Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917

– Именно так!

Ещё шаг, ещё одна ступенька. До второго этажа библиотеки их осталось не больше десятка.

– Но почему их обязательно надо было всех убивать? Может, стоило просто арестовать и доставить в расположение?

– Как ты себе представляешь арест двумя легионерами двух десятков укуренных, обдолбанных и вооружённых до зубов уродов?

Ещё несколько шагов вверх. Удивительная лестница: совсем не новая, а ни одной трещинки в лакированном дереве, ни единого скрипа. Дальберг, увлечённый своими записями, не обращал никакого внимания на перемещения Распутина.

– Не спорю. Но, может, стоило взять в плен хотя бы их командира с адъютантом?..

– Они пытались прорваться, прикрываясь мирными жителями…

– Мирными сербами, ты хотел сказать?

– А какая разница?

– Для меня – никакой. Я вообще не различаю этих балканских туземцев. Но для вас, наверно, разница существует, вы же отказались сопровождать по сербскому анклаву автобус с мирными хорватами.

– Только потому, что у них под сиденьями находились оружие и боеприпасы.

– А так ли важно, что у них было под сиденьями? Там ехали некомбатанты. Женщины, дети. Ты хочешь сказать, если бы в багаже вы нашли оливковые ветви, то согласились бы?

– Безусловно!

Последняя ступенька. До Дальберга осталось метра три, но между ними – письменный стол и кресло. Надо обходить.

– Вы не побоялись нарушить приказ командира американских «морских котиков»?

– Нет, я предложил ему разгрузить транспортное средство от посторонних вещей, и он сам отстранил меня от дальнейшей операции.

– Really? Какой-то прокол у меня с информацией… Ок. Ты не устал?

– Наоборот, только раззадорился, – натянуто улыбнулся Распутин и не спеша двинулся в сторону Дальберга, разглядывая с деланым, наигранным интересом корешки книг и легко касаясь обложек фолиантов.

– У Велебита, там, где сербы оказали упорное сопротивление, по команде американского главнокомандующего Роджера Коэна легион пропустил подкрепления хорватов, и только на твоём блокпосту возникла досадная заминка, едва не приведшая к катастрофе хорватских штурмовых подразделений.

– В тот день с самого утра была отвратительная связь, поэтому я и потребовал письменный приказ…

– Допустим, но когда к сербам шло подкрепление…

– Я его тоже не пропустил…

– Да, всё верно. Но после разговора с тобой тет-а-тет командир сербского отряда провёл своих людей по горам под носом вашего блокпоста, и вы даже не соизволили сообщить об этом по команде.

– Ни я, ни другие легионеры ничего не видели. Зелёнка мешала!..

– Прекрасно!.. А что вы делали на сербской территории, аж в семи километрах от линии разграничения и вашей зоны ответственности?

– Преследовали сербского снайпера, повышали результативность работы…

– И конечно же, совершенно случайно наткнулись на охотников?

– Так ты называешь тех, кто, заплатив три тысячи долларов, приглашался для участия в сафари на людей?[23]

– На людей? Ты имеешь в виду сербов?

– А «охотники» насиловали и убивали кого-то ещё? Может, немцев или французов?

– У нас разное представление… Впрочем, это неважно… Итак, вы уничтожили всех охотников до единого, двенадцать человек, не поинтересовавшись, кто перед вами…

– Они не представились – это раз, палить начали первыми – это два, мы защищались – это три…

– Да читал я ваши рапорты… Но осмотр места происшествия говорит о грамотной засаде, а не о случайном боестолкновении… Наконец, контрольные выстрелы…

Дальберг оглянулся через плечо на Распутина, оказавшегося позади, и снисходительно улыбнулся, как делают это взрослые в ответ на оправдание школяра «варенье съел не я, а канарейка».

– Мне добавить нечего, – отвёл глаза Распутин.

– Мне тоже. – Дальберг кивнул, опять повернулся спиной к Григорию и закрыл блокнот, пряча записи во внутренний карман пиджака. – Остался всего один вопрос… Вы действовали самостоятельно или по чьему-то поручению?

Григорий шагнул вперёд, сокращая дистанцию, положил левую кисть на гнутую спинку стула и чуть нагнул его, чтобы удобнее перехватить за ножку правой рукой.

