bannerbanner
Общее место
Общее место

Полная версия

Общее место

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

– Надавать бы тебе по шее, – прошипела она вполголоса, выдергивая из моего рта мой же палец и заворачивая его в тряпицу, смазанную чем-то вонючим и прозрачным. – Чисто для профилактики и для удовольствия!

– Это будет использование служебного положения в личных целях, – морщился я уже в лифте, поскольку пекло палец невыносимо.

– Ничего, – продолжала шипеть Лизка, – зато сколько радости!

– Самой же лечить придется, – выдохнул я, привыкая к простреливающей боли.

– Единственное, что тебя спасает, – фыркнула Лизка, вытаскивая меня из лифта.

– Привет, Коля! – крикнул мне Вовка с кухни, где, судя по запаху, затевался восхитительный завтрак.

Коля – это я. Если быть точнее, Николай Владимирович Макин. Только это вовсе не значит, что где-то и когда-то существовал чувак по имени Владимир Макин, поделившийся со мной генами. Фамилия мне досталось от маменьки, а отчество от покойного деда – ее отца. Попытки уточнить обстоятельства собственного появления на свет ни к чему не привели еще в школьном возрасте и были оставлены в виду их полной бесперспективности. Как говорил про мою маму тот же Вовка – женщина-кремень в вольфрамовой оправе. Насчет оправы спорить не буду, а камень я выбрал бы подороже и потверже.

– Привет, Вовка! – отозвался я и последовал за Лизкой в гостиную, где меня явно ожидала экзекуция.

– Димка! – возвысил голос Вовка. – А ну-ка подмени меня на кухне!

– Привет, дядя Коля! – проворчал четырнадцатилетний Димка, следуя на кухню.

Димка – фанат Гарри Поттера, и его очень расстраивает, что мы с нашим «Общим местом» не следуем канону, то есть, практически не применяем колдовство и не отправляемся в условную лавочку Олливандера за волшебными палочками. Единственное, что его успокаивает, так это то, что по рождению он точно не магл, хотя и никаких способностей до сего дня им продемонстрировано не было. Или Лизка их утаивает. К собственному удовлетворению я удержался от напрашивающейся шутки и сквибом Димку ни разу не обозвал. В любви к Гарри Поттеру мы с ним сходимся.

Лизка уже разложила на туалетном столике инструменты и снадобья. Большая их часть вполне себе напоминала обычные медикаменты. Затем она посадила меня на табурет, который Вовка притащил из кухни.

– Что скажешь? – она посмотрела на мужа.

Тот обошел меня два раза, затем присел перед моими коленями и осторожно прикоснулся к тому месту, где из моей груди выходил изрядно уже потускневший наконечник, явно изготовленный из расплющенной алюминиевой чайной ложки.

– Вот здесь прореха в оболочке монады, – кивнул он. – И сзади.

– Точно так, – сдвинула брови Лизка. – Как будто затягивается уже, но повреждение значительное.

– Алло, – постарался я обратить на себя внимание. – Монаде можно высказаться?

– Монада – это условность, – объяснил Вовка. – Точного названия для совокупности материального воплощения и полей в одной личности пока не придумано, поэтому пользуемся тем, что есть.

– Что будем делать и какие риски имеются? – спросил я.

– Излагай, – посмотрел на меня Вовка.

Я кратко пересказал подробности происшествия.

– Ага, – кивнул Вовка, выцарапывая из кармана телефон. – Значит, примерно 8 часов 10 минут утра, старый Арбат, недалеко от санкабин, установленных напротив Ломбарда и Балалаечной. Как в плохом детективе. А шел ты в пафосную кофейню Карло. Или в магическую лавку Лилу за оберегами? Эх, не дошел!

– Какая магическая лавка? – поморщился я, глядя на то, как Лизка смешивает в граненом стакане подозрительные ингредиенты. – Я просто прогуливался. Только дожди кончились, почему бы ни прогуляться? И эта ваша магическая лавка – полная профанация. В лучшем случае сувенирный магазин. Обереги, блин. Ты еще скажи, что меня мог выручить какой-нибудь бронежилет. Или бывают ментальные бронежилеты?

