Бог не проходит мимо

– Если ты меня любишь, что мешает дать ответ тебе сейчас? Ты приедешь, и мы сразу же поженимся? – с каким-то отчаянием в голосе спросил Андрей.

Андрей был настроен уже очень решительно, он словно собрал все силы и ринулся в бой. Таким категоричным Алена его еще не видела. Безмятежный и преданный взгляд куда-то испарился. В глазах его был металлический блеск. Перед ней сидел уже не мягкий юноша Андрюша, ищущий ласки и нежности, а мужчина, собравшийся на войну. Алена заметила, что в этот момент он был особенно красив.

– Я приеду и сразу дам тебе ответ, и, если я буду согласна, тогда мы сразу же поженимся и ты успеешь на рукоположение.

– А если нет, тогда как?

– Потом, Андрей, потом, такие вещи на ходу не решаются. Пока, я приеду, и мы все решим. Андрюш, ты меня не провожай, я побежала, а то электричка, не успею. Она встала и взяла его за руку. Ладонь у Андрея была холодная, как у покойника. Как во сне, они дошли до раздевалки, а потом и до выхода, и Алена исчезла в белой крутящейся пелене.

Что произошло через пять минут, Алена не знала. Андрей долго смотрел туда, где в бешеном ритме кружились миллионы снежинок, он стоял на крыльце и не чувствовал холода, снег залеплял его глаза и засыпал волосы, а главное, он скрывал его слезы – Алена ушла.

Потом Андрей мчался по коридору, ничего не видя перед собой, и внезапно налетел на кого-то. Посыпались белые листки, закружились, как только что кружились перед глазами бешеные снежинки, – он бросился их подбирать.

– Простите, я не заметила, ничего, ничего, я сама все подниму, – шептало некое существо, спешно собирая листы.

Глава восьмая

Ее убьют, в этом не было сомнений, Руслан может не пожалеть даже своего ребенка. Она видела, как беременные смертницы уходили на задание, и никому не было дела до их нерожденных детей.

Загремели замки, на пороге показалась темная фигура. Алена не смогла понять, в бреду или наяву она видит открытую дверь. Чей-то силуэт… Тихие шаги приближались к ней.

Алена лежала в маленькой комнате с плотно зашторенными окнами. Незнакомый человек в мятом белом халате с небритым лицом прикладывал ей к разбитому глазу в чем-то смоченную ватку. Жидкость с ватки стекала за уши и на подушку, отчего наволочка покрывалась мокрыми желтыми пятнами. Алене было все равно, что с ней делают, она очень устала от бесконечной головной боли и полной неизвестности. Ей было уже все равно, убьют ее или нет. Она давно в плену, и ее жизнью распоряжаются другие.

Жидкость с ваты тонкой холодной струйкой текла по шее. Алена устало закрыла глаза.

– Солнечный свет, облака, самолет, – вспоминала Алена, еще плотнее сомкнув веки. – Зачем это все? – крутился в голове навязчивый вопрос. Солнечный свет проникал сквозь плотно сдвинутые шторы, и настойчиво возбуждал в мозгу новые воспоминания.

Алена летела из Лондона. Самолет должен был приземлиться в девять утра по московскому времени. В окошке иллюминатора радостно сияло утреннее солнце. Белые облака сплошным волшебным ковром выстилали пространство и походили на бескрайнее море с причудливо застывшими в неподвижности волнами, удивительными воздушными замками, причудливыми фигурами зверей и птиц. Это была другая сказочная планета, совсем не такая, как внизу. Алена завороженно разглядывала эту неземную красоту, порывы чудесного восторга то и дело овладевали ее душой, и ожидание великого грядущего счастья не оставляло ее.

– Дивны дела Твои, Господи, – пела душа и трепетало сердце, – яко чудны творения Твои, Господи. Как удивителен Твой мир, который Ты сотворил, как он величествен и красив. Скоро я прилечу к нему, к своему жениху и скажу ему «да». Я отдаю себя ему, я решила, решила окончательно и бесповоротно. Я пойду тем путем, каким и он пойдет, я стану его женой. Я разделю с ним свою судьбу, сольюсь с ним воедино, стану с ним одним телом, разделю с ним все радости и скорби. Как Ты сказал, Господи, что двое станут одной плотью. Да, да, да, я ему скажу – да. Я решила. Я обещала дать ему ответ, и я сдержу свое обещание. Сегодня же. Еду домой, бросаю сумки, и – к нему в Лавру, незамедлительно, не теряя ни минуты. Да.