– Это что-то меняет?

– Всё и кардинально! – ответил Дальберг.

Не сделав ни одного движения и лишь втянув голову в плечи, он слегка подался вперёд, будто разглядывая что-то на первом этаже.

– Мне очень хотелось бы спрятаться за чью-то спину, но нет, – отрезал Распутин, наклоняясь, чтобы поухватистее принять ножку стула.

– Вот и мне так показалось, – задумчиво пробормотал Петер не оборачиваясь. – Одна совсем маленькая ремарка. Прежде чем ты огреешь меня этим деревянным раритетом, хочу предупредить… Глупые решения принимаются просто, быстро и без обоснований! А их исправление – это сложно, долго, дорого и требует огромного расхода нервов и энергозатрат! Мёртвый я для тебя буду лишней и вечной головной болью. А тебе не хватает существующих проблем?

Распутин застыл как вкопанный.

– Ты умеешь читать чужие мысли?

– Все твои мысли нарисованы у тебя на лице. И все они входят в перечень рисков, учтённых мной при принятии решения пригласить тебя к себе домой. Ты что, действительно не можешь сложить два и два? Ведь те же вопросы, что я тебе только что задавал, можно было выяснить в жандармерии… Или вообще не выяснять, ведь ответы на них знаем мы оба. Так зачем попусту терять время?

– Кто ты такой и что тебе нужно?

– Вот это правильно, Жорж! И я готов ответить. Только давай освободим руки от лишних предметов, спустимся вниз, сядем к камину, выпьем по тридцать граммов Camus Cuvee и успокоимся, а то у меня уже кисть затекла.

Произнося последние слова, Дальберг медленно повернулся к Распутину, обнажив в правой руке плоский воронёный SIG Sauer P230, а напротив Григорий увидел такого нелепого себя. В огромном тёмном окне библиотеки, как в зеркале, отражались все Гришины манёвры.

* * *

– Сразу хочу расставить все точки над «и», – положив ноги на подставку перед камином и смакуя коньяк, медленно проговорил Дальберг, – и пояснить, как и когда ты оказался в центре моего внимания. Дело в том, что вы ликвидировали не толпу экзотически развлекающихся филистёров, а высокопоставленных сановников ордена Opus Dei во главе с командиром папских гвардейцев Алоизом Эстерманом и его любовником – капралом гвардии Седриком Торнеем. Они под видом «туристов» привезли хорватам очередную партию оружия, которая исчезла бесследно…[24]

– Я не знаю такого ордена, – поморщился Распутин. – Кто это?

– Враги, – коротко и бесстрастно ответил Дальберг, глядя на свет в бокал, – жестокие и беспощадные. Сектанты и убийцы, дорвавшиеся до власти, а потому вдвойне опасные.

– И кого они убили? До какой власти дорвались?

– Тебе, интересующемуся историей России, может быть интересен такой факт. Орден, возникший в Испании в качестве главной опоры генерала Франко, имел несколько своих представителей в правительстве мятежников и охотился за военными специалистами из СССР. Первые русские погибли от рук ордена ещё в тысяча девятьсот тридцать шестом под Мадридом. Позже Opus Dei был главным инициатором и организатором отправки испанской «Голубой дивизии» на Восточный фронт под Ленинград. Ну а последняя советская жертва – это посол Православной церкви в Ватикане митрополит Никодим, выпивший вместо папы Иоанна Павла Первого предназначавшийся для него кофе с ядом.

– Самого папу удалось спасти?..

– Нет! Орден, приняв решение, никогда не меняет его. Иоанн Павел Первый был найден мёртвым в своей постели через месяц… Следующей жертвой стал кардинал Джованни Бенелли, яростный противник возвышения Opus Dei. Он, как и митрополит Никодим, и Иоанн Павел Первый, тоже внезапно скончался от сердечного приступа через месяц после присвоения ордену статуса личной прелатуры…

– Личная прелатура? Это что?

– Особо привилегированное экстерриториальное положение с подчинением лично папе, чего никогда не имели даже иезуиты, – в сердцах бросил Дальберг и осёкся, наткнувшись на насмешливый взгляд Распутина.

