Королева роз

Мне было неприятно это слышать, но я понимала – она права.

– Однажды ответственность за огонь Трех сестер будет лежать на тебе. А также контроль за всеми священными ритуалами и службами, которые мы практикуем, – продолжала она.

– Надеюсь, вы будете жить еще очень долго, – пробормотала я, все еще держа в руках пиалу и не смея сделать глоток.

Я уловила намек на улыбку на лице Мерлин.

– Если Три сестры услышат твои слова и благословят меня долголетием, я буду рада, – сказала она спокойно. – Но я уверена, ты станешь мне достойной заменой.

Она внимательно на меня посмотрела, а я ненавидела, когда меня так пристально разглядывают.

Цокнув языком, Мерлин приблизилась и опустила капюшон моего плаща.

– У тебя такие красивые волосы невероятного цвета. Почему ты их прячешь?

– Не хочу выделяться, – пробормотала я.

– Ты принцесса и будущая верховная жрица Пендрата, – высокопарно заявила Мерлин. – И ты не хочешь выделяться из толпы?

Я сжала зубы, вспомнив о ночной охоте и голодных горожанах.

– А что, лучше задирать нос и думать, что я чем-то лучше других?

Мерлин выглядела так, будто ее забавлял наш разговор.

– Конечно нет. И если бы твоим истинным мотивом была лишь доброта, я бы сказала, что это похвально. Я знаю, что ты сопереживаешь людям. Надеюсь, ты никогда не перестанешь это делать. Храм служит народу, Моргана. Но я знаю, что на самом деле ты имеешь в виду, когда говоришь, что не хочешь выделяться. – Ее взгляд был проницательным. – Ты хочешь стать невидимой. Или, возможно, вовсе исчезнуть.

Я уставилась на жрицу, не зная, что и сказать. Она слишком близко подобралась к правде.

– Почувствовала ли ты какие-либо признаки?.. – Голос Мерлин был тихим и даже немного дрожал.

Я подняла голову:

– Магии? Нет. Я уже говорила вам это бесчисленное количество раз. Моя матушка не владела магией, и я тоже. Я не понимаю, зачем вы снова и снова спрашиваете об этом. – Я услышала капризный тон своего голоса и одернула себя. Но эти повторяющиеся вопросы сводили меня с ума.

– Так странно, – пробормотала Мерлин, покачав головой. – Очень странно.

Это было то, чего я больше всего боялась во время наших визитов. Каждый раз она обязательно задавала этот вопрос, и каждый раз я давала один и тот же ответ. Каждый раз я чувствовала, что ответ ее разочаровывает. Нет, я не владела магией. Никаких особых способностей. Никаких умений. И у моей матери тоже не было, насколько я помнила.

Верховная жрица по традиции должна была обладать магическими способностями. Это был противоречивый краеугольный камень нашей сложной истории с фейри.

Магия, как утверждали наши историки, всегда принадлежала людям по праву.

И все же только когда человеческая родословная переплелась с родословными древних фейри, магия вошла в нашу жизнь, в наши обряды, в наших детей.

Мерлин должна была обладать силой. Но я всегда подозревала, что ее возможности крайне ограничены.

Когда я была маленькой, верховной жрицей была Арена. Она владела магией, которая могла озарить небо молниями в дни праздников или же призвать дождь во время засухи. Это впечатляло. Однако я никогда не видела, чтобы Мерлин совершала чудеса.

Жрица отвернулась от меня, пробормотав что-то себе под нос, и, поднеся серебряную пиалу к губам, выпила ее содержимое.

– Пей, Моргана, – приказала она, не оборачиваясь.

Я сжала зубы, но сделала, как велели. Элусия обожгла мне горло жидким пламенем. Она была крепче всех тех напитков, что я пила в большом зале или даже в таверне с Ланселеттой. Я закашлялась.

– Тише, – прошептала Мерлин, встав рядом с серебряной чашей и флягой. Это не было упреком, просто напоминанием, что мы находимся в присутствии богинь. В такие моменты мне хотелось верить по-настоящему, как Мерлин и Галахад.

Я подавила вздох, Мерлин принялась читать молитву.

Как и всегда, я не знала слов, которые она произносила. Для моих ушей они звучали полнейшей бессмыслицей.

Пока произносились слова молитвы, я не чувствовала ничего особенного: никакой близости к богиням, никакой особой связи с таинством ритуала. Все было как обычно.

