Общее место

– Мы первопричина, – сказала Лизка.

– Через Петьку, – прошептал Вовка. – Все замыкается на нас. А Петька как раз с нами пять лет.

– Кто у него в Москве? – спросил ФСБ.

– Мать и отец, – прищурилась Лизка. – Престарелые уже. Адрес у меня есть, я там не бывала, но найдем. Другой вопрос, с чего начать разговор?

– Это просто, – почесал затылок Вовка. – Не вышел на работу, пропал куда-то, что случилось? Для них он, кажется, по легенде что-то вроде курьера или сопровождающего грузов?

– Он с родителями не живет, – подал голос с водительского сиденья Толик. – Я его пару раз отвозил на Алтушку. Женщина у него там. Думаю, что найду.

– Когда мы его в последний раз видели? – спросил ФСБ.

– Созванивались в среду, – нахмурился Вовка. – Эта неделя у нас была подземная, объезжали все ветки метро, пошел слух, что пакость к жаре под землю кочует. До жары еще месяц, а она норовит в метро укрыться. Да и что там у нас за жара… Петька до обеда, я после обеда. В среду обговорили маршруты, решили созвониться в пятницу вечером или в субботу утром, а там уже… Да ничего нового, обычная текучка. Да и пакости не так чтобы… Если и есть она там, то не высовывается попусту. Ложная тревога, можно сказать. Зря время потеряли…

– Значит, отсчет будем вести со среды, – сказал ФСБ. – Чужаки, получается, пришли неделю назад. А Петька мог пропасть уже дней пять как. Маринка попытается получить информацию о его звонках или смс, но его телефон вне зоны доступа. Или выключен.

– И эта Наташа Ли, ролик с которой мы смотрели ночью, тоже очнулась неделю назад, – заметил Вовка. – Но сейчас важнее, конечно, Петька.

– Вот что, – вздохнула Лизка и обернулась к водителю. – Толик! Потерпишь без кухни Мамыры и без красоты ее дочери сегодня? Обойдемся фастфудом?

– С трудом, – вздохнул Толик. – Но я все понимаю.

– Тогда мы высаживаем вас и за работу, – сказала Лизка.

– Присматривайте за Димкой, – улыбнулся Вовка. – Что там с Леней?

– Леня работает, – ответил ФСБ. – Марк уже в морге, похороны в среду. Троекуровское. Будьте осторожнее и, если что, сразу связывайтесь с Мариной.

– Она так и будет здесь? – спросила Лизка. – Я к чему, надо посмотреть, о каких запасных точках известно было Петьке. И что делать с офисом?

– С офисом ничего делать не надо, – успокаивающе махнул рукой ФСБ. – Аренда оплачена на два месяца вперед, на дверях табличка «Ремонт», да и стекло залеплено пергаментом в краске. Все оборудование вывезено. На офисном телефоне вежливый автоответчик. Марина все закруглила еще в субботу к обеду. Образцовый сотрудник!

Почему-то ФСБ посмотрел на меня.

– Марина молодец, – развел я руками.

– Приехали, – обернулся Толик.

Мы вышли из автобуса, и он сразу укатил. ФСБ вздохнул и подошел к высокому забору, бросив мне, прежде чем нажать на звонок:

– Мы с Мамырой в одном подъезде жили. Она младше меня где-то лет на двадцать пять. Я ее помню еще малышкой лет двух. Трудно было не заметить, она меня обзывала «дядя-колдун», когда я еще и сам об этом не подозревал. Ее Шурка – поздний ребенок. Выбрала она для нее отца по каким-то собственным параметрам, понесла, родила, а ему, полагаю, даже не сказала о том, что у него дочь появилась. Вот так тоже бывает.

– Зачем мне это знать? – спросил я.

– Я не отец Шурке, – объяснил ФСБ. – Хотя и не отказался бы.

– Вы мысли читаете? – удивился я.