– Так вот в чём дело… Один орден отодвинул другой от власти…

– Да! – Дальберг взял себя в руки. – Впервые за четыреста лет иезуиты потеряли свои позиции у папского престола. Но не это само по себе волнует…

– Понимаю, – не смог удержаться от сарказма Григорий, – в первую очередь тебя волнует спасение душ паствы…

Дальберг потемнел лицом, сомкнул брови, сверкнул глазами в сторону наглого гостя, однако в следующее мгновение суровая складка на его лбу разгладилась, а выражение лица стало непроницаемым и бесстрастным.

– Венецианский кардинал Альбино Лючани, принявший при восшествии на престол имя Иоанн Павел Первый, был справедливым, добрым, скромным и совсем не похожим на своих предшественников! «Вот кого мы хотим видеть посредником между собой и Богом. Такие глаза и такая улыбка должны быть у проводника божественного света и веры», – писали в Ватикан его прихожане. Это трудно объяснить, но каким-то сверхъестественным чувством люди увидели в нём то, чего так давно жаждали и не могли найти ни в ком. Его искренне полюбили и назвали «улыбающимся папой». А двадцать восьмого сентября тысяча девятьсот семьдесят восьмого, на тридцать четвёртый день понтификата, Альбино Лючани не стало. Вместо «улыбающегося папы», – голос иезуита зазвучал глухо, как из бочки, – с грехом пополам, с восьмой попытки, был избран малоизвестный полячишка – краковский кардинал. Так вот, он и Opus Dei – это единое целое. Без поддержки ордена Кароль Войтыла, после интронизации Иоанн Павел Второй, не смог бы стать папой, а без поддержки папы Иоанна Павла Второго Opus Dei вряд ли занял бы столь высокое место в центре католической власти[25].

– Уроборос… – автоматически прокомментировал Распутин.

– Змея, кусающая свой хвост? Может быть, но только первые пять лет после интронизации, когда орден заметал следы прежних своих грехов и расправлялся с неугодными в Ватикане. Работавший на них директор Банко Амброзиано Роберто Кальви был найден повешенным под мостом Темзы. Пять кардиналов папской курии, участвовавших в расследовании финансовых махинаций Opus Dei, таинственно скончались, как и несколько десятков менее значимых фигур. Но, закончив с делами внутренними, орден активно занялся внешней политикой и с этого момента перестал быть внутрицерковной проблемой, а превратился в головную боль всего мира, и в первую очередь – русского.

– А вот с этого момента прошу поподробнее…

– Непременно. Идея развала СССР через свержение просоветских режимов в Восточной Европе целиком принадлежала Ватикану. Седьмого июня тысяча девятьсот восемьдесят второго года президент США посетил папу. Это была их первая встреча. Иоанн Павел Второй благословил Рональда Рейгана начать «крестовый поход» против Советского Союза до его полного уничтожения. Стороны сразу же подписали соглашение о проведении совместной тайной кампании в Польше под названием «Священный союз». Ключевыми фигурами «Союза» стали глава ЦРУ Уильям Кейси и госсекретарь США Артур Хейг, оба члены Мальтийского ордена.

– Ещё один орден?

– Не договорившись с иезуитами, Иоанн Павел Второй и его Opus Dei смогли сравнительно легко подмять под себя Мальтийский орден, они же иоанниты, они же госпитальеры. Это сейчас что-то вроде Иностранного легиона Ватикана – там гнездятся все адепты политики Кароля Войтылы и его ближайшего друга, политического авантюриста польского происхождения Збигнева Бжезинского. И политика эта есть не что иное, как хорошо знакомый вам «дранг нах остен».

– И они туда же…

– Да, и не без успеха. Интересная закономерность русской истории, ожидающая своего исследователя… Как только за дело берутся поляки, Москва сдаётся… Так было и в семнадцатом веке, и в двадцатом… Всё-таки знают они про русских что-то такое, чего не ведают ни англосаксы, ни немцы с французами… Но оставим обобщения на потом. Бжезинский и Йозеф Томко, супернумерарий ордена и глава отдела пропаганды Ватикана…

– Тоже поляк?

