Пришельцы с планеты Марс. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

– Как вам будет угодно, – сказал он. – Для меня было бы большой честью, если бы вы также сели и любезно рассказали мне, где я на самом деле нахожусь.

На его слова фигура издала низкий серебристый смех.

– Он говорит, он говорит! – воскликнула она на марсианском языке. – Это так забавно!

«Фафаголик?» – Зальтнер попытался повторить незнакомые звуки. – Какой это язык, какой регион?

Марсианка снова рассмеялась, весело глядя на него, как смотрят на диковинное животное в ожидании его реакции.

Зальтнер повторил свой вопрос на французском, английском, итальянском и даже латыни. На этом его словарный запас был исчерпан. Поскольку незнакомка, очевидно, не поняла его, а ответа он так и не получил, он снова сказал по-немецки:

– Уважаемая хозяйка, похоже, не понимает меня, но я, по крайней мере, представлюсь. Меня зовут Зальтнер, Йозеф Зальтнер, натуралист, художник, фотограф и участник полярной экспедиции Торма, потерпевшей крушение и, как мне кажется, был кем-то спасен. Вообще-то, смеяться тут не над чем, уважаемая хозяйка, или кто вы там еще на самом деле.

При этом он несколько раз показал на себя пальцем и четко сказал: «Зальтнер! Зальтнер!» Затем он указал рукой вокруг себя на окружающую обстановку и, наконец, на прекрасную незнакомку.

Незнакомка сразу же отреагировала на его язык жестов. Она медленно придвинула к себе руку и произнесла свое имя: «Се».

Затем она указала на Зальтнера и четко повторила его имя. И снова повторила с соответствующими жестами:

– Се! Зальтнер!

– Се? Се? – переспросил Зальтнер. – Так это действительно ваше имя. Или, может быть, вы имеете в виду море? Может быть, вы все-таки немного понимаете по-немецки? Где же мы находимся?

На его вопросительный жест рукой Се указала на море, плескавшееся за окнами, и назвала слово, которое на марсианском языке означает море. Затем она потянула за ручку, и вместо моря появился пейзаж, которым любовался Зальтнер. Теперь он увидел, что пейзаж был нарисован на экране, который Се просто опустила на окно. Она указала на пейзаж и сказала «Ну». Это означало «Марс», но Зальтнеру, конечно, это слово ни о чем не говорило.

Се прошла вглубь комнаты, которую до сих пор скрывал от его глаз экран, и стала искать предмет, который, как казалось, не сразу нашла. Зальтнер проследил за ней взглядом. Ему казалось, что он никогда не видел ничего более изящного, ничего более прекрасного.

Розовая вуаль окутывала большую часть фигуры, но то тут, то там проступал металлический блеск одежды под ней. Волосы мягкими локонами спадали на шею, основной их цвет был светло-русым, но при каждом движении они переливались, имитируя игру красок на мыльном пузыре. Все движения ее тела напоминали парение ангела, не имеющего веса. Когда ее голова оказывалась в более темной части комнаты, волосы светились фосфоресцирующим светом и окружали лицо, как ореол.

Вдруг Се прервала свои поиски и воскликнула:

– Какая же я рассеянная! Все это может подождать. Бедный бат, конечно, голоден, я должна была подумать об этом в первую очередь. Подожди, мой бедный бат, сейчас я тебе что-нибудь приготовлю.

Се подошла к столу в глубине комнаты и стала поворачивать различные ручки шкафа, стоящего на нем. Затем она снова оказалась рядом с Зальтнером и сказала неповторимым тоном, который привел его в восторг: «Зальтнер», знаками показывая, что это еда.

– Великолепная мысль, прекрасная Се, – воскликнул Зальтнер, повторяя пантомиму.

В ответ на легкое движение руки Се – Зальтнер не понял каким образом – перед его кроватью вдруг появился маленький столик и Се поставила перед ним только что приготовленное блюдо. Он не стал долго размышлять над тем, что это такое и что за инструменты странной формы, которые она ему протянула. Он использовал их как ложки, не обращая внимания на улыбку Се, а затем сделал большой глоток через мундштук из сосуда, наполненного какой-то жидкостью. Его голод, как он теперь понял, был настолько велик, что он на мгновение забыл даже о присутствии Се и обо всем, что его окружало. Только после того, как Зальтнер немного утолил свой голод, он снова стал внимательно слушать объяснения Се, которая называла для него отдельные предметы на ее языке, и вскоре ему удалось запомнить несколько слов.

