Общее место

– Согласен, – кивнул Вовка. – Только тут ведь как, все эти ниточки из одного клубка высовываются.

– О том и речь, – развел руками ФСБ. – До клубка мы еще доберемся, а я попытаюсь переговорить с уважаемыми людьми, которые должны быть в теме. С тем же Савелием и прочими. Попрошу у них совета. Их это зацепило не на шутку.

– А я? – вдруг с беспокойством спросил Димка.

– Тебе тоже работа найдется, – пообещал ФСБ. – Марина тебе все расскажет, но чуть позже, через час или около того. Доту или ГТА не обещаю, а вот поработать в сетях придется. И это очень важно, очень. Возможно, и важнее всего прочего. Но ты ведь уже взрослый человек? К тому же, из семьи волшебников?

Димка залился краской.

– А Коля что? – спросил Леня.

Все посмотрели на меня.

– С Колей разговор будет отдельным, – сказал ФСБ. – И, кстати, мне тут обида почувствовалась, так вот, причины для нее нет. Да, есть кое-что, что надо обсудить пока в узком кругу, но это не значит, что мы кому-то не доверяем. Вся важная информация будет передана всем. Просто… вопрос связан с приватной сферой. У вас же ведь тоже у каждого имеется что-то, что вы не хотели бы выносить на общее обсуждение?

Вовка с Лизкой с улыбками переглянулись, Леня с неопределенным выражением лица почесал подбородок, а Толик, Маринка и почему-то Шура залились краской. С Димки же не сошел еще и прошлый румянец.

– Тогда все, – хлопнул в ладоши ФСБ. – Тут неподалеку маршрутка останавливается, да и Лиза с Вовкой и Толиком с утра могут подкинуть, кому надо до метро или до стоянки такси, но все это уже завтра. На время расследования все поездки будут считаться служебными. Не волнуйтесь, мы справимся с этой напастью. Сейчас можете продолжить трапезу, поболтать, что угодно. Шура покажет, где каждый будет устроен на ночь. Дима, – он обратился к младшему Ушкову. – Проверь пока, как тут с интернетом, все вопросы опять же к Шуре. Марина с тобой займется чуть позже. А мы с Колей и… – он окинул взглядом присутствующих… – с Мариной, Лизой и Ириной Ивановной перейдем на время в летний домик.

«Ничего себе, приватность», – подумал я.

– Лиза, – попросил ФСБ. – Возьми с собой медицинский саквояж.

Глава седьмая. Кое-что

Домик стоял в глубине ночного сада словно забытая кем-то много лет назад строительная бытовка. Рядом на старые шпалы опирался массивный железный бак с водой для полива, на гвоздях висели оцинкованные ведра, поблескивали металлом на остриях составленные в угол лопаты, грабли, вилы и мотыги. Такова огородная жизнь. Если бы не с полдюжины садовых мерцающих светильников и не сопровождение Мамыры, я бы не отыскал это место садового уединения. Действительно, маленькая летняя спальня с удобствами во дворе. С тонкими дощатыми стенами, марлей на двух окошках, с лампой в патроне вместо люстры под низким потолком, узкой застеленной кроватью, несколькими табуретами и обшарпанным письменным столом, на котором лежал видавший виды ноут. Я скользнул взглядом по стенам, оклеенным страницами из разодранных номеров журнала «Огонек», почувствовал аромат старых вещей, дождался, когда усядутся женщины и ФСБ, присел на табурет возле угла стола. Маринка тут же наклонилась над компьютером. Я вдохнул ее запах.

– Ты все молчал там, – обратился ко мне ФСБ, облокачиваясь на стол с другой стороны. – Есть какие мысли?

Лизка щелкнула замками медицинского саквояжа, выставила на свободный табурет нашатырь, еще что-то. Интересно, есть ли у нее там скальпель? И пустит ли она его в ход, если я обращусь в какую-нибудь мерзость?

– По общим вопросам? – поинтересовался я.

