Кукла на цепочке

На этот раз задача мне досталась не из сложных. Мало того что эта пара явно не подозревала о слежке, так еще и узкие, безумно извивающиеся переулки превратили Гейлер в царство теней. В конце концов люди с баржи подошли к длинному и низкому строению на северной окраине. Первый этаж – или подвал, по местным понятиям, – был бетонный. На верхнем этаже, куда вела деревянная лестница (вроде той, скрытой в сумраке, откуда я наблюдал с безопасного расстояния в сорок ярдов), высокие и узкие окна были забраны решетками, такими частыми, что и кошке не пролезть. Массивная дверь, перекрещенная стальными щеколдами, была заперта на два тяжелых амбарных замка.

Люди с баржи поднялись по лестнице, один из них отпер замки и отворил дверь, после чего оба скрылись внутри. Через двадцать секунд они появились снаружи, заперли дверь и ушли. Ноши при них уже не было.

Я пожалел, что оставил в отеле пояс с инструментами взломщика. Но сожаление было кратковременным – как бы я плавал с таким увесистым грузом? Да к тому же ко входу в это здание обращены полсотни окон ближних домов, и любой житель Гейлера, увидев меня, моментально сообразил бы, что в деревню пожаловал чужак. А раскрываться майору Шерману еще рановато – он охотится не на мелюзгу, а на китов, и приманка для них лежит в этом ящике.

Мне не требовался путеводитель, чтобы выбраться из Гейлера. Гавань находится на западе, а значит, конец дороги должен быть на востоке. Я прошел несколькими извилистыми проулками, не поддаваясь очарованию старины, что каждым летом влечет в деревню десятки тысяч туристов, и ступил на арочный мостик, перекинутый через узкий канал. Здесь наконец-то лицезрел местных жителей – три матроны, облаченные в традиционные платья с широкой юбкой, прошествовали навстречу. Они с любопытством посмотрели на меня и тотчас равнодушно отвернулись, словно встретить спозаранку в их деревне незнакомца, недавно принявшего морскую ванну в одежде, самое обыденное дело на свете.

В нескольких ярдах за каналом обнаружилась на удивление просторная автостоянка. В данный момент на ней парковались всего лишь пара автомобилей и с полдесятка велосипедов, из которых ни один не имел замка, цепи или какого-нибудь иного противоугонного приспособления. Очевидно, остров не страдал от воровства, и данный факт меня не удивил. Если добропорядочные жители Гейлера идут на преступление, они это делают с гораздо большим размахом.

На стоянке не было ни души, да и что там делать в такой час обслуживающему персоналу?

Терзаясь раскаянием – и посильнее, чем за все прегрешения, случившиеся с момента высадки в аэропорту Схипхол, – я выбрал велосипед понадежнее, подкатил его к запертым воротам, перевалил велосипед через них, перелез сам, огляделся и закрутил педали. Вдогонку не полетели вопли наподобие «Держи вора!».

Немало лет минуло с тех пор, как я в последний раз катался на велосипеде. И хотя я пребывал не в том состоянии, чтобы вновь испытать чудный беспечный восторг, приноровился достаточно скоро, и уж точно это было лучше, чем идти пешком. Лучше хотя бы тем, что заставило часть кровяных телец забегать по венам.

Я оставил велосипед на крошечной деревенской площади, где меня, слава богу, дождалось полицейское такси, и задумчиво посмотрел на телефонную будку, а потом на часы. Придя к выводу, что звонить еще слишком рано, я сел в машину и завел двигатель.

Через полмили я по амстердамской дороге подъехал к старому амбару, построенному возле фермерского дома. Остановил машину на шоссе так, чтобы амбар заслонил меня от тех, кто мог выглянуть из дома. Открыл багажник, достал сверток, приблизился к сараю, отыскал незапертую дверь, вошел и переоделся во все сухое. Не возникло ощущения, будто я заново родился, меня по-прежнему била дрожь, но, по крайней мере, прекратилась чудовищная пытка холодом, которую я терпел несколько часов кряду.