– А вот это вопрос! – хмыкнул Вовка и заорал в трубку, выходя из гостиной. – Маринка! Да, я знаю, что сегодня выходной. Чрезвычайное происшествие. Нападение. Да. На Макина… Тихо-тихо. Успокойся! Все в порядке! Поняла? Дыши глубже. Все в порядке… Да. Только что. Поэтому и набрал тебя через ватсап… Да, с дополнительной защитой… Проткнули стрелой… Твою же мать! Успокойся ты! Что за фигня? Ментальной стрелой! Тише-тише…

«Интересно, – подумал я. – Она ругается, что ли?»

– Ничего, живой и даже шутит, – подмигнул мне Вовка. – Так что ни к чему его пока оплакивать и хоронить… Слушай, надо просмотреть записи с видеокамер по такому адресу…

Он закрыл за собой дверь, а я взглянул на Лизку. Все-таки это хорошо, что я не один.

– От мужиков пользы, конечно, много, – заметила Лизка, – но одновременно с пользой куча головной боли! И частенько боль перевешивает.

– Макин, – выглянул из комнаты Вовка, зажимая телефон. – Если бы я был на твоем месте, то я бы женился на Маринке и взял себе фамилию Ильвес. Это же хрен знает как круто! Николай Ильвес!

– Отчего же ты не взял Лизкину фамилию? – поддел я его, раздумывая, что жениться на Маринке из-за фамилии как-то нечестно. – Был бы сейчас Владимир Носов! Носов в детстве был моим любимым писателем!

– Ушков, Носов, – пробормотала Лизка, взбалтывая снадобье. – Что так, что эдак расчлененка какая-то получается. Писателя Носова, кстати, Николаем звали.

– Это счастье я уже упустил, – горестно вздохнул я.

– Завтрак готов! – подал голос Димка.

– Сейчас, – отозвалась Лизка и протянула мне стакан. – Тебе, правда, придется обойтись без завтрака. И без обеда. Ничего, Вовка сейчас вызвонит Толика и отвезет тебя в твои Мневники. И пока что забудь о прогулках в одиночку. Есть подозрение, что мы переходим на осадное положение. Пока ты ехал, я позвонила ФСБ и Марку.

– Что они говорят? – спросил я. – Я пока ехал, тоже прикинул. Полгода уже не было проблемных клиентов. Все гладко проходило.

– Марк сказал, что ему это все еще нужно обмозговать, – вздохнула Лизка. – Сны там вспомнить пророческие за последнюю неделю. Шутил, короче. Как обычно. А ФСБ думает, что это профилактическое нападение. Что-то намечается, и нас решили выключить на время. Иначе говоря, серьезный повод для более чем серьезного беспокойства. Начали с тебя, как с самого опасного. Следуя логике, затем черед Вовки и Петьки. Ну и всех остальных.

– Спасибо, – хотел я прижать руку к груди, но не рискнул, скосив взгляд на стрелу. – Особенно за «самого опасного». Новая угроза для меня, теперь бы от гордыни уберечься. Но сейчас-то что делать? Ты можешь как-то меня избавить от этого?

– Выпей.

Она все еще держала снадобье перед моим лицом. Я взял в руки стакан.

– Это поможет?

От пойла пахло какими-то травами, спиртом и чем-то подтухшим.

– Это даст нам время, – объяснила Лизка. – А тебя слегка притормозит, чтобы ты не наделал глупостей.

Последние слова я услышал, допивая пойло, поэтому возмутиться не успел. У меня все поплыло перед глазами.

Глава четвертая. Мы справимся

В себя я пришел уже дома. Голодный и, некоторым образом, злой. Лизка могла и предупредить, что она собирается сделать. С другой стороны, она же понятия не имеет, что со мной стряслось. Вдруг во мне какой-нибудь чужой? Ну, или еще какая пакость. Зараза, к примеру. В таком случае возникает вопрос, что изменилось за… последние несколько часов?

