Гремучий дом

– Есть способ изменить ситуацию, – заявил он. – Но с вашей стороны, маменька, я ожидаю ответных уступок.

– Что ты хочешь? – моментально сориентировалась женщина.

Её узкий нос выдвинулся вперёд, разом напомнив птичий клюв. Она заострилась изнутри, почуяв слабину пасынка.

– Мы не будем торопиться с помощью Алиансу. И уж тем более не будем оголять наши резервы, учитывая происходящее в империи. Поручим Синицыну подготовить нашу стратегию действий, чтобы не нарушить соглашения между странами. Тем временем начнём подготовку к реформам, на которых я многократно настаивал. Реорганизуем Государственную думу, неправильно то, что в ней так мало людей. Назрели перемены в судебной и законодательной системах. Пора дать людям возможность владеть землями и технологиями. Отменим разделение в вузах. Уже сейчас институты берут людей вольными слушателями, так откроем перед ними двери и дадим возможность получать официальное образование.

– Хочешь, чтобы однажды в одно из этих кресел сел человек? – вспылила Марина, а Клавдий хохотнул, хотя повода для смеха не было.

Масштаб идей Константина завораживал канцлера, не ожидавшего такого от молодого цесаревича. Он чувствовал, что Костя опаснее, чем кажется Марине, которая была на всё согласна, предполагая, что после объявления её сына наследником императора все эти чудовищные планы лягут под сукно, а сам Костя отправится куда-нибудь подальше от столицы. Однако, чтобы не выдать себя, женщина решила немного поторговаться. И Костя с удовольствием включился в дискуссию, делая вид, что верит ей. В конце концов, он знал, на что шёл.

– У меня есть и личные просьбы. Одна касается Ремии Беркут, с чьей помощью возможно удастся помочь с дебютом Алекса. Ведь она наделена таким же даром, как и Кристина, – когда они сошлись в деталях, наконец вскрыл свои карты Константин.

Марина только-только закурила третью сигарету и с интересом уставилась на него. Клавдий тоже прислушался. Он много слышал о дочери Романа, но до сего дня не видел её лично. Только на балу в компании Кости. Её таланты, её история, её характер и успехи в делах с Ульрихом притягивали его взгляд. Такую занимательную особу стоит взять на вооружение, как стоит и узнать, из какого теста эта сэва слеплена.

– Она просит за свою подругу Вивьен Сокол. Из-за своего неблагонадёжного окружения и связи с предателем Виктором девушка потеряла место в академии. И на днях её уволили из шестого отделения канцелярии. Скоро она окажется вынужденной вернуться на родину. Реми просит подыскать ей новое место работы в соответствии с её навыками. Вивьен – талантливая ищейка.

– Я могу позаботиться о ней, – мягко вступил Клавдий, поглаживая лацканы своего неприлично дорогого костюма. – Её таланты могут пригодиться в расследовании преступлений Голиафа.

– Почему этим ублюдком не занимаются гарпии? Он убивает молодых сэвов! Явный почерк ревунов, – раздражённо фыркнула Марина, хотя внутри женщина испытывала глубокое удовлетворение от заключённой сделки.

– По словам Ульриха на это ничто не указывает, – объяснил Костя, а потом обратился к Клавдию: – Мысль интересная. Полагаю, так Виви будет в стороне от политики, но под присмотром. В дальнейшем она сможет рассчитывать на постоянное место в штате?

– Смотря как себя покажет.

– Какая вторая просьба? – напомнила Марина, глядя на часы.

Время приближалось к пяти утра, женщина хотела хотя бы пару часов поспать перед тем, как начать раскручивать маховик интриг.

– Реми интересуется историей древнейших семейств империи в связи с изучением деятельности секты люцианитов. А именно вы являетесь директором императорского архива, где собрана вся нужная информация.

Сначала Марина удивлённо изогнула бровь, а потом, осознав смысл слов пасынка, яростно выдохнула и вскочила на ноги.

– Если она подозревает мою семью…

– Нет! Ремия хочет разобраться в общей истории сэв. Она пытается понять, кто такие люцианиты и как им удалось выжить после того, как англиканская церковь открыла на них охоту в Средние века.

Клавдий со скрытым восхищением смотрел на Костю, замечая, как осторожно тот подбирает слова, ни намёком не выдавая, что Реми интересуется только семьёй Ястребовых, а не всех старых семейств. В силу своей должности он знал обо всём, творящемся в императорской семье, но вот история его собственной фамилии всегда хранилась за семью замками от непрямых наследников рода. Поэтому интерес Реми к Ястребовым показался ему весьма любопытным.