– На этот раз словак… Так вот, поляк и словак, ЦРУ и Ватикан, совместно разработали операцию «Открытая книга» для дестабилизации ситуации в странах Восточной Европы, Украины и Прибалтики, а позже, совместно с Моссад, МИ-6 и БНД, операцию «Тот» – по имени египетского бога, покровителя мудрецов и магов. Заключалась она в переманивании или уничтожении четырёхсот тысяч русских учёных и технических специалистов. На десять лет Ватикан превратился в штаб по разрушению СССР. Посол Рейгана Вернон Уолтерс в период с тысяча девятьсот восемьдесят первого по тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год посещал Ватикан каждые полгода, чтобы обменяться особо секретной экономической, военной и политической разведывательной информацией[26].

«Я считаю, что всё, что делает Иоанн Павел Второй, имеет первостепенное историческое значение», – написал в тысяча девятьсот восемьдесят пятом Бжезинский в журнале «Трайеолог». Он уже тогда знал, что произойдёт в самом скором будущем. Через семь лет после заключения союза с Рейганом, первого декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого, папа Кароль Войтыла встретился с Горбачёвым. Разговор в библиотеке понтифика длился семьдесят минут. Советская делегация сразу отправилась на Мальту для встречи с Джорджем Бушем – старшим, и дни СССР были сочтены.

– Ну вот и ЦРУ появилось на горизонте… – пробормотал, скривившись, Распутин.

– Ватикан и ЦРУ после интронизации Кароля Войтылы срослись подобно библейскому зверю: ноги – одного, пасть – другого[27]. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году папа принял у себя членов Трёхсторонней комиссии в полном составе, а через год между США и Ватиканом установились дипломатические отношения. В Америке одномоментно открылось больше полусотни центров Opus Dei, его члены появились не только в ЦРУ, но и в Белом Доме, и в высших эшелонах Пентагона…

– Кто-то может подтвердить информацию о вкладе Ватикана в развал СССР? – перебил иезуита Распутин.

– Последний президент СССР тебя устроит? Сейчас посмотрю свои записи… Так… Третьего марта тысяча девятьсот девяносто второго года на страницах туринской газеты La Stampa Горбачёв признался: «Теперь можно сказать, что всё, что произошло в Восточной Европе в последние годы, было бы невозможно без присутствия во всем этом папы, без его громадных усилий и великой политической роли, которую он сыграл на мировой арене».

Собеседники замолчали. Распутин – переваривая информацию, Дальберг – ожидая реакции на сказанное…

– Голова пухнет от услышанного, – через пять минут полной тишины произнёс Григорий, – но на старые вопросы громоздятся новые. И главный из них – насколько, по-твоему, велика вероятность развязывания Большой войны?

– Члены Opus Dei любят цитировать своего основателя, почётного прелата его святейшества Хосемарио Эскриву, в культе которого их обвиняют наряду с нарушением прав человека, жестокостью и тайным проникновением во властные структуры, – неотрывно глядя на игру огня в бокале, ответил Дальберг. – В числе прочего он говорил: «Война – главная преграда на пути к развратной жизни, поэтому мы должны стремиться любить ее».

Глава 16

Sapienti Sat

– И вот посреди всего этого дерьма появляюсь я, весь в белом, – скрипнул зубами Распутин. – Спаситель человечества, мать его… Не собирался и не планировал!

– А тебя никто никуда за руку не тащил и спасать человечество не призывал, – откинулся в кресле Дальберг, потягиваясь всем телом. – Ты сам вломился в это дерьмо с грациозностью носорога… Кстати, по-английски ты ругаешься так же неважно, как и по-французски.

– Английский мне преподавал зелёный берет из Луизианы, а французский – капрал из Алжира, так что оксфордскому произношению и парижским манерам взяться неоткуда. В казарме они не требуются. Я и немецкий успел выучить у своего сержанта, турка из-под Гамбурга. Хочешь оценить?

– Нет-нет, надругательство над языком Шиллера я, пожалуй, не переживу…

– То, что эти «орденоносцы» не нашли меня – твоя работа? – сменил тему Распутин.

– Стечение обстоятельств. В Боснию я попал первым и был единственным, кто осмотрел место происшествия. Потом сразу началась зачистка местности, и именно по этим координатам был нанесен ракетно-бомбовый удар. После него осматривать было уже нечего, и потери списали на сербов. На них вообще тогда списывали практически все проблемы. Три года я честно наблюдал за тобой издалека, надеясь на контакт с организацией, пославшей тебя в легион. Постепенно понял, что никто за тобой не стоит и всё случившееся – лично твоя частная инициатива. Тогда ты стал мне ещё более интересен.

