Полная версия
МЗД
– Дизайнерский бетон. Дизайнерский бетон, – говорил Старик Б, ковыляя по гаражу, служившему когда-то ему мастерской, объясняя на ходу, чем он пытается зарабатывать себе на жизнь.
Везде был навален мусор: провода, скукоженные и застывшие мешки с цементом, розетки, куски бетона с тем самым дизайном, который уже, увы, невозможно было оценить: серые вульгарные обломки. На раздвижных дверях, деливших гараж пополам, маркером было выведено на русском, информативно и лаконично: «СУКА». Мзд очень бы хотела узнать историю ее возникновения. Старик Б по-русски не понимал, и «сука» красовалась на дверях ничем и никем не тронутая.
Снаружи к гаражу, наподобие хвоста, из блоков были слеплены три, (так сразу и не найти нужного слова этому строительному шедевру), кармана-хранилища. Они тоже были завалены хламом, но другого порядка. Здесь друг на друга были накиданы стулья, велосипеды, лампы, банки из-под краски, рулоны с пластиком для перетяжки стульев, прочее и подобное.
Мзд с Ббм следовали за стариком. Он на своих кривых ножках почти скакал, и вообще был очень проворен.
– А тут, – тыкал старик в вырытую за домом яму, в которой когда-то находился надувной бассейн, – купалась однажды целая команда футболистов.
Вокруг ямы цементным обручем была оборудована зона отдыха для купающихся. Но сейчас половина ее раскололась и провалилась. На дне зеленело что-то пластиковое и скомканное. Мзд гадала, как там могла непринужденно плескаться такая толпа? Наверное, команда была очень детской и очень юношеской. Одиннадцати мускулистым спортсменов уж точно не смогли бы поместиться, даже плотно прижавшись друг к другу.
Экскурсия продолжалась. Обводя их вокруг дома и размахивая руками направо и налево, старик ждал удивления и восхищения всеми самоделками, которые он сотворил. И капельный полив клумб – правда, надо починить. И газон – правда, надо покосить. И декоративные деревья – правда, надо постричь. И райский сад – правда, надо прополоть.
В доме он совсем обалдел от своего красноречия, и из глаз его стали капать слезы умиления. В каждой из трех комнат, неумело отремонтированных и покрашенных, он ругал какого-то бедного декоратора, как поняла Мзд, предлагавшего когда-то свои услуги.
– Это бесполезная профессия. Кому они нужны? Только тем, у кого нет фантазии и вкуса. Но со мной все в порядке. Посмотрел в интернете, полистал журналы. И сделал сам.
А Мзд смотрела на коричневые стены в спальне. На толстые обои, поклеенные в соседней комнате и выкрашенные в жуткий алый цвет. На желтый зал, ободранный голый коридор. И ей очень хотелось защитить несправедливо обвиняемых дизайнеров.
Но не только декораторы были у старика в немилости. Его презрение распространялось, естественно, на политиков и чиновников, клиентов уже состоявшихся и тех потенциальных, которые не понимали всех прелестей дизайнерского бетона, продавцов, соседей, почтальонов, врачей. Мир был перед ним виноват. Кругом идиоты, шарлатаны, бездари.
– Однажды один заказчик не заплатил мне за работу, представляете?
– Да что вы говорите?
– Его якобы не устроило качество. И я залил его дверь бетоном, – засмеялся старик.
Мзд удивленно посмотрела в его лицо – шутит? Нет.
– И врачи меня обманывают. Назначают одно лекарство дороже другого. Я настаиваю на операции – режьте, тем все равно кончится, говорю им. Ваше лечение – только жульническое вытягивание денег.
Старик Б говорил много. В какой-то момент Мзд устала от его историй. Как бы он ни давил на свою стойкость в нелегкой жизни, ей он не нравился. Именно тем, что мало было в этом человеке света. Мзд всматривалась в него – очень уж он… концентрированный, что ли. Тяжелый, как будто в магнитном поле. Короткие ноги и туловище. Шеи почти нет. Зато выделяется голова из-за густой, не по годам, шевелюры, седой и волнистой, оттого кажется, что надета на старике металлическая шапка. Мзд посмотрела на Ббм. Тот выглядит спокойным. Может быть, она преувеличила, увлеклась впечатлениями, как обычно?
Тогда Мзд стала наблюдать за женой старика.