– Пока да, – кивнул ФСБ.

– Немного, – пожал я плечами. – Относительно себя ничего не скажу, по Марку я скорее согласен со сказанным. А вот по поводу этих неизвестных… Мы же ведь мелкой пакостью занимаемся, так?

– Ну, – сдвинул брови ФСБ.

– Значит, и их интересует мелкая пакость, – предположил я. – Амур этот. Если они его наняли, значит, умеют управляться с нею. Могут ее призывать как-то. Этого стрелка надо найти. И поговорить… Может быть, жестко поговорить. Но даже если мы его не найдем, секрет в ней. В пакости. Она им зачем-то нужна. То есть, будем отслеживать ее, найдем и их.

– А мы что делаем? – нахмурилась Лизка.

– Мы работаем с отбросами, – ответил я. – С теми, что выползают из тонкого мирка и не просто присасываются к нашему, а гадят. Или вовсе с нечистью. Но и та пакость, и другая, она же здесь, рядом. Взять хотя бы тех же домовых. Чердачников. Пылевиков. Да и всех прочих. Мы бы надорвались, если бы взялись выводить их. Они же вреда никому не причиняют. Так вот, если застонут, зашевелятся, значит, кто-то за них взялся…

– Кому они нужны кроме нас? – сдвинула брови Маринка.

– А вот это главный вопрос, – заметил ФСБ. – А ведь ты, Коля, прав. Из-за пакости все. Другое дело, как к этому Марка пристегнуть и тебя…

– Ты спрашивай его, Федя, – прошептала Мамыра. – А я послушаю. Да посмотрю. А то, как покажем, может, и спрашивать будет поздно.

– Что вы собираетесь мне показать? – не понял я.

– То, что и все прочие увидят, – улыбнулся ФСБ и кивнул сдвинувшей брови Лизке. – Правда, чуть позже. Пока что это видели только я, Мамыра, Шура и Марина. Марина – в первую очередь. Но скрывать увиденного не будем. Потому что мы в одной лодке. А спрашивать надо. Скажи мне, Коля. Что у тебя с сердцем. Не в смысле медицины, а в смысле души. Есть там кто? Не по наговору, а по существу.

Повисла пауза.

– Я могу пока выйти, – прошептала Маринка, покраснев.

– А я не могу, – твердо сказала Лизка. – Я врач.

А ведь она тоже была красивой. Такой красивой, что глаза слепила. Как тут Вовку не понять, я бы тоже хрюкнул, если бы такая меня по щеке потрепала. Что же мне помешало в нее влюбиться, ведь не эта глупая разница в возрасте, и не Вовка, мы тогда еще и друзьями не были, и не малолетний Димка. Нет. Только то, что свет от их любви столь ярким казался, что собственная похоть и влюбленность меркли на его фоне. Отчего же я тогда не влюбился в Маринку? Ведь думал о ней всегда, из головы не мог выбросить, да и теперь боюсь даже голову повернуть в ее сторону. Не потому ли, что однажды бросил Бауманку не по причине скуки и бесполезности продолжения учебы, а потому что была там девчонка, которая однажды посмотрела на меня с недоумением, а потом просто сказала, да пошел ты, Колюня, нахрен. Мало ли что я говорила? Мало ли с кем я переспала? Я что, теперь тебе должна чего по гроб жизни? Что я тогда ей ответил? Ну точно. Так и отчеканил – Да. Ты мне. А я тебе. А она? «Ага. Щас! Замучаешься пыль глотать». Именно так – «Щас!» и «Замучаешься пыль глотать».

Так что же получается, я получил на этом деле комплекс? Пунктик в душе образовался? Так были уже у меня после этого короткие связи, легко, без обязательств и переписок. Или так мне казалось? А может, я скорлупой покрылся, и поэтому отскакивало все от меня, как от пересохшего ореха? Или даже как от засохшего куска дерьма? Пока не пронзила меня та самая стрела с алюминиевым наконечником? А до этого я просто боялся, что та же Маринка скажет мне тоже самое, а не пойти ли тебе, Колюня, нахрен? Да ладно… Просто это было… как сорвать цветок. Не хотелось срывать. Хотелось смотреть на него и согревать собственным дыханием. И хочется. Что же ты тогда, Колюня, сопли жуешь?

