Пришельцы с планеты Марс. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Зальтнер осторожно поднял руку, чтобы не совершить еще один непроизвольный прыжок в воздух. Не произошло ничего неожиданного и он понял, что находится в обычных условиях земного притяжения. Он рывком поднялся и сел на край кровати. И как только ноги его коснулись пола, в комнате стало светло. На потолке появилось широкое отверстие, прикрытое лишь тонким прозрачным экраном, и лучи солнца проникли внутрь. Теперь Зальтнер отчетливо увидел, что перед ним действительно вещи, принадлежащие неудавшейся экспедиции; среди них он нашел свою тщательно вычищенную и высушенную одежду. На полу лежал даже его ледоруб, который он взял с собой для возможного восхождения на ледник на Северном полюсе. Зальтнер быстро поднялся и уже с первых шагов по мягкому ковру комнаты почувствовал, что его силы полностью восстановились, и успокоился. Он отодвинул занавес слева от себя и увидел за ним различные приспособления, показавшиеся ему очень странными. Он догадался, что это аппарат для умывания и различные принадлежности, необходимые для туалета марсиан. Однако прежде чем решиться воспользоваться этими незнакомыми предметами, Зальтнер сначала осмотрел всю просторную спальню. В стене напротив кровати была большая дверь, которую он пока не решался открыть. Он посмотрел направо и заметил, что в обшивке боковой стены тоже есть дверь, которая не была закрыта полностью. Дверь вела в затемненную комнату. Когда Зальтнер коснулся неизвестного механизма около нее, дверь открылась, впустив в комнату больше света. Тут у противоположной стены он увидел кровать, точно такую же, как его собственная, и, к своему невыразимому восторгу, узнал Грунте, который мирно спал.

– Доброе утро, доктор, – ни минуты не колеблясь воскликнул Зальтнер. – Как дела?

Грунте изумленно открыл глаза.

– Зальтнер?.. – неуверенно произнес он.

– Да, это я. Мы с вами теперь вместе, живы и здоровы, кто бы мог подумать! Но никто ничего не знает о Торме. Бедный Торм…

– Вы знаете, где мы находимся? – спросил Грунте, сразу воодушевившись.

– Я знаю, но вам, возможно, трудно будет в это поверить. Или вы уже пообщались с уважаемым Хилом или прекрасной Се?

– Мы во власти нуме, – мрачно ответил Грунте. – Мы одни?

– Насколько я знаю, да, но одному дьяволу известно, каких механизмов они здесь понаставили. Очень может быть, что откуда-то слышно и видно все, что здесь происходит, или какой-нибудь секретный фонограф записывает каждое слово. Могу только сказать, что они еще не понимают по-немецки.

– Сколько прошло времени с момента крушения? Как долго я был без сознания?

– Понятия не имею! Я думаю, что время здесь вообще не существует.

– Ну, это можно будет определить, когда мы снова увидим открытое небо, – сказал Грунте. – Однако как здесь включается свет?

– Наступите ногами на пол перед вашей кроватью, и зажжется дневной свет. Мы находимся в мире автоматического обслуживания.

– Я не могу, дорогой Зальтнер, моя нога повреждена.

– Я… это было бы… дайте взглянуть…

– Ничего страшного, меня уже перевязали, но пока придется полежать.

Зальтнер тем временем подошел к кровати Грунте, и в тот момент, когда он ступил на ковер перед ней, включился верхний свет.

– Видите, – воскликнул Зальтнер, – постепенно мы осваиваем марсианские трюки. Кстати, я уже кое-чему научился и сейчас закажу вам завтрак. Только позвольте мне предварительно немного привести себя в порядок.

Он отправился в нишу, которая, очевидно, должна была служить туалетной комнатой, и в задумчивости встал перед аппаратом.

– Кажется, это похоже на ванну, – Грунте через приоткрытую дверь услышал приглушенный голос Зальтнера, – но воды в ней нет… ну, а это приспособление, вероятно, должно быть умывальником… три разные ручки, и на каждой надпись, которую я не могу прочитать… просто не знаю, что делать… попробую немного их покрутить, может быть, вода появится…

Зальтнер осторожно повернул один из рычагов, думая, что неглубокая раковина под ним каким-то образом наполнится водой. Но не успел он опомниться, как раковина выскочила вперед, веерообразно развернувшись в столик, и резко ударила его в живот. Зальтнер отпрыгнул назад, но тут же наткнулся на кресло, которое поднялось с пола у него за спиной. Оправившись от первоначального испуга, он внимательно осмотрелся, проверил на прочность появившуюся мебель и, убедившись в ее устойчивости, удобно устроился в кресле.