Дама лет пятидесяти, со скрытой непереносимостью своего супруга. Когда Старик Б делал шаг в ее сторону, она, неосознанно, отдалялась на такое же расстояние. Как одинаково заряженные частицы, они никак не могли приблизиться друг к другу. И вроде бы это была симпатичная женщина, если бы не взгляд, блуждающий. Темные глаза были обведены жирной линией черного карандаша, отчего они, широко расставленные, совсем разбежались, придавая лицу нечто неземное. Она явно томилась встречей. И идеальность ее супруга тоже тяготила ее, так думала Мзд. Дама иногда сутулилась и втягивала голову в плечи под нескончаемым потоком самолюбования Старика Б.
– Какие люди! Кого я вижу! – послышалось вдруг громкое хриплое приветствие. Через забор перевесилась женщина с черными коротко стриженными волосами. В ушах блестели огромные круглые серьги. Тонкая майка едва прикрывала ее, и, несмотря на возраст, она выглядела броско привлекательной.
– О, Боже, Ка! Как я рада тебя видеть! – театрально заверещала дама. Секундная метаморфоза поразила Мзд. С женщины слетел серый туман скуки, и засверкала фальшивая бижутерия дружелюбия. Она порхнула к забору, соседки громко поцеловались и заговорили разом, одновременно, как будто пауза в разговоре должна была бы стать признаком бестактности и холодной отчужденности. Старик тоже весело махнул Ка рукой:
– Проститутка, – разъяснил он.
То есть так прямо он, конечно, не сказал. Но бесцеремонно выплеснул подробности личной жизни бывшей семейной пары в доме напротив.
– …и теперь работает в булочной со своим любовником, – закончил Старик Б, высокий моралист, отлепив, наконец, прищур глаз от женщины.
Вторая половина дня заканчивалась. Откровения старика становились все головокружительнее. Такова, вероятно, была его тактика. И сработало. Обалдевшие от рассказов и уверившиеся в его добром к ним расположении Ббм и Мзд стояли на недостроенной бетонной террасе дома. Перед ними лежали два контракта. Старик Б, протиснувшись между ними, мурлыкал торопливо:
– Комната один, напишем "в отличном состоянии", то же с комнатами два и три. Касательно коридора отметим: "нужен легкий косметический ремонт"…
Его жена, наподобие китайского болванчика, качала головой. После подписи он быстро выдернул бумаги и еще по инерции, в продолжение, врал, какие здесь благодатные щедрые места: река с плескающейся форелью и лес, заросший белыми грибами. Если и есть Шамбала на земле – она здесь.
Масло, сочившееся из Старика Б в изобилии при первой их встрече, прогоркло за три года, когда в середине июня со своей женой сидел он в машине перед воротами и сверлил их сухими иголками блекло-голубых глаз.
– Почему они не въезжают? Чего ждут? – спросила Мзд Ббм.
Ощущение было неприятное. Как будто машина пульсировала в такт настроению хозяина. И это была не радуга, но что-то масляное, темно-желтое в дырявых пятнах.
Сцена затягивалась, когда выпрыгнул вдруг слева, в брызгах затяжных ливневых дождей последних дней, второй автомобиль.
Тогда заворчали шарниры раздвижных ворот, и шины захрустели, придавливая свеженасыпанный гравий.
Из первой машины вышли, натурально, Старик Б с супругой, а из второй – молодая соплюха с папкой для документов. Бумаги были плохо сложены и торчали как попало. Наверное, рассыпались бы, если б не захватившая их резинка. Мзд наблюдала за ними из глубины сада, с того места, откуда хорошо были видны терраса и входная дверь. Последняя пара месяцев вымотала ее. Она переклеивала обои, красила стены и двери, убирала, мыла, терла, начищала, доводила до блеска, собирала и вывозила хлам. Вокруг дома и гаража были разобраны завалы накопленного Стариком Б дизайнбетоновского мусора. А нелепый бассейн, издохший и сдувшийся еще за пару лет до их переезда сюда, по его указанию также был разрезан на куски и отправлен на местную свалку.
В эту ночь она почти не спала, заканчивая последние приготовления. И Ббм был измотан. Он перевозил мебель, вещи, котов и коз, которых они завели, в их новый дом. Настоящая ферма, которую они нашли весной в соседнем регионе – в направлении Ажана и Тулузы.
