Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917

– Надеюсь, родственникам не пришлось стрелять друг в друга, чтобы подтвердить свои верноподданические чувства?

– Всякое бывало, – уклончиво ответил Дальберг. – Рейн – пограничная река, вдоль которой всегда проходили границы чьих-то владений, и надо было приложить усилия, чтобы не оказаться удобной грушей для битья…

– Прости, что задаю много вопросов.

– Ничего страшного. Далее ничего не менялось. Во время Первой мировой старший брат семьи Дальбергов вместе с Вальтером Николаи создавал разведку Второго рейха, а младший в это же время делал карьеру в Пятом разведывательном управлении Генерального штаба Франции, был правой рукой Мориса Палеолога – посла Франции в России.

– И это не привело к ненависти внутри семьи?

– Напротив! – краешками губ улыбнулся Дальберг. – Братья любили и ценили друг друга больше собственных руководителей. Регулярно обменивались конфиденциальной информацией, в результате оба бойко росли по службе…

– Погоди-погоди… – Распутин от изумления выпучил глаза и привстал с кресла. – Они сливали противнику секретные сведения своих служб?

Дальберг пожал плечами.

– Не сливали, а производили обмен. Выверенный и строго лимитированный. Необходимый и достаточный, чтобы не подвести родственника и быть полезным начальству. Поддерживали близкого человека. Обеспечивали выживание фамилии.

– Но это же предательство!

– Это вопрос приоритетов, Жорж. Чем ты готов пожертвовать – семьей в интересах сюзерена или интересами сюзерена ради семьи? Про первых пишут книги и слагают баллады, но они, как правило, оставляют после себя лишь руины на месте родовых замков. Вторые – совсем не герои исторических эпосов, но их роды живут столетия и правят этим миром.

– Насколько я понял, во Вторую мировую войну такое сотрудничество продолжилось?

– Мой родной дед и бабушка работали в антифашистском Сопротивлении, в подвалах этого замка хранилась типография де Голля.

– Дай угадаю: а твой второй дед работал в гестапо…

– У этих мясников? Никогда. Дедушка Жером подчинялся Канарису. Это было очень удобно. Такой факт долгое время отводил подозрение от его брата, связного княгини Веры Оболенской. О! Это была нежная, романтическая история! Он знал её под псевдонимом Вики и страстно, хоть и безответно любил. Тем не менее…

– Он сдал её немцам?

– Англичанам. Это был вынужденный шаг. Близился конец войны, и было ясно, что англосаксы возьмут Францию под свою руку. Получив списки Сопротивления, агенты МИ-6 плотно работали с русской эмиграцией. Предлагали Оболенской высокую должность и звание, фамильную вотчину на островах, гражданство, но она отказалась от покровительства Британии и тем подписала себе приговор. Британцы организовали утечку информации в Берлин, подполье разгромили, Веру схватили и после года допросов и пыток в гестапо обезглавили. Приговор привёл в исполнение палач по имени Рёттгер. За свою работу он получил восемьдесят рейхсмарок. После войны дед долго искал его… Нашёл только в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, после чего ему пришлось идти служить в Иностранный легион – подальше от Германии. С него и началась дружба нашей семьи с легионерами…

– Потрясающая стратегия! Мне даже страшно подумать, у кого сейчас служит твой брат и какую религию исповедует…

– А вот это проблема. – Лицо Дальберга опять превратилось в гипсовую маску. – У меня не осталось братьев и, в силу данного обета, нет детей[29], поэтому задача выживания фамилии резко усложняется…

Хлопок двери в библиотеку в вечерней тишине был подобен выстрелу. Раздались приглушённые ковром шаги и голос напарника Распутина, запыхавшийся и встревоженный.

– Командир, у нас гости! Думаю, за домом ведётся наблюдение по крайней мере с десяти пятнадцати!

Дальберг и Распутин вскочили из своих кресел одновременно.

– Откуда информация?

– С пробежки. В полукилометре отсюда, в роще, стоит «Фольксваген»-минивэн с тонированными стёклами. Мордой развёрнут на дом. Когда бегал утром, он стоял там же, но сейчас внутри свет. А кто может прохлаждаться в девять вечера в такой глуши?