– Что случилось? – спросил Грунте.

– Это была не вода, – откликнулся Зальтнер, – но по крайней мере, теперь здесь можно сидеть с удобством. Попробую повернуть вторую ручку.

Зальтнер быстро вскочил на ноги, решив, что вторую ручку можно использовать для того, чтобы стол и кресло снова исчезли. На этот случай он хотел обезопасить себя от падения. Но все обернулось иначе. Из стола выдвинулся ящик, ударив его по руке. В ящике находилось несколько мундштуков, которые, как знал Зальтнер, марсиане используют для питья, а теперь он заметил, что над столом открылись три отверстия, в которые вставлялись мундштуки.

– Интересно, – сказал Зальтнер, – здесь, кажется, есть что выпить. Но с этим мы лучше пока подождем.

Он повернул третью ручку. На этот раз появилась продолговатая миска, и в нее из отверстия наверху упали светло-коричневые предметы толщиной в палец, по форме напоминающие маленькие сосиски.

– Так это завтрак, а не умывание! – со смехом воскликнул Зальтнер и попробовал очень привлекательно выглядящие и ароматно пахнущие палочки. Они были приготовлены из хрустящего теста с начинкой из сытного мясного фарша. Их вкус оказался изысканным. По крайней мере, так считал Зальтнер. Но пока он ел первую палочку, машина продолжала работать, и пирожок за пирожком падал в миску, которая вскоре наполнилась до краев. «Это уже слишком,» – подумал Зальтнер и стал искать способ отключить таинственный источник пищи. Но все попытки не принесли результата. Поток нельзя было остановить. Зальтнер не знал, что для этого сначала нужно было выключить автоматический дозатор теста, повернув миску. Но нужной ручки он не нашел, и поэтому неугасимый поток мясных рулетов, переполнив миску, посыпался с нее на стол и пол и стал собираться во внушительную кучу. Зальтнер в отчаянии бегал взад и вперед, но не мог найти выход из создавшегося положения. Он не хотел блокировать отверстие физически. Наконец, он решил оставить все как есть, надеясь что запасы в конце концов закончатся. Зальтнер подумал, что надо отнести часть пирожков Грунте. Когда он притронулся к миске, то заметил, что ее можно сдвинуть. Он повернул ее к себе и внезапно падение пирожков прекратилось.

Зальтнер собрал большую часть лежавших вокруг пирожков и отнес их в комнату Грунте, который не мог не улыбнуться при виде этого зрелища и трагикомического выражения лица своего компаньона. Зальтнер спрятал пирожки в одну из пустых корзин экспедиции. Некоторые вещи, спасенные из гондолы, также были доставлены и в комнату Грунте.

– Почему бы вам просто не оставить еду на том же месте? – спросил Грунте.

– Я не могу, иначе я буду навсегда опозорен перед дамами как глупый землянин. Кстати, я очень хочу позавтракать, но сначала должен выяснить, где можно найти воду для умывания.

Зальтнер принялся поочередно поворачивать различные ручки, не находя того, что хотел. Сначала открылся шкаф, в котором находилась непонятная ему утварь, потом в разных частях комнаты зажглись лампы. После этого появилась какая-то чаша, и он уже надеялся, что, наконец, достиг цели, но испуганно отскочил назад, поскольку чаша начала нагреваться. Наконец, в углу комнаты пол раздвинулся и превратился в неглубокий бассейн, из которого фонтаном брызнула струя. Зальтнер осторожно проверил, действительно ли он имеет дело с водой, и был очень рад, когда его предположение подтвердилось. Теперь с помощью своих вновь обретенных дорожных принадлежностей он, наконец, завершил свой туалет и с удовольствием сел за стол завтракать.