Какие удивительные облака, солнце и радость, и вечность впереди. Да, радость. Май и тепло. Вскоре объявили, что самолет приступает к снижению, защелкали ремни, загорелись оранжевые табло. Алена ликовала, ее сердце радостно и взволнованно билось. Алена улыбалась. Англичанин, сидевший рядом, удивленно посмотрел на нее, зашелестел газетой и невозмутимо углубился в чтение.

Был воскресный день. В аэропорту ее встречал папин водитель дядя Петя, немногословный, простой и добродушный мужичок, имевший странную манеру разговаривать:

– Евгений Валерьевич просили передать, что уехали в командировку, приедут во вторник, тогда и увидятся. Лилия Петровна просили передать, что ждут вас вечером на даче, в городе жарко, хотя и май, сказали, жары не выносят, и будут ждать вас на даче. Я за вами в шесть часов заеду, отвезу вас на дачу.

– Спасибо большое, заезжать не надо, у меня много дел, передайте маме, что я сама приеду к ней завтра.

– Как скажете.

Алена радостно влетела в свою квартиру:

– Насть, ты дома? Почему не встречаешь? Я тебе такие подарки привезла! Насть, оглохла, что ли!

Алена вошла в комнату. Настя сидела на диване и испуганно смотрела на Алену.

Глава девятая

Сколько прошло дней, она не знала, да и неважно это было. Бред и безразличие постепенно отступали. Прошло еще какое-то время, постепенно Алена начала вставать. В комнате был туалет и душ, как в гостиничном номере. Несколько раз в день к ней наведывалась сухощавая темноволосая женщина, голова ее всегда была повязана платком, свободное платье до щиколоток висело как на вешалке. Ни намека на грудь или другие женские формы, на ногах неизменные шлепанцы и махровые носки. Женщина никогда не разговаривала и не здоровалась. Молча приносила еду, убирала, уносила пустую посуду, меняла белье и никогда не издавала ни звука. Как немая. Алена пыталась с ней заговорить, чтобы не сойти с ума от бесконечного молчания. Женщина отворачивалась и даже не смотрела в ее сторону.

Алена потеряла счет времени. Руслана она так и не видела, он ни разу не зашел. Впрочем, после того, что произошло, это было бы более чем странно. Алена иногда думала, что, если бы не беременность, ее уже не было бы в живых. А с другой стороны, разве это жизнь, то, что с ней происходит. Она буквально сходит с ума от неизвестности и полной изоляции.

Однажды дверь распахнулась, и на пороге появился Руслан в сопровождении незнакомой женщины в белом халате. За это время он сильно изменился, как будто постарел или осунулся. Губы его были бледны и плотно сжаты, глаза сверкали недобрым светом. Алене попыталась понять, любит ли она его до сих пор или нет, но не смогла ответить себе на этот вопрос. Может, осталась привычка испытывать к нему чувство, как хроническая болезнь. Но очень странное ощущение посетило ее в этот момент. Раньше она его любила – ныне его появление вызвало у нее боль и страх.

Руслан еще раз сверкнул глазами и сухо произнес:

– Это врач-гинеколог, она должна тебя осмотреть на предмет беременности.

Врачом оказалась приятная полная женщина с мягкими чертами лица и тихим взглядом. Русская, хотя и одетая на кавказский манер. Волосы с проседью убраны в тугой классический пучок, на голове почти прозрачный газовый платок с золотистым люрексом. Женщина поздоровалась и представилась:

– Лидия Александровна, акушер-гинеколог. Я должна вас осмотреть.

На пациентку она смотрела ласково.

– Где я могу вымыть руки? – обратилась врач к Руслану. И:

– Раздевайтесь, деточка, – уже к Алене.

Врач разложила на столике инструменты и перевела вопросительный взгляд на стоящего рядом Руслана. Тот понял ее.

– Я муж, и буду присутствовать при осмотре, – сухо ответил он.

Лидия Александровна недовольно вздохнула, но ничего не сказала. Она прекрасно поняла, с кем имеет дело, и сильно испугалась, когда за ней в женскую консультацию приехал бородач с омерзительным шрамом на лице в сопровождении двух людей в камуфляже. Несколько лет назад в начале первой войны (она с семьей жила в то время в Грозном) за ее мужем-хирургом вот так же приехали люди в камуфляже и увезли в неизвестном направлении навсегда. Больше она его никогда не видела и о его судьбе ничего не знала.