День клонился к вечеру. Я лежал на кровати, в окно светило весеннее закатное солнце, а из груди у меня уже не торчала стрела. Или я перестал ее различать. Ну, хоть так. А если она вроде занозы и теперь начнет воспаляться? Никаких ощущений вроде бы не прибавилось. Кроме голода и какой-то странной тоски… Я огляделся. По стенам стекали черные капли ссоры, смешанные с усталостью и обидой. Вошла мама. В комнате сразу стало светлей.

– Что, опять соседи наверху ругались? – спросил я и несколько раз хлопнул ресницами, чтобы сбить ненужную сейчас настройку на резкость.

– Не без этого, – махнула рукой мама. – Ничего нового. Какое мне дело до соседей, если мой тридцатилетний сын приходит домой в десятом часу утра после прогулки под руки с добрыми самаритянами в виде Вовки и Толика и не узнает собственную мать? Сейчас уже, кстати, шесть часов вечера. Да, ты был в полуобморочном состоянии, но мать ты должен узнавать даже на смертном одре!

– Типун тебе на язык, – фыркнул я.

– Типуном подавился, – парировала она. – Никаких неуместных параллелей. Вовка мне пару слов сказал, но теперь я хочу услышать от тебя – что случилось? И сразу же – твоя ненормальная работа не доведет тебя до добра!

– Мама! – я горестно вздохнул. – Моя ненормальная работа однажды была предложена мне тобой. Ну, ладно-ладно. Не заводись. Не тобой, а твоим коллегой. Некоторым образом, коллегой. Марком Захаровичем. Который Маркис.

– Я, конечно, не Вовка, литературу и русский язык не преподавала, – поджала губы мама, – но не Захаровичем, а Захариевичем. Потому что папеньку нашего Марка звали не Захаром, а Захарием. И Маркисом. Он не женщина, так что можешь склонять его сколько угодно.

– В таком случае, и не добрыми самаритянами, – хмыкнул я. – Если только одним добрым самаритянином. Толиком. Вовка-то уж точно мой единоверец. Не в иудейском смысле, конечно. В агностическом. Кстати, есть еще такой вариант – Захарьевич.

– Один-один, – вздохнула мама. – Вовка сказал, чтобы ты не выходил из квартиры, а лучше бы и не вставал. Оставил две киевских котлеты и картофельное пюре Лизкиного производства с пожеланием приятного аппетита и извинениями от нее же. У меня есть борщ. Чайник уже поставила. Тебе следует есть и спать. Остальные инструкции будут позже. Ты сейчас находишься в вынужденной и обязательной информационной блокаде. А у них там, кажется, проходит мозговой штурм.

Я начал озираться. Мозговой штурм пропускать не хотелось бы. Так, телефон лежит на полочке у кровати.

– Это правда насчет любовной стрелы? – мама решительно подхватила телефон и сунула его в карман фартука.

За долгие годы документальных контактов с кооперативом «Общее место» мама некоторым образом привыкла к определенной алогичности окружающегося пространства, но всякое новшество принимала с подозрением.

– Ментальной любовной стрелы, – на всякий случай уточнил я. – Призрачной, иначе говоря. Как видишь, ни одежда, ни тушка не пострадали.

– А что пострадало? – спросила мама.

На этот вопрос я ей ответить пока не мог. Совершенно точно, что пострадали мои планы на сегодняшний день. Хотя, кажется, никаких планов у меня и не было. Да и день подходил к концу. Зато была уверенность, что, если я даже ничего не планирую, планы образуются сами собой уже в процессе их выполнения. Собственно, сегодняшний день это подтверждал. Другой вопрос, что это были не мои планы, и я не знал, что там дальше.

– Предполагаю, что пострадала моя душевная сфера, – я постарался сделать бодрым лицо. – Но точнее пока ничего сказать не могу.

– Вовка сказал, что какая-то нестандартная пакость в виде купидона выстрелила в тебя из лука, – пробормотала мама, не сводя с меня пристального взора. – Если это прямой умысел, то есть, это именно любовная стрела с приворотом, а не какая-нибудь инфернальная неизлечимая зараза, то запустится приворот в тот момент, когда ты увидишь существо, к которому приворожен.