Проехав еще полмили, я затормозил возле постройки размером с очень скромное бунгало, чья вывеска гордо утверждала, что это мотель. Ну, что бы она там ни утверждала, главное – заведение открыто, а мне больше ничего и не нужно. Пухленькая хозяйка поинтересовалась, не желаю ли я позавтракать, но я ответил, что у меня есть более срочные потребности. Мне пришлась по душе добрая голландская традиция наполнять стопку до краев молодым женевером, и хозяйка с изумлением и изрядной тревогой наблюдала, как мои трясущиеся руки пытаются донести посудину до рта. И хотя я пролил не больше половины, было видно по ее лицу, что ей хочется вызвать полицию или «скорую» для алкаша в белой горячке или торчка, потерявшего шприц с дозой. Но все же она пересилила страх и беспрекословно наполнила мою стопку заново. В этот раз я потерял не более четверти, а в третий раз не только выпил все до капли, но и явственно ощутил, как доселе бездельничавшие кровяные тельца заработали на полную катушку. После четвертого стакана моя рука обрела твердость камня.

Я одолжил электробритву, а затем позавтракал от души: яичница с мясом, ветчина, сырное ассорти, четыре вида хлеба и полгаллона – ей-богу, не вру – кофе. Еда несказанно порадовала. Пусть это и не мотель, а всего лишь мотельчик, но он заслуживает высшей похвалы. Я попросил разрешения воспользоваться телефоном.

До «Туринга» удалось дозвониться за несколько секунд, но куда больше времени понадобилось, чтобы взяли трубку в номере девушек. Наконец я услышал заспанный голос Мэгги:

– Алло? Кто это?

Я будто воочию видел, как она потягивается и зевает.

– Поди всю ночь кутили напропалую? – сурово осведомился я.

– Что-что? – Она еще не включилась.

– День в разгаре, а вы дрыхнете. – (Было около восьми утра.) – Тунеядицы в мини-юбках.

– Это… Это вы?

– Кто еще может вам звонить, кроме всевластного господина? – Это во мне резвился молодой женевер.

– Белинда! Он вернулся! – (Пауза.) – Называет себя нашим всевластным господином!

– Я так рада! – Это уже Белинда.

– И я рада. Мы…

– Вы и вполовину не так рады, как я. Ложитесь досыпать. Постарайтесь завтра утром проснуться до прихода молочника.

– Мы все это время не высовывались из номера, – смиренно доложила Мэгги. – Разговаривали, волновались, почти не спали, все думали…

– Мэгги, мне вас жаль. А сейчас одевайся. Забудь о ванне с пеной и завтраке. Выходи…

– Не поевши? А сами-то наверняка позавтракали.

Белинда плохо влияла на эту девушку.

– Позавтракал.

– И провели ночь в роскошном отеле?

– Чин имеет свои привилегии. Так, берешь такси, на окраине города высаживаешься, по телефону вызываешь местное такси и едешь в сторону Гейлера.

– Это где кукол делают?

– Точно. На трассе увидишь меня, я буду в желто-красном такси. – Я продиктовал номер машины. – Велишь водителю остановиться. Отправляйся как можно скорее.

Положив трубку, я расплатился и вышел из мотеля. Как же хорошо, что я не погиб. Жить – это здорово. После такой ночи утро могло и не наступить, но оно наступило, я жив, и я рад, и девочки рады. Мне тепло, сухо и сытно, и молодой женевер весело играет в чехарду с красными кровяными тельцами, и разноцветные нити сплетаются в красивый узор, и к концу дня все будет кончено.

Еще никогда мне не было так хорошо.

И уже никогда не будет.

На подъезде к пригороду мне помигало фарами желтое такси. Я запарковался и пересек дорогу как раз в тот момент, когда из машины вышла Мэгги. На ней были темно-синяя юбка, жакет и белая блузка, и если она действительно провела бессонную ночь, то это никак не отразилось на внешности. Мэгги выглядела сногсшибательно. Впрочем, она всегда выглядела сногсшибательно, но этим утром было в ней что-то особенное.

– Так-так-так, – сказала она. – Какой здоровый призрак, прямо кровь с молоком. Можно вас поцеловать?

– Разумеется, нельзя, – чванливо ответил я. – Отношения между работодателем и работником должны…

– Пол, уймись. – Она поцеловала меня без разрешения. – Чем займемся?

– Съездим в Гейлер. Там возле гавани хватает мест, где можно позавтракать. А еще есть место, за которым ты будешь вести довольно пристальное, но не постоянное наблюдение. – Я описал дом с окнами-бойницами и сказал, как до него добраться. – Постарайся увидеть, кто туда входит и выходит и что вообще там творится. И помни, ты туристка. Держись в группе или как можно ближе к ней. Белинда все еще в номере?