– Нет, к счастью, – засмеялся он. – Просто иногда мне кажется, что та двухлетняя кроха, что превратилась в Мамыру, инициировала меня. Сделала тем, кто я есть. И отчасти привела вот ко всему этому. Я не про нынешние беды, конечно.

– Меня вот никто не инициировал, – вздохнул я. – И соседи у меня были обыкновенными. Я еще думал, что у меня с глазами непорядок. Ну, сбой какой-то. Мало ли…

– Ты уже придумал, что нам дальше делать? – посмотрел на меня ФСБ.

– Думаю, – пожал я плечами.

– Кто там? – послышался за дверью голос Шуры.

– Борисов и Макин, – ответил ФСБ. – Надо будет глазок вкрутить, что ли. Открывай, Солнце.

***

ФСБ куда-то сразу ушел, и я остался в горнице один за огромным столом. Из кухни появилась Шура с подносом, и я стал завтракать и обедать одновременно. Она села напротив и подперла подбородок ладонью.

– Где все? – спросил я между куриным бульоном и макаронами по-флотски.

– Леня с утра уехал, а Лиза и Володя были с вами, я так поняла, что отправились по делам с Толиком, – сказала Шура. – Мама с ФСБ ушли советоваться на веранду, а Марина и Димка обосновались в летнем домике, там теперь что-то вроде диспетчерской, так что вечером я вам постелю как раз на веранде. Уже тепло.

– Мы же на «ты», Шура, – напомнил я ей. – Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, – гордо сказала она. – Я, как и Володя. Будущий филолог. МГПУ. Второй курс. Завтра меня здесь не будет до вечера.

– Далеко добираться, – заметил я. – Это ж… за ВДНХ?

– Да, – вздохнула Шура. – Но это только теперь, пока вы здесь. Так-то у меня место есть в общаге.

– А как тебе больше нравится? – спросил я. – Шура или Александра?

– Саша, – прошептала она, покосившись на входную дверь. – Подруги зовут меня Сашенька. Саша – лучше всего, нежнее. Но маме нравится Шура, так что здесь я Шура.

– Шурик! – с радостной улыбкой в горнице появился Димка, но, завидев меня, тут же стер улыбку. – Здравствуйте, дядя Коля. Доброе утро и добрый день.

– Привет, Дима, – отозвался я, чувствуя себя стариком.

– Шур, – повернулся Димка к хозяйке. – Я за термосом с чаем, плюшки уже отнес. И ты еще обещала прийти посмотреть, как мы устроились!

– Держи! – сунула она ему в руки термос.

– Дядя Коля, – прошипел мне Димка. – У Маринки комп в десять раз круче, чем у меня. Я не думал, что такие бывают. И интернет здесь очень хороший. ФСБ не поскупился. Все летает! Заглядывайте, Марина будет рада.

Димка исчез, а я посмотрел на Шуру, которая поставила передо мной чашку чая и блюдо с плюшками и явно собиралась последовать за младшим Ушковым:

– А с горячей водой как у вас?

– Тоже летает, – улыбнулась Шура. – У нас бойлер, но можешь лить, сколько надо. Семеныч сказал, что на этом экономить мы не будем.

***

Я отыскал свой рюкзак тут же, за баулами Ушковых у дивана и отправился в душ. Значит, Марина будет рада. Хорошо, если так. Как-то все невовремя. Разве так налаживаются отношения? Фигурально выражаясь, под бомбами. Тьфу, типун мне на язык. Какие бомбы? Бомбы не здесь… А если подумать, когда еще? Другой вопрос, что если все это ради опоры, которая поможет устоять против любовного приворота, то получается как-то нечестно.