Я провела рукой по своим серым волосам и поморщилась. Если я считала, что Мерлин была не особенно впечатляющей верховной жрицей, то как же сильно разочарую народ я? Во мне нет ни капли магии, ни уверенности, ни мудрости, ни красоты, ни влияния.

Молитва Мерлин становилась все громче, но слова все еще были для меня пустым звуком. Неужели мне действительно придется запоминать все это? Подобная перспектива меня совершенно не радовала.

Если бы только обряды и ритуалы храма имели чуть больше общего с боевым искусством, которому меня обучал сэр Эктор! Если бы только мой отец пожелал, чтобы его дочь вместо королевы стала военачальником или рыцарем! Но отцу было плевать на мои желания, мысли и чувства.

Мы с Артуром знали, ему вообще никогда не было никакого дела до нас.

Мерлин вылила содержимое серебряной фляги в пустую чашу, и в ней тут же вспыхнуло пламя. Жрица подняла руки вверх и создала вокруг себя огненное свечение.

Впечатляет. Простой обыватель замер бы в благоговейном ужасе, увидев подобное. Мерлин стояла в огне, но его жар не причинял ей вреда. По идее, люди должны были принимать это все за магию. На самом же деле это был всего лишь фокус. Дешевый трюк, чтобы впечатлить верующих. В ее действиях не было ничего божественного.

Да, я уважала традиции. Я тоже буду выливать напитки в чашу и поджигать их, когда придется. Я буду произносить всякие молитвы на непонятном мне языке.

Но я вряд ли смогу верить в богинь по-настоящему. Мне все это было совершенно не близко. Внутри меня была лишь пустота. Я чувствовала себя непричастной к происходящему.

Наконец, пламя погасло, и Мерлин опустила руки.

Она повернулась ко мне, и я с удивлением увидела, что ее зрачки сильно расширены. Элусия подействовала на нее не так, как на меня. И я задалась вопросом – почему?

Жрица прошла мимо меня и открыла дверь. Я последовала за ней в большой зал, а затем через боковую дверь на улицу.

Мы оказались в закрытом дворе, который был доступен только служителям храма. Здесь было очень тихо. Квадратный двор обрамляли коридоры с арками и колоннами. В центре двора располагался сад с деревьями, ароматными цветами и травами, окруженный низкой каменной оградой.

Мерлин глубоко вздохнула и покачала головой. Кажется, она пыталась вернуть ясность рассудка. Неужели элусия настолько крепкая?

Жрица медленно прошла в центр сада и опустилась на скамейку. Она будто бы очень устала. Сидевшие неподалеку на траве аколиты схватили свитки и поспешили удалиться. Мерлин улыбнулась им вслед. Очевидно, она понимала, насколько ее присутствие смущает юных послушников.

– Однажды ты тоже будешь пугать детей, Моргана, – вздохнула она, глядя на меня.

– Я уже их пугаю, – заметила я с иронией, указывая на свои волосы.

Женщина рассмеялась, и ее смех прозвучал как звон колокола.

– Глупости, – возразила Мерлин. – Тех, кого отпугивает странный оттенок волос… – Она запнулась.

На мгновение я задумалась – почему. Затем вспомнила о мальчике, которого казнили в большом зале. По сути, он умер из-за необычного цвета волос и кожи.

По лицу верховной жрицы пробежала тень.

– Я всегда чувствовала себя здесь на своем месте, как дома, – прошептала она, сменив тему. – Но я знаю, что для тебя все иначе, хотя мне бы хотелось, чтобы это было не так. Я желаю… Я буду молиться, чтобы ты смогла обрести здесь тот же покой, что и я.

Чувствуя на себе тяжесть взгляда Мерлин, я рассматривала деревья. Кедры, кажется. Запах хвои мне очень нравился.

– У тебя наверняка есть свои надежды и мечты. Тебе придется отказаться от них, отказаться от брака, детей, от дома… Должно быть, это непросто, – добавила она.

– Но я могу выйти замуж, – возразила я. – Через тридцать лет.

Ее лицо исказилось от удивления, а губы дрогнули.

– Да, это правда, – признала жрица. – Это твой план?

Когда аколиты приносили обет Трем сестрам, они давали обет безбрачия. В большинстве случаев минимум на тридцать лет. В некоторых случаях на всю жизнь.