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Гонимый в США Линдон Ларуш первым системно описал источники могущества нынешних хозяев Мировой игры, их путь к власти. То, что говорит Ларуш, противоречит мейнстриму современной западной исторической и политологической теории.

Ларуш утверждает, что реальная власть – это тайная власть, многие секреты современности уходят в эпоху рубежа XV–XVI веков. Что есть некие наднациональные структуры, которые управляют историческим процессом или как минимум направляют его. Ларуш совершенно верно отмечает роль Венеции и Ост-Индской компании в развитии современного мира, его господствующих групп.

В России последовательно придерживается такой позиции историк и публицист Андрей Фурсов: «Капиталистическая система в экономическом плане – это единая система, это единый мировой рынок, а в политическом плане – это система государств, т. е. это не целостность, а сумма… Чем более публичной и демократичной становилась система власти в буржуазном обществе, чем больше допускалось гражданское общество до принятия решений (ну, например, всеобщее голосование), чем более прозрачной становилась политика, тем в большей степени реальная власть уходила за кулисы. И уже Дизраэли, когда он ещё был не премьер-министр, а романист, в своем романе „Конингсби“ сказал, что мир управляется совсем не так, как думает большинство, и управляется совсем, совсем другими людьми».

Глава 17

Лишь бы боялись…

Распутин физически почувствовал, как в кровь попал адреналин, в ушах зашумело, в голове прояснилось и появился давнишний привкус эйфории, хорошо знакомой всем, кто часто попадал в опасные ситуации и однажды понял, что уже не может нормально существовать без перчинки.

– В замке есть охрана?

И без того бледное лицо Дальберга превратилось в единый снежный покров.

– В десять приходит сторож с собакой, пробудет до восьми. Прислуга появится к семи утра. Охранная сигнализация выведена на пульт полиции… Если нажать тревожную кнопку, прибудут через десять минут…

– Булшит, – привычно по-английски выругался Григорий. – Тогда сидите, не высовывайтесь, а мы прогуляемся с Васей – рассмотрим вблизи, кто к нам пожаловал…

– Подождите. – Дальберг исчез за дверью и буквально через минуту появился с небольшим аккуратным футляром. – Вот это должно вам помочь чувствовать себя увереннее.

– Да… – покачал головой Распутин, примеряясь к прибору ночного видения легендарной фирмы «Лейка» стоимостью в пол-автомашины. – Если ваше начальство так снабжает своих подчинённых, его стоит уважать хотя бы за это…

Минивэна за кустом не было. По изрядно помятой траве и многочисленным следам шин можно было понять, что это место посещалось неоднократно и с давних пор, а значит, гости были явно не по их с Васей, а по хозяйскую душу.

– Обзор для наблюдения выбран идеально: весь дом как на ладони, а наблюдатель почти полностью скрыт в этих кустах…

– И для снайпера позиция убойная, – поддержал напарника Василий.

– Только зимой, – продолжил рассуждения Распутин, – летом всё скроет листва…

– Стало быть… – начал напарник.

– Эти ребята тут недавно…

– Но появились раньше нас…

Сообщение о результатах рекогносцировки Григорий завершил предположением, что Вася таки спугнул наблюдателей, дважды за сутки помаячив у них за спиной и, очевидно, примелькавшись.

– Скорее всего, снялись для доклада о непредвиденной ситуации и получения новых инструкций. А если вернутся…

– Надо срочно осмотреть все окрестности, найти наиболее удобные места для наблюдения за домом и принять некоторые меры, – печально улыбнулся Василий.

– Господа, – подал голос хозяин дома, – вы официально числитесь в отпуске. Предлагаю провести часть его у меня, совмещая отдых с некоторыми обязанностями…

– Петер, ты не представляешь, как нам на службе надоели «некоторые обязанности», – закатил глаза Распутин.

– Тысяча франков в день, – деловито сообщил Дальберг.

– Каждому, – вставил Вася.

– Согласен, – вздохнул Дальберг, не раздумывая. – Мне надо срочно уехать примерно на неделю, немедленно.

– Хочешь спрятать Элис?

– Да, но не только. Надо понять, кому я стал интересен…

– Тогда давай мы сначала убедимся в том, что вокруг замка нигде нет дополнительных постов, иначе…

– Согласен!