– Подойдем, – переглянулись Мзд и Ббм.
Они пересекли сад и присоединились к троице.
– Здравствуйте, – протянула Мзд руку. Старик холодно посмотрел и руки не подал. Но проигнорировать Ббм не решился.
Конечно, против нее легче показать "характер".
Мзд в опавшем календарном листопаде трех лет вспомнила вспышками и другие неприятные сюрпризы Б: его хозяйские визиты без предупреждения, чтобы забрать срочно какие-то очень нужные инструменты из гаража, или также неожиданно постучать в дверь, вместо того чтобы позвонить по домофону у барьера. Неприятно и страшно, когда не ожидаешь, обнаружить вдруг постороннее присутствие. А когда такие акты были по их просьбе пресечены, «проникновения» в дом стали носить более тонкий характер. Установить детектор дыма Старик Б решил собственноручно. Унылый товарищ, зачем-то сопровождавший его, маялся в неловком немом смущении рядом, отводя глаза. И пара-тройка прочих гениальных предлогов время от времени выплевывала старика к их порогу.
– Как пожелаете, – передернуло нахлынувшую Мзд.
Вялое приветствие жены Старика Б и высокомерное девицы с папкой. Вид ее соответствовал бумагам – небрежность на грани распущенности: непричесанные длинные волосы по неглаженому узкому пиджаку, в обтяжку джинсы, ботинки на высоком каблуке и рубашка, расстегнутая ровно на провал строгого статуса судебного пристава, в качестве которого она им представилась.
Девица энергично распахнула дверь, и один за другим они вошли внутрь. Мзд наблюдала. Удивление от преобразившегося дома приподняло морщинистые лбы, и губы вытянулись в некоторое «О». Но через мгновение растерянность Б сменилась колючей гримасой, и, Мзд послышалось даже, как зубы хрустнули в пустой зале. Мгновение – и он вновь обрел самообладание. Паутина интриги лишь дрогнула, не порвалась. Жадный паук крепче сжал лапками липкую нить. Как он признался однажды, ни одно судебное дело не было им проиграно. Теперь игра велась против них, против нее.
– Что это? – истерично верещал старик, тыкая со знанием, естественно, в дефекты. – Я требую, чтобы это было зафиксировано!
Так в список порчи собственности попали просверленные когда-то в стене стариком фурнитуры для полок и мебели, паутина на верхней полке в кладовой и прочие пошлые замечания.
Но главное – сад и пристройки.
– А это здесь причем? Их упоминания даже нет в контракте.
– По законам, по умолчанию, объекты принимаются как в отличном состоянии, если иное не указано.
Ааа… И понеслось.
Старик перебегал, подпрыгивая: барьер, в который в двухтысячном развернулась почтальонша, гараж, бассейн, клумбы…
– Зафиксируйте! Запишите! Я все видел, я здесь часто бывал, ходил вокруг, следил. Имею право!
Мзд покачнуло.
Пристав строчила в своих бумагах, старик рвал театрально волосы и говорил, говорил. Великие режиссеры аплодировали стоя в немом молчании разыгравшейся сцене.
Его жена, втянув голову в плечи, держалась в стороне. Вообще за три года она оплыла. Мычала… ну как мычала – в контексте, конечно, – боком все пыталась скрыться с места.
Пытка продолжалась бесконечно, как показалось Мзд.
Повестка о том, что он открыл судебное дело против них, прилетела мгновенно, без соблюдения сроков.
Адвокат у него был писатель. Великие просто брезгливо посмотрели бы на свои скрижали и, разорвав, ушли в отшельничество.
– Безответственное, наплевательское отношение, – подбирает он прилагательные в своей речи. – Она повинна в уничтожении… (ценности, на которую возлагались надежды Франции).
Она читала и закрывала глаза, не веря тому, что было написано в пухлой кипе листов, не меньше сотни страниц. "Сорняками заросли дизайнерский газон и цветущий сад", – надрывается юрист. И выводит жадные три дюжины тысяч евро за компенсацию.
Новый дом Мзд в Сан-Метоне"Новый дом, который они купили, ждал их?" – крутилось у Мзд в голове. Как рассказывали бывшие владелицы – сестры Ани и Жанна, мадамы средних лет с крупными чертами и размером туфель не меньше сорок четвертого (впрочем, самый ходовой во Франции), – покупатели приходили и уходили. Сделки срывались.