Когда Зальтнер закончил есть, Се снова посмотрела на него с довольным выражением лица. Она провела рукой по его волосам так, как гладят ручную собачку, и сказала:

– Бедный бат был голоден, теперь он снова будет здоров. Тебе это понравилось, Зальтнер?

Зальтнер, признаться, не понял ее слов, но он ясно почувствовал их смысл. Он также чувствовал себя несколько оскорбленным, поскольку прекрасно понимал, что Се не относится к нему как к равному. Но когда она произнесла его имя, когда она посмотрела на него глазами, взгляд которых, казалось, проникал до самой глубины его души, он не мог не поблагодарить ее самыми теплыми словами. И Се также поняла благодарность, не зная слов, которые он произносил. Улыбаясь, она сказала на своем родном языке:

– Зальтнер мне нравится, он не похож на калалека.

Зальтнер понял слово «калалек», поскольку эскимосы назвали марсианам имя их племени.

– Нет, моя прекрасная Се, – твердо сказал он, – я не эскимос, я немец, не эскимос – немец!

И он сопроводил слова такими решительными жестами, что Се сразу поняла их смысл.

Она поспешила к книжной полке на стене комнаты – книги были неотъемлемой частью любой марсианской комнаты, они скорее могли обойтись без окон, чем без библиотеки, – и достала атлас.

Тем временем Зальтнер забросал свою сиделку вопросами о судьбе своих спутников, не будучи в состоянии выразить себя достаточно понятно. Сначала Се не обращала внимания на его слова и жесты, а держа атлас за ручку перед глазами Зальтнера, быстро листала его. Зальтнер был необыкновенно изумлен механизмом, перелистывающим книгу. Однако его удивлению не было предела, когда Се остановила вращение страниц и закрепила ручку книги в углублении на маленьком столике перед ним. Зальтнер сразу узнал карту районов вокруг Северного полюса Земли, которую, воспроизведенную в гигантском масштабе на острове, он уже наблюдал с воздушного шара.

Се указала своим тонким, изящным пальчиком, в котором он заметил большую подвижность отдельных суставов, на Гренландию и ближайшие участки суши вокруг полюса; на это она многократно повторяла: «Калалек, бат калалек». Затем она указала на Зальтнера, взяла его руку и провела ею по другим частям карты, спрашивая: «Бат Зальтнер?»

Зальтнер отыскал на карте Германию, которая, однако, в проекции казалась очень маленькой, и знаками дал ей понять, что это его дом. Поскольку он часто слышал слово «Бат», он заключил, что оно, вероятно, означает что-то вроде человека или племени. Зальтнер указал на нее и спросил:

– Бат Се?

Се ответила резким пренебрежительным движением. Она положила всю руку на карту и сказала: «Бат». Затем, указывая на себя, она уверенно произнесла: «Се, нуме».

И когда Зальтнер вопросительно посмотрел на нее, Се указала вытянутой рукой на определенное место в комнате и снова повторила: «Нуме». При этом ее глаза засияли таким необыкновенным светом, что Зальтнер не мог усомниться, что видит перед собой высшее существо. Но тут же она снова наклонилась к нему с приветливой улыбкой и перевернула несколько листов атласа. Появилась группа геометрических фигур, в которых Зальтнер без труда распознал схему планетарных орбит в Солнечной системе. Се указала на центр и сказала: «О».

– Солнце, – ответил Зальтнер, одновременно указывая направление, в котором солнечные лучи играли на поверхности моря.

Се удовлетворенно кивнула, затем описала пальцем орбиту Земли на карте, повторив название Земли: «Ба», и, указывая на Зальтнера: «бат!» Затем, надменно взглянув на Зальтнера, она указала на себя и повторила: «нуме». После этого она пальцем обвела на карте орбиту Марса и с необыкновенной гордостью марсиан сказала: «Ну».

«Марс!» Это слово почти беззвучно сорвалось с губ Зальтнера. Он пришел в замешательство, не зная как реагировать на это, и беспомощно посмотрел на Се, которая как только заметила его возбуждение, знаками велела ему лечь. Несмотря на слабость, которую Зальтнер сейчас ощущал, он попытался вскочить, чтобы узнать обо всем больше, но взгляд, не допускающий никакого сопротивления, приковал его к кровати.