Ему показалось странным, что стол был таким пустым. На нем не было ни стаканов, ни тарелок, ни ложек, ни ножей. Зальтнер хотел найти хотя бы тарелку, чтобы положить пирожки, поэтому снова огляделся вокруг. Теперь он заметил, что в комнате было также большое зеркало, а рядом с ним стойка с несколькими блестящими круглыми дисками, которые он принял за серебряные тарелки. Он взял одну из таких тарелок и положил на нее свой завтрак. Затем он насладился напитком, который обильно полился из отверстий над маленьким столиком после того, как он присоединил к ним мундштуки. К его услугам были одна теплая и две холодные жидкости, которые он условно назвал шоколадом, вином и сельтерской водой, поскольку они имели самое близкое сходство с этими напитками, хотя он должен был признать, что они во многом отличались от обычных напитков такого рода на Земле. Шоколад, в частности, был очень богат жирами.

Насытившись, он вошел в комнату к Грунте в своем дорожном костюме и сказал:

– Теперь я готов продолжить наши полярные исследования. Надеюсь, вы тоже скоро сможете присоединиться ко мне. Но прежде чем мы обсудим наши планы, не хотите ли вы что-нибудь съесть или выпить? Вы, наверное, ужасно проголодались.

– Спасибо, – ответил Грунте со смехом, – посмотрите, что у меня есть. – И он указал на мундштук трубки, висящей рядом с его головой над кроватью. – И вот, – продолжал он, – попробуйте этот пирожок или что бы это ни было. Я понятия не имею, каков он на вкус, но съев его я почувствовал себя удивительно бодрым. Если бы мне не мешала нога, я бы тут же вскочил с кровати.

– Черт возьми! Пока я воевал с аппаратурой, получал различные тумаки и устроил в комнате настоящий беспорядок, вы все получили без каких-либо усилий! Как вам это удалось? Как вы нашли этот пирожок, ведь раньше его здесь не было?

– Я просто немного поразмышлял. Я сказал себе: марсиане гораздо умнее нас и, во всяком случае, гораздо осмотрительнее. Их ход мыслей мог бы быть примерно таким: если у нас есть пациент, который не может ходить, мы все-таки принесем ему завтрак в постель, а если по какой-то причине мы не захотим войти туда сами, мы просто положим еду рядом с ним. Подумав так, я огляделся и увидел доставленный завтрак. Теперь взгляните на две надписи на этих кольцах.

– Но это же латинские буквы!

– Действительно. Это два слова эскимосского языка. «Мисалукпок» и «Имерпок». Одно означает «еда», а другое – «питье»».

– Но почему они не нанесли такие надписи и для меня? У меня все знаки написаны шрифтом, который, вероятно, марсианский.

– Вы ведь не понимаете гренландский язык.

– Но как нуме узнали, что вы его понимаете?

– Потому что вчера я с кем-то разговаривал на нем.

– Черт возьми, Грунте, вы превзошли меня! Но я не понимаю одного, как эти люди, эти господа марсиане, могут знать, как писать слова нашим шрифтом?

– Мне это тоже пока неясно. Видите ли, это antiqua, точное копирование латинского шрифта. Я не нахожу моего маленького словаря, они могли взять его и скопировать шрифт оттуда. Но как они нашли в нем нужные слова – для меня полная загадка. Ведь они знают только звучание эскимосских слов, но не печатные знаки.

– Это очень странная история, – сказал Зальтнер. – Но Се, как мне кажется, хорошая девушка, я ей доверяю. Если бы я только знал, почему до сих мы не увидели других нуме. Я боюсь, что за этим кроется что-то большее. Я даже подумал, что, может быть, они не люди.

– Я мог бы сказать вам то же самое. Но, Зальтнер, вы нанесли бы визит своим гостям между тремя и четырьмя часами ночи?

– А сейчас ночь? Но вы раньше утверждали, что не имеете понятия о времени, и мне кажется, что на полюсе вообще его нет.

– Условное время все-таки должно быть. Людям приходится решать, когда спать, а когда обедать. Так, например, мы имеем на своих карманных часах центрально-европейское стандартное время, и в соответствии с ним у нас теперь будет девять часов 55 минут утра. Когда воздушный шар потерпел крушение, было около шести часов вечера по среднеевропейскому времени. Теперь я просто не знаю, прошла ли с тех пор одна или две ночи, потому что это зависит от того, как долго мы были без сознания и спали.

– Я тоже этого не знаю. Я также не знаю, когда произошло наше первое пробуждение; ваше, вероятно, вскоре после моего.