Как бы ни была страшна и трагична ситуация, они детально пересказали историю с месье, заключившим с ними контракт о покупке в тайне от своей жены. Какая причина побудила его скрыть от супруги сделку – неизвестно. К сожалению, он неожиданно и скоропостижно скончался, оставив вдове незавершенный юридический процесс в качестве дополнительного сюрприза.
Из всех сожалений о произошедшем сестры горевали лишь об упущенном времени. Они с любопытством косились на Мзд и Ббм: какой эффект производит на них рассказ?
Словом, дом оставался непроницаемым, недоступным для всех, кто пытался им завладеть. А теперь он то ли сдался, заскучав стоять пустым, то ли хитрил – они его купили. Такой большой, просторный, высокий, затерянный между полей, в том месте, которое Стендаль называл "маленькой Италией". Дороги здесь дарят то приятное удовлетворение путешественнику, когда за поворотом вдруг попадаешь в лесной уголок, а потом резко выезжаешь на просторы с далеким горизонтом…
– Замечательно, что теперь тут будете жить именно вы! – сказала одна из пока что еще владелиц, самая эмоциональная, которая приходила на встречи чаще остальных. – Какая прекрасная у нас была ферма! Животные, техника, большой сад! И в доме во всех комнатах стояло много мебели из настоящего дерева, – ее глаза за очками заблестели от подступивших слез.
– Единственное, отчего мы долго не могли избавиться, – это старинный шкаф на втором этаже, – продолжила она, быстро оправившись.
– Да? – Мзд вежливо улыбалась. Но, если честно, через силу – у ее собеседницы был сверлящий высокий голос.
– Да, наверное, его купили за сто лет до нашего рождения. Он был просто огромный! Ни сломать, ни поднять. В итоге его скинули с лестницы, – женщина весело засмеялась.
Мзд с определенной горечью размышляла, сколько вот так, больше не модных, ненужных старинных вещей было перебито, выброшено, истреблено…
Из нескончаемого потока информации она также узнала, что их отца звали Арно. Он не захотел покинуть ферму, потому что был к ней слишком привязан, и доживал здесь свои дни. Ей показали фотографию: уже немолодой, крупный мужчина с яркой лысиной сидел спиной к камере и доил белую с черными пятнами корову.
"Именно доживал…" – подумала Мзд.
В доме царствовала полувековая практичность: ни современных удобств, ни эстетики.
Грязно-серой краской были перепачканы двери, проемы и потолочные балки, щетинившиеся длиннющими гвоздями. Кое-где между ними осталась натянутая тонкая леска – простая система для сушки табака. Очевидно, огромного ангара во дворе было недостаточно. И в доме, и в бывшем коровнике вместо сухих листьев висела мохнатая паутина. Шесть лет ушло у Мзд на то, чтобы аккуратно выдернуть каждый гвоздь.
На втором этаже не работало электричество. Хлипкие стекла окон были неплотно подогнаны в деревянные рамы, и через щели проникал холод. Четыре больших камина, как выяснилось в ноябре, оказались абсолютно бесполезны. Неприятный сюрприз. Печная система не грела, но дымила так, что запищал маленький детектор дыма.
Ни одного свободного трубочиста в радиусе ста километров, естественно, – сезон. Наконец откликнулся небольшой семейный подряд. Разобравшись со сложной многоэтажной системой, они представили заключение.
– Вам невероятно повезло, что обошлось только дымом в доме. Неясно, как это вообще возможно, но труба сложена из кусочков. Они даже не скреплены – просто поставлены друг на друга. Но самое страшное – у крыши она была обернута утеплителем. Представляете? Все могло вспыхнуть в любой момент.
Прошел почти месяц со дня их официального вступления в права и, конечно, долгожданного переезда.
В середине июля 2016 года Мзд обживалась на новом месте. Не чувствуя усталости, целыми днями она ходила туда-сюда: из дома в козовник, который находился сразу за дверью.
Эта часть фермы также требовала установки света и множества изменений. Главное, без чего вся затея была бы пустой, – мини-сыроварня.
"Она будет тут", – думала Мзд, глядя на нечто, напоминающее кладовку, которую бросили строить, не начав.