– Да. – Мэгги улыбнулась. – Пока я одевалась, она разговаривала по телефону. Похоже, хорошие новости.

– Кого Белинда знает в Амстердаме? – резко спросил я. – Кто звонил?

– Астрид Лемэй.

– О господи! Мэгги, о чем ты? Астрид улетела из страны. Это доказано.

– Конечно, она сбежала. – Мэгги прямо-таки наслаждалась. – Была вынуждена, потому что вы ей поручили очень важное дело – и невыполнимое, ведь за каждым ее шагом следили. Вот она и улетела, но в Париже высадилась, сдала билет в Афины и сразу вернулась. Они с Джорджем остановились где-то неподалеку от Амстердама, у друзей, которым она доверяет. Астрид просила передать, что пошла по ниточке, которую вы ей дали. Еще сказала, что побывала в Кастель-Линдене и что…

– Боже мой! – ахнул я. – Господи!

И посмотрел на Мэгги. С ее лица медленно сходило веселье, и у меня на мгновение возник соблазн крепко врезать ей – за недальновидность, за наивность, за эту улыбку, за пустую болтовню, за «хорошие новости»… Но тут меня пробрал стыд, какого я еще никогда в жизни не испытывал, потому что тут не было ее вины, это мой промах, и я скорее отрубил бы себе руку, чем причинил ей боль.

Поэтому я обнял ее и сказал:

– Мэгги, я должен тебя оставить.

Она неуверенно улыбнулась:

– Прости, я не понимаю.

– Мэгги?

– Да, Пол?

– Откуда, по-твоему, Астрид узнала, в какую гостиницу вы переехали?

– Боже! – ахнула в свою очередь она.

Потому что поняла.

Не оглядываясь, я подбежал к своей машине, завел ее и стал менять передачи и газовать так, будто рехнулся, – хотя почему «будто»? Заполыхала синяя полицейская мигалка, взвыла сирена, а затем я надел наушники и лихорадочно завозился с ручками настройки рации. Никто не учил меня обращаться с ней, и сейчас было не до самообучения. В машине воцарился жуткий шум: тут и рев перегруженного двигателя, и вой сирены, и треск помех в наушниках, и, что казалось самым громким, моя злобная, горькая и бесполезная брань, сопровождавшая попытки добиться толку от проклятой рации.

Внезапно треск прекратился, и я услышал спокойный, уверенный голос.

– Свяжите меня с управлением полиции, – прокричал я. – С полковником де Граафом. Не важно, кто я! Быстрее, парень, быстрее, черт бы тебя побрал!

Потом долго, невыносимо долго рация молчала, пока я продирался сквозь пробки в утренний час пик, и наконец голос в наушниках сказал:

– Полковник де Грааф еще не прибыл в управление.

– Так звоните ему домой! – возопил я.

В конце концов меня с ним связали.

– Полковник де Грааф? Да, да, да. Не важно. Помните вчерашнюю куклу? Я знаю, с кого ее делали, видел эту девушку. Астрид Лемэй.

Де Грааф начал было задавать вопросы, но я прервал его:

– Ради бога, не надо. Склад!.. Я думаю, ей угрожает смертельная опасность. Мы имеем дело с маньяком-убийцей. Умоляю вас, поторопитесь.

Я сбросил наушники и сосредоточился на вождении, кроя себя на все корки. Если вам нужен олух, которого перехитрить – раз плюнуть, то майор Шерман для этого сгодится лучше всех.

Но в то же время я сознавал, что, пожалуй, сужу себя чересчур строго. Я противостою великолепно управляемой преступной организации, тут никаких сомнений. Но у этой организации имеется психопатический элемент, что практически сводит на нет мои здравоумные логические предсказания. Да, Астрид сдала Джимми Дюкло с потрохами, но у нее был выбор между смертью любовника и смертью Джорджа, который ей приходится братом. Да, мною она занялась по приказу, сама никак не могла узнать, что я поселился в «Рембрандте». Да, вместо того чтобы заручиться моей симпатией и поддержкой, она в последний момент струсила, а потом я ее выследил, и вот тогда-то и начались проблемы, вот тогда-то из помощницы она превратилась в помеху. Она стала встречаться со мной – или, правильнее сказать, я стал встречаться с ней, и эти встречи не контролировались теми, кто ее шантажировал. Меня могли увидеть, когда я помогал увести Джорджа от шарманки на Рембрандплейн. Меня могли увидеть в церкви. Меня могли увидеть возле ее квартиры те двое пьяниц, которые вовсе не были пьяницами.