С Рамзаном, так звали ее мужа, она познакомилась в далеком 72-м, когда училась в Москве в Первом медицинском институте. Узкой специализацией у него была хирургия, у нее – гинекология. Оба комсомольцы, активисты, молодые, красивые и активные. Рамзан был редким красавцем и покорителем женских сердец на всем факультете. В то время о черноволосом и черноглазом красавце вздыхали многие девушки. Он был хорошо воспитан и обходителен, дамам при встрече целовал ручки. Но глаз Рамзан положил не на кого-нибудь, а на самую скромную и, кажется, незаметную девушку Лиду, которая на парней не заглядывалась, а чаще всего стояла где-нибудь в уголке, уткнувшись в учебник. Над Лидой девушки даже подтрунивали, считали ее зубрилкой и прочили судьбу синего чулка, как вдруг эта серая мышка, которую никто никогда не замечал, вышла замуж за первого красавца факультета.

«Как это случилось?» – спрашивали девушки. «Он так красиво за мной ухаживал», – отвечала Лидочка, пряча глаза и теребя поясок от белого халатика.

Свадьбу играли в студенческой общаге, настоящую комсомольскую свадьбу, с «советским» шампанским, лимонадом «Буратино», докторской колбасой и рижскими шпротами. После ординатуры Рамзан увез Лиду к себе на родину в Грозный, где она прожила счастливые двадцать лет, родив горячо любимому мужу двух дочерей и став главным врачом родильного дома, заслужив любовь и уважение пациентов. Дочерей успели выдать замуж за русских мужей, пока все не оборвалось. К власти пришел Дудаев, началась война и неразбериха. Дочери успели уехать из Грозного в Россию. Лидия тоже хотела уехать, но Рамзан категорически отказался покидать родную республику. И она осталась с ним, пока в одну из осенних ненастных ночей за ним не приехали люди в камуфляже. Сказали, что одному человеку требуется срочная операция.

«Я вернусь», – произнес муж на прощание, поцеловал ее в щеку и ушел в темноту. До утра она не находила себе места, металась и плакала, сердце разрывалось от дурных предчувствий. Он не вернулся ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Вскоре квартира в Грозном сгорела, а вместе с ней все семейные фотографии, все вещи. Лидия перебралась в Нальчик, где устроилась работать врачом в женской консультации. В Россию не поехала: слишком далеко от пропавшего мужа, она все еще надеялась его найти – если не живого, то хотя бы могилу, хотя бы узнать, что с ним произошло. Эта боль не давала ей жить, она поседела, располнела и состарилась. Лидия регулярно ездила в Грозный, встречалась с полевыми командирами, с представителями МВД и ФСБ – все безрезультатно, никаких вестей, никаких следов. Возвращалась в Нальчик, пыталась отвлечься на любимой работе.

– Ну что ж, беременность есть, девять-десять недель, – произнесла Лидия Александровна, осмотрев пленницу.

– А как развивается беременность, жив ли плод? – каким-то замогильным голосом спросил Руслан.

– На таком сроке сердцебиение плода обычными способами не прослушивается. Необходимо ультразвуковое исследование.

– Да? УЗИ, говорите? Что вы голову морочите, доктор? – почти в ярости произнес Руслан. – А как же раньше все определяли, когда никаких ультразвуков не было?

Лидия Александровна выдержала паузу, стараясь сохранять полное спокойствие.

– Если женщину наблюдать в динамике, то по изменениям размеров матки можно судить о развивающейся беременности, а один осмотр на таком сроке не может дать объективной картины. Так что приезжайте завтра ко мне в консультацию, я посмотрю ее на ультразвуке и точно скажу, как развивается ребеночек.

– Нет, мы поступим по-другому, – категорично произнес Руслан, – завтра мои люди подъедут к вам и привезут вас вместе с этим, как его, вашим аппаратом.

– Не получится, аппарат стационарный, и тот очень старый, почти на последнем издыхании. А переносного у нас нет, так что завтра я вас жду после двух, если желаете.

Руслан ничего не ответил. Сильно раздраженный, он молча указал врачу на дверь и сам двинулся следом.

– До свидания, деточка, – сказала Лидия Александровна Алене на прощание.