– Может так статься, что к болезни императора приложили руку люцианиты? – неожиданно спросил канцлер. – Его речи поразительно напоминают их веру. Они могли на него повлиять?

Этот вопрос не стал сюрпризом для Марины с Костей. Они и сами об этом думали, поэтому расследование Ульриха имело приоритетное значение.

– Я допускаю такую вероятность, – устало произнёс Костя. – Именно поэтому я всячески способствую делам господина Коршуна. Чем скорее в наших руках окажется кто-то из руководства секты, тем быстрее мы поймём, чего они хотят на самом деле. Глупо верить, что они и правда желают воскресить Люциана. Это сказки для детей, а эти сектанты умны. Не удивлюсь, если их целью является императорский трон.

Марина хотела было возразить, но умолкла. Её прошиб холодный пот. Она вспомнила кое-что из своего детства. Нечто такое, что всегда остаётся с тобой, как бы глубоко ты ни пытался это убрать. Женщина заметила, как пристально на неё смотрит Клавдий. Проследив за его взглядом, почувствовала, как огонёк сигареты коснулся кожи. Отбросив бычок, она уставилась на свои пальцы, вороша свои воспоминания. А потом сказала:

– Хорошо. Я встречусь с Реми. Но только после дебюта моего сына.

Глава 7. Чёрные крылья

Рене

Он пропустил первый удар из-за солнца. Оно ударило по глазам, когда противник резко опустил свои белые крылья для замаха. Глупая ошибка для опытного бойца привела к тому, что его зрение на мгновение затуманилось, а во рту появился неприятный привкус меди. Следующий удар он встретил контрударом, а потом оторвался от земли и с воздуха ударил ногой, целясь в лицо надменного красноволосого якшараса. Это был не первый их поединок. И точно не последний. Собравшаяся вокруг толпа скандировала их имена, пылко потрясая кулаками. Солнце нещадно палило белоснежную крышу небоскрёба, раскаляя бетонные плиты под босыми ногами.

По правилам поединка они не могли пользоваться оружием. Только их тела и крылья. Этот бой напоминал птичьи свары, когда молодые во́роны нападают друг на друга, чтобы проявить себя и показать молодецкую удаль.

Рене чуть не перевернулся в воздухе из-за собственного неудачного рывка. Чтобы погасить инерцию, он направил себя в сторону, падая на бетон и складывая крылья. Его противник, якшарас Корнвейн, устремился вслед за ним и теперь покрывал его тело ударами, от которых Рене пришлось сжаться в комок, защищая живот.

– Что? Хвалёный сынок Балвора слабак? – прошипел Корн, изгаляясь над ним на потеху публики. – Давай, дерись, как якшарас!

Слова стали спусковым крючком, и крылья Рене снова расправились за его спиной. Однако они не были астральной проекцией, а превратились в чёрные перья, твёрдые, как металл. Ими он нанёс режущие удары по ногам замешавшегося от неожиданности Корна, с их же помощью вскочил на ноги, намереваясь вновь поразить противника, однако тот взмыл в воздух, вынуждая Рене следовать за ним.

Теперь поединок шёл в воздухе. Здесь каждый пропущенный удар разводил их в разные стороны, а каждая сцепка оборачивалась порезами от острых птичьих когтей. Они бросались друг на друга, словно коршуны, охотящиеся за добычей. Атаковали без тени жалости или сочувствия, и зрителям, которые поднялись в воздух вслед за ними, приходилось уклоняться, когда они падали или меняли направление.

Синяки и рваные раны от сведённых в клинок пальцев с длинными когтями расцветали на телах бойцов, как красные пионы. Дуэли в военных подразделениях частенько оканчивались смертью, особенно если дуэлянты вставали на крыло. В момент, когда из тебя выбивают дух, ты теряешь концентрацию, и крылья схлопываются, а ты летишь на землю без сил.

Рене бил с ужасающей жестокостью. Ослеплённый чудовищной яростью, он действовал не только руками, но и наносил режущие удары ногами, захватывая когтями икры Корна. Медленно, но верно они оба теряли силы. Всё чаще дуэлянты не могли оторваться друг от друга. Ни один не желал сдаваться, а отпустить врага – всё равно что поддаться собственной слабости. Лучшие удары – те, что наносишь сверху, поэтому они забирались всё выше и выше к солнцу, подгоняемые восходящими потоками, иссушаемые жаркими лучами.