– Ну, это можно будет определить потом по углу наклона Солнца, значение которого у нас есть. Я также только сейчас вновь обнаружил свои часы – двое своих часов, и то что они показывают одно и то же время, означает, что они не останавливались…

– Мои часы показывают то же самое время…

– Да, но какого времени здесь придерживаются марсиане? Видите ли, они мне сказали – и вот откуда я это знаю – что сейчас у вас время сна и что вы, возможно, еще будете спать часа два. Вот почему я сказал, что у наших хозяев это было время между тремя и четырьмя часами ночи; но я не знаю, как они считают и называют часы.

– Но, доктор, откуда вы знаете, каким методом марсиане пользуются для разделения дня на части, и как это у них функционирует?

– Вы полагаете, Зальтнер, что в спальне, обставленной со всеми удобствами марсиан, не будет часов?

– Я не видел ни одних, так же как и вы раньше.

– С тех пор, однако, я их обнаружил. Вы видите рисунок, который окружает круглое отверстие светового люка? Он разделен на двенадцать равных отделений по двенадцать секций в каждом. А те узкие светлые полоски, которые вы видите между делениями, не закреплены, а перемещаются по кругу. Я осознал это не сразу, а только когда неподвижно лежал здесь, пока вы приводили себя в порядок, и смотрел вверх. Это должны быть часы марсиан.

– Я вижу это, но я не могу понять, что это за механизм и как он работает.

– Я тоже не могу это расшифровать. Но посмотрите, там приколоты два листка бумаги, которые явно не принадлежат часам, а лишь содержат инструкции для нас на сегодня. На одном изображен закрытый глаз, на другом – открытый. Интерпретация ясна: сон и бодрствование.

– Верно, а эта светлая полоска…

– Это часовая стрелка…

– Я так и думал. До открытого глаза еще около двенадцатой части пути.

– Поэтому я заключаю, что до начала пробуждения марсиан еще два часа или около того.

– Но не кажется ли вам странным, что марсиане тоже делят день на двенадцать часов?

– Тоже? Мы делим его на двадцать четыре.

– Ну, это дважды двенадцать.

– То, что используется число двенадцать, меня нисколько не удивляет – я был бы удивлен, если бы было иначе. Это заложено в природе счета, то есть в природе сознания в целом. Законы математики – это законы мира. 12 – это 3 умножить на 4, наименьшее из всех чисел, делителями которого являются три первых числа 2, 3 и 4. Все разумные существа, занимающиеся математикой, сделают 12, а вслед за ним 60 основой своих делений.

– Но мы все-таки используем десять…

– Древняя астрономия выбрала двенадцать – двенадцать знаков составляют зодиак. Десять – это просто ненаучный возврат к чувственному представлению о десяти пальцах. Торгашеский компромисс. Но не будем об этом.

– Согласен, – сказал Зальтнер. – Однако что нам теперь делать? Сначала, разумеется, вы должны вылечить свою ногу.

– Боюсь, – ответил Грунте, – даже тогда мы не сможем делать ничего, кроме того, что марсиане решат относительно нас. Экспедиция, вероятно, будет практически закончена. А пока давайте постараемся как можно лучше ознакомиться с условиями. Проведем небольшое исследование!

– Я уже осмотрел комнату и не хочу больше пробовать таинственные приспособления – слишком легко выставить себя дураком. Я чувствую себя дикарем в институте физики, вот только у меня нет достаточной наивности.

– Какие здесь есть выходы?

– Только по одному из каждой комнаты. Я не знаю, как открыть дверь. Думаю, разумнее подождать здесь, пока нас не навестят, чем рыскать в темноте.

– Вы правы! А пока не смогли бы вы немного привести в порядок наши вещи? И если вам не трудно, пожалуйста, постарайтесь найти мой дневник. Сначала мы должны позаботиться о том, чтобы доставить в безопасное место вещи Торма и официальные записи экспедиции.

– Я уже отложил здесь некоторые вещи, – сказал Зальтнер, наводя порядок среди предметов, которые марсиане спасли из гондолы. Некоторые из них были повреждены падением и морской водой.