В этот момент дверь комнаты открылась, и показалась фигура доктора Хила, согнувшегося и передвигающегося с трудом, опираясь на две палки. Но едва Хил вошел в комнату, как он поднялся во весь рост, отбросил палки и быстро направился к кровати. Он тут же схватил руку Зальтнера и, пощупав пульс, сказал с легким упреком:

– Ах, Се-Се, что это вы здесь устраиваете? Немедленно отключите абарическое поле. Наш бат должен иметь его естественную гравитацию, иначе он погибнет, прежде чем мы увидим его снова окрепшим.

– Не сердитесь, Хил-Хил, – рассмеялась Се, – я очень хорошо за ним ухаживаю и уже его накормила – посмотрите на состав рациона – 150 граммов белка, 240 граммов жира и…

Хил посмотрел на пружинные весы, которые находились под каждой марсианской посудой для еды и мгновенно определяли, сколько питательных веществ было в нее положено или доставлено в организм.

– Но вы не обозначили гравитацию, об этом ничего не было сказано в ваших инструкциях. Да, Хил-Хил, и вы же не можете требовать, чтобы я ползала по комнате, когда он не спит.

– Ах вот как! Это задевает ваше самолюбие!

– Вовсе нет, это было необходимо для бата! Когда он проснулся, мне нужно было быстро подойти к нему, а потом приготовить паштет, и – да, к вашему сведению: его зовут Зальтнер, и он не калалек, а… я забыла слово, но я покажу вам местность на карте.

– Сначала верните земную гравитацию… но подождите минутку, я хочу сначала сесть… итак…

– И я тоже хочу сначала сесть, – сказала Се.

Когда они оба заняли свои места, Се повернула рычажок, и Зальтнер увидел, как Се и Хил заметно ссутулились в своих креслах, их движения стали медленными и затрудненными. Но Зальтнер также заметил, что исчезло владевшее им странное чувство головокружения, а руки и ноги снова начали двигаться нормально, так что он смог удобно устроиться на кровати.

Доктор доброжелательно смотрел на него своими большими, говорящими глазами.

– Итак, бат снова жив, – сказал Хил, чего Зальтнер, признаться, не понял. Затем он добавил на языке эскимосов: – Может быть, вы понимаете этот язык?

Зальтнер угадал вопрос и покачал головой. Вместо этого он произнес на марсианском языке то, что узнал от Се:

– Пить – вино – бат хорошее вино пить…

Се разразилась своим тонким серебристым смехом, а Хил весело сказал:

– Вы добились отличного прогресса. Теперь, я думаю, мы скоро сможем разговаривать.

Он указал на сосуд для питья, стоявший рядом с Зальтнером, и тот снова отпил из него, чтобы восстановить силы.

Зальтнера очень волновала судьба его спутников. Он еще раз попытался спросить о них. Он поднял один палец и сказал:

– Бат Зальтнер.

Затем он поднял три пальца и дальнейшими знаками попытался дать понять, что «три бата» прибыли с шаром и потерпели крушение.

Хил, впервые увидев европейца, обращал свое внимание больше на человека в целом, чем на его просьбу, и теперь вопросительно посмотрел на Се, когда Зальтнер обратился к нему напрямую с приветствием «Хил-Хил», которое услышал от Се.

Се объяснила:

– Он имеет в виду, что прилетели и упали в море три бата. Но мы нашли только двоих, не так ли?

– Действительно, – сказал Хил, – и другой тоже чувствует себя лучше. Нога не сильно пострадала и заживет через несколько дней. Я передал уход за ним Ла, чтобы проверить, как идут дела здесь. Кстати, я думаю, что он в сознании. Он неоднократно открывал глаза, но не говорил. Надеюсь, он не получил серьезных травм. Мы решили пока с ним не разговаривать, чтобы не расстраивать его раньше времени. Не хотите ли вы зайти туда?

– С удовольствием, но кто останется с Зальтнером?

– Сейчас он должен спать. А затем нам необходимо вообще действовать по-другому. Мы поместим их обоих вместе в одной комнате, большой. Я уберу абарическое поле на одной стороне комнаты, а также в двух смежных комнатах. Туда будут перенесены их кровати и вся обстановка, чтобы они могли жить в привычных для них условиях. При этом, включив абарическое поле в другой части комнаты, мы сможем оставаться с ними и изучать их без необходимости постоянно ползать под земным тяготением.