Пот застилал глаза. Раны ныли, кровоточа. С ног до головы они были покрыты запекшейся кровью. Но не унимались. Слишком серьёзной была причина их стычки. Их вражда началась давно. Командирам приходилось разводить парней по разным отрядам, чтобы охладить горячие головы, но это не помогало. Сегодня оба дошли до финала. Одна брошенная фраза толкнула их на крышу заброшенного небоскрёба. И никто из присутствующих не знал, чем это всё закончится.

– Сдавайся! – рычит Корн, со спины держа в захвате Рене, оттягивая его голову, чтобы мазнуть когтями прямо по сонной артерии.

Одно движение отделяло его от убийства, и всего одна мысль остановила его от победного рывка. Этого мгновения хватило Рене, чтобы с усилием, но врезать затылком по носу Корна, вырываясь из захвата, а потом стремительным движением нанести ногой удар по грудной клетке красноволосого, чтобы в следующий миг ударить когтями по глазу, выбивая из глазницы.

Это был прекрасный кадр для тех, кто смотрел со стороны. В лучах белого, как зимний снег, солнца двое якшарас, один с радужными белыми крыльями, другой с чёрными, как сама ночь, бьются, словно воплощая в реальности сюжет из старых сказок. Время застыло, кристаллизуясь до треска костей. Смолк ветер, рассеялись звуки, и белые крылья растворились, исчезнув в последней вспышке, а их обладатель сначала будто лениво, а потом всё быстрее полетел вниз, лишившись и чувств, и последних сил.

Он падал с высоты несколько сотен метров. Он падал себе на погибель, так как слишком много крови потерял, чтобы вернуть свои белоснежные крылья. Никто из зрителей не устремился на помощь. Собравшиеся бойцы безмолвно наблюдали за его падением. И лишь некоторые смотрели на Рене, сына главнокомандующего последней армии Лаберии, который висел без движения в воздухе. Его руки были сжаты в кулаки с такой силой, что когти вспороли кожу. Его голова была опущена, скрывая лицо за отросшими чёрными волосами. В одних брюках, с татуировками, покрывавшими его шею, он выглядел настоящим воином. Чёрным ангелом.

Очень медленно Рене вздохнул. Поднял голову, а потом сложил крылья и камнем бросился вниз. Его будто подхватили невидимые ветряные вихри, настолько быстро он начал набирать скорость, устремляясь вслед за поверженным врагом. Казалось, что этого недостаточно. Казалось, что он не успеет, так быстро Корн приближался к белой крыше небоскрёба, на которой такими красивыми узорами вскоре разлетится кровь от его разбитого тела. И будто сама земля устремилась ему на встречу, желая поскорее отнять жизнь молодого якшарас.

Рене ускорился, набирая невозможную скорость. Он не летел по воздуху, а скользил по нему, как на скоростной трассе вне времени и пространства. Те, кто видел его, позже говорили, что вместо Рене им предстала чёрная клякса с формами, как у морликайского чудовища. Но те, кто смотрел с крыши, видели его. Его красные глаза и чёрные крылья. Его упрямый взгляд и плотно сомкнутые губы.

Он летел и в самый последний миг успел, вместе с Корном врезаясь в бетон, гася крыльями силу удара. Будь на его месте кто-то другой, он бы не выжил. Но это был Рене. Тот самый Рене, чья сестра лишила Лаберию шанса на выживание. Тот самый Рене, которому пророчат спасение якшарас от морликайской скверны.

Он не умер, но был на грани, когда к нему спустился белокрылый ангел с глазами синими, как самое глубокое море.

* * *

Рене мог выдержать любые удары. Любую драку, любое соревнование. Он выдерживал все испытания, что давали ему учителя и командиры. Он дрался без жалости, совести и сожаления. Он бил изо всех сил, сражаясь на износ. До порванных мышц и связок. До изнеможения, до потери сознания. Нередко его выносили с ринга, с такой самоотдачей Рене бился с другими бойцами.

Единственный, с кем он не мог совладать, – его собственный отец. Балвор с’Брах – жестокий главнокомандующий, беспощадный боец, ужасный якшарас. В нём не было ни капли милости ни к кому, кроме его прелестной жены, Алисии с’Брах. С Рене он был особенно жесток.