Я почистил зубы, побрился, встал под душ и уже под струями теплой воды представил себе Маринку. Как она сидит в офисе. Или как играет с нами в волейбол во время наших выездов на природу. Как вместе с Димкой, который был еще меньше нынешнего, жарит шашлык. Как прислушивается к советам Лизки в области ведьмовского искусства. Ни разу я ничего такого ведьмовского в Маринке не замечал. В чем выражался ее талант? Метлы у нее в офисе точно не было. Впрочем, ее и у Лизки не было. И вообще это все сказки. Кто-то сказал, что любовь имеет много признаков, но один из них – желание прикасаться к человеку. Я закрыл глаза и вспомнил случай, когда мы ездили в какое-то отдаленное хозяйство, где можно было покататься на лошадях. Прошлой осенью. Ну точно! Петька чуть не свалился с лошади, обозлился еще тогда, а Лизка оказалась умелой наездницей и обучала и меня, и Вовку, и Димку, и Маринку. А когда Маринка выбиралась из седла, я шагнул к ней и поймал ее на руки. И замер. И она замерла. И даже как-то так странно вздохнула, словно всхлипнула, а потом отдышалась и спросила с улыбкой:

– Ну?

А я поставил ее на траву и сказал:

– Ты супер, Маринка!

Боже, каким же я был мудаком. Чего мне тогда хотелось? Вот так стоять минуту, две, десять, час, всю жизнь. А я отделался «супером». Блин. И почему это был?

Я вылез из-под душа, вытерся и переоделся в свежее. Потом вышел на веранду, ФСБ и Мамыры на которой уже не было. Присел в углу и стал перебирать в голове произошедшее за сегодняшний день. Мне почему-то казалось, что я упустил что-то главное. Или же во всяком случае очень важное…

И так… Петька с нами уже пять лет. Высокий, крепкий, старше меня всего на год. По образованию какой-то там инженер. Занимался инспекциями в области котлонадзора. Разведенный, но без детей. Прибился к нам, когда на очередном объекте посмотрел на наши потуги выкурить из бойлерной барабашку, так мы называем съехавших с разума домовых, и сразу постучал по вентиляционному коробу – он здесь. Так и оказалось. Потом один раз с нами прокатился, другой, и так и остался. Деньги те же, даже еще и иногда побольше, чем на его прежней работе, а объекты куда интереснее. Романтика опять же. Таинственность! Мамыра заглянула к нам в офис, посмотрела на него, поморщилась и сказала, что сойдет, детей с ним не крестить. Он еще обиделся тогда, назвал ее за глаза старой мымрой, но Маринка быстро ему рот заткнула.

Мне он тоже тогда не понравился. Показался не то, чтобы слишком обстоятельным, а каким-то вульгарным и самодовольным. Ухмылялся вечно с таким видом, что казалось, будто он никому не верит и никому не даст себя провести. Хотя и вкалывал так, что даже Вовка рядом язык на плечо выкатывал. Трудяга. А вот когда началось то, что Петька упорно до последнего дня называл ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡, стало ясно, в чем мы с ним не совпадаем. ≡≡, ≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡, ≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡. Но про своего дальнего родственника, что отправился, как обронил Петька, за монетой и хабаром, сказал, что все это только бизнес, ничего личного. Леня тогда чуть сигарету не проглотил, а Вовка задумчиво почесал виски и переспросил:

– ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡? ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡?

– А хоть бы и бесплатно, – вдогонку Вовкиной реплике крякнул Леня. – ≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡≡≡≡≡≡! ≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡! ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡! ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡! Ничего личного? Так что ли?

Я решил в спор не встревать, что-то засосало в животе и захотелось вмазать Петьке с разворота в рожу. Впечатать нос в его узкую презрительную физиономию, а потом взять его за шиворот и вышвырнуть из нашего крохотного офиса, где мы собрались выпить кофе, на Селезневскую. Навсегда. А то и под колеса. Хотя и вряд ли я с ним справился бы, все-таки здоров он. Маринка еще на меня тогда так испуганно посмотрела, наверное, что-то нарисовалось у меня на лице.

– Стоп! – поднял руки Петька. – ≡ ≡≡≡, ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡? Я за своего троюродного родича повествую. ≡≡, ≡≡≡ ≡≡, ≡≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡? И что ему делать, если родина сказала – надо?