– Что вы хотите, чтобы мы сделали в ваше отсутствие? – поинтересовался Вася.

– Контрнаблюдение. Максимально полное описание любопытных. Пока лучше без провокаций и конфликтов.

– Будет сделано.

– Я оставлю управляющему все необходимые распоряжения насчёт вас. Чувствуйте себя как дома, пользуйтесь всем, что видите, без дополнительных согласований. Жорж, ты так хищно смотрел на мою библиотеку… Она в твоём распоряжении…

Собственно, ничего другого Дальберг мог и не обещать. Проверив окрестности замка и не обнаружив более ни одной живой души, легионеры проводили хозяина. Григорий на правах старшего, вооружив напарника биноклем и ПНВ, отправил его дежурить на самую высокую точку в доме, а сам, урча от нетерпения, припал к источнику знаний.

* * *

Вернувшись с очередного обхода безлюдных окрестностей замка, напарник Распутина, спортсмен и яростный поклонник активного образа жизни, нашёл своего командира на привычном для него рабочем месте архивариуса. Аккуратная богатая библиотека на этот раз выглядела как живописный взрыв на макаронной фабрике. На столах, стеллажах, ступеньках лестницы и мозаичном паркете желтели вереницы старинных конвертов и выцветших писем. Среди них необитаемыми островками белела современная бумага с какими-то таблицами и схемами. Бумажные хвосты ветвились, завивались замысловатым цветочным рисунком, заканчивались букетами орнаментов на старинных кожаных папках. В глазах пестрело от обилия виньеток и завитушек, щедро рассыпанных по дореволюционной переписке.

Посреди всего этого безобразия как сфинкс восседал Распутин, аккуратно развязывая тесёмки очередной пачки корреспонденции…

– Дальберг прислал сообщение. Завтра прибудет, – тихо произнёс Вася, боясь потревожить напарника.

– Что? Уже? Так рано? – рассеянно пробормотал Григорий.

– Командир! – осторожно позвал Василий. – Восемь дней прошло!

– Как восемь дней? – вскинул голову «библиотекарь».

– Мы тут провели уже восемь дней, – с расстановкой произнёс Вася. – Пять из них ты не вылезаешь из этого помещения…

– Увлёкся, – произнёс Распутин, с удивлением оглядываясь, будто впервые увидев всё, что происходит вокруг.

– Наркоман бумажный, – засмеялся напарник. – Какие тайны мадридского двора откопал?

– Вася, ты не представляешь, как нас дурят. – Распутин поставил саквояж в центре композиции, отошёл к письменному столу и взгромоздился на столешницу. – Что мы учили в школе? До тысяча девятьсот девяносто первого года нам говорили, что хорошие большевики свергли плохого царя, после тысяча девятьсот девяносто первого – что плохие большевики свергли хорошего царя. А знаешь, сколько всего было заговоров? Как минимум четыре! Николая Второго хотели в первую очередь сковырнуть ближайшие родственники, причём самая зловещая фигура среди них – дядюшка Николай Николаевич. Отдельно мутили воду военные во главе с генералом Алексеевым. Самыми организованными и последовательными оказались думские политики под предводительством Гучкова. И только где-то там, на заднем плане, подтанцовывала массовка – рабоче-крестьянские и солдатские широкие народные массы.

– Это же надо так умудриться всем насолить, – покачал головой Вася, вставив эту реплику исключительно из вежливости. Он не интересовался историей и считал увлечение ею таким же бесполезным занятием, как коллекционирование значков и марок.

– Да, самодержец надоел России хуже горькой редьки. Кстати, сам он не воспользовался даже сотой долей прав и полномочий, имевшихся в его распоряжении, чтобы не допустить собственного свержения. Его ближайшее окружение тоже оказалось на удивление беззубым. Но любопытно не это! Знаешь, что общего у всех четырёх таких разных групп заговорщиков?

– Неужто товарищ Ленин?

– Не угадал. Во всех заговорах так или иначе поучаствовала британская и французская разведки. Особенно когда дело доходило до работы с населением. Тут они вообще были вне конкуренции.

– А я думал – большевики.

– В феврале они были никем. Крошечная партия политических хулиганов. На дыбы Россию поднимали совсем другие люди, гораздо более могущественные, чем товарищи Ленин, Троцкий и Сталин…

– И в какой книге это написано?