– Как кто?

– Как человек, способный изобретательно и последовательно вести свою собственную игру без всякой поддержки извне, оказавшись в незнакомой среде, к тому же виртуозно водя за нос собственное начальство…

– Я хочу просто уцелеть в этой скотобойне, но сделать это так, чтобы не превратиться в шакала и потом не выть по ночам на луну, не бежать вешаться в сортир от стыда и невозможности исправить содеянное.

– Ты выбрал для этого весьма оригинальную и сомнительную стратегию…

– А какая стратегия является бесспорной?

Дальберг неожиданно стремительно встал с кресла, умудрившись не расплескать ни единой капли напитка, подошёл к огню, подхватил каминные щипцы и начал переворачивать поленья. Огонь притух, в зале ощутимо запахло дымом.

– Обожаю запах костра, – с удовольствием втянул носом воздух Григорий.

– Помнишь «Ромео и Джульетту»? – Дальберг вернулся на своё место и небрежно плеснул в бокал добавки. – Капулетти были гвельфами, а Монтекки – гибеллинами[28]. Но познакомились они не в замке родителей Джульетты (это абсолютно невозможно), а в замке семьи, часть которой принадлежала к гвельфам, а другая – к гибеллинам. Эта семья, благодаря гибкой политике служения обоим противоборствующим сеньорам, сохранилась и здравствует до настоящего времени, а Капулетти и Монтекки известны только благодаря Шекспиру…

– Это и есть стратегия выживания?

– Американцы придумали новый термин – realpolitik. Можешь использовать его.

– Не читал про такую стратегию ни в одной книге. Например, доблестный рыцарь Айвенго…

– Баллады и романы о рыцарстве, Жорж, написаны для плебеев и вассалов, а я тебе приоткрыл часть страницы, предназначенной сюзеренам.

– Зачем?

– Хочу сделать своим союзником, пусть даже временным. Прекрасно понимаю, что твои принципы не позволят использовать тебя втёмную или в качестве тупого наёмника… Пробовать не стоит, ибо результат может быть противоположным от задуманного, ты это прекрасно доказал в Боснии. Поэтому я решил играть открытыми картами…

– Открытые карты? Хорошо. Тогда предлагаю встречно. Сделка, к которой ты меня так усердно готовишь, состоится только в том случае, если на мои вопросы не последует ответ «Это не твоё дело» и «Это закрытая информация». Во время службы я успел понять, что за такими фразами обычно стоят глупость и некомпетентность, а вовсе не желание хранить секреты.

– Собственно, я это и предложил…

– Тогда первый вопрос: ты представляешь мировое правительство? Прости, но это единственное объяснение тому, как такой непримиримый к кровожадному ордену Opus Dei человек вдруг остался в живых!

– Господи, Жорж! Вместе с чёткими, понятными принципами и нравственными рамками в твоей голове намешано столько очаровательной чуши! Нет никакого мирового правительства! Нет, не было и никогда не будет! Это идея фикс финансистов Варбургов, Рокфеллеров и им подобных, считающих, что деньги правят миром!

– А это разве не так?

– Деньги – всего лишь функция власти, в основе которой лежит та или иная система идей: светских, религиозных, оккультных, в конце концов. Информация и энергия важнее вещества, а метафизика – физики. Sapienti sat.

– Повеяло масонами…

– Да, они определённо имели вес. Скажу больше – вольные каменщики оказались причастными ко всем революциям с конца восемнадцатого века. Но к началу двадцатого их потенциал исчерпался, и потребовались новые формы наднационального согласования. К революциям в Португалии в тысяча девятьсот десятом или в России в тысяча девятьсот семнадцатом приложили руку уже совсем другие люди. В первую очередь это общество с кратким, как свист пули, названием «We». Его создал Сесил Родс и пестовал всю свою жизнь Альфред Милнер. Конечно, масонство никто не отменял, но оно перестало быть единственной и доминирующей формой работы. После Второй мировой войны и краха Британской империи возникла потребность в новом «поколении» структур наднационального согласования. Появились Четвертый рейх Бормана, Бильдербергский клуб, Римский клуб, Трёхсторонняя комиссия… Многие их члены оставались масонами, иллюминатами, бнайбритовцами и так далее, но решения принимали принципиально новые структуры, заточенные под иные задачи.

