько силы, столько дерзкой уверенности, существовать в этом мире? Сколько лиц, таких же самодовольных, я видела? Сколько из них отнимали всё, что было важно?

Пальцы сжимаются в кулак, и внезапно осознаю, что сдавила ложку так сильно, что та могла погнуться. В груди разгорается знакомое пламя ярости, и, не сдержавшись, роняю тяжёлый выдох.

– Всё хорошо? – Рут сидит рядом, и её брови слегка приподняты.

– Конечно, – выдавливаю улыбку, пытаясь вернуться в реальность. – Просто задумалась.

– О чём таком? – Она щурится, прожигая насквозь.

– О том, как это ужасно, есть холодный суп. – Шутливо качаю головой и вздыхаю, стараясь изобразить недовольство. – О сестре Зоуи. – Сказать по-правде, мысли о погибшей сестре всё реже бывают в голове, но так по крайней мере есть оправдание моего странного поведения.

Она фыркает, и, к счастью, больше вопросов не задаёт. Но внутри до сих пор тлеет та самая злость, растекаясь по венам, как ели заметное, но неотступное пламя.

Через пару дней нас опять навестили священники, и под строгим приказом матери-настоятельницы, всех монахинь и послушниц, которые меньше всего знают город, вывели за пределы монастыря, дабы показать нужные дороги и места. Видимо это из-за меня. Я приношу столько бед. Наша группа, во главе с сестрой Лидией и отцом Габриэлем пошли в сторону рынка.

Толпа вокруг что-то шепчет, перемешивая голоса, шаги и запахи пряностей, свежего хлеба и дешёвого вина. Лица мелькают, не фокусируясь, сливаются в одно бесформенное пятно. Продолжаю идти, ноги переступают почти автоматически, но ни одна мысль не держится в голове.

Сестра Лидия ведёт нас уверенным шагом, а отец Габриэль время от времени останавливается, чтобы обменяться несколькими словами с торговцами или что-то объяснить нам. Их голоса звучат, как эхо издалека, пробиваясь сквозь гул мыслей. Всё вокруг кажется слишком ярким, слишком громким. Но в то же время пустым.

И вдруг, без предупреждения, его лицо снова всплывает передо мной. Эти глаза, как ночь без звёзд, и усмешка, полная загадок и угроз. Его имя звучит эхом, растянутое в бесконечности воспоминаний о той ночи, прокрадывается в голову, оставляя холодный след.

Почему? Снова и снова этот вопрос крутится в голове. Почему он спас меня? Зачем ему это было нужно? Может ли чудовище, отнимающие жизни, вдруг взять и подарить одну обратно?

Горячий всплеск эмоций вырывается наружу, и я вдруг осознаю, что бью себя кулаками по вискам.

– Да что с тобой? – Рут рядом фыркает, голос смешливый, будто видит всё насквозь.

– Ничего! – Отвечаю слишком резко, даже громче, чем планировала, и тут же кусаю губу, стараясь унять дрожь в голосе.

Но мысли не утихают. Я вспоминаю, как он смотрел на меня, как его голос резал тишину, будто клинок. Грудь сдавливает осевшая под рёбрами тяжесть.

Может ли он быть прощён? Могу ли я верить в это, когда всё внутри кричит о его природе, о том, что он враг?

Сжимаю и разжимаю кулаки, ногти больно врезаются в ладонь, но это не помогает. Снова всплывает то, как он легко, почти равнодушно смотрел на мою рану в этом самом рынке. Тяжесть в желудке нарастает, и я всё больше злюсь, на себя, на него, на этот шумный, беспечный рынок, который как будто смеётся над моими сомнениями.

Рут хихикает, её взгляд весело сверкает.

– Ты как с цепи сорвалась. Что там у тебя в голове происходит?

– Сплошной беспорядок, – буркнула я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Тусклое сияние свечей в моей душе становится всё ярче, становясь пламенем и обжигая.

Под вечер мы наконец вернулись в монастырь. Если раньше я горела желанием выйти в город, сейчас он для меня как изученный до косточки существо, от которого стало скучно. Когда в трапезную юркнула последняя монахиня, я намеревалась пойти за ней, как вдруг отец Габриэл закрыл дверь перед моим лицом.

– Я уверен, вы не знаете меня, сестра Аура. – Я скорчила недовольную моську. Как же тебя не знать, весь монастырь знает. – Но я знаю вас. – Ври меньше, вон нос какой длинный. – И хотелось бы с вами поговорить.

– Конечно. О чём? – Попыталась я невинно и по-доброму растянуть губы, скрепив руки в замочек перед собой.

– Я хотел знать, что произошло в лесу. Мать-настоятельница объяснила Синоду, но мы решили провести собственное расследование. Вас трудно запомнить, и как только мне на вас указали, я захотел поговорить.

– Зачем? Если мать-настоятельница всё рассказала, разве есть причины искать подводные камни?

– Ладно, это моё личное расследование. – Устало выдохнул он, всё ещё придерживая дверь, отрезая любые подходы к спасению. – Я попал в монастырь из-за трагедии, мою семью казнили вампиры, и теперь я хочу найти повинного. Могу я рассчитывать на вашу откровенность? – А в мыслях я представляла его со скрипкой в руке и жалобной музыкой.