На следующий день Алену впервые вывели из дома. Появилась Лейла, так звали ее молчаливую горничную, принесла платье, туфли и платок, все новое. Алена еще не видела этого дома снаружи. До лагеря они с Русланом жили совсем в другом доме, уютном коттедже среди садов и гор. Этот же представлял собой огромное кирпичное сооружение казематного вида, окруженное садом и высоченным забором с камерами наблюдения. Возле автоматических ворот стояла будка охраны, в ней сидел человек в камуфляже. Алену быстро усадили в машину с сильно тонированными стеклами, рядом сел Руслан. На переднем сиденье разместился амбал с бритым затылком и огромной бородой, по-видимому, телохранитель Султана.

Приехали в консультацию, на двери кабинета висела табличка: «Магомедова Л. А., врач высшей категории, к.м.н.».

«Так и есть, – подумала Алена, – она так же, как я когда-то, вышла замуж за кавказца. Интересно, как сложилась ее жизнь. У нее очень грустные глаза, как будто она переживает какую-то личную трагедию. Наверное, муж не заставлял ее отрекаться от веры. О чем я думаю, какая глупость, в то время, а ей на вид уже за пятьдесят, мало кто думал о вере и национальной принадлежности».

Думы Алена прервала ласково улыбавшаяся Лидия Александровна. Девушке это было так приятно, она несколько месяцев не видела улыбающегося лица, не чувствовала душевного к себе отношения. Все, что она видела за последнее время, это лагерь с девушками-смертницами, подонков-боевиков, да инструкторов-подрывников, которые из людей вытачивали живые снаряды, а заодно пользовались их телами. Угрюмую Лейлу или того небритого доктора, который ей обрабатывал лицо, наконец, своего любимого, который вдруг обнажил свою страшную личину. От последней мысли, как от сильной боли, у нее сжалось сердце. Она его любила, она полностью отдалась ему, а оказалась всего лишь игрушкой в ужасной кровавой игре, мышкой в когтях кошки, винтиком, который пытались вкрутить в механизм смертоносной машины. Она ради него отреклась от дома, от родителей, от веры, она предала Христа! «Симоне Ионин, любиши ли мя?»

Глава десятая

Они с Русланом часто заходили в это уютное маленькое кафе на Ордынке.

Там всегда было тихо и немноголюдно, плюс хорошая кухня и великолепный кофе. Руслан не любил шумных мест, и ему очень нравился хороший кофе.

Принесли десерт и капучино. В тот вечер Руслан был как-то особенно напряжен, казалось, он нервничает. И хотя внешне он старался не показывать этого, но Алена уже научилась чувствовать его внутреннее состояние. Происходящее угнетало девушку, она сидела словно в предчувствии чего-то. Что-то должно было вот-вот произойти, интуиция ее не обманывала, должно было, наконец, случиться то, что перевернет ей жизнь. Она ведь медлила вот уже три месяца. Хотя знала, что он не станет долго ждать. Решение принять его веру она озвучила еще весной, но покончить с прошлым окончательно у нее не хватало сил. Руслан ждал, он не торопил Алену. Видимо, хотел, чтобы шаг ее был полностью осознанным. А она все не решалась, и это вносило заметное напряжение в их отношения.

За окном начинало хмуриться небо, природа словно вторила происходившему между двумя людьми, сидящими в маленьком кафе. Внезапно с севера на Москву пришел холод, окутанный тяжелыми мрачными тучами, тот холод, который проводит границу между летом и осенью, когда вдруг теплые дни сменяются промозглым ненастьем.

– Ты так и не сняла вот это? – внезапно произнес Руслан. Он подцепил пальцами тонкую золотую цепочку на шее Алены, вытащив маленький изящный крестик. Крест жалобно сверкнул в его руке.

– Почему ты не сделала то, о чем я тебя просил? Давно просил. – Лицо Руслана выражало злобу, боль и страдание одновременно.

Алена молчала, потупившись, она осторожно высвободила крест из его руки и спрятала за ворот платья.

– Ах, вот как! – почти в ярости произнес Руслан. – Ты так ничего и не поняла. Видимо, нам придется расстаться! – Он резко встал, бросил, не глядя, несколько купюр на стол и стремительно вышел.

Алена не успела опомниться, как вскочила и побежала вслед за ним. Краем глаза она все же увидела, как наблюдавшая за этой сценой официантка поспешила к их столику.