Балвор методично избивал сына, недавно вылеченного после победы над Корнвейном. Мужчина знал, как наносить удары так, чтобы они были максимально болезненными. Его кулаки – свинцовые гири. Но его слова жестче, чем любой удар:

– Тряпка. Ничтожество, – чеканил якшарас, пока Рене, ещё стоя на коленях, стоически сносил его удары. – Как может такой слабак быть моим сыном? Я видел, что с тобой сделал Корн. Ты должен был на земле размазать д’Орио, ведь дэвы слабее сэв! Ты же позволил ему ударить себя. Он мог победить, если бы не вспомнил, кто ты есть. Я разочарован.

Прервавшись, Балвор отошёл в сторону, сойдя с прозрачной ткани, специально постеленной на полу гостиной, чтобы не испачкать драгоценный ковёр, который лично выбирала Алисия. Мужчина не хотел расстраивать жену, поэтому бил больно, но аккуратно, чтобы и мебель не запачкать кровью сына. Он вытащил из стены небольшую коробочку, из которой достал продолговатый металлический предмет. Поднеся к своей шее, с силой надавил, чтобы выступила игла и пронзила его кожу, вводя препарат в кровь. Облегчённо выдохнув, Балвор вернулся к сыну. И теперь ударил ногой прямо по животу, отчего Рене охнул и упал на локти, а потом резко сжался и поднялся вновь, с вызовом глядя на отца.

– Думаешь, мне неизвестны твои мысли? – усмехнулся расслабившийся Балвор. – Не забывай, кто ты, Ренес. Ты мой единственный сын. Твоя задача – стать лучшим из лучших. Твоя обязанность – подавить армейских птенцов и возглавить их. Ты должен стать первым. Должен оправдать то, кем являешься.

– А кем я являюсь, отец? – ярость выдавила из Рене слова, горячей картечью бросив их в Балвора.

Тот не стерпел и ударил сына по лицу. Взметнулись чёрные волосы, голова парня дёрнулась, но он не сдвинулся с места. Только склонил голову набок и сплюнул вязкую слюну вперемешку с кровью. Взяв сына за волосы и запрокинув голову, мужчина с жутким шрамом на лице приблизился к нему и задумчиво взглянул прямо в глаза, изучая, как золото окрашивается в красный цвет.

Фамильная черта наследников Люциана. Кровавая метка – след от яда, что всегда циркулирует в их крови. Подняв руку со шприцом, он, продолжая удерживать сына, поднёс иглу прямо к его глазу, а потом ввёл лекарство в слезник, внимательно следя за тем, чтобы Рене не дёрнулся от этой экзекуции. Красный цвет медленно сошёл с жёлтой радужки, и капелька крови потекла по щеке парня, вызвав в мужчине неприятное чувство. Он с силой оттолкнул сына, и тот упал на спину.

Размотав рукава на белой рубашке и поправляя чёрный пояс с серебристой эмблемой своего великого рода, мужчина застегнул воротник, скрывая шею, встав лицом к широкому зеркалу над декоративным камином. Впереди ожидался большой бал, на который прибудут алы, бэлы и сэвы.

Рене был потрясён, узнав, что наименование «сэвы» пришло из мира якшарас и означало принадлежность к роду, который всегда будет стоять в шаге от величия алов и бэлов. Именно сэвы примкнули к Аллейн и Люциану, пытаясь изменить политический строй, чтобы возвыситься. Предатели бежали на Землю, а оставшиеся были вынуждены пожинать плоды бежавших. Только в последнем столетии, когда сама раса якшарас оказалась на грани вымирания, им удалось вернуть былые позиции. И Балвор стал ярчайшим представителем своего рода, возвысившись до должности главнокомандующего армии Лаберии.

Пиррова победа, ведь если якшарас не найдут способа вновь открыть порталы в мир людей или же не изобретут действенное противоядие от скверны изварэ, то к концу цикла, который по земным меркам составляет четыре месяца, их мир будет разрушен.

Рене находился в одной из последних обителей якшарас, в старом городе небоскрёбов Бианондриг, где безопасными были только верхние этажи и стоящие на высоченных столбах дворцы знати. Это место защищало силовое поле, за которым начинались Седые сады, полные морликаев и падших якшарас – изварэ. Защита трещала и искрила, грозясь в одно мгновение лопнуть, тем самым впуская в старый город споры скверны и заражая якшарас морликайским безумием.