Я знала, что Галахад был готов соблюдать целибат всю жизнь. Его сердце навсегда принадлежало храму. В этом Галахад был совсем не похож ни на Ланселетту, ни на меня.

Иногда я мечтала походить на него. Это бы все упростило.

– Честно говоря, понятия не имею, – сказала я, пожав плечами. – Это все, что вы хотели мне показать сегодня?

Я чувствовала себя нерадивой ученицей, стремящейся убежать от своего учителя. Я знала, что Мерлин могла бы научить меня гораздо большему, чем я должна была знать. Большинство аколитов в храме отдали бы правую руку, чтобы иметь верховную жрицу в качестве наставника.

Но для меня занятия с ней были не честью, а пыткой.

Через год все это станет моей жизнью. Моей жизнью на следующие тридцать лет.

И сейчас мне казалось, что у меня отбирают мои последние драгоценные минуты свободы.

– Нет, – ответила Мерлин, удивив меня. Она встала, оправив свое одеяние. – Есть еще кое-что. Следуй за мной.

Она повела меня обратно в храм, через зал с бассейном, потом в комнату, где мы провели ритуал, и затем к двери у противоположной стены, которую я раньше не замечала.

Я замялась, когда Мерлин открыла проход.

– Не бойся, – засмеялась она. – Мы не идем в святая святых. Не сегодня. Это всего лишь выход в коридор.

Я кивнула и последовала за ней.

– Думаю, тебе это понравится, – пробормотала женщина.

Когда мы вошли, я не смогла сдержать удивленного возгласа.

Потолок вздымался над нами, словно сама небесная ткань. Сюда не проникало ни единого луча света, но пространство казалось живым, оно светилось и мерцало собственным светом, как если бы в его недрах горели неизведанные звезды.

Каждый сантиметр стен и потолка был покрыт светящимися мозаиками из драгоценных камней и редких минералов, которые запечатлевали сцены из прошлого. Времена, когда фейри процветали, живя в гармонии с людьми.

Я с любопытством вглядывалась в мозаики, широко распахнув глаза. Изображения поражали меня необычностью и красотой. На одном из панно королева фейри сидела на величественном троне, окруженная придворными. Расположившись в зелени у журчащего ручья, она была одета в легчайшее платье, сотканное из живых цветов. Ее волосы были ярко-синими, а кожа – прозрачной, словно лазурь. Цвет ее кожи напомнил мне мальчика, которого казнил Артур. Я почти слышала шелест листьев, когда смотрела на картину.

Некоторые сцены изображали людей. Они были скромно одеты, меньше ростом и сдержанней в поведении. На одной из мозаик люди приносили дары королеве, стараясь расположить ее к себе, как смиренные подданные.

На другом панно красивые мужчины и женщины танцевали на вершине холма. Их длинные волосы развевались на ветру, тела сияли на солнце, а лица были полны веселья. Они кружили в танце, создавая иллюзию вечной красоты и беззаботной гармонии.

Но не все изображения демонстрировали идиллию. Я повернула голову вправо и ахнула.

Здесь была запечатлена совершенно иная сторона жизни фейри. Мозаики обрели более темные оттенки, и их красота становилась пугающей. Некоторые фейри изображались с рогами, другие – с острыми когтями, а кое-где были черты, способные напугать даже самых смелых. Перья, мех, чешуя. В лицах фейри не было ни милосердия, ни добра. В их взглядах сквозила злоба.

В отличие от идиллических пейзажей на противоположной стене, в этих работах царили пустота и разруха. Природа была разорена, и мозаика показывала опустевший каменистый ландшафт, где не было места жизни – только острые камни и редкие колючие кустарники с торчащими шипами.

Я не могла оторвать взгляда от мозаик, на которых были изображены люди в цепях, которых вели фейри-воины, держа в когтистых руках кнуты. Люди выглядели поверженными, угнетенными, а фейри смотрели на них с жестокостью и презрением. Я попыталась представить, как отреагирует Артур, если увидит эти мозаики.

– Ты шокирована? – спросила Мерлин, изучая мое лицо. – Не многие могут прийти сюда.

– Я удивлена, – выдавила я. – Это… это…

– Мы обычно не думаем о фейри как о существах с двумя сторонами, да? – заметила Мерлин.

– О чем вы?

Мерлин пожала плечами:

– Так же как у людей, у фейри есть светлая и темная стороны. Художник изобразил фейри как красивыми, – она указала на левую стену, – так и уродливыми. Смысл ясен, я думаю.