– Уже легче, – вздохнул я. – А то я думал, что влюблюсь в первый же объект, который увижу. Как только что вылупившийся утенок… Были бы серьезные проблемы с Лизкой и Вовчиком… Или нет… С таксистом? С бабушкой в белой бейсболке? Приняла меня за жонглера, когда я телефон чуть не уронил… Боже мой! Или даже с этим безобразием с крылышками и луком? Тебе не кажется, что слово «существо» предполагает слишком расширенное толкование?

Мама спрятала улыбку в уголках рта.

– Вовка передал, чтобы ты не волновался, – сказала она. – Я спросила его о том же. Это не так работает. Осталось, чтобы не волновалась я.

– Это невозможно, – закинул я руки за голову. – Кстати, зря. Нет, я вовсе не умаляю твоих переживаний, материнское волнение – это нечто неотвратимое и даже приятное, но для серьезного беспокойства нет причины, а несерьезное всегда рядом. Если бы речь шла о какой-нибудь инфернальной заразе или еще о чем-то столь же опасном, сейчас бы рядом со мной сидела Лиза. А еще скорее я бы временно прописался в Ушковской квартире. В самом тяжелом случае был бы вывезен на дачу к ФСБ. Я уж не говорю о том, что ничего не знаю об инфернально неизлечимых заразах. Так что все идет своим чередом.

– Тебе никто не говорил, что ты зануда? – усмехнулась мама.

– А с кем я близко общаюсь, кроме тебя? – ответил я вопросом.

– Это меня и беспокоит, – заметила она.

– Вот! – поднял я палец. – А ты говоришь, стрела. Да плевать на стрелу. Поэтому давай на время забудем о душевной сфере и займемся сферой пищеварительной. Если ты поделишься со мной борщом, то я поделюсь с тобой котлетой и пюре.

– А у меня еще есть пирожки с яблоками, – улыбнулась мама. – Половину всучила Вовке и Толику, но осталось еще много.

– У меня замечательная мама! – крикнул я ей вслед.

Она не стала отвечать мне цитатой из засмотренного фильма. Но улыбнулась именно так, как нужно. Я спустил ноги с кровати и потер грудь. Кажется, пробоина действительно была виртуальной. Или нет? Интересно, к чему привел мозговой штурм, и что сумела найти Маринка? Иногда она проявляла удивительную виртуозность в интернет-серфинге.

***

Ни Димка, ни Вовка не были способны на особые кулинарные подвиги, так что Лизка явно поделилась собственной обеденной стряпней. Я никогда не страдал особыми пристрастиями к хорошей еде, но не отметить изысканность котлет по-киевски было невозможно. Добавлю, что и матушка не ударила в грязь лицом. Борщ был восхитителен. А за пирожки ее можно было чем-нибудь наградить. Вопрос, чем?

– Представляешь, – я отставил чашку, – а ведь мы могли бы неплохо зарабатывать, если бы открыли какую-нибудь едальню!

– Нет уж, – покачала головой матушка, которая уже рубила на разделочной доске лук. – Есть вещи, которые можно делать только время от времени. Конечно, если у тебя нет к этому призвания. На ужин, кстати, будет картошка с селедкой. Так что дальше никаких изысков.

– Мама, – рассмеялся я, поднимаясь и собираясь помыть посуду. – Какой ужин? Седьмой час! Это и был ужин!

– Знаю я твои привычки, – засмеялась мама. – Опять полезешь в холодильник ночью.

В фартуке у нее зазвонил мой телефон. Пока мама слушала едва различимую скороговорку Вовки, я успел поставить тарелки в раковину, открыл дверцу, чтобы выкинуть в мусорное ведро салфетки, и подмигнул домовенку Фемистоклу, который третий месяц жил у нас под раковиной. Он сосал селедочный хвост и выглядел совершенно счастливым. С того самого дня, как я отобрал его у семейки упырей, Фемистокл отказался от меня уходить. И место жительства тоже сам себе выбрал. Я предлагал ему и собственную комнату, и кладовку, и балкон, но он открыл дверцу под раковиной, постучал ногой по ведру, прикинул расстояние между ним и стенкой и сказал, что будет жить здесь. Пока не найдет себе нормальный дом.