– Прекрасно, – сказала Се, – но прежде чем вы усыпите моего бедного бата, я хочу еще раз с ним побеседовать.

Се повернулась к Зальтнеру и, как могла, дала ему понять, что еще один из его спутников спасен и что он скоро его увидит. Затем она сумела узнать имя второго спасенного путешественника и заставила Зальтнера повторять несколько немецких слов до тех пор, пока она их не запомнила. Пока Се улыбаясь смотрела на Зальтнера своими большими глазами, Хил поднес руку к его лицу и несколько раз провел ею вперед-назад. Глаза Зальтнера закрылись. Ему все еще казалось, что перед ним сияют два лучистых солнца, потом он перестал понимать, были ли это два глаза или две луны Марса, и вскоре он впал в глубокий сон без сновидений.

Глава 7. Новые загадки

Грунте очнулся из бессознательного состояния в комнате, которая была оборудована почти так же, как и комната Зальтнера. Она принадлежала к той же серии комнат для гостей, которые предназначались для временного пребывания марсиан на земной станции. Со своей кровати Грунте тоже ничего не видел, кроме больших окон, за которыми плескалось море, и ширмы, скрывавшей остальную часть комнаты. Эта ширма также была украшена ночным пейзажем Марса, на котором были изображены две луны – мотив, очень популярный у марсианских художников. Здесь, однако, на переднем плане также были изображены две фигуры; стоящая фигура указывала на особенно ярко сияющую звезду, а вторая сидела у стола и рассматривала сильно увеличенное изображение этой звезды, спроектированное на поверхность стола проекционным аппаратом.

Грунте попытался собраться с мыслями. Он удобно лежал в теплой комнате в спальной одежде, которая не принадлежала ему. Он не мог пошевелить ногой, которая, кстати, не болела – она была прочно перевязана. Он чувствовал себя усталым, но совершенно здоровым и не испытывал какого-либо дискомфорта. Он мог свободно двигать головой и руками, а в некоторой степени и верхней частью тела. Значит, его спасли после падения в воду. Но где он был и кто были спасители?

Первоначальная иллюзия, что он смотрит на реальный ночной пейзаж в том месте, где стояла ширма, не могла длиться долго, потому что в нем были фигуры, которые не двигались. Значит перед ним была картина. Море, заключил он по цвету и типу освещения, было ничем иным, как полярным морем, в которое упал воздушный шар. Он был на острове, а его спасители – жители этого острова. Кто они и чего он мог от них ожидать? На этом были сосредоточены все его мысли.

Грунте подвигал руками, проследил за своим дыханием, пульсом, он слышал шум моря – все явления природы были неизменны, он находился на Земле, и все же существа, обитавшие здесь, не могли быть людьми. Ткань его халата, его одеяла, материал, из которого была изготовлена его кровать, были ему совершенно незнакомы, он не мог сделать из этого никакого вывода. Но картина! Что изображено на картине? Можно ли было по ней определить, в чьей он власти?

Две фигуры на картине были, как казалось, человеческими. Стоящая фигура, указывающая на звезду, имела идеальную женскую форму с поразительно большими глазами; вокруг ее головы переливалось странное сияние – могла ли это была быть символическая фигура с нимбом? Одежда – насколько это вообще можно было назвать одеждой – не позволяла сделать никаких выводов, это могла быть просто фантазия художника. Сидящая фигура, наблюдавшая за изображением звезды и повернувшаяся спиной к наблюдателю, была одета в плотно облегающую металлическую броню; в руке она держала неизвестный Грунте предмет. Могли ли эти две фигуры быть представителями жителей полярного острова? Но сам пейзаж не был пейзажем Земли. Так, может быть, это напоминание о родине, откуда пришли жители полюса? И если это так – то эти две луны – они не могли принадлежать ничему другому, кроме Марса.