– Нет, – с трудом произнес я. – Не надо выходить. Мне нечего скрывать… пока. Если я, конечно, и сам понимаю, что внутри меня творится. Но так, чтобы отчетливо и без вариантов… не могу сказать. Было кое-что, что самому казалось… Но уже давно. Как сказал бы Марк, уже и быльем поросло. Засохло, осыпалось и развеялось без остатка. Пардон, конечно. Да и смешно сейчас об этом. Теперь разве что… в мечтах. В горячих, конечно. Поллюции, все дела. Простите за откровенность, от меня ведь это требуется?

Лизка подавила смешок, кашлянула. Маринка словно окаменела.

– Трудно быть холостым, когда такие девушки рядом, – я попытался изобразить улыбку. – Марина вот сияет, словно на сварку смотришь, зайчики ловишь, не проморгаться потом, а смотреть все одно хочется. Лиза из того же клуба, извинения Вовке. Шура еще нарисовалась. Хотя она ребенок еще. Простите, девушки. Это я шучу, если что. В каком-то смысле. Отчасти. Так что, нет. Ничего такого, что было бы связано с какими-то обязательствами. Так… Слепящий свет на горизонте, ожог в сердце. Наяву пока что только тоска. Может, и надежда там же. Пуганный я в этом плане. Поломанный. Так что ничего серьезного. Да и несерьезного… давно не было.

Последнее произнести было особенно трудно. А как произнес, сразу стало легче. Исповедовался, блин. Зато вся эта компания, весь этот «узкий круг» из ФСБ, Мамыры, Лизки и Маринки, на которых я теперь и в самом деле не мог поднять взгляд, словно превратился в круг близких друзей. Впрочем, так оно и было.

– Да, – сказала Мамыра.

Просто «да» и ничего больше. Вот ведь, седой и обаятельный детектор лжи. А Маринка почему-то отвернулась и принялась чесать нос. Прости, если разочаровал, не на горизонте ты, ближе, конечно, но не дотянешься. Разве что ребра раздвинуть. Лизка снова полезла в саквояж. А ФСБ принялся постукивать пальцем по стене. После чего сказал:

– А ты поэт, Коля. Да, есть такой способ взаимодействия с сущим – поэзия. Стихи при этом писать необязательно. Ладно. Давай, Марина. Запускай ролик. Начни со второго.

– Сколько их всего? – спросила Лизка.

– Пять, – вздохнула Маринка.

– Самый интересный пятый, – хмыкнул ФСБ.

– А самый опасный – четвертый, – прошептала Мамыра.

– Второй, – кликнула мышкой Маринка.

Запись была неважного качества. Наверное, это зависело от параметров видеокамеры или от расстояния. Камера стояла где-то ближе к метро «Арбатская», чуть ли не в сотне метров от того самого места, где я почувствовал протыкающую меня стрелу. Народ в кадре, мягко говоря, не толпился. Маринка повела мышкой и чуть увеличила изображение. Конечно, никакой четкости, но…

– Замедли, – попросил ФСБ. – Вот. Смотрите.

Мы склонились к экрану. Возле санкабин появилась фигура. Нет, ни одна из санкабин не открылась, фигура как будто материализовалась из воздуха. Не слишком высокая, стройная, кажется, принадлежащая женщине.

– Далеко, – нахмурилась Лизка. – Почти распадается на пиксели.

– Смотри, – посоветовал ФСБ.

Маринка еще приблизила изображение, оно стало размываться, но кое-что угадать было возможным.

– Примерно за пять минут до твоего появления, – она посмотрела на меня.