Я уставилась на нее:

– Это все, что вы можете сказать? А что насчет людей справа?

Женщина наклонила голову, раздумывая.

– Некоторые фейри, возможно, действительно были жестоки к людям. Тем не менее наши родословные тесно переплетены. Минуло почти двести лет с тех пор, как фейри покинули континент Эскиры, но до этого мы, вероятно, жили с фейри бок о бок в относительном мире.

«Но мир вряд ли был вечным», – подумала я, но задала вопрос:

– Кто все это создал?

– Храм – самое старое здание в Камелоте, возможно, во всем Пендрате. Кое-кто считает, что некоторые части – дело рук фейри.

– А что насчет святилища? – рискнула спросить я.

– Не сегодня, – ответила Мерлин с легкой улыбкой. Она снова повернулась к двери и повела меня на главный двор.

Когда мы вышли на свет, она остановилась.

– Твой брат всегда проявлял должное уважение к богиням и храму, – сказала она, и это прозвучало как явное преувеличение. – Но в последнее время его особенно интересует брат Трех сестер.

– Перун? – Я нахмурилась. – Я не знала.

– Он задавал вопросы ученым послушникам. Он, кажется, очень увлечен священными ритуалами Перуна, которые раньше проводились монархами Пендрагона, – пояснила Мерлин. – Конечно же, то было сотни лет назад.

– Понятно, – пробормотала я.

Я не знала, что Перун играл роль в нашей религии в прошлом. Он и Недола всегда были в тени. Я думала, что так было во все времена.

– Конечно, это естественно, что мужчине-правителю интересен бог-мужчина, – хмыкнула Мерлин. – Твой брат просто любопытен. Я уверена, что он все так же проявляет должное уважение к Трем.

Я не ответила.

– Вчера… – она замешкалась, – я была… разочарована… его решением. То, какой приговор он вынес юному вору.

Юному вору. Не мальчику с кровью фейри.

– Я тоже, – честно призналась я.

Мерлин вздохнула и прикрыла ладонью лоб.

– Какое расточительство… У мальчика был огромный потенциал.

– Уверена, именно поэтому он и казнил его, – тихо сказала я.

Жрица встретилась со мной взглядом.

– Он загубил жизнь, и это грех, – сказала она. – Однако закон суров.

– Именно так.

Мне стало интересно, солидарны ли мы с ней в данном вопросе или же Мерлин просто считала, что мальчик пополнил бы ее коллекцию талантливых юных аколитов?

Или, может быть, ее больше беспокоила жестокость, безжалостность казни. Возможно, она переживала за Артура, как и я?

– А какие у Перуна ритуалы? – спросила я, внезапно заинтересовавшись.

Мой вопрос застал женщину врасплох, Мерлин уже собиралась вернуться в храм. Когда она повернулась ко мне, ее лицо помрачнело.

– Их было много, и все они были связаны с кровью.

Я накинула капюшон и медленно зашагала обратно к замку, погрузившись в раздумья.

Глава 6

Когда я вернулась в свою комнату, мне стало ясно, что в мое отсутствие в ней кто-то побывал. Не слуги, которые ежедневно прибирали и заботились о моей одежде. Кто-то другой, кого не приглашали и не ждали.

Я замерла на пороге, крутя головой из стороны в сторону и пытаясь понять, что меня насторожило, и тут заметила, что портрет моей матери лежит на столе, вместо того чтобы, как обычно, висеть на стене.

Я быстро подошла к картине, ощущая, как поднимается паника. Миниатюра была полностью пропитана красными чернилами. Меня начало подташнивать. Это единственный портрет, что у меня был. Я полагала, что должны быть и другие и что Артур наверняка знает, где они, но я до сих пор не решалась спросить его. Этой миниатюры мне было достаточно.

Чернила еще даже не успели высохнуть. Я осторожно коснулась их пальцем. Возможно, если поспешить, то я успею отнести портрет на восстановление. Возможно, большую часть чернил получится оттереть.

Но в глубине души я знала, что картина уже никогда не будет такой, как прежде.

Я догадывалась, кому хватило бы жестокости и наглости вломиться в мою комнату и уничтожить самую дорогую для меня вещь. И даже если бы я не проявила смекалку, мой мучитель оставил свое имя. Оно было вырезано на изголовье моей кровати, между луной и звездами. Он, должно быть, использовал острый кинжал и спешил, потому что буквы были неаккуратными и неровными.