Жители Марса колонизировали полюс! Эта мысль уже приходила Грунте в голову, когда он впервые взглянул с воздушного шара на остров с его устройствами и странным картографическим изображением Земли. Сначала он отбросил эту идею как слишком фантастическую, он не хотел строить такие невероятные гипотезы, пока еще мог надеяться на другое объяснение. Но когда воздушный шар был поднят в воздух необъяснимой силой, эта гипотеза снова пришла ему на ум. А то, что происходит теперь – странное спасение, странные материалы, странная картина! Что это за звезда, за которой наблюдали изображенные на картине существа? Грунте напряг свои зоркие глаза, чтобы получше разглядеть на картине проектируемое на стол изображение. Яркий узкий серп на краю диска, остальная его часть освещена тускло… и эти темные пятна… белые шапки на полюсах… Без сомнения, это Земля, как она выглядит с Марса при большом увеличении. Узкий серп – это область Земли, куда падают солнечные лучи, остальная часть тускло освещена лунным светом. Грунте больше не мог отказаться от мысли, что он находится среди марсиан… как гость… как пленник… кто мог бы это сказать?..

Но как марсиане могли попасть на Землю? Грунте не знал ответа на этот вопрос. Однако, как только он принял этот факт как реальность, он мог легко объяснить другие явления – удивительное строительство острова, непонятное влияние на полет воздушного шара, чудесное спасение, обстановку комнаты – гипотеза о марсианах, несомненно, была самым простым объяснением…

И вдруг Грунте вздрогнул – он внезапно вспомнил об одном разговоре. Он плотно сжал губы, а между бровями образовалась глубокая вертикальная складка. Грунте напряг свою память до предела…

«Элл, Элл!» – подумал он про себя. Что сказал ему Элл перед тем как он отправился в путешествие? Фридрих Элл, друг Торма, был независимым ученым во Фридау, и именно он был настоящим интеллектуальным и финансовым учредителем экспедиции, душой международной ассоциации полярных исследований. Он часто обсуждал с Грунте возможность того, что жители Марса могут установить контакт с Землей. И Элл всегда говорил: если они прилетят, мы можем ожидать их на Северном или Южном полюсе. Вы прыгаете в поезд не тогда, когда он движется, а когда он стоит. Кто знает, что вы найдете на полюсе! Передайте привет… – да, он забыл слово. Тогда Грунте не придал этому никакого значения. С Эллом не всегда можно было понять, шутит он или говорит серьезно. «Передавайте привет…» Грунте тогда не воспринял это серьезно. Но он помнил, как однажды вечером Элл очень разволновался, когда люди заговорили о жителях Марса, как о мифических существах. Он тогда внезапно прервал разговор.

Грунте оторвался от своих размышлений. За изображением марсианского пейзажа послышались голоса. Что это был за язык? Грунте не знал этого, он не понимал ни слова.

За ширмой, незаметно для Грунте, расположилась Ла. Ей было очень тяжело переносить земную гравитацию, и поэтому она неподвижно лежала на диване. Се вошла в комнату, с большим трудом подошла к Ла и устроилась рядом.

– Как идут дела у бата? – спросила она.

– Пока не знаю, – ответила Ла, – я до сих пор не слышала никакой активности, а при такой силе тяжести я просто не в силах пойти к нему и проверить.

– Ну так мы уменьшим ее! – воскликнула Се, протягивая руку, чтобы повернуть ручку абарического аппарата.

– Но Хил это запретил, – возразила Ла. – Это может оказать вредное воздействие на бата.

– Вовсе нет, я уже ненадолго уменьшала силу тяжести в другой комнате, и это не причинило бату вреда. Ты кстати уже покормила его?

– Нет, как я могла?

– И все же это необходимо, Хил тоже так считает. И для этого, по крайней мере, мы должны иметь возможность свободно передвигаться. Так что беру ответственность на себя.

Се настроила аппарат на нормальную марсианскую гравитацию. Обе марсианки встали и вздохнули с облегчением.

В тот же момент Грунте попытался пошевелиться, но его рука вдруг поднялась гораздо выше, чем он предполагал. Он тут же попробовал повторить движение и заметил, что все части его тела, а также одеяло на его кровати стали намного легче. Грунте огляделся в поисках предмета, который можно было бы подбросить в воздух, чтобы исследовать удивительное явление. Теперь, когда он мог легко поднять верхнюю часть тела, несмотря на повязку на ноге, он заметил на стенной полке над кроватью несколько предметов, принадлежавших ему; очевидно, они были найдены в его карманах. Грунте достал свой перочинный нож, поднял его как можно выше над полом и бросил. Он мог спокойно проследить глазами его падение; прошла примерно секунда, прежде чем нож достиг пола. Грунте оценил высоту и констатировал для себя: «Сила тяжести уменьшилась и сейчас составляет всего лишь около одной трети от обычной. Такая гравитация на Марсе». И снова вспомнил Элла, который так часто говорил: «Освободиться от гравитации – значит овладеть Вселенной».