Это была фигура женщины, возможно, довольно молодой. Ни лица, ни каких-то подробностей разглядеть было нельзя, разве что определить, что у нее черные волосы и свободная одежда – что-то вроде плаща или длинного кардигана.

– Сейчас, – прошептала Маринка.

Женщина подняла руку и что-то извлекла из воздуха. Что-то едва различимое, исчезающее в размытой картинке. Поднесла это к лицу и тут же протянула обратно. Вернула в невидимость.

– Стрела, – мрачно сказала Маринка. – Вытащила ее из воздуха, поднесла к губам, плюнула на наконечник и вернула.

– Вот он и объект приворота, – скрестила руки на груди Лизка и тоже посмотрела на меня. – Не могла же она плюнуть чужой слюной?

Я пожал плечами. Что я мог сказать по этому поводу? Никакого приворота к едва различимому силуэту я не чувствовал.

– И финал, – хмыкнул ФСБ. – Ты отлично поработала, Марина.

Она кивнула. На экране ноута незнакомка растворилась точно также, как и появилась.

– Что скажете? – спросил ФСБ.

– Есть нестыковки, – заметила Лизка. – Если представить, что она подошла к тому самому амуру или купидону, то, получается, что она его видела.

– Разве это удивительно? – пожал плечами ФСБ. – Пакость многие видят. Некоторые от природы, – он посмотрел на меня, – некоторые с помощью определенных ухищрений. Еще что?

– Она вытащила из невидимости ментальную стрелу, – прошептала Маринка. – Или сделала ее видимой или даже материальной. И плюнула на нее. Хотя, может, дыхнула. Или сказала что. И еще одно. Она… появлялась и исчезала. Это перемещение? Или невидимость? Может, она сама пакость?

– В каком-то смысле, да, – кивнул ФСБ. – Но вряд ли в прямом. Хотя нам известны примеры, когда пакость становится доступна обычному взгляду. Редкость, но случается. И все-таки она не пакость. Если бы она была просто невидима, то зачем ей светиться? Так бы невидимой и обделала все с исполнителем. Нет, она появилась там, где должна была появиться. А потом исчезла. Думаю, переместилась.

– Я предполагал, что таких колдунов уже давно нет, – подал я голос.

– В Москве давно уже нет, – согласился ФСБ. – Или я о них не знаю. Но мы же не проверяли у нее прописку.

– Еще одно, – задумалась Лизка. – Там шли люди. Но никто не обратил внимания на ее появление. Понятно, что можно отвести глаза, но я ничего не увидела. Ни жеста, ничего.

– Другая магия, – прошептала Мамыра. – Просто другая магия…

– Давай первый ролик, – попросил ФСБ.

Я увидел самого себя, выходящего из подземного перехода. Вид у меня был довольно праздный, возможно, даже легкомысленный. Лизка хмыкнула:

– Да ты косолапишь!

– У меня полно недостатков, – согласился я.

– Это напротив «Праги», – сказала Маринка. – Переход от метро Арбатская, собственно, к Арбату. Пришлось поискать. Минут за десять до того выстрела. И минут за пять до появления той дамочки.

Я исчез из кадра, за мной шли люди, еще люди, внезапно Маринка нажала на стоп. На экране застыл неизвестный мужчина лет сорока или чуть старше. Он был до неприличия худ, черные волосы лепились ко лбу с залысинами, впалые щеки подчеркивались носогубными складками, вообще все, что торчало из ворота его рубашки, напоминало обтянутый кожей череп.

Маринка дождалась, когда все рассмотрят незнакомца, и чуть отмотала ролик, показала худого во весь рост. Он тоже был одет во что-то вроде кардигана или халата. Черного и разлетающегося полами сильно ниже колен. На ногах у него были сапоги тонкой выделки.

– Необычный персонаж… – пробормотала Лизка. – Там нигде рядом кино не снимали? Что-нибудь о средневековых колдунах…

– Нет, – покачала головой Маринка. – Впрочем, я не узнавала. Не копала в эту сторону. И так, чувак засветился конкретно. Но толку – чуть. Нет такого лица. Я, конечно, запустила поиск, возможно, что он снова где-то всплывет, но пока больше никакой информации.