Но я все равно могла прочесть их.

Флориан.

Я была сама виновата в том, что не запирала дверь, чтобы не создавать неудобств слугам, которым был нужен постоянный доступ в мои покои. Придется изменить свои же правила. Флориан уже не первый раз рыскал в моих вещах. В прошлом году он даже порвал некоторые мои книги и украл мою одежду. Но затем он оставил меня в покое на несколько месяцев, и я оказалась достаточно наивна, чтобы предположить, что ему наскучило мне досаждать.

Но это… это уже слишком. Он зашел слишком далеко.

Я представила, как лежу в постели, зная, что его имя находится прямо над моей головой, и меня затошнило еще сильнее.

Прежде чем я успела понять, что делаю, я выхватила кинжал из ножен, взобралась на кровать и начала царапать и колоть эти невыносимые семь букв. Я остановилась, тяжело дыша, только когда изголовье превратилось в истерзанную деревяшку, но уж лучше так, чем спать под именем моего мучителя.

Это была моя кровать, а не его, но мне казалось, будто он пометил не только мои вещи, но и меня.

Я не могла больше здесь оставаться. Осторожно завернув миниатюрный портрет мамы в кусок ткани, я положила его в кожаную сумку, а затем нашла ключ от своей комнаты в комоде.

Выйдя в коридор, я заперла дверь. Наверное, я и без слуг обойдусь. Лучше сама буду убирать за собой.

Мне нужно срочно найти Ланселетту.

* * *

Я с облегчением заметила Ланселетту сразу же, как только переступила порог таверны «Медведь и русалка». Я обрадовалась еще больше, увидев рядом с ней Галахада.

На город опустились сумерки, и таверна была переполнена. Зал гудел от смеха и разговоров, в воздухе витал запах эля, медовухи и пряного вина, разлитых по массивным деревянным кружкам и кубкам. Ароматы дыма от очага и жареного мяса смешивались с аппетитными запахами пирогов и рагу, доносившимися из кухни.

Но шум превзошел даже заманчивые запахи. Громкий хохот, звон кружек, оживленная мелодия скрипок и флейт, исполняемая группой странствующих музыкантов. Повсюду люди. Служанки суетливо метались по залу, их цветастые юбки оборачивались вокруг ног, пока они наполняли кружки и разносили дымящиеся блюда. В дальнем углу мужчины и женщины азартно играли в кости и карты, их крики и одобрительные возгласы сливались с общим гулом.

Шум и суета давили на меня, и я занервничала, входя внутрь. В последний раз я была здесь с Ланселеттой несколько месяцев назад.

Пока я мешкала на пороге, меня без всяких церемоний толкнули вперед, прямо в зал. Я пошатнулась и, вытянув руки, налетела на деревянный стол. Я едва не ударилась об него, но меня схватили за локоть.

– Ну что за манеры? – проворчала Ланселетта, поддерживая меня. – Глаза разуй, а?

Я посмотрела на невысокого мужчину с волосами песочного цвета, на которого хмуро смотрела моя подруга. Он поднял руки, извиняясь, поспешно кивнул и тут же направился к компании мужчин, которые встретили его громкими возгласами.

– Хамло какое, – буркнула Ланселетта и обернулась к двери. – И опять ты! Наверняка толкнул его, а он – ее.

Я проследила за взглядом подруги и тут же пожалела об этом.

В дверях стоял тот самый черноволосый мужчина из тренировочного двора, новобранец. Тот самый, что презрительно назвал нас с Кеем слабыми.

Он явно вошел следом за тем, кто толкнул меня. Не заметить его было невозможно. Высокий, уверенный, он стоял, скрестив руки на груди, и хмурился. Черные волны волос обрамляли лицо, подчеркивая прямой нос и высокие скулы. В левом ухе мужчины блестела тонкая серебряная серьга.

Впервые с момента нашей первой встречи я обратила внимание на его глаза. Глубоко посаженные, темно-зеленые, они казались умными, словно он мог видеть окружающих насквозь. Что, конечно, было глупо. Вряд ли он отличался особым умом и вряд ли имел привычку обращать внимание на других людей.

Тем не менее в этом мужчине было что-то притягательное. Его тело было воплощением силы, созданной для разрушения. В его длинных конечностях и натренированных мускулах таилась дикая, хищная красота.