– Кстати, я бы не возражал, – продолжал Зальтнер, – если бы часть нашей провизии была еще пригодна для использования, поскольку я не очень верю в то, что этот автомат по производству сосисок продолжит работать… Только посмотрите, что спасли господа нуме! Они даже доставили сюда ящик с двумя бутылками шампанского, которые вы в трудную минуту сбросили на остров как балласт. Я думал, они разобьются от удара и разлетятся на куски. Но они кажутся совершенно неповрежденными. Теперь я хочу вынуть оба Монополя из коробки (Monopole – шампанское фирмы Heidsieck &Co; основана в 1785 году). Увы, мы никогда уже не сможем смотреть на них с радостью. Бедная госпожа Исма! – Он вынул бутылки.

– Подождите-ка, – удивленно сказал Зальтнер, – в коробке есть еще какой-то пакет. – Поглядим, что у нас здесь такое?

Он вскрыл пакет. Из него выпала небольшая книжка размером с блокнот.

– Однако, – сказал Зальтнер, – госпожа Исма не дала бы нам еще один альбом. Взгляните, Грунте, что это такое.

– Почему это должно меня интересовать? – ворчливо отозвался Грунте.

Зальтнер открыл книжку, полистал ее и долго внимательно смотрел на текст. Он был явно озадачен.

– Это… – неуверенно произнес он затем, озадаченно покачав головой, – это ведь… Но как это возможно?

Маленькая книжечка представляла собой словарь марсианского языка; слова были транскрибированы с помощью фонетических символов латинского алфавита, рядом с ними был немецкий перевод и одновременно знак слова в марсианском стенографическом шрифте. Из нескольких слов, которые Зальтнер знал, он понял смысл содержания.

– Скажите мне только одно, – продолжал он, – это не укладывается у меня в голове… как сюда мог попасть немецко-марсианский словарь… как он вообще может существовать?

Грунте молча протянул руку и взял книжку. Он только заглянул внутрь, затем тихо сказал:

– Это почерк Элла.

Погрузившись в свои мысли, Грунте закрыл глаза. Неразрешимая загадка снова возникла перед ним – откуда Элл знал язык марсиан? И если он его знал, то почему не сказал об этом открыто? Почему он не дал этот словарь ему или Торму? Как он оказался в ящике, под бутылками?

Он не знал ответа.

Тем временем Зальтнер взял книжку и попытался найти там несколько слов.

Тут он услышал тихий смех и голоса марсиан в соседней комнате. В отсек вошел доктор Хил. Се проводила его до двери и была позабавлена беспорядком, который устроил Зальтнер, но больше всего тем, что он использовал в качестве тарелок для своего завтрака расчески. Плоские диски, которые Зальтнер принял за тарелки, служили марсианам для укладки волос; они были электрически заряжены и, вытягивая волосы над головой, распрямляли их.

– Это ужасно забавно, – рассмеялась Се. – Но не будем ему ничего говорить об этом. Бедный «немецкий Зальтнер»! При этом она снова отошла назад, потому что в комнатах батов ей было слишком «тяжело».

В комнате Грунте и Зальтнера появился Хил.

Глава 10. Ла и Зальтнер

Хил был очень доволен состоянием своих пациентов. Он рассматривал их с большим интересом. Однако на его лице отразилось необыкновенное изумление, когда Грунте протянул ему маленький немецко-марсианский разговорник. Хил быстро пролистал его, и, указывая на отдельные символы марсианской письменности и называя рядом стоящее немецкое слово, вскоре ему удалось задать несколько вопросов, на которые Грунте ответил, таким же способом используя разговорник. Поскольку у него самого не было времени, чтобы сразу же обстоятельно заняться взаимным изучением немецкого и марсианского языков, Хил спросил Грунте по-гренландски, не сможет ли он начать немецко-марсианские занятия с Ла, которая любила изучение языков, чтобы быстрее прийти к взаимопониманию. Грунте очень не хотелось этого. Он бы предпочел, чтобы ни одна из его сиделок пока не появлялась в его комнате, и поэтому он обратился к Зальтнеру с предложением сделать это вместо него. Хотя Зальтнер не знал эскимосского языка, который мог бы упростить общение, он полагал, что вполне может справиться с задачей с помощью разговорника Элла и с радостью согласился на уроки.

Хил взял с собой разговорник и провел Зальтнера в большой смежный салон. Здесь он представил его нескольким собравшимся обитателям острова, среди которых были начальник станции Ра и его жена, а также Се и Ла вместе с несколькими другими марсианами.