– Почему он нас должен заинтересовать? – спросил я, хотя уже чувствовал, что незнакомец как-то причастен к произошедшему.

– Он шел за тобой, – сказала Маринка. – По крайней мере, последующие пять минут. Есть еще несколько роликов, где виден и он, и ты. Ты, кстати, ни разу не обернулся.

– Порицаю, – проскрипел ФСБ.

– Но качество так себе, – продолжила Маринка. – Важно другое. У меня нет кадров, где он исчез, но где-то на полпути к кофейне Карло его уже нет. То есть, он исчезает, а та дамочка появляется. Полагаю, что он зафиксировал тебя или довел до места и дал сигнал к проведению акции.

– А если он и есть та дамочка? – усмехнулась Лизка.

– Это было бы замечательно, – пробормотал я. – На это меня приворожить невозможно.

– Не усложняйте, – покачал головой ФСБ. – Давай третий ролик.

На третьем ролике снова был я. Останавливался, заводил руку за спину, корчился, оборачивался, разговаривал с кем-то невидимым. Потом выцарапывал из кармана телефон, звонил Лизке. И так далее. Ничего интересного. Все смотрели на происходящее, затаив дыхание, хотя разрешение было так себе.

– Там есть еще одна камера, – сказала Марина. – Но она поворачивается. То есть, делает хорошую картинку, но не все в нее попадает. Все, что попало, на ролике номер четыре и номер пять.

– Четвертый в последнюю очередь, – предупредил ФСБ. – Давай пятый. Самый интересный.

– Хорошо, – кивнула Маринка. – Сразу скажу, что сейчас мы увидим женщину, которая оказалась на том самом месте примерно через пять минут после того, как Николай ушел оттуда. И, наверное, минут за пять до того, как он сел в такси.

Маринка посмотрела на меня и поправилась:

– Как ты сел в такси.

Да, четвертый ролик оказался довольно неплохого качества. На нем были видны те самые сантехнические кабины, мостовая, идущие по ней люди. Правда все это с другой стороны. Среди зевак выделялась девушка. Она странно передвигалась, так, словно хромала на обе ноги. И пошатывалась при этом, как после тяжелой болезни. Длинные распущенные темные волосы, стройная фигура, водолазка, серые брюки-карго… Лицо… Нельзя сказать, чтобы девушка была ослепительно красива, но она показалась мне довольно милой, хотя и как будто нездоровой. Я не знаток восточных народов, но она была или кореянкой, или японкой. А может и китаянкой. Или метиской.

– Что она делает? – спросила Лизка.

– Колдует, – ответил, скрестив руки на груди, ФСБ. – Присмотрись, у нее в руке какой-то порошок. Пакет с порошком. Не удивлюсь, если обычное чистящее средство из хозмага. Она использует его как маркер. Незаметно рассыпает. Сначала по кругу, потом… по внутренним дугам. Очень скупо. Рисунка даже не видно.

– Рисует мандалу? – спросила Мамыра.

– Я не знаю, как это у них называется, – пробормотал ФСБ. – Но целью колдовства определенно является произошедший здесь приворот. Возможно, она пытается определить след Коли, след амура или след той… заказчицы.

– Или наоборот, – скривилась Лизка. – Уничтожает всяческие следы.

– Непохоже, – покачал головой ФСБ. – Выкладывай, Марина. Ты отработала на двенадцать баллов. По пятибалльной.