– Во-о-он та вереница по правую руку от тебя – копии исходящих писем капитана французской разведки Дальберга. Заканчиваются обращением к генералу Деникину[30]. Прадед нашего Петера информирует командующего добровольческой армии, что может показать дома, где в феврале тысяча девятьсот семнадцатого находились эмиссары английской разведки, сколько платили солдатам, чтобы те надевали красные ленточки. Нет, не бери оригинал. Он такой ветхий, что рассыплется. Я сделал копию – рядом…

– Командир! – изумлённо воскликнул напарник, раскрыв листок бумаги. – Если бы ты меня не предупредил, я бы решил, что оба письма писал один человек.

– Даже особо не старался, – довольно улыбнулся Распутин. – Просто глаз и рука набиты на хирургии. Главное – чуть приноровиться, а дальше интуитивно как-то получается…

– Да-а-а, тебе лучше чековую книжку не доверять: без штанов оставишь! – фыркнул Вася. – А что ещё поведал тебе прадед Петера?

– У них действительно был налажен потрясающий семейный бизнес. Хотя лично я обмен не считаю адекватным. Если немецкий Дальберг сдавал брату собственную резидентуру, то французский, пользуясь своим положением атташе в Петербурге, кормил немцев в основном русскими агентами, оценивая их весьма дёшево – один немец менялся на трёх русских.

– Неравноценно!..

– Не то слово! Сдавал целыми картотеками, которые, сволочь такая, получал, как союзник, в русском разведуправлении якобы для совместных действий. Вон смотри, целая коробка из Генерального штаба с учётными карточками…

– Ух ты! А это что за красавица? Неужто тоже агент? Анна Ревельская… Знаешь такую?

– Откуда? Красивая, я тоже обратил внимание. Там на обороте надпись на немецком – Totkriegen – и дата неразборчиво, возможно, январь тысяча девятьсот семнадцатого…

– Обидно!

– Станет ещё обиднее, когда ознакомишься вот с этими списками…

– И что за люди?

– Это не сделанные открытия, не созданные машины и механизмы, не совершённые подвиги. Это списки учёных, инженеров и офицеров Российской империи, подлежащих ликвидации под шумок революционных беспорядков. Вензель рядом с некоторыми фамилиями рисовал прадед Петера. Он означал, что Франция или Ватикан заинтересованы в выкупе этого человека для своих нужд.

– А почему простых галочек наставлено ещё больше, чем вензелей?

– Тут пометки ещё одного участника торгов по делёжке русского интеллектуального потенциала, полномочного посла США в России Дэвида Роуленда Фрэнсиса. Эти ловкие ребята не занимались никакими организациями революций, предоставив возможность англичанам и французам таскать каштаны из огня, зато первыми признали Временное правительство, сосредоточенно дербаня всё, что не прикручено…

– Ну, если вензеля и галочки – заявки на приобретение союзниками русских душ, то крестики возле фамилий – это то, что я думаю?

– Скорее всего. Списки скопировал, проверю по справочникам.

– А это?

– Ещё один интереснейший манускрипт от капитана Пятого управления Генерального штаба Франции Дальберга. Черновик приказа номер один по Петроградскому гарнизону. Как видишь, изначально он был написан на французском языке, согласован с англичанами, потом переведён на русский и представлен публике как результат солдатского творчества. Агент французской разведки в Петросовете, некто Гольденберг[31], откровенно пишет в отчёте своим однопартийцам, заботливо отправляя копию французскому куратору: «Приказ номер один – не ошибка, то была необходимость. В день, когда мы сделали революцию, мы поняли, что, если мы не уничтожим старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией, и мы, не колеблясь, выбрали последнюю и нанесли, смею сказать, генеральный удар».

– Как-то странно слышать такое про союзников…

– Ага, союзнички! Смотри на соседнюю ветку – увидишь конверты с британским львом. Последнее – письмо Дальбергу от Берти, посла Великобритании во Франции: «Нет больше России! Она распалась, и исчез идол в виде императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, то есть Финляндии, Польши, Украины и так далее, сколько бы их удалось сфабриковать, то, по мне, остальное может убираться к чёрту и вариться в собственном соку. Премьер-министр Ллойд Джордж, комментируя в парламенте новость о свержении монархии в России, откровенно заявил: „Одна из целей войны достигнута“»[32].