Когда Алена выскочила из кафе, Руслан уже сел в машину, резко сорвался с места и уехал. Девушку чуть не сбил с ног внезапный порыв ледяного ветра, словно невидимое дыхание вырвалось из самого тартара, бросив ей в лицо охапку пыли. Песок заскрипел на зубах, из ослепленных глаз потекли слезы. Душа разрывалась от боли и обиды, страх потерять любовь охватил Алену всецело, она бежала, сама не зная куда. На улице редкие прохожие спешно искали укрытия от надвигавшегося дождя. Ветер бросал под ноги сорванные листья вперемешку с грязью, дыхание перехватывало, холодные капли брызнули со всех сторон.

Алена опомнилась на мосту, на середине, на том самом месте, которое столько лет избегала и обходила стороной. Непогода тем временем разошлась не на шутку, колючий дождь больно хлестал по лицу. Мокрые пряди растрепавшихся волос залепили глаза. На реке вспучивались мутные волны, стальные тучи плотным панцирем обложили небо, разразившись злом и чернотой.

Девушка стояла на мосту. Соленые слезы смешивались со стекавшей по лицу дождевой водой, рыдания готовы были вырваться из груди. Боль, страшная давящая боль разрывала душу. Она потеряла его, вот так просто потеряла, так же внезапно, как начался этот дождь.

Негнущимися посиневшими пальцами Алена достала цепочку с крестиком и попыталась расстегнуть застежку. Руки тряслись, пальцы не слушались, и маленький, скользкий от воды замочек все выскакивал и не поддавался. Тогда Алена в бешенстве дернула цепочку – звенья из мягкого тонкого металла мгновенно разорвались. Она сжала крест в кулаке, так что пальцы ее побелели, и вытянула руку туда, где небо соединялось с бушующей водой. Казалось, девушка что-то кричала, но крика не было, как в страшном сне, когда голос похищают невидимые силы. Наверное, в этот момент она вошла в тот самый мрачный запредельный мир, в который чуть было не ступила несколько лет назад. В какой-то миг ей показалось, что вот сейчас сзади к ней подойдет тот самый старик в старомодном белом костюме с посохом в руке. Ожидая его, она медлила, но его все не было, и Алену все больше затягивало в воронку водоворота.

Перед глазами все плыло, она видела перед собой только сжатый кулак с беспомощно свисающим обрывком цепочки и стекающей по нему тонкой струйкой воды. Нужно только разжать пальцы, и Он исчезнет навсегда. И больше не будет препятствий между ней и ее любимым. Он встал между ней и самым важным для нее человеком, и она больше ничего не может сказать Ему. Тогда Он допустил, чтобы она потеряла самое дорогое, и она грозила Ему с этого моста. В тот раз лишь птицы насмехались над ней. Но она вернулась к Нему с надеждой и верой, вернулась. Припала к Нему, как евангельская блудница припадала к Его ногам. Теперь Он опять мешает ей. И она больше не допустит трагедии, не даст Ему отнять у нее любовь. Он Сам Любовь? Тогда почему Он отнимает ее?

Крест больно впился в ладонь, словно желая врасти в плоть, казалось, что проще оторвать себе руку, чем разжать пальцы. Алена и не предполагала, что настолько сложно сделать такое простое движение. Но что оно означало для нее? Не просто движение руки, повторяемое тысячу раз на дню и даже неосознаваемое, это был выбор, отречение. Отречение от Христа.

Пальцы онемели, они больше не чувствовали лежащего в ладони крестика. И душа словно онемела, Алена больше не чувствовала ни боли, ни холода, ни страдания. Не было больше ничего, только Он был все еще в ее руке. Христос все еще стоял рядом.

– Надо разжать пальцы, и все будет кончено, – послышался тихий вкрадчивый голос, тот самый голос, который несколько лет назад сказал ей пойти и совершить задуманное.

Неимоверным усилием она разогнула ладонь – маленькая золотая змейка сверкнула и исчезла. Казалось, в этот миг исчезло все. Мир перевернулся. Наступила мертвая тишина. Алена зажмурила глаза и перевесилась через чугунные перила, так, что у нее перехватило дыхание. Ей показалось, что она умерла, что ее больше нет.

Вдруг за спиной послышался голос, она вздрогнула, словно пробудившись ото сна.

– Скорее садись в машину, ты вся промокла! – Руслан распахивал дверцу и улыбался, как будто ничего не произошло.