Замечу, что оговорка про нормальный дом меня нисколько не обидела, я уже знал, что домовые считают нормальным только то жилье, которое опирается на землю, а не на нижестоящие этажи. Имя себе Фемистокл тоже выбрал сам. Попросил что-нибудь на букву «Ф». Пришлось стянуть с полки энциклопедию, так Фемистокл и стал Фемистоклом. Маму он не провоцирует и не обижает, исполняет заданные мною правила конспирации, да и не должна она его увидеть, пусть даже от полноты чувств он изредка стучит по трубе, но только когда я дома.

– Что там?

Вид у мамы был встревоженным. Я взял телефон.

– Так, – сказал мне Вовка. – Я там Надежде Владимировне уже обрисовал общую картину, так что можешь красноречие не использовать. Собирайся. Бери с собой только самое необходимое, но так, чтобы продержаться от недели до месяца. Напали не только на тебя.

– Опять амур с луком? – поинтересовался я. – Ковровое стрелометание? Димку уберегли?

– Другое, – вздохнул Вовка. – На нашу квартиру пять часов назад наслали какое-то проклятие. Я на балконе стоял, так меня аж к стене прижало. Всех шибануло, но меня просто огрело. Уж поверь мне, Лизка даже в трусы наши с Димкой обереги вшивает. Не в трусах, конечно, но в верхней одежде кое-какие из них тлеть начали. И она с час меня потом в чувство приводила. Но главное не в этом. Не знает она такого колдовства, понимаешь?

– Подожди… – я посмотрел на маму, которая прислушивалась к нашему разговору, – а если это и не колдовство вовсе? Если это… как его… гаванский синдром. Ты хоть в интернет заходишь? Если вас кто-то облучает?

– Мы все не по этому департаменту, – прошипел Вовка. – Через тридцать минут выходи из подъезда. Мы уже выезжаем. Со мною и Лизка, и Димка. В действие приводится чрезвычайный план. Общий сбор и все такое.

– Слушай, – происходящее с каждой секундой нравилось мне все меньше. – Мы же не первый день в этом бизнесе, может, это обычный наезд? Не рано ли мы срываемся с места?

– Ладно, – перешел на развязно-веселый тон Вовка. – Не хотел тебе говорить раньше времени, но придется. В той или иной степени проклятье почувствовали все. Даже Толик! В его коммуналке, где он комнату снимает, стены трещинами пошли, только что комиссия уехала, всех выселяют в ближайшую общагу. А он там вообще временный жилец. Он же из Владика! Так что и он эвакуируется… С вещами!

– Совпадение? – предположил я. – Пятна на солнце?

– Петька пропал, – добавил Вовка. – Лизка на него бросила карты, не видит. Можно предположить худшее. Марк убит.

– То есть, – онемел я. – Умер?

Мама побледнела.

– Ну да, – вздохнул Вовка. – Возраст, конечно. Но у него был Ленька после обеда. Убит, без вариантов. Как сказал бы мой Димка – явный «Авада кедавра» с поправкой на славянскую или финно-угорскую местность и соответствующий фольклор. А может, и того хуже. Ленька не ошибается.

Да, Ленька никогда не ошибался. Был тяжел на подъем, предпочитал вечер у телика с упаковкой пива всем прочим развлечениям, но если что-то делал, то затыкал за пояс едва ли ни всех.

– Кто? – выдохнула она.

– Марк, – зажал я телефон.

Мама схватилась за голову, опустилась на табурет.

– Что там? – забеспокоился Вовка. – Лишнее что сказал?

– Подожди, – попробовал я взять минуту на размышления. – Ты и с Лизкой, и с Димкой. Толик еще… А как же моя мама?