Единственный, кому под силу спасти Лаберию от угрозы, исходящей из междумирья, сейчас стоял на коленях, вжимая ладони в плёнку. Рене чувствовал, как в его душе гаснет пламя, ускользая вместе с чем-то очень важным.

– Не забывай, что тебе предстоит повторить мой путь и пройтись по Седым садам скверны до церкви Люциана. До места, откуда наш предок вместе с Аллейн перешёл на Землю. Если ты сделаешь это, то сможешь открыть врата и дать нам возможность перейти туда. На Земле нет… радиации, что так полезна морликаям. Они умирают там, а мы нет. Поэтому ты должен стать самым сильным из нас и собрать вокруг себя отряд, с которым отправишься туда, – спокойно заговорил мужчина. – Ты понял, сын?

– Да, – медленно поднимаясь, ответил Рене.

– И для этого ты должен быть или жестоким, или милосердным. Ты должен был убить Корна за то, как он уязвил тебя. Или же должен был сделать его своим лучшим другом. Сейчас ты опозорил его. Он это так просто не оставит.

– Он покушался на Кристину. Но я не мог дать ему умереть. В этом нет чести.

Балвор, перейдя на якшарасский, выругался. Рене уже неплохо говорил на этом языке, но сейчас слова прозвучали сплошной тарабарщиной.

– Поэтому ты слабак. Ты должен научиться думать головой, а не тем, что у тебя между ног. Кристина – ала. Она способна самостоятельно защищаться. А сейчас соберись. Нас ждёт твоя мать.

Вокруг раздалось мелодичное звучание. Открылись двери, и на пороге показалась прекрасная молодая женщина в роскошном белом платье, состоящем из тысячи радужных чешуек. Её белокурые волосы были убраны в высокую причёску и заплетены в несколько сложных косичек. Она сама напоминала белую песчаную змейку, а её синие глаза выглядели как два сияющих сапфира.

Приложив правую руку к груди и чуть склонив голову, выказывая почтение главнокомандующему, девушка испуганно взглянула на избитого Рене, чуть приоткрыв рот. Она хотела возмутиться, но промолчала. Даже её уровень был ниже Балвора. В военное время главнокомандующий мог отправить на плаху и представителя великого дома, и святого, и нищего, если того требует нужда. Этот якшарас сейчас обладал абсолютной властью.

– Приведи его в порядок и вместе отправляйтесь на бал, – сухо приказал Балвор.

– Он был в порядке всего час назад. Простите, видимо, в прошлый раз я недостаточно ответственно подошла к своим обязанностям, – не удержалась Кристина, помогая Рене подняться.

Ей было наплевать на дорогую обстановку, поэтому она помогла Рене опуститься на белый диван.

– Правильно. Старайся лучше, дорогая Кристина, – хмыкнул Балвор, выходя из апартаментов.

– Сволочь, – очень тихо проговорила девушка, чтобы мужчина не услышал.

Потрясающий слух сэв ничто в сравнении со слухом якшарас. Прожив в этом мире полтора года, сэвы и сами не заметили, как их способности усилились, обретя новые краски. Здесь им даже дышать было легче.

– Не говори так, – прошептал Рене, а потом застонал, когда девушка начала лечение.

Её нежный и переливчатый, как у маленькой птички, голос бальзамом лёг на его распухшее от ударов тело. Кожа засветилась, синяки сменили окрас с синего на красный, а потом и вовсе исчезли. Белок повреждённого глаза вновь побелел, лицо приобрело здоровый румянец.

– Вот и всё, – спустя полчаса заключила Кристина. – Теперь скажи, что ты сделал, раз он вновь тебя побил.

– Всё то же, – отмахнулся Рене.

Он не собирался посвящать девушку в свои проблемы. Слишком берёг её.

Кристина легонько стукнула его по плечу, а потом потащила его в ванную и, усевшись на стул возле раковины, понаблюдала за тем, как он принимает горячий душ. Ей нравилось смотреть на него. Нравилось сильное, поджарое тело с короткой дорожкой волос, спускавшихся к лобку. Нравились его старые шрамы и чёрная сеть из перьев, вытатуированная на шее. Нравилось то, как естественно он двигался. Нравились его руки с длинными пальцами и чёрными закруглёнными вовнутрь когтями. И особенно ей нравилось, как он этими руками прикасался к её нежной коже.