"Еще нужно починить навес, закрыть решетками окна…" – Мзд оторвалась от мыслей о молочной лаборатории и разглядывала загон. В овальных проемах стойла мелькали двадцать шустрых белых козлят особой породы – саанен – с фермы Того Парня. Уже теперь ей было ясно – что идеально подходило для коров, совершенно не годилось для коз. Не тот размер.
"Значит, – складывала она в голове, – переделать кормушки, купить новые поилки…"
– Ой, как мило! – растроганно подумала она, внезапно сбившись с подсчетов в своих планах. На деревянных яслях были накорябаны мелом клички и породы животных.
Прочитав каждую, она продолжила обход и вдруг похолодела. На балке перекрытия, параллельной окну, казалось, той же рукой аккуратно было выведено:
"Пьер – насильник".
По спине побежали мурашки.
Вечером, когда вернулся Ббм, она показала ему надпись. Он только пожал плечами равнодушно.
– Мало ли что люди пишут, когда злятся друг на друга.
Так протекало первое лето. Жаркое солнце нагревало огромную кухню, и было приятно ходить босиком по теплому кафельному полу. Беспорядок после переезда был почти побежден: мебель расставлена, коробки опустели, вещи нашли свои места.
Мзд вдруг остановилась посреди комнаты и замерла. Ее охватило неожиданное чувство.
– Это все мое! – наконец по-настоящему осознала она. – Я хозяйка этого дома!
Мысль была удивительно приятной.
И она стала думать о том, как будет стараться. Как превратит этот дом в Свое место!
ГЛАВА 2. ВИКТОРИЯ
ИтальянкаВ середине июля 1931 года, поднимая легкую взвесь белой пыли, спешила куда-то молодая женщина. Несмотря на то что солнце еще не набрало своей полной силы, воздух вокруг уже плавился ртутными миражами и дрожал в мареве горизонта. Мария вышла из дома поздним утром, когда суетная деловая жизнь перебирается со двора в прохладу кухни, чтобы поесть и немного отдохнуть. Почти перебежав извилистую главную улицу их селения – мимо двузубой церкви с колоколами, мимо зала общественных собраний, прочь от закрытых дверей и ставен соседей, – она свернула на дорогу, ведущую через пашни к самым дальним домам, как бы живой границе этого места. Здесь она сбавила шаг и пошла уже медленнее. Вся мокрая от жары и прожигающего смущения, она шла мимо пыльной придорожной травы, высокой и грустно поникшей. Вокруг не было деревьев, только волны полей. Жара становилась непереносимой. Подходя к кладбищу, дорога спускалась вниз и дарила иллюзию прохлады в тени редких молодых дубов, росших у ограды. Здесь она постояла, успокаиваясь, и поплелась дальше. Тем более что уже видела нужный ей дом. Он казался ей странным: неправильно длинный, как будто при строительстве с лишним оптимизмом заложили размеры. И место было выбрано нелепо – на трезубце дорог, так что длинный его хвост лежал, почти касаясь двух из них, а остальная часть загибалась вправо и назад, следуя направлению поворота. Вокруг дома росли большие тополя, особенно много их было на заднем дворе. Там они стояли, столпившись в зеленую чащу. И дикая малина буйствовала здесь: никто не чистил заросли, и они карабкались по стволам деревьев и стенам, сбрасывая колючие длинные пальцы с крыши. Мария пересекла открытый двор с пестрыми солнечными пятнами, которые образовывал тент листвы, и толкнула дверь.
В доме после яркого света показалось очень темно. Прохлада внутри защипала опухшие веки. Она прерывисто вдохнула – сердце билось часто-часто – и позвала.
– Заходи, – пригласили ее.
Она еще немного постояла, чтобы глаза привыкли. И когда чернота отступила, прошла через коридор в комнату, которая, если бы не стол, пара стульев и шкаф в углу, была бы пустой. Та, которая жила здесь, стояла и ждала. И когда Мария появилась в проеме двери, обошла вокруг стола и показала ей на пустой стул, жестом приглашая присесть.
Они сидели друг против друга. Мария изучала незнакомку: слишком светлая, чтобы быть местной. Не такие женщины южной Италии – легкий неплотный загар, волосы, даже не каштановые, а выгоревшие под летним солнцем, светлые глаза. Сложно определить возраст: лицо молодое, но серьезность, исходящая от него, не позволяла обмануться. И взгляд – глубокий, пристальный, изучающий. Эти мгновения любопытства подавили охватившее перед появлением в комнате волнение Марии и немного успокоили. И словно почувствовав это, сила взгляда напротив чуть угасла, и ведунья спросила:
– Расскажи, зачем искала меня? И посмотрим, смогу ли я тебе помочь.