– А если она ему скажет в окно прыгать? – с интонациями моей бывшей классной хмыкнул Леня.

– И что это такое, родина? – прошептала Маринка. – Человек, что ли какой? Маменька престарелая? Или икона какая? ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡?

– Детский сад, штаны на лямках, – плюнул Петька и вышел, бросив через плечо. – Работать надо, а не языками чесать.

Потом много еще чего было, ≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡, ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡ – ≡≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡, ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡, когда Маринка в очередной раз заплакала у компьютера, Петька и сказал те самые слова:

– Как бы мы ни трепыхались, нам скоро настанет белый пушной зверек. И поделом.

Потом он их много раз повторял – проникновенно, с чувством и с разными добавками. Ни разу не пытался доказать, ≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡. Ни разу не заикнулся о «≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡». Но в первый раз он произнес эти слова с сожалением. Как будто проиграла его команда. ≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡, ≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡ ≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡. Бред, конечно. ≡≡≡≡≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡. Другое важно, что мы занимаемся мелкой пакостью, а в это время ≡≡≡-≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡. Да и не где-то, а рядом.

Я согнулся, уткнулся лбом в собственные колени. Как там сказал ФСБ? Когда мы боремся с мелким злом, мы умаляем и большое? Но ведь можно и по-другому повернуть. Пока мы боремся с мелким злом, большое растет и пожирает всех, до кого дотянется. А мы на метро катаемся, выглядываем пакость, которая норовит под землей укрыться…

Стоп…

Это было то самое. Я похлопал по карманам, проверил телефон, бумажник, закинул на спину рюкзак, вышел из веранды. По тропинке от садового домика шел ФСБ.

– Нашел себе дело, – сказал я. – Сейчас зайду, посмотрю, как у ребят дела, и поеду. Я так понял, к маршрутке направо? А там погляжу. Может, возьму у мамки ее старенькую Тойоту. Она все равно никуда не ездит. На ночь буду оседать на своей точке, о ней, кроме Вовки, никто не знает. Петька так уж точно. Или в машине переночую, уже тепло.

– Какое дело? – нахмурился ФСБ.

– Так вы же вместе со мной Вовку слушали, – улыбнулся я. – Слушали, да не услышали? И я не услышал сразу, но прорезалось чуть позже. Отчего Вовка с Петькой прошедшую неделю на метро катались? Что с пакостью приключилось как раз с начала недели, когда и чужаки к нам прибыли? Помните? «До жары еще месяц, а она норовит под землей укрыться». Узнаю, чем пакость напугана, картина и прояснится. Может это и ложная тревога, но вы же сами говорили – совпадений не бывает. Так что… Связь через мессенджер.

– Елки-палки, – оживился ФСБ. – А ведь точно! Узнаю друга Колю. Тогда вот, держи.

Он вытащил из кармана тот самый наконечник из ложки. Он был подвешен на черный шнурок, обмотан красной шелковой ниткой с редкими черными бисеринами и чем-то вымазан с одной стороны.

– Лизке сейчас не до этого, – вздохнул ФСБ, – поэтому раритет я у нее забрал. Все ж таки она у нас не единственная ведьма. Маринка все сладила. Тут и защитное заклинание, и личное поручительство, и, как сказал Димка, непреложный обет. Вот, с этой стороны ее кровь. Поможет выстоять. Я проверил, сделано все на совесть, в лучшем виде. Осталось только каплю твоей крови на обороте оставить. Но уж будь молодцом. Если полетишь в пропасть, и Маринку за собой увлечешь.

– А если поднимусь в горние выси? – усмехнулся я, рассекая острым краем собственную ладонь.

– Ты бы не торопился в горние выси, – посоветовал мне ФСБ, протягивая коробочку с бактерицидным пластырем. – А вот насчет попарить в восходящих потоках, это у Маринки надо спрашивать. Тут все только по взаимности.