Я вспомнила слова сэра Эктора о том, что оруженосцы должны сражаться с рекрутами, и едва не вздрогнула. Этот незнакомец ошибался, я не была слабой, но его мне точно не одолеть в поединке. Но я все равно собиралась попытаться.

Я украдкой бросила взгляд на Ланселетту, чтобы понять, произвел ли он на нее такое же впечатление. Конечно нет. Она смотрела на него как волчица, слегка оскалив зубы.

Ее золотистые волосы выбились из хвоста, кожа на щеках чуть порозовела. Она выглядела очень решительной и красивой, и я на миг ощутила укол зависти. Она была полной противоположностью мне.

Я потянулась к капюшону.

– Ты хоть знаешь, кто она такая, болван? – продолжала возмущаться Ланселетта. – Заходишь сюда как к себе домой.

Все внутри меня сжалось. Я поняла, что подруга выпила явно больше обычного, и почувствовала, как жар разливается по щекам.

– Что ты делаешь? – зашипела я. – Перестань, прошу тебя.

– Я даже не тронул ее, – холодно ответил мужчина, делая шаг к нам. Он посторонился, пропуская молодых людей, не удостоив их взглядом. Его глаза все это время были прикованы ко мне.

Я вскинула подбородок.

– И вновь ты у меня на пути, – пробормотал он, глядя на меня сверху вниз. – Откуда мне знать, кто ты такая? И почему это вообще должно меня волновать?

Казалось, он собирался уйти, и я почувствовала волну облегчения. Хорошо. Пусть идет. Я пришла сюда не ради спора с грубиянами.

Но Ланселетта не из тех, кто отступает.

Она схватила мужчину за рукав черной рубашки:

– Она, черт побери, принцесса, осел. Тебе стоит следить за манерами.

Я застонала.

– Вот зачем об этом кричать? – пробормотала я себе под нос, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

Ланселетта обернулась, ее глаза полыхали гневом:

– А ты тоже хороша! Сними, наконец, этот дурацкий капюшон, Моргана. Он тебе ни к чему.

И, не дожидаясь моего согласия, она сдернула его с моей головы.

Зал словно замер, погрузившись в тишину. Казалось, вся таверна онемела, хотя, конечно, это было не так. В одном из дальних углов, я заметила, люди продолжают оживленно болтать.

Прекрасно. На меня обратили внимание не все, а почти все.

Я слабо улыбнулась и потянулась, чтобы снова надеть капюшон, но Ланселетта резко перехватила мою руку.

– Даже не думай, – прошипела она.

Я бросила на нее сердитый взгляд.

Незнакомец все еще стоял рядом, наблюдая за происходящим. Он явно слышал слова Ланселетты, но, похоже, они не произвели на него впечатления.

Наконец он заговорил:

– Я не знал, – нехотя пробормотал он. – Прошу прощения, принцесса.

Я едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Он явно старался говорить уважительно, но лучше бы даже не пытался.

– Ничего страшного, – сказала я, силясь сохранить хоть каплю достоинства. – Это не имеет значения. Пойдем, Ланселетта.

– Постой, – потребовала она, подняв руку. – Кто ты вообще такой?

Мужчина нахмурился:

– Кейрос Дравен. Недавно меня назначили королевским стражником.

– А, вот оно как? – тихо пробормотала Ланселетта.

– Да, – сказал он, и его лицо внезапно стало обеспокоенным. – Принцесса Моргана, клянусь, я действительно не знал, кто вы. Прошу прощения за…

Это было просто невыносимо. Лучше бы он вообще не извинялся.

– В извинениях нет необходимости. – Мой голос прозвучал яснее и громче. – Ты ни в чем не виноват. Я просто споткнулась. Кейрос Дравен, прошу, иди уже по своим делам.

Я схватила Ланселетту за руку и потянула ее к столу, где сидел Галахад, который с интересом наблюдал за развернувшимся представлением.

– Что ты делаешь? – возмутилась подруга, когда я увела ее подальше. – Заставь его заплатить! Хоть немного!

Я повернулась к ней, чувствуя, как мои щеки пылают:

– Заставить его заплатить? За что? За то, что он случайно столкнулся со мной? И в этот раз это даже не его вина.

Я решила ни за что не рассказывать ей о том, что произошло на охоте.

– Он толкнул того, кто толкнул тебя, – упорствовала Ланселетта. – Он высокомерный и грубый. Ты должна его проучить.