Зальтнер не знал, куда в первую очередь обратить свой взор. Почти все, что он увидел, показалось ему странным, но больше всего его удивили фигуры самих марсиан. Он был только рад, что из-за незнания языка может молчать и довольствоваться тем, что видит. Хил назвал ему имена людей, которые приветствовали его марсианскими движениями рук, на что Зальтнер отвечал европейскими поклонами. К сожалению, они были немного скованными, поскольку из-за уменьшившегося веса ему приходилось быть очень осторожным. По лицам марсиан, которые впервые видели перед собой европейца, Зальтнер мог заметить, что они изо всех сил стараются скрыть свои улыбки в ответ на его неуклюжесть. Поэтому он был очень рад, когда большинство присутствующих покинули зал.

Как только Зальтнер вошел, он заметил рядом с прекрасной Се фигуру Ла, и когда он понял, что это удивительное существо будет его учителем языка, он выжидательно уставился глазами на ее лицо. Но в ее больших глазах не было и следа насмешки; Ла встретила его со спокойным дружелюбием, а улыбка, которой она обменялась с Се, сказала Зальтнеру, что этот бат нравится ей больше, чем другой. Зальтнер был убежден, что он быстро освоит марсианский язык, если наградой для него станет одобрение из таких глаз. Он просто не знал, как начать, поскольку ни один из них не знал языка другого. Ла достала из библиотеки несколько книг, в том числе уже знакомый ему атлас, который помог ему во время первого общения с Се. Затем она расположилась на диване в своей любимой позе и пригласила Зальтнера сесть рядом с ней. Сначала Ла стала называть предметы, которые находились вокруг, и повторять их названия на марсианском и немецком языках; затем она поступила так же с различными иллюстрациями в книгах. Но так дело продвигалось слишком медленно. Ла потянулась к разговорнику, который Се держала в руках. Се к этому времени пролистала буклет и воспроизвела несколько немецких слов на полоске прозрачной бумаги просто положив бумагу на мгновение на соответствующее печатное слово и прижав ее. Бумага была светочувствительной и служила для того, чтобы при необходимости сделать маленькую карманную фотографию, которую можно было потом использовать как записную книжку. Зальтнер читал:

– Ученики прилежны. Учитель строгий. Телефон. Все слышать.

Когда он снова поднял голову, то увидел, что Се озорно смеется. Затем она еще на какое-то время склонилась над столом с аппаратами и ушла, дружелюбно помахав рукой.

– Это правильно, – сказала Ла, – что Се включила фонограф. – Теперь мы сможем легко повторить наши уроки.

Ла взяла разговорник и проговорила вместе с Зальтнером фразы и небольшие отрывки, которые были приведены там на обоих языках. Зальтнер читал их на немецком, Ла на марсианском, и оба между делом от души смеялись, когда пытались улучшить произношение или обнаруживали забавные недоразумения. Чтобы читать текст в книге, Зальтнеру приходилось заглядывать через плечо Ла, близко наклоняясь над ней. Невозможно было избежать того, чтобы не остановить взгляд на чудесном цвете ее волос и мягких формах ее шеи, и поэтому он иногда произносил слова невпопад. От ее тела исходило странное тепло, и это не было игрой его воображения; позже он узнал, что температура крови марсиан действительно выше, чем у людей. Зальтнер заметил, что его мысли начали путаться. И это объяснялось не только его чувствами, но и эффектом низкой гравитации, к которой его организм еще не привык. Кровь сильнее прилила к его голове.

Ла вскоре поняла это. Она дала ему подержать книгу, протянула руку и включила абарическое поле. Вскоре Зальтнер снова почувствовал себя лучше, и занятия продолжились с новыми силами. Несколько часов прошли быстро. И вдруг выяснилось, что учительница выучила гораздо больше немецкого, чем ее ученик марсианского. В то же время Грунте, который слушал речевые упражнения через дистанционный передатчик, выучил не меньше, чем Зальтнер. Он спросил, может ли он теперь получить разговорник назад на некоторое время.

Ла снизила давление, чтобы снова двигаться свободно.

– О, как же я неосмотрительна! – воскликнула она. – Конечно, нам не нужно было ограничиваться этим единственным экземпляром! Если вы позволите мне взять книгу еще на полчаса, – она обратилась к Грунте через телефон, – я немедленно ее размножу.