В конце концов было решено от нее избавиться, но так, чтобы не насторожить меня. Вероятно, они пришли к закономерному предположению: узнав, что Астрид захвачена и ей угрожает смертельная опасность, я сделаю то, что, как они уже поняли, абсолютно противоречит моему плану, – пойду в полицию и выложу все, что мне известно. А ведь они наверняка подозревали, что известно мне очень многое. Им тоже вовсе не хотелось, чтобы я так поступил. Обратившись в полицию, я бы не достиг своей конечной цели, но нанес настолько серьезный урон организации, что на восстановление потребовались бы месяцы, если не годы. Поэтому вчера утром в «Балинове» Даррелл и Марсель свою роль исполнили отменно, а я свою переиграл и позволил убедить себя в том, что Астрид и Джордж улетели в Афины. Так ведь и правда улетели. Но в Париже их заставили выйти из самолета и вернуться в Амстердам. Когда Астрид разговаривала с Белиндой, к ее виску был приставлен пистолет.

И конечно же, после этого звонка Астрид стала для них бесполезна. Нет пощады тому, кто перешел на сторону врага. К тому же им больше не приходится опасаться моего возмездия, ведь в два часа ночи я скончался в порту.

Я получил ключ к деятельности организации; я теперь знаю, чего дожидались враги. Но добыть ключ к спасению Астрид Лемэй уже не успею.

Несясь по Амстердаму, я ни во что не врезался и никого не убил, но это лишь потому, что у его жителей очень быстрая реакция. И уже в Старом городе, приближаясь к складу на большой скорости по узкой улице с односторонним движением, увидел заслон – полицейскую машину, перегородившую путь, и по вооруженному человеку в форме с двух сторон от нее. Я затормозил и выскочил из салона. Ко мне подошел полицейский.

– Полиция, – сообщил он на тот случай, если я принял его за страхового агента или кого-нибудь в этом роде. – Прошу вас развернуться и уехать.

– Вы что, свою машину не узнали? – прорычал я. – А ну прочь с дороги!

– Дальше никого не пропускаем.

– Все в порядке. – Из-за угла появился де Грааф, и, если бы я не услышал еще раньше о случившемся по рации, все понял бы по его лицу. – Майор Шерман, это не самое приятное зрелище.

Я молча прошел мимо него, обогнул угол здания и посмотрел вверх. С такого расстояния куклообразная фигура, лениво покачивающаяся на подъемной балке склада Моргенштерна и Маггенталера, выглядела не крупнее той, что висела там же вчера утром, но тогда я глядел прямо снизу вверх, так что эта, конечно же, больше, гораздо больше. И на ней тоже традиционный голландский костюм. Мне не нужно было приближаться, чтобы убедиться: лицо вчерашней куклы – точная копия лица сегодняшней висельницы.

Я отвернулся и пошел за угол, де Грааф – следом.

– Почему бы вам не снять ее? – Казалось, мой собственный голос доносится издалека.

Ненормальный голос. Абсолютно спокойный. Начисто лишенный интонаций.

– Это работа врача, он уже там.

– Ну да, разумеется. – После паузы я сообщил: – Она тут недолго висит. Меньше часа назад была жива. Наверняка склад открылся гораздо раньше…

– Сегодня суббота. По субботам склад не работает.

– Разумеется, – машинально повторил я.

Тут у меня возникла новая мысль, от которой в жилах заледенела кровь. Астрид с пистолетом у виска звонила в «Туринг». И передала сообщение для меня. Но это же бессмыслица! Передавать сообщение тому, кто лежит на дне гавани? Это могло иметь смысл лишь в том случае, если враги знали, что я еще жив. И откуда же они узнали? Кто мог оповестить их? На Гейлере никто меня не видел, кроме тех матрон. Но какое дело матронам…

И это еще не все. Почему враги заставили Астрид сообщить мне, что она жива и здорова, а после подвергли опасности себя и свои планы, убив ее?

И тут совершенно неожиданно ко мне пришел ответ. Они кое-что упустили из виду. И я кое-что упустил из виду. Они упустили из виду то же, что и Мэгги, – что Астрид не знала телефонного номера гостиницы, куда перебрались девушки, а я упустил из виду, что ни Мэгги, ни Белинда никогда не встречались с Астрид и не слышали ее голоса.

Я вернулся за угол. Под фронтоном все еще покачивалась цепь с крюком, но груз уже исчез.