– Ее зовут Наташа Ли, – сказала Маринка. – Отыскала ее по лицу. Студентка МГУ двадцати трех лет. Примерно полгода назад попала в беду. Ее нашли изнасилованной с проломленной головой в глухом дворе неподалеку от общежития. Как раз по осени. Родственников нет, знакомых… Друзья были, но никто ничего не мог сказать. Она издалека, почти землячка нашего Толика. Хабаровск. Мама умерла, папа неизвестен, но, наверное, китаец. По фамилии что-то вроде того. Дальше пойдут странности. Негодяев не нашли. Возможно, не очень-то и искали. Дождь был, да и… Думали, что умрет. Она и должна была умереть. Врачи констатировали смерть мозга, но отключать от аппаратов не стали. Искали хотя бы каких-то родных. Посылали запросы и так далее. Иногда бюрократия может оказаться спасительной. А примерно с неделю назад она пришла в себя.

– Такое бывает? – спросил я.

– В кино так уж точно, – пожала Маринка плечами. – А так… Она лежала в нейроотделении. В больнице на Можайском шоссе. Приборы запищали, к ней подошли. Собственно, она была обузой. У ее кровати не замечали в последние месяцы никого. Поначалу были, потом нет. Друзья, в смысле. Да, пришлось покопаться в чатах. И в больничных, и в учебных. Наверное, ее уже условно похоронили. Так вот, в той палате находилось трое больных. Когда врачи прибежали, двое лежали, как лежали, а она сидела и снимала с себя датчики. Ее попытались вновь уложить, а она твердила, что выздоровела, просила вернуть одежду и документы. Собственно, одежду ей в итоге отдали. Уже днем и после осмотра, который подтвердил, что произошло восстановление мозговой деятельности. А вечером Наташа явилась в полицию, чтобы забрать документы. Ей пришлось прийти туда и на следующий день, как-то не готовы оказались полицейские к такому обороту. Но документы она тоже в конце концов получила. Наверное, подписала какие-то бумаги. Затем пришла в общежитие, забрала вещи и исчезла.

– Бросила учебу? – сдвинула брови Мамыра.

– Оформила академический, – сказала Марина. – Оснований более чем достаточно. Где она сейчас – неизвестно. Но я постараюсь ее найти.

– Ты не все рассказала, – напомнил ФСБ.

– Да, – кивнула Маринка. – Не знаю, что она говорила в полиции. Возможно, есть способ получить информацию и об этом, но сейчас, наверное, имеются дела и поважнее. Но кое-что есть. На том же самом месте, где было найдено ее тело, недавно были обнаружены трое парней с соседнего факультета. Похоже, что убиты профессионалом. Каждый – ударом в сердце. Нож – довольно обыкновенный – торчал в груди одного из погибших. И никаких следов борьбы.

– Все ясно, – хмыкнула Лизка. – Девка очнулась, вспомнила, что произошло, и начала мстить. Как-то выманила мерзавцев на то самое место и прикончила. Респект!

– Не совсем так, – вздохнула Маринка. – Парни были убиты за неделю до того, как она пришла в себя. И как она могла выйти из палаты, если была подключена к приборам? Перебросила датчики на соседей по палате?

– Как вариант, – предположила Лизка. – Знаю я наши больницы. Если в выходной, ни сестру, ни врача не докричишься. Тем более ночью. Может, она давно пришла в себя, но еще месяц прикидывала план мести? Надо же было и об алиби подумать.

– Вряд ли, – нахмурился ФСБ. – Впрочем, не поручусь. И все-таки, смотрите, она уже неделю, как на свободе, а еле ноги переставляет. Какое уж тут убийство? Да еще троих… Знаете, что это такое – полгода без движения? Я вообще удивляюсь, как она на ногах стоит…

– Тогда почему она занимается этой ерундой? – воскликнула Лизка.

– Думать надо, – вздохнул ФСБ. – Амура кто-то нанял, могли и ее нанять.

– Мне кажется, она на нашей стороне, – прошептал я.

– Да? – с интересом посмотрел на меня ФСБ. – Возможно. Марина. Давай четвертый ролик.