В тесном домике я обнаружил весь боевой остаток «Общего места». Мамыра сидела с Шурой на кровати и шепталась о чем-то, а Маринка с Димкой соединились плечами над клавиатурой у монитора. Тут же лежали два раскрытых ноутбука и поблескивал огнями гигантский системный блок, окруженный таинственными прибамбасами. Ну точно, все наше офисное хозяйство. Хотя нет, шлема виртуальной реальности не было. Откуда он взялся? Неужели ФСБ раскошелился? Вряд ли Ушковы могли его себе позволить…

– Дядя Коля! – опять надавил мне на больное Димка. – Это просто огонь!

Маринка посмотрела на меня с тревогой и как будто с болью. Шура с улыбкой, Мамыра с интересом.

– Ирина Ивановна, – поймал я ее взгляд. – Помните тогда в офисе? Ну, пять лет назад. Когда вы приходили на Петьку посмотреть? Вы еще сказали, что сойдет, детей с ним не крестить. Что это значило?

– То и значило, – нахмурилась Мамыра. – Показался он мне человеком-губкой. Отжатое не разглядишь, а то, что впитывается, от близких зависит. Мы же стали его близкими? Да и о чем речь-то? Он же всего лишь должен был чутье свое демонстрировать. Таких, как он – пятеро из десяти.

– Чутье? – вздохнул я и покачал головой, вспомнив о черных столбах. – Если таких, как он, пятеро из десяти, губок в смысле, то кранты нашей стране.

– Сейчас время о других странах беспокоиться, – прошептала Маринка, блеснув глазами. – Что не отменяет, конечно…

– Спасибо тебе! – сказал я Маринке, прижал к губам заостренную ложку и отправил ее в ворот футболки. Похлопал себя по груди и добавил:

– Появился фронт работ под мое умение. Кажется, я в полном порядке. Сегодня уже не появлюсь, а там буду звонить.

– Я открыла новый чат в телеграме, – сказала Маринка. – Служебный. Вот, сбрасываю.

В кармане у меня тренькнул телефон. Порядок. Я хотел было уже идти, но вдруг разглядел руку Маринки на мышке. Тыльная сторона ее была заклеена свежим пластырем, через который проступала красное пятно. Я шагнул вперед, наклонился и поцеловал эту руку. А она наклонилась и прижалась ко мне губами, обняв меня другой рукой.

И я сразу почувствовал себя мерзавцем. Захлебнувшимся от счастья мерзавцем, мерзость из которого уносит откатывающейся волной. Слепцом уж точно. Маринка у нас работает уже семь лет. Больше, чем Петька. Пришла шестнадцатилетней сразу после школы. ФСБ за руку ее привел. Заочно закончила радиотехнический. Трудяга. Отличница! Гермиона Грейнджер, блин! Я ее поначалу вообще, как ребенка воспринимал. И вот что из нее получилось. А что получилось из меня? Идиот! Без вариантов…

Глава десятая. Пакость

Я позвонил маме и сказал, что заберу машину, но домой заходить не буду. Попросил вынести ключи. Из такси я вылез примерно в четыре часа дня. Радуясь весне и близкому лету, во дворе играли дети. Казалось, что жизнь идет своим чередом. Я закрыл глаза ≡ ≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡ ≡≡≡ ≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡≡, ≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡. ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡. ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡. А ведь не так уж далеко отсюда именно так и происходит. И уже довольно долго.

Мама появилась через минуту. Она тащила большую картонную коробку.

– Мама! – метнулся я к ней. – Мне нужны были только ключи!

– Тебе только ключи, а кому-то и еще кое-что, – хмыкнула мама. – Или кое-кто!

Я открыл коробку. Кто-то другой мог бы сказать, что она почти пуста, разве что дно ее занято подушкой, еще одна маленькая подушка лежит рядом, и все это сверху накрыто шерстяным платком, пакетом с пирогами и пластиковой бутылкой вишневого сока, но я-то видел, что на всем этом великолепии вальяжно разлегся мой приятель Фемистокл.