– Позовите доктора, – сказал я де Граафу.

Через две минуты появился паренек, должно быть только что выпустившийся из медицинского института. Я заподозрил, что обычно его кожа не настолько бледна.

– Она мертва уже несколько часов, так? – резко произнес я.

Он кивнул:

– Четыре или пять, не могу сказать точнее.

– Спасибо.

Я пошел за угол, де Грааф меня сопровождал. Судя по его лицу, он хотел задать мне уйму вопросов. Но у меня не было желания отвечать ни на один.

– Это я ее убил, – проговорил я. – И возможно, не только ее.

– Не понял, – сказал де Грааф.

– Похоже, я отправил Мэгги на смерть.

– Мэгги?

– Я вам не сообщил, извините. Со мной две девушки, обе из Интерпола. Мэгги – одна из них. Другая сейчас в гостинице «Туринг». – Я продиктовал ему номер телефона. – Пожалуйста, позвоните Белинде от моего имени. Скажите, чтобы она заперлась, и пусть никуда не выходит, пусть ждет, когда я с ней свяжусь, и не реагирует на телефонные или письменные сообщения, в которых не будет слова «Бирмингем». Вы можете это сделать лично?

– Конечно.

Я кивнул на машину де Граафа:

– А связаться с Гейлером по радиотелефону можете?

Он отрицательно покачал головой.

– Тогда свяжитесь с управлением полиции, пожалуйста.

Пока де Грааф разговаривал со своим водителем, из-за угла появился очень мрачный ван Гельдер. В руке он держал женскую сумочку.

– Астрид Лемэй? – спросил я.

Он кивнул.

– Отдайте мне, пожалуйста.

Он решительно покачал головой:

– Не могу. Дело об убийстве…

– Отдайте, – сказал де Грааф.

– Спасибо, – поблагодарил я полковника. – Пять футов четыре дюйма, длинные черные волосы, голубые глаза, очень красивая, темно-синяя юбка и жакет, белая блузка и белая сумочка. Она должна быть в окрестностях…

– Минуту. – Де Грааф наклонился к своему водителю, а затем сказал: – Вырубились все линии связи с Гейлером. Похоже, майор Шерман, смерть ходит за вами по пятам.

– Позвоню вам чуть позже. – Я направился к своей машине.

– Я поеду с вами, – сказал ван Гельдер.

– У вас здесь полно дел. Там, куда я еду, помощь полиции мне не понадобится.

Ван Гельдер кивнул:

– Следует понимать так, что вы выйдете за рамки закона?

– Я уже за них вышел. Убита Астрид Лемэй. Убит Джимми Дюкло. Возможно, убита Мэгги. Я хочу поговорить с людьми, которые убивают других людей.

– Полагаю, вы должны отдать нам пистолет, – произнес здравомыслящий ван Гельдер.

– И чем же я его заменю, когда встречусь с ними? Может, Библией? Предложу помолиться за их души? Нет, ван Гельдер, чтобы заполучить мой пистолет, вам придется меня прикончить.

– У вас есть информация и вы ее от нас скрываете? – спросил де Грааф.

– Да.

– Это невежливо, неразумно и незаконно.

Усевшись в машину, я сказал:

– Что до разумности, то о ней вы сможете судить позже. А на вежливость и законность мне теперь плевать.

Я завел двигатель, и тут ко мне шагнул ван Гельдер.

– Оставьте его, инспектор, – велел де Грааф. – Оставьте его.

Глава 11

По пути к Гейлеру мне не удалось обзавестись новыми друзьями, но я и не ставил перед собой такой цели. В других обстоятельствах, ведя машину настолько безответственно, если не сказать – безумно, я бы, наверное, спровоцировал полдесятка автокатастроф, причем тяжелых. Но, как выяснилось, полицейские мигалка и сирена способны творить волшебство – дорогу передо мной они расчищали отлично. Машины, двигавшиеся в одном со мной направлении, еще в полумиле сбрасывали ход и прижимались к обочине, а то и вовсе останавливались.

Вскоре за мной увязался полицейский автомобиль. Должно быть, его водитель не получил предупреждения насчет меня, но у него не было и мотивации, сравнимой с моей, и он здраво рассудил: не так уж велико его жалованье, чтобы угробиться в этой гонке. Я знал, что по рации он сразу объявил тревогу, но не опасался баррикад на дороге и других преследователей. В управлении, как только услышат номер моей машины, дадут отбой.