Он был коротким и снят той же камерой, что и Наташа Ли. На ролике была та самая девушка, что лизала стрелу или плевала на нее. Камера успела захватить ее на пять секунд, прежде чем она начала рассеиваться и исчезать. Зато лицо ее было снято во весь экран. Я увидел черные волосы, правильный овал лица, черные брови в разлет, губы, нос. Она была удивительно красива. Нет, не красивее, чем Лизка или Маринка, просто другая. Неопределенного возраста. Ей могло быть и семнадцать, и тридцать семь. Да и какая разница, сколько ей лет, она выглядела так, как выглядят те, кому плевать и на возраст, и на все остальное. Даже на весь мир. Вот такая могла убить ударом в сердце трех парней. И десять парней. Сколько надо, столько и убила бы. Интересно, зачем я ей мог понадобиться?

Все это пришло в мою голову в первые две или три секунды. А потом, за секунду до исчезновения она посмотрела прямо в камеру.

– Держите его! – крикнула Мамыра.

– Твою же мать! – зарычала Лизка.

И я потерял сознание.

Глава восьмая. Жива

Я пришел в себя на следующее утро. Руки и ноги мои были перемотаны скотчем, сам я полулежал на сиденье Пежо и куда-то ехал. В салоне сидели трое. Лизка, Вовка и ФСБ. У ФСБ вид был мрачный, у Вовки встревоженный, Лизка ехидно щурилась. Рулил Толик.

– Страшного ничего не натворил? – спросил я, пошевелив руками и попытавшись сесть.

– Не успел, – сказала Лизка. – Я тебе в заднее место такую дозу засадила… Думала, ты сутки проваляешься, если не больше. А тебе только на ночь хватило. Ничего себе. А на вид-то не сказать, чтобы бычара.

«Бычара? – подумал я. – В каком смысле? Как минотавр?»

Друзья выглядели напряженно. Я поерзал на сиденье, почувствовал ощутимую боль. Да, кажется, Лизка постаралась. Как бы ни до кости. ФСБ скрестил руки на груди, мрачно заметил:

– Может, ты и не собирался ничего творить. Только вдруг словно сам не свой стал. Глаза подернуло черным. Не белым, а именно черным.

– Прямо как в кино про демонов, – скривилась Лизка.

– Дешевый штамп, – недоверчиво хмыкнул Вовка.

– Я тоже так подумала, – кивнула Лизка. – Но веселья не почувствовала. Ты резко поднялся, Коля. Глаза я уже потом увидела, когда ты закатывать их стал, а так лишь заметила гипернапряжение мышц. Ты словно к прыжку изготовился. Или окаменел.

– Странный какой-то приворот, – пробормотал я. – Может, меня не во влюбленного обращали, а в какого-нибудь одержимого демонами фанатика? В терминатора?

– Ага, – поежилась Лизка. – В ассасина на максималках.

– Вряд ли… – вздохнул я и попробовал расправить плечи.

Да, ощущение было необычным. Как будто я из спортзала не вылезал неделю. Или даже месяц. Но почему-то не надорвался…

Я посмотрел в окно. Пежо ехал по асфальтовой двухполоске, за окном мелькали подмосковные перелески.

– Так, – шевельнулся я. – Вы меня простите, ребята, но организм требует своего.

– Пить? – схватился за бутылку воды Вовка.

– Наоборот, – покосился я на Лизку.

Вовка посмотрел на ФСБ.

– Притормози, где поудобнее, – окликнул Толика Семеныч.

Я вытянул ноги. Вовка снова посмотрел на ФСБ. Семеныч взглянул на меня.

– Спокойно, – покачал я ногами. – Предлагаю оставаться профессионалами. Ноги освободить, руки оставить так. Толик! Есть буксир? Надо прихватить меня за пояс для страховки. Чтобы не убежал. Со мной пойдут Вовка и Толик. Чтобы гарантированно. Толик возьмет монтировку. Мало ли. Все-таки гипернапряжение мышц.

ФСБ как будто с облегчением выдохнул.

– Воду с собой прихвати, – попросил я Вовку. – Руки надо будет помыть, да и пить охота… Но не сейчас.