Задумавшись, девушка покраснела, ощущая приятное томление между ног. Ей захотелось забраться к нему в душ прямо в платье и, наплевав на всё, улететь в то блаженное нигде, откуда никакая сила не вытащит обратно на грешную землю. О да, ей хотелось, чтобы он овладел ею прямо здесь и сейчас. Чтобы он разорвал на ней платье и вошёл в неё с резкими, почти болезненными движениями, как будто вспахивая её светлое тело, оставляя синяки, ссадины и глубокие порезы.

Иногда они позволяли себе увлечься фантазиями и любили друг друга часами напролёт. В такие моменты она забывала обо всём, чувствуя только его тело, его запах и его страсть. Она начинала желать, чтобы ничего иного в их жизни и не было. Вот только Рене был другим.

Рене омывал своё тело химической водой с нейтральным привкусом, смывающим мелкие споры, проникающие сквозь завесу, отделяющую город от захваченных земель. Парень смотрел на Кристину, догадываясь о её мыслях. И потому двигался медленно, особое внимание уделяя зоне между ног. Казалось, никакая боль не брала молодого воина. Час назад его мучил отец, а два часа назад он чуть не умер в драке, но вот сейчас его глаза засветились коварными мыслями, а рот приоткрылся, соблазняя девушку плюнуть на всё и поддаться желанию.

Кристина поднялась и подошла к нему, вставая в миллиметрах от летящих капель душа. Она протянула руку и дотронулась до Рене, вызвав у него судорожный вздох. Её уверенные движения, её насмешливый жаркий взгляд и губы, которые она медленно облизывала языком, обставили парня, и он в изнеможении откинулся на стенку душевой кабинки, позволяя ей творить всё, что хочется.

А девушка продолжала наслаждаться тем, какое удовольствие доставляет своему мужчине. Видит Аллейн, ради него она отвернулась от своего прошлого и осталась в этом мире. Ради него она была готова пойти на всё, даже на предательство.

Закончив, Кристина омыла свои руки водой и сама обтёрла Рене полотенцем, пока он покрывал поцелуями её шею. Не видя её губ, он не мог слышать её беззвучного пения, в котором она проверяла границы своего влияния. Стены на замке. Местами порванные, местами взломанные, но всё ещё держащиеся на своих местах. Она сковала его разум своей силой во спасение возлюбленного, но не было и дня, когда девушка не сожалела о содеянном.

– Я люблю тебя, – прошептала она, когда он, распалённый страстью, посадил молодую цесаревну на столик рядом с раковиной, сметая бутылки и стопки полотенец.

Она продолжала это повторять, когда он крайне аккуратно задрал её чешуйчатое, переливчатое и невероятно тонкое платье, чтобы добраться до нижнего белья, а потом забраться под него, иссушая девушку до такой степени, что она закричала в истоме, вспыхивая радужными звёздочками и следом погружаясь во тьму.

– Я не могу без тебя жить, Кристина, – сквозь черноту донёсся до неё усталый мужской голос.

Глава 8. Гнилой кошмар

Кристина / Роберт

Кристина стояла на балконе, прислонившись к парапету, любуясь бирюзовым закатом и тонкой сетью из сиреневых облаков, скользящих по небу, как морские змеи. Тёплый воздух приятно касался её кожи, она держала в руках бокал с вином и медленно пила его, наслаждаясь чудесным вечером. В этом мире пережить ещё один день считалось за праздник. Спустя полтора года она привыкла к этому правилу. Привыкла и к тому, как к ней относятся. И к тому, чем приходится заниматься. Пропала изнеженная цесаревна Кристина Орлова. Теперь она стала Кристиной а'Море, наделенной великой силой и властью. Над ней стоял только Верховный дом и главнокомандующий Балвор с'Брах. Её учителями стали жестокие алы, растоптавшие молодую девушку в попытках слепить из неё грозную повелительницу народа якшарас.

– О чём задумалась? – раздался голос позади, и Кристина улыбнулась.

– Погода сегодня красивая. Как думаешь, это правда, что цвет неба такой из-за скверны, или же это всё-таки естественный окрас для этой части планеты Лаберия? – спросила она.

Роберт, встав рядом с ней, сделал глубокий глоток вина, проследив за её взглядом. Он пожал плечами. В отличие от Кристины, он не пытался отыскать красоту этого мира.

– Мне всё равно. Я слышал, что Рене опять подрался. Говорят, что из-за тебя. Какой-то якшарас непочтительно выразился о тебе, назвав подделкой, говоря, что ты недостойна своего положения из-за того, кто ты есть. Вот Рене и дошёл до точки.