– Вот, – развела руками мама. – Позвонила Иринка, сказала, что ты не против. Я, конечно, погрустила немного, но он же не собака, он сам выбирает, где ему жить.

– Сам выбираю, – пробубнил с набитым ртом Фемистокл. – Хотя и грущу.

– И там нормальный дом, – смахнула слезу мама. – Опять же защита нужна. Я даже дала ему поговорить по телефону с Иринкой. Они уже все обсудили. Я его буду навещать. И ты тоже должен будешь туда заглядывать.

– Обязательно, – пообещал я, беря у мамы ключи и открывая левую дверь нашей видавшей виды голубой Короллы-Универсал. – Только сегодня я уже туда вряд ли попаду.

– А ничего страшного, – замахала руками мама. – Он пока с тобой покатается.

Мы обнялись, и я коротко пересказал ей наше путешествие к Ане Рождественской. Это ее и обрадовало, и насторожило. Что-то такое появилось у нее в лице, что я счел излишним родительским беспокойством. Напоследок я пообещал ей быть осторожным, мама наклонилась над коробкой и чмокнула Фемистокла в затылок, обняла меня и поцеловала в щеку, а после этого махала нам рукой, пока я не отъехал.

– Хорошая она у тебя, – вздохнул домовой, высовываясь из коробки, вытирая губы и закручивая бутылку с соком. – А Иринка хорошая?

– Очень, – ответил я, выруливая в центр. – Не хуже моей мамы. Конечно, для меня мама лучше всех, но для тебя будет не хуже. Если что, она видит всех насквозь.

– А мне чего волноваться? – распахнул рубаху и показал волосатую грудь Фемистокл. – Вот он я. Весь на виду. Как мне ее лучше называть? Иринка? Или Ира? Или Ирина Ивановна? Мама твоя наказала спросить у нее самой.

– Можешь не спрашивать, – усмехнулся я. – Все близкие называют ее Мамыра. А ты будешь одним из самых близких. У нее еще дочь есть. Ее Мамыра Шурой зовет. Хорошая девушка. Только ей нравится, когда ее называют Сашей. Она, кстати, тоже глазастая. Думаю, невидимость тебе там не грозит.

– Да уж забыл я, что такое невидимость, – фыркнул Фемистокл. – Мама твоя глазастая. Ты еще глазастей. Чего уж там. Теперь главное, ничего не перепутать. Мамыра и Саша. Мамыра и Саша. Мамыра и Саша. Слушай…

Фемистокл вытянул шею, стал приглядываться к проезжающим машинам, к высоткам.

– Ты меня сильно не отвлекай, – попросил я, крепко держась за руль. – Я, конечно, Москву как свои пять пальцев, но водительской практики у меня немного. А из-за руля все немного по-другому выглядит.

– Я о важном спросить хотел, – проскрипел Фемистокл. – Почему меня не видят? Ну, большинство людей? Таких как я? И почему я вижу всё или почти всё?

– Ты знаешь, что такое радио? – спросил я.

– Мама твоя включала, – оживился Фемистокл. – Забавная штука.

– Все, что мы видим – это свет, – попытался я изобразить Вовкиного отца, читающего лекцию. – Свет – это волны. Так называется. Не в блюдечке, когда ты на чай дуешь, а в воздухе. Они есть видимые и есть… невидимые. Радио – невидимые. Смотри.

Я включил радио и крутанул ручку настройки. Одна станция, другая, третья, между ними шипенье.

– Видишь, они все у меня в приемнике, но все по отдельности, не смешиваются. Так и мы с вами. Мы по отдельности. Как разные станции в одном приемнике. Просто наши миры совпадают в чем-то. Рельеф там, полости, иногда здания, если они давно стоят. А ваш народ юркий. Может жить и там, и там. Но здесь он невидим для большинства людей, потому что как раз в этом мы не совпадаем.