Услышав слабый звук, вызванный упавшим ножом, Се отодвинула ширму и вместе с Ла направилась к Грунте. К этому времени он перестал обращать на ширму внимание, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда вдруг увидел перед собой двух прекрасных марсианок. Как только Грунте осознал, что к нему приближаются две живые женские фигуры, он снова лег на спину с ледяным выражением лица и устремил взгляд в потолок. Поскольку он не решался взглянуть на Ла и Се, он не мог заметить, с каким дружелюбием и сочувствием марсианки смотрели на него. Только по тону их голосов, которым они произнесли несколько слов на своем родном языке, Грунте понял их добрые намерения. Ла поправила одеяло, а Се наклонилась над ним и посмотрела в его глаза своими сияющими глазами. Это женское общество привело его в смятение; он предпочел бы оказаться в окружении враждебных дикарей. Тут он почувствовал мягкое прикосновение руки к своей голове. Се погладила его по волосам – Грунте невольно оттолкнул ее руку.

– Бедняга, – сказала Се, – он, кажется, все еще не пришел в себя. Нужно дать ему что-нибудь выпить, прежде чем пытаться наладить контакт. – Она снова положила руку ему на лоб и сказала: – Не бойся, мы не причиним тебе вреда, ко бат.

«Ко бат» – означало «бедный человек» на марсианском языке. «Ко бат» – это показалось Грунте удивительным – ведь это было одно из странных выражений Фридриха Элла. Так говорил Элл, когда не мог донести до собеседника какую-либо из своих причудливых мыслей, когда хотел выразить свое сожаление об отсутствии понимания у людей. Грунте часто спрашивал Элла, откуда взялось это выражение и как он к нему пришел. Тогда Элл всегда только загадочно улыбался и повторял: «Ko баты, вы этого не можете понять, бедные люди!» Такие воспоминания всплыли в голове Грунте в ответ на услышанные слова. Теперь ему удалось полностью взять себя в руки.

Тем временем Ла принесла сосуд для питья, наполненный чудесным нектаром марсиан. Марсиане всегда пили через прикрепленную к сосуду трубку с мундштуком, и теперь Ла попыталась протолкнуть этот мундштук между губами Грунте. Но ее усилия оказались тщетными. Грунте плотно сжал губы и отвернул лицо в сторону.

– Все-таки, баты – неприятные существа, – со смехом сказала Ла.

– Вовсе нет, – ответила Се, – Зальтнер вел себя совсем по-другому, он разговаривал со мной!

Грунте, уловив знакомое имя, теперь впервые разомкнул губы.

– Зальтнер? – спросил он, все-таки не глядя на Се.

– Вот видишь, – сказала Се, – он может слышать и говорить. Теперь наблюдай, я попытаюсь поговорить с ним.

Она дружески обняла Ла за плечи и придвинулась ближе к кровати. Затем с большим усилием она произнесла немецкие слова, которые узнала от Зальтнера: «Зальтнер немецкий друг пьет вино, Грунте пьет вино, немецкий друг».

Грунте бросил изумленный взгляд на марсианку, говорящую по-немецки, а Ла с трудом скрыла смех над словами, которые показались ей ужасно забавными. Грунте тоже собирался улыбнуться, но когда он увидел две прекрасные женские фигуры так близко перед собой, он тут же снова уставился в потолок, но ответил вежливым тоном:

– Если я правильно понимаю, мой друг Зальтнер тоже спасен. Скажите мне, пожалуйста, где я нахожусь.

– Пить вино Грунте, – настоятельно повторила Се, а Ла приблизила мундштук к его губам.

Грунте выпил предложенный напиток и вскоре почувствовал, что тот приятно освежил и оживил его. Он поблагодарил Се и задал ей еще несколько вопросов, но ее языковые навыки были уже исчерпаны. Грунте понял, что ему придется использовать язык жестов, и поэтому волей-неволей ему придется смотреть на двух марсианок. Он указал на них, потом на картину и наугад сказал: «Марс? Марс?»