– Получается, что мы не только про революцию, но и про Первую мировую ничего не знаем? – проняло Васю, обычно равнодушного к истории. – Но каким образом эти мрачные списки и пикантная переписка оказались у скромного капитана французской разведки?

– Это он во французской разведке был скромный капитан, а в иерархии Ватикана – камерарий. Что-то вроде министра финансов и министра по особым поручениям. Ну а сам Ватикан, как пояснял Дальберг, давно специализируется на интеллектуальной собственности и охоте за головами. Всё логично.

– Прибрать бы, – тоскливо обвёл глазами Вася творческий беспорядок.

– Не трогай, без тебя справлюсь, – покачал головой Григорий. – Тащи службу за двоих, а я постараюсь за ночь управиться. К утру всё будет в первозданном виде.

* * *

Дальберг был внешне бодр, жизнерадостен, и только осунувшееся лицо, блуждающий взгляд и синяки под глазами говорили о том, что прошедшая неделя была для него совсем не весёлой.

– Жорж, спасибо за помощь. Наша встреча оказалась для меня Божьим провидением, – начал он, когда оба расположились на том же самом месте перед камином, где их беседа была прервана восемь дней назад. – Вы очень помогли мне и даже, не буду скрывать, неожиданно оказались джокером в моих непростых отношениях с партнёрами… Их оперативная группа, услышав ваши переговоры по уоки-токи на русском языке, решила, что мой замок продан русской мафии, а с ней в Европе никто не хочет связываться, даже итальянцы. Они однажды назначили встречу своим коллегам из России, нагло влезающим в дела на Адриатике. И вот представь себе, в качестве посланца одной из семей каморры прибывает белоснежный «Роллс-Ройс» с двумя ослепительными джентльменами во всём белом, а со стороны «русси пацци» – двадцать разнокалиберных внедорожников и почти сотня вооружённых до зубов «комбатенти». Жорж! Они с собой на встречу привезли даже гранатомёты и миномёт! Итальянцы молча сели в свой лимузин и укатили восвояси. Вот и мои «гости», обнаруженные вами, тоже не стали испытывать судьбу. Ваше присутствие и громкий русский язык мне очень помогли… Надеюсь, никаких минивэнов больше не будет, по крайней мере, до конца зимы. А потом им всем станет не до меня.

– Кто это был? Орден?

– Нет, просто наёмники. А заказчики – те, кому до всего есть дело. Хотя эти mob[33] водятся в основном за океаном.

Конструируя предложение, Дальберг умудрился настолько презрительно переплюнуть через губу английское слово, что Григорий невольно вздрогнул и удивлённо покосился на иезуита.

– Не смотри на меня так, будто тебе нравятся янки, Жорж, – поморщился хозяин замка. – После развала СССР они вообразили себя хозяевами планеты, изрядно поглупели из-за своего высокомерия и стремглав несутся к пропасти. Только что принято решение по нашим заокеанским партнёрам. Надо помочь им не свернуть с этого скорбного пути, дать такую кость, которой они гарантированно подавятся. Теперь предстоит много работы, и мне лично (заметь, Жорж, не ордену и не Ватикану, а лично мне) потребуются доверенные люди, никак не связанные с престолом, и лучше всего – не граждане Евросоюза. Согласись, что у нас с тобой один враг, а такое обстоятельство сближает. В этом и заключалось моё предложение…

– Предложения я пока не услышал, – ответил Распутин, напряжённо вглядываясь в лицо иезуита. – У меня ощущение, будто я на митинге «За всё хорошее против всего плохого». Что ты хочешь, чтобы я сделал, Петер?

– Пока меня интересует просто информация из легиона. Какие приказы ты получаешь? С кем контактируешь в процессе их выполнения? С каким результатом?

Сердце Распутина ухнуло вниз. «Ну вот оно и настало», – тоскливо подумал он, представляя, как Дальберг, в случае отказа, передаст результаты балканского расследования коллегам из Opus Dei с прогнозируемым для Григория результатом.