Я снова крутанул ручку приемника.

– Понимаешь? Кто-то может видеть невидимое. Ну, слушать сразу две станции. Это просто способность.

– Так же с ума можно сойти? – нахмурился Фемистокл.

– Случалось, – кивнул я. – У нас… был такой сотрудник, Марк. Он рассказывал, что некоторые лишались рассудка. Но я не должен. Хотя такая способность у меня есть. Не в смысле сойти с ума, а в смысле видеть.

– А у меня? – расширил глаза Фемистокл.

– Ну, я не знаю, – засмеялся я. – Может, тебе прогуляться надо в твой мир, а может, ты сразу два мира глазами плюсуешь. В любом случае, это не болезнь и не недостаток. Просто такое у тебя устройство.

Домовой примолк на время, а я рулил и думал, что воскресенье получилось какое-то слишком уж длинное. Как будто целая жизнь в него вместилась. И еще не вечер, хотя вечер уже близко.

– Послушай, – пробормотал Фемистокл, рассматривая следующий пирожок. – А среди людей есть плохие?

– Полно, – ответил я. – Воры, убийцы, лжецы, негодяи, насильники и так далее. Ну, не каждый второй, но достаточно.

– И как вы их называете? – спросил домовой.

– Так и называем, – пожал я плечами. – Преступниками. Хотя, это только по решению суда, если уж как положено. А так… Мерзавцами. Много названий. Но понимаешь, по сути, они все тоже люди.

– Странно, – задумался Фемистокл. – Вот из нас ведь не все плохие? А вы нас всех скопом причисляете к пакости.

– Подожди, – мне отчего-то стало неловко. – Но я же тебя не причисляю к пакости?

– Это плохая отговорка, – заметил домовой. – Мама твоя как раз об этом сказала соседу, когда он к ней заходил за молоком. У них там ребенок, а они купить не успели. Или вроде как денег нет. Не знаю, они там наверху ругаются постоянно. И у них с твоей мамой у двери какой-то разговор образовался. И он ей начал, что мол какая ты Макина? У тебя на лице написано, что ты еврейка. Или муж твой был еврей. Посмотри на сына своего! Я ничего против не имею, но почему Макина? А мама твоя ему так спокойно-спокойно – Да хоть Иванова! Что же это получается, соседушка, Илья Сергеевич, ты, оказывается, антисемит?

– А он? – напрягся я.

– А он вдруг извиняться начал, – хмыкнул Фемистокл. – Не знаю, почему. Думаю, что у твоей мамы силушка есть. В глазах или еще как. Может, она пальцами щелкнула. Так он сказал, что нет. Что не антисемит. Что у него даже на работе в ЖЭКе техник, который еврей, друг.

– А мама? – спросил я.

– У тебя замечательная мама, – вздохнул домовой. – Она дала ему молоко и закрыла дверь. Сначала, правда, сказала про отговорку. А потом мне повторила, что это плохая отговорка. Ну, что у меня даже друг есть еврей. В твоем случае, это тоже не очень. Что ты меня не причисляешь к пакости. Исключение делаешь.

– Прости, – замотал я головой. – Как-то не задумывался. И как же вас надо называть?

– Не знаю, – зевнул Фемистокл. – Мы как-то и без названия обходимся. Вот звери в лесу? Думаешь, названия какие используют? Мы, конечно, не звери, и в лесу я не был еще, но все-таки? Или я еще молод, не все знаю.

– Тайный народ подойдет? – спросил я.

– А что? – оживился домовой. – Мне нравится. Но это если скопом. А если по одному?

– Я подумаю, – пообещал я. – А еще что тебе мама сказала?

– Сказала, что всегда разговаривать нужно, – снова зевнул Фемистокл. – Разговор лучше, чем война. Но, если, к примеру, тебя жидовкой обозвали, нужно сразу бить в пятак.