– Я справлюсь, – выпрямилась, встала и твердо сказала мама, сложив руки на груди.

– Мы справимся, – хрюкнул Фемистокл, высовываясь из-под раковины. – А что случилось?

– Они справятся, – вздохнул в телефоне Вовка.

– Да, – кивнула мама, взглянув на домовенка так, как будто все эти три месяца гоняла с ним у меня за спиной чаи и раскладывала пасьянс. – Мы справимся. Только ты береги себя, Коля. А про Марка я сейчас Федору позвоню. Как же так?

Кажется, вот чего мне Лизка недоговаривала…

Глава пятая. Общий сбор

Вовка подскочил на каршеринговом Рено прямо к подъезду. Лизка, слегка растрепанная, но как всегда обаятельная и даже неотразимая, выпрыгнула из машины и запихала меня вместе с рюкзаком на переднее сиденье, отправившись к насупленному сыну на заднее.

– Как дела? – спросил я, когда Вовка вдавил педаль газа.

– Выходные накрылись, дядя Коля, – пожаловался Димка. – Зато в понедельник я, кажется, в школу не пойду. А там уже скоро майские.

– А в общих чертах? – уточнил я.

– Это и есть в общих, – подала голос из-за спины Лизка. – Я бы посоветовала на время прикусить языки, нечего болтать о том, о чем не следует болтать. Уточнять обстоятельства будем на месте. Затем и едем.

– Да ясно это, Лиз, – нахмурился Вовка. – Говорено же уже….

– Как ты за полчаса долетел? – спросил я отца семейства, покосившись на Димку. Тот поглаживал лежащий на коленях ноут. Да, приятель, это не твоя супермашина с двумя крутейшими видеокартами, хотя, кажется, тоже достойный аппарат. Кстати, зачем в компе две видеокарты?

– Звенигородское свободно, – ответила за мужа Лизка. – И Красная Пресня. Очень странно для этого времени. Суббота. Вечер. Не находишь?

Я посмотрел в окно. Вовка выруливал на проспект Маршала Жукова без остановки. Машин на нем действительно было до странности немного. Впрочем, какая разница. Хотелось ясности, но, если ограничиваться общими чертами, говорить было не о чем.

– Что-то как-то резко все, – вдруг буркнул Вовка. – Если бы это была книга, я бы поморщился. Сказал бы, что за хрень? Куда ты гонишь, автор? Как будешь нагнетать в дальнейшем? Что у тебя за козыри в рукаве?

– Обязательно козыри? – хмыкнул я. – Среди нас, конечно, литератор ты, а не я, но вдруг шваль какая, а не козыри?

– Боюсь, ставки слишком высоки, чтобы шваль, – вздохнул Вовка. – Марк в большом авторитете в Москве был. Никто не должен был даже подумать…

– Вовка! – предупредила Лизка.

– К тому же я не литератор, а учитель литературы, – ответил кивком жене Вовка. – Словесник! Короче, мне не нравится завязка этой истории.

– А ты как хотел? – спросил я. – Помнишь ты как-то приводил пример неоднозначного текста? Рассказывал, каким может получиться рассказ? Типа что-то о сложной личной истории, об отношениях, которые в результате приводят к примирению и к счастью. Ну, когда счастливая пара отправляется в свадебное путешествие и в финале садится на корабль. А на его борту крупно название – «Титаник». А? Ты так хотел?

– Банальщина, – скривился Вовка. – Пример для литературных курсов, на которых обучаются книжные мечтатели. Или для старшеклассников. Затертый до невозможности образец. Хотя и наглядный, не отнять. Только в жизни так не бывает. Вангуй – не вангуй, толку мало. В какое предсказание ни ткнись – подтасовка или совпадение.

– Это точно, – согласился я. – Просто несовпавшее, коего на порядки больше, уносится без следа. Стирается из памяти. Что не отменяет возможность предвидения. Впрочем, это неважно сейчас.