Алена бросилась к нему в машину. Он снял с себя пиджак, пропитанный теплом и запахом его тела, и набросил ей на плечи. Крупная дрожь охватила ее, голова не работала, только волна непомерного счастья переполнила все ее существо. Она с ним, и он рядом, она не потеряла его, и это самое главное.

Они понеслись по Москве. Уже начинало смеркаться, но фонари еще не зажигали. Наступили мутные сумерки, когда уже не светло, но еще не темно, граница между светом и тьмой. Сумеречный мир в преддверии ада.

Но Алена уже забыла обо всем на свете, и то, что произошло буквально несколько минут назад, словно ушло в вечность, в небытие. Будто это было не здесь и не в этой жизни. Удивительно, как быстро может меняться ощущение реальности.

– Куда мы едем?

– Мы едем ко мне, ты у меня еще ни разу не была. Посмотришь мое обиталище, тебе понравится. Да, а еще ты мокрая и тебе надо в горячую ванну. Я тебе сделаю зеленый чай с медом и молоком, иначе ты заболеешь и будешь лежать с температурой, а мне не нужна больная невеста.

От слова «невеста» Алену охватила еще одна волна счастья. Она не помнила себя. Озноб сменился жаром, словно она только что побывала в сауне. Девушка прижала руки к груди, уткнувшись носом в его пиджак и закрыв глаза от удовольствия.

– А вот и мой дом.

Они свернули с Кутузовского проспекта и подъехали к махине с множественными остроконечными башнями, упиравшимися, кажется, в самые облака. Дождь перестал, лишь только ветер все еще не мог успокоиться и продолжал азартно срывать еще совсем зеленые листья.

– У меня небольшой пентхаус под самой крышей, как у Карлссона, вон в той башенке, и гульбище на крыше, правда, там ветер сейчас гуляет. Панорамные виды, вся Москва как на ладони. Тебе понравится, ведь это твой будущий дом. Вперед, скорее переодеваться.

Зеркальный бесшумный лифт в одно мгновение доставил их на последний этаж. Они вошли в просторные апартаменты.

– Скорее в ванную. Так, полотенца, новый халат, да тапочки тоже новые. Вода включается вот так. – И он повернул причудливые блестящие краны. – Ну, давай быстрее скидывай все мокрое, а я пошел делать тебе чай. Руслан стремительно удалился, оставив Алену одну.

Ванная напоминала залу, отделанную в морском стиле, с настоящими раковинами на полу и в стенах, с огромным джакузи с прозрачным дном и диковинной подсветкой. Алена медленно разделась. Она вспомнила о кресте, его не было, непривычное ощущение, от которого ее даже передернуло. Девушка почему-то удивилась, что крестика нет. Ее начало знобить, и Алена поспешила укрыться в горячо бурлящих недрах огромной ванны. Теплая нега заполнила все тело, и Алена забыла обо всем на свете.

Распаренная, раскрасневшаяся, закутанная в огромный пушистый халат, похожий на сугроб, она вышла из ванной. Руслан хлопотал на кухне, если вообще помещение с несколькими диковинными барными стойками можно было назвать кухней в обычном житейском понимании.

Увидев Алену, он улыбнулся широкой улыбкой. Алена замерла, Руслан легкой походкой подошел к ней и обнял. Ей хотелось раствориться в нем, остановить время, так, чтобы эта минута продолжалась всегда. Он был такой сильный и уютный, нежный и теплый, от него исходил еле уловимый пьянящий запах, который будоражил. Тот самый запах, который она почувствовала в машине от его пиджака.

– Я разжег камин, присаживайся в кресло, я принесу тебе чай.

В камине, отделанном розоватым неровным камнем, весело потрескивал огонь. Рядом, разбросав когтистые лапы, раскинулась шкура огромного белого медведя с оскаленной пастью.

– Не пугайся, его зовут Ричи, – крикнул Руслан, наливая чай в изящные фарфоровые чашки. Потом принес чай и расположился рядом прямо на медвежьей шкуре.

– Люблю вот так посидеть на Ричи, попить чайку и полюбоваться огнем. Кстати, это старинный китайский фарфор. Я его как-то приобрел в лавке у одного знакомого старьевщика. На самом деле этому сервизу цены нет. Знаешь, живой огонь успокаивает, удивительно, но он приносит отдых, особенно когда набегаешься в этой городской суматохе. Потом к камину, к огню, – и все напряжение как рукой снимает.