– Мне сказали, ты готовишь… настои для любых случаев.
– И какой твой случай?
– Мне кажется, я беременна, но я не хочу этого.
– Вот как? – прищурилась она. – Насилие? Ребенок не от мужа? Или, может быть, есть другая причина?
– Не было принуждения. И я порядочная женщина. Но все так не вовремя! Может быть, при других обстоятельствах, более благоприятных… Или позже. Но сейчас я страдаю от бессилия, пытаясь представить, как мы будем жить. Моему сыну семь. Нас трое, плюс мама. И все как будто в порядке… но еще один ребенок – это дополнительные заботы. Я боюсь, что мы опять начнем нуждаться. А я устала, я хочу покоя…
Ведунья встала и приподняла Марию за плечи, проводя ладонями рук по груди и животу. А потом, задержав взгляд серых глаз, сказала с ударением:
– У тебя будет ребенок! – И отстранилась, опустив руки. – Поздно, уже не меньше трех месяцев.
– Как три? Этого не может быть! – вскрикнула Мария. Ее пальцы сильно сжались, передавая напряжение, которое начинало ее охватывать.
– Так бывает… – заговорила она размеренным успокаивающим голосом. – Глупая ты женщина: выплакала все глаза, запугиваешь себя проблемами, выдумываешь наперед страдания. И совсем зря… Не тревожься. Поговори с мужем и не сомневайся – ты не одна. Вы ее воспитаете.
– Ее?
– У вас будет девочка, – светлая улыбка сильнее слов подействовала на Марию.
Все эти слова, как из тумана сновидения, Мария доставала и перебирала, пока возвращалась к себе. Когда она покинула странный дом, у нее было ощущение пробуждения. Но чем ближе она подходила к деревне, тем громче начинали проступать и другие голоса. И Мария вовлеклась в игру своего разума, чувствуя иглу беспокойства. И вдруг резкое раздражение накрыло ее. "Да кто она такая?" – вслух вскрикнула женщина, втаптывая шаг в пыльную дорогу. – "Перекати-поле! Появилась здесь недавно и столько слухов вокруг себя создала. Но разве она мне сейчас помогла? Ответьте, пожалуйста! Нисколько! А так поговорить может каждый. Но что бы она сказала, если была бы в моем положении?… Или все-таки права? Действительно, чего я боюсь? О чем так тревожусь?" – она замедлила шаг.
ДочьДни пошли своей чередой. Поддаваясь своему темпераменту, Мария небрежно стряхнула невесомую пыльцу откровения. Впечатления поблекли, потеряв краски. Привычка искать поводы быть несчастной и недостаток веры срезали попытку пробиться чему-то новому. Соседи и знакомые, перебивающие заботы Марии по хозяйству на пару слов или видящие ее на рынке, чаще стали замечать ее рассеянный взгляд, обращенный внутрь, паузы, когда она уходила в себя. Какие-то непрерывные мысли дрожали на ее лице. Мария в тоске и тревоге не заметила, как это стало ее обычным состоянием. И как много она стала нервничать: из-за разговоров о беременности, домашнего беспорядка, новостей о событиях, происходящих вокруг, даже мычание коров на их дворе и погода – все было не так! Вовсе не радость струилась через опущенные глаза, губы, плечи и всю ее маленькую фигуру.
Спала Мария в последнее время плохо. Сон не шел к ней, испуганный нервным движением мыслей. И если она засыпала, то это были короткие, тревожные обрывки забытья. И вот однажды она увидела кошмар, где все перевернулось с ног на голову. Казалось ей, что она уезжает туда, где ее жизнь станет лучше. Чемодан плотно упакован, и она сидит на нем, ожидая отправления. Вокруг так много людей, и они все прибывают. Становится очень тесно, не хватает света и трудно дышать. И тут за рукав ее тянет вниз девочка – она знает, что это девочка. Мария смотрит вниз, и в ужасе ее сердце замирает. Вместо детского лица она видит ухмыляющуюся карлицу. "Не отпущу!" – вдруг резко выкрикивает та, выталкивая Марию из сна.
И она едва успокаивает биение своего сердца, и будто по-настоящему горит ее запястье.