– Кому-то, может, и неважно, – засопел Вовка. – А мне все важно. Ладно, не сейчас… Так вот, в нашем случае мы с Титаника начали. Даже не с причала, а сразу с айсберга. Но только не рассчитывай на место в шлюпке. Мы в оркестре. Играть будем до коды. Правда, с двумя уточнениями.

– Это с какими же? – поинтересовался я.

– Мы не на Титанике, – хмуро сказал Вовка. – И я сдаваться не собираюсь! А за Димку и Лизку вообще порву!

Лизка приподнялась на заднем сиденье, обняла Вовку и поцеловала. Мне стало одновременно и неловко, и тепло. Черт, все-таки интересно, на кого был приворот на той стреле?

– Мы на физике это рассчитывали, – вдруг подал голос Димка. – Про Титаник, в смысле. Почему герой не забрался на плот к героине? А вдруг тот бы выдержал двоих? Или тогда точно утонули бы оба?

– И к какому же мнению вы пришли? – поинтересовался я.

– Мнения разделились, – вздохнул Димка. – Почти пополам. Между мальчиками и девочками. Мальчики, кстати, решили, что герою не нужно было бы и дергаться. Если по сценарию он должен был утонуть, значит, все правильно. А девочки запутались в этих формулах. Там же исходные данные на глаз…

Вовка кивнул, Лизка хихикнула, а я подумал, что будь вода чуть теплее, все это выглядело бы даже комично.

Мы выехали на окружную и помчались по внешней стороне. Говорить ни о чем не хотелось. Сразу за Калужским Вовка повернул к торговому центру и уже в сумерках, заехав на стоянку, притормозил возле серого удлиненного Peugeot Traveller.

– Быстро! – скомандовал Вовка.

Лизка метнулась к багажнику. Я вылез из машины и открыл рот. За рулем микроавтобуса радостно улыбался Толик.

– Люблю движуху! – воскликнул он и похлопал ладонями по рулю. – Это красавец от ФСБ. Машина – зверь!

– Толик! – прорычала Лизка, выволакивая вместе с Вовкой баулы из багажника. – Рот – на замок. А то прокляну!

Толик послушно заткнулся. Похоже, за половину субботы что-то изменилось и в его восприятии окружающего пространства.

В просторном салоне Пежо обнаружился Леня Козлов. Он как обычно был небрит и в текстильном смысле слегка помят. Все это, что всегда казалось мне удивительным, сочеталось с исключительной чистоплотностью и образцовой аккуратностью. Вот и теперь Леня казался ходячей рекламой журнала о мужчинах за пятьдесят, ориентированного на женщин. Во всяком случае пахло от Козлова свежестью и едва уловимым парфюмом, а в каждом жесте обнаруживали себя комфортная небрежность и неназойливая самодостаточность.

– Привет, племянник, – похлопал он по плечу Вовку, принимая у него баулы, а затем и Димку. – И сын племянника. И раненый в спину Макин, убегал, наверное, с поля любовной битвы. И моя невестка – прекраснейшая из возможных и невозможных.

Лизку Ленька хлопать по плечу не стал. Мне всегда казалось, что между ними то ли заключен пакт о ненападении, то ли что-то вроде непререкаемого обета по поводу взаимного уважения. Понятное дело, в семейство потомственных московских неординарных персон вторглась иногородняя выскочка. И то, что Лизка была выскочкой заслуженной и в чем-то даже исключительной, только добавляло напряжения в семейную идиллию Кизельштейнов. Хотя в смысле владения ремеслом Леня и Лизка были даже где-то равны. Кстати, Вовка говорил как-то, что его папенька до сих пор не имеет понятия, какими такими способностями обладают его жена, шурин, сын, невестка и кума. Наверное, виной всему техническое образование. Для кого-то оно подобно шорам. Старший Ушков до пенсии проработал преподавателем в одном из филиалов Бауманского училища. Когда во время одного семейного торжества, куда я тоже оказался приглашен, он, узнал, что и я отучился на одном из факультетов пять лет, но ограничился бакалавриатом, а потом забросил все это дело, дело перешло к нравоучению.

На страницу:
2 из 7