Я был бы не прочь проехать остаток пути на обычной легковушке или на автобусе, но пришлось пожертвовать скрытностью ради срочности. Все же я пошел на компромисс с самим собой – последний отрезок трассы на дамбе был преодолен в относительно спокойном темпе. Вид желто-красной машины, приближающейся к деревне на скорости под сотню миль в час, вызвал бы вопросы даже у славящихся нелюбопытством голландцев.

Я запарковался на теперь уже быстро заполнявшейся стоянке, снял пиджак, наплечную кобуру и галстук, поднял воротник рубашки, закатал рукава и вышел из машины, небрежно перекинув пиджак через левую руку, которая держала пистолет с глушителем.

Знаменитая своей переменчивостью голландская погода резко улучшилась. Еще до моего выезда из Амстердама небо прояснилось, а теперь на нем оставались только редкие ватные клочья; пригревающее солнце тянуло пар из домов и окрестных полей.

Я праздной, но не сказать что медленной походкой приблизился к строению, за которым поручил наблюдать Мэгги. Дверь была распахнута настежь, через проем я то и дело замечал перемещавшихся внутри людей, главным образом женщин в традиционных костюмах. Иногда кто-нибудь из них выходил и направлялся в деревню, иногда появлялся мужчина с картонной коробкой, которую он клал в тачку и увозил.

Это явно была кустарная мастерская, но что она производила, определить со стороны я не мог. Хотя вскоре понял, что ее продукция совершенно безобидна. Об этом свидетельствовал тот факт, что туристам, время от времени приближавшимся к строению, кто-нибудь улыбчивый предлагал зайти и посмотреть. Каждый соблазнившийся вышел обратно, не позволив мне заподозрить ничего зловещего.

К северу от здания простирался почти идеально ровный сенокосный луг, а на нем вдалеке виднелась группа традиционно наряженных матрон; они сушили на утреннем солнце сено, подбрасывая его вилами. Похоже, гейлерские мужчины в этот день уже свое отработали – никого из них я не видел за крестьянским трудом.

Не было видно и Мэгги. Я побрел обратно в деревню. Там купил очки с тонированными стеклами. Массивные солнечные очки не годятся для маскировки – наоборот, привлекают внимание; наверное, потому-то и популярны. Еще я приобрел соломенную шляпу с вислыми полями – вот уж не хотелось бы, чтобы мой труп в этой шляпе увидели за пределами Гейлера.

Вряд ли можно назвать такую маскировку идеальной – без грима я не мог скрыть белые шрамы на лице, – но все же некоторую степень анонимности я обрел, поскольку едва ли значительно отличался от туристов, десятками бродивших по деревне.

Гейлер был совсем невелик, но, когда разыскиваешь человека, о чьем местонахождении не имеешь ни малейшего представления, и когда этот человек тоже расхаживает по улицам, даже самый крошечный населенный пункт способен доставить кучу проблем. С быстротой, какую мог себе позволить, не привлекая внимания, я прошел по всем закоулкам. Безрезультатно.

Я уже был на грани отчаяния. Тщился игнорировать голос в голове, с грозной уверенностью твердивший, что я опоздал, и еще больше паниковал из-за того, что в процессе поиска был вынужден хотя бы по минимуму изображать праздношатающегося.

Закончив с улицами, я занялся магазинчиками и кафе. Вряд ли существовал шанс обнаружить Мэгги в одном из них, учитывая задачу, которую я перед ней поставил, но я не мог не проверить даже самую ничтожную возможность.

Магазинчики и кафе вокруг внутренней гавани, осмотренные все до единого, ничем меня не порадовали, и я стал ходить концентрическими кругами, насколько этот геометрический термин применим к хаотичному лабиринту улочек Гейлера. И на самом последнем, на самом широком из этих кругов я увидел Мэгги, живую и совершенно невредимую. Облегчение, испытанное мною в тот миг, уступало разве что стыду за допущенную глупейшую ошибку.

Здесь я обнаружил бы Мэгги сразу, если бы работал головой так же эффективно, как она. Я велел ей следить за зданием, но при этом находиться среди людей, что она и делала. Мэгги стояла в большом сувенирном магазине, полном туристов, водила пальцем по товарам на витрине, но не рассматривала их. Она так сосредоточилась на наблюдении за большим домом, расположенном менее чем в тридцати ярдах, что совершенно не замечала меня.