– Ты уже дважды сказал про наднациональное согласование. Разве это не есть мировое правительство?

– У всех крупных сил есть свои долгосрочные планы. Кто-то называет их заговором, я предпочитаю термин «проект». Мировая история – это битва проектов, их равнодействующая. Единой управляющей кнопки нет ни у кого. Opus Dei полностью устраивает лордов и герцогов, пока он не трогает их собственность, а разрушает другие государства, способствует потоку дешёвых ресурсов с Востока на Запад. В этом заключается главный консенсус, создающий видимость единого управляющего центра. На самом деле это просто единство интересов элиты, куда входят европейская аристократия, избранные финансисты и промышленники. Они, конечно, связаны между собой деловыми, родственными и даже оккультными связями, организованы в закрытые ложи, клубы, комиссии. Но это не пирамида власти, а семейно-деловая паутина, существующая в ее нынешнем виде сто пятьдесят лет.

– Королева Великобритании входит туда?

– Разумеется. Как и королевская семья Нидерландов, ряд герцогских и графских семей Италии, Германии, Австрии. Это вовсе не декоративные фигуры, не реликты Средневековья, коими их часто изображают, а один из сегментов тех, кого британский премьер Дизраэли называл «хозяевами истории».

– А Клинтон?

– Да упаси бог! Уж если Буш-младший говорит, что единственное, к чему пригоден этот музыкант, – приносить кофе в постель, то европейская аристократия не допустит его даже к выносу ночного горшка. Что такое президент и премьер-министр? Высокопоставленные клерки, нанятые элитой для обслуживания своих интересов. Обычно за клерками присматривают специальные сюрвейеры, как, например, полковник Хаус при президенте США Вудро Вильсоне и «помощник» британского премьера Ллойд Джорджа лорд Лотиан. В реальности президент и премьер состоят при своих «помощниках», а не наоборот. Редкое исключение – Буш-старший и его недоросль сын. Буши входят в мировую верхушку, они дальние родственники британской королевы, руководят филиалом иллюминатов в Йелле. Но повторю: это исключение. Как правило, президенты и премьеры – выходцы из среднего слоя, на который англосаксонская аристократия смотрит свысока.

– А Билл Гейтс входит в мировую верхушку?

– Ну конечно, нет, как и все другие представители «молодых денег», включая русскоговорящих олигархов. Фактически это живые консервы, неприкосновенный запас на случай острого денежного дефицита.

– Но почему тогда так устойчив миф о мировом правительстве?

– Время от времени появляются сумасшедшие, страдающие манией величия. Иезуиты переболели этой инфлюэнцей пятьсот лет назад, когда мир был значительно проще. А сейчас он стал слишком велик и сложен, чтобы им управлять из одного центра. Это первое. Второе – аристократия не едина. Кланы, ордена конкурируют друг с другом, понимая, что в мире на всех места не хватит. Самые верхние два-три десятка семей всегда договорятся. Остальным придётся отвоёвывать своё место под солнцем с оружием в руках… И хотелось бы подойти к горячей фазе веселья во всеоружии.

– И как на эту невесёлую картину ложится стратегия выживания и realpolitik?

– Идеально. Я тебе поведал, что аристократы Европы никуда не делись и до сих пор являются хозяевами континента, но ничего не рассказал про то, каким образом это было сделано и чего стоило…

– Знаешь, Петер, не надо про всех аристократов сразу. Расскажи о своей семье…

Дальберг поворошил кочергой угли, красный отблеск огня подсветил его лицо снизу, сделав каким-то неестественно инфернальным. Он тихо захохотал, но на этот раз его смех звучал натужно.

– Что ж, это вполне справедливое требование, хотя наша история не сильно отличается от других. Изволь. Во время Наполеоновских войн один из Дальбергов до конца оставался с Бурбонами, а другой служил Наполеону, был доверенным лицом Талейрана. Наполеон Первый сделал его великим герцогом Франкфуртским и членом государственного совета. В результате семья избежала репрессий при Бонапарте и не попала в опалу после реставрации монархии. Даже больше – после второй Реставрации Дальберг стал пэром Франции и посланником при туринском дворе.