– Ты же имеешь свои связи с командованием легиона. Зачем тебе информация от капрала?

– О, Жорж! Ты неправ. Командование имеет информацию неполную и однобокую. Они видят карты и донесения. А мне нужны глаза и уши непосредственного участника боевых действий.

– Так нет никаких боевых действий.

– Это временно. Уже по весне вас отправят обратно на Балканы.

– Кость американцам – это Сербия?

– Да, первая, и, если они не подавятся, будет вторая и третья.

– Но это же драка дворовой компании со сборной по боксу! Погибнут тысячи мирных жителей!

– Бремя цивилизованного человека иногда требует жертв!.. Что ты на меня так смотришь?

– Однажды я уже это слышал… У меня есть время подумать?

– Да, конечно. Буду ждать твоего решения в течение года. Могу предложить встретить следующее Рождество вместе, если созреешь к серьёзному диалогу. Если нет, я это пойму без лишних слов…

«У меня есть целый год, чтобы „добежать до канадской границы“», – зло подумал Распутин, коротко кивнул и, не замечая протянутой руки Дальберга, вышел из библиотеки.

Иезуит спрятал ладонь за спину и слегка улыбнулся. Его лицо, подсвеченное огнём камина, стало похоже на маску сатира. Он прошептал вслед удаляющимся шагам: «Oderint dum metuant»[34].

Глава 18

12 июня 1999 года. Косово

Под берцами противно скрипело битое стекло. Оно покрывало всю проезжую часть и тротуары, будто Санта-Клаус вне сезона кинул щедрой рукой на улицы сербского села блестящие на солнце крошки льда. По давно не ремонтированному, покрытому трещинами асфальту ветер тащил пакеты, обрывки газет и прочий мусор. В воздухе летали хлопья сажи. Ощутимо, до першения в горле, пахло горелым. Словно брошенные домашние животные, то там, то тут у обочин сиротливо стояли оставленные в спешке автомобили с открытыми нараспашку дверьми, разбитыми окнами и зеркалами. Слепо и безучастно таращились с перекрёстков на непрошеных гостей погасшие светофоры.

Покосившийся рекламный щит у дороги и врезавшийся в него на всём ходу крошечный «Фиат» усеяны пробоинами от кассетного боеприпаса, запрещённого ООН для применения кем угодно, кроме НАТО, и где угодно, кроме Сербии. Возле смятого колеса автомобильчика – изящная женская босоножка, а по тротуару протянулись кровавые следы – кто-то тащил подальше от машины раненого или убитого… Растения, щедро посыпанные пеплом, пожухли на некогда изумрудных газонах, склонились к земле. Всюду попадались поваленные деревья, перекрывавшие проход толстыми шероховатыми стволами. Тишина. Лишь ветер по-разбойничьи свистел, гуляя внутри опустевших зданий, гоняя по улицам мусор и пыль…

Сербы вслед за уходящей армией и полицией срочно покидали свои обжитые дома исконно сербского края. Целые сёла на территории Косово опустели. Их жители разделили участь многих тысяч беженцев. Уходили в спешке. Небрежно брошен приготовленный к полевым работам садовый инвентарь, на верёвках колышется так и не снятое бельё, в садах бродят куры, невесть как добывающие пропитание. Сербы отсюда не уезжали, не эвакуировались – они бежали, бросая нажитое добро, построенные своими руками жилища, возделанные участки. Так поступают люди только в одной ситуации: когда им угрожает смерть.

Неприятно ощущать себя частью этой опасности и буквально кожей чувствовать жгучий стыд за то, что делало и продолжает творить «всё цивилизованное человечество» на Балканах. Ещё неприятнее осознавать личное бессилие в попытке хоть как-то восстановить попранную справедливость. Поэтому настроение у Распутина и его напарника было омерзительное.

Усугублялось это тем, что разведка легиона проникла во французскую зону ответственности до официального объявления о вводе войск НАТО, болтаясь в неопределённом правовом статусе, подкреплённом лишь непрекращающимися воздушными ударами, несмотря на объявленный мораторий. Вот и сейчас совсем недалеко натовские стервятники кого-то бомбили, не делая особого различия между военными и гражданскими объектами. Слава «рыцарей Геринга», очевидно, не давала покоя современным потомкам тевтонов.