Кукла на цепочке

Я кивком указал на Марселя:

– Малыш нам тут не нужен. Запихни его в сейф.

– В сейф? – ужаснулся Даррелл.

– Не хочу, чтобы он очухался и встрял в нашу дискуссию.

– В дискуссию?

– Запихивай.

– Он же задохнется! Десять минут, и…

– Я еще раз тебя попрошу, но прежде прострелю коленную чашечку, чтобы ты впредь не ходил без клюки. Веришь?

Он поверил. Надо быть круглым дураком, чтобы не понять, когда твой собеседник перестает шутить. Даррелл не был круглым дураком, а потому запихнул Марселя в сейф. Нелегкая ему выпала работенка, наверное самая трудная за многие годы, и пришлось изрядно попотеть, устраивая Марселя на крошечном полу сейфа так, чтобы удалось закрыть дверь.

Я обыскал Даррелла и не нашел при нем оружия. Но, как и предвидел, в правом ящике письменного стола оказался массивный автоматический пистолет неизвестной мне системы, что не так уж и странно, поскольку я плохо разбираюсь в оружии. Да и разве это необходимо, чтобы стрелять и попадать в цель?

– Астрид Лемэй, – сказал я. – Она работает в твоем клубе.

– Да, работает…

– Где она?

– Не знаю. Богом клянусь, не знаю! – Последнюю фразу он чуть ли не прокричал, потому что я снова занес пистолет.

– А можешь узнать?

– Узнать? Как?

– Такие невежество и скрытность делают тебе честь, – проговорил я, – но в их основе лежит страх. Страх перед кем-то, страх перед чем-то. Поверь, знание и откровенность придут, когда ты научишься бояться кого-то другого. Или чего-то. Открывай сейф.

Он открыл. Марсель все еще не пришел в чувство.

– Полезай.

– Нет. – Это единственное слово прозвучало как хриплый крик. – Я же сказал: он герметичный. Если и я заберусь внутрь, мы умрем через считаные минуты.

– Ты умрешь через считаные секунды, если не заберешься внутрь.

Даррелл полез. Его уже трясло. Кем бы ни был он в наркобизнесе, но уж точно не воротилой. Воротиле необходимо быть крутым и безжалостным, а этот тип такими качествами явно не обладал.

Следующие пять минут я потратил безрезультатно, просмотрев доступные ящики и папки. Все бумаги были так или иначе связаны с законными деловыми операциями, что вполне логично – вряд ли Даррелл стал бы хранить компрометирующие документы там, где до них может добраться уборщица офиса. Затем я открыл сейф.

Даррелл переоценил либо количество пригодного для дыхания воздуха, либо собственные возможности. Полуобморочный, он сидел, упираясь коленями в спину Марселя, а тот, на его счастье, все еще не очухался. По крайней мере, выглядело так, а проверять я не стал.

Я схватил Даррелла за предплечье и потянул. Ну и задачка – проще, наверное, вытаскивать из трясины лося. Но в конце концов он подался и свалился на пол. Полежал немного, затем шатко поднялся на колени. Я терпеливо подождал, пока мучительные хрипы и всхлипы не сменились судорожным сипением, а сине-фиолетовый цвет не уступил место розовому, который выглядел бы вполне здоровым, если бы я не знал, что нормальный цвет лица Даррелла – как у старой газеты. Я пнул толстяка и жестом дал понять, что ему следует подняться на ноги. Он сумел, хоть и не с первой попытки.

– Астрид Лемэй, – сказал я.

– Приходила сегодня утром. – Даррелл говорил хриплым шепотом, но слышно было неплохо. – Сказала, возникли очень срочные семейные обстоятельство и ей придется улететь из страны.

– Одной улететь?

– Нет, с братом.

– Он тоже был здесь?

– Нет.

– И куда собралась, не сказала?

– В Афины. Она оттуда родом.

– Астрид пришла с единственной целью сообщить это?

– Ей нужны были деньги на билеты, а мы задолжали ей зарплату за два месяца.

Я приказал Дарреллу вернуться в сейф. Пришлось немного повозиться с ним, прежде чем он решил, что духота всяко лучше, чем пуля, и уступил. У меня не было желания запугать его вконец. Я просто не хотел, чтобы он услышал мой разговор по телефону.

Я позвонил в Схипхол по прямой линии, и через некоторое время меня соединили с тем, кто мог дать нужную информацию.

– Инспектор ван Гельдер из управления полиции, – сказал я. – Утренний афинский рейс. Скорее всего, авиакомпания «Кей-эл-эм». Мне нужно знать, прошли ли на борт два человека. Имена: Астрид Лемэй и Джордж Лемэй. Вот приметы…

Последовал ответ, что они сели в самолет. Похоже, возникли сложности с Джорджем – и врачи, и охрана сомневались в целесообразности его допуска на борт, – но мольбы девушки взяли верх. Я поблагодарил собеседника и положил трубку.

Я открыл сейф. В этот раз пленники просидели взаперти не дольше пары минут, и я не ожидал увидеть их в слишком плохом состоянии, да и не увидел. У Даррелла цвет лица сделался всего лишь синюшным, а Марсель не только очухался, но и попытался вытащить из-под мышки пистолет, который я по неосторожности забыл изъять. Я отнял оружие, не дав Марселю пораниться, и при этом отметил его удивительную способность восстанавливать силы. Мне предстояло вспомнить об этом с горькой досадой примерно через сутки в ситуации гораздо менее благоприятной для меня, чем сейчас.

Я выволок обоих на пол, и, поскольку мы вряд ли теперь могли сказать друг другу нечто содержательное, расставание прошло без слов. Заперев за собой дверь кабинета, я душевно улыбнулся квелой блондинке, вышел из «Балиновы» и уронил ключ в щель дренажной решетки. Даже если у Даррелла нет запасного ключа, в его кабинете исправны и телефон, и сигнализация; чтобы вскрыть дверь, ацетиленовой горелке понадобится два-три часа, не больше. Воздуха в помещении на это время должно хватить.

Впрочем, это уже не имело для меня никакого значения.

Я отправился в бывшее жилище Астрид и сделал то, что надо было сделать сразу, – спросил у ближайших соседей, не видели ли они ее утром. Двое видели, и они подтвердили сказанное Дарреллом. Астрид и Джордж с двумя или тремя чемоданами два часа назад садились в такси.

Астрид улетела, и я слегка загрустил – не потому, что она обещала помочь и не помогла, а потому, что она отрезала себе единственный путь к спасению.

Хозяева не убили ее по двум причинам. Они знают, кого я заподозрю в ее гибели, и для них это было бы слишком опасно. Да и нет смысла расправляться с ней, ведь она для них теперь не угроза. Страх, если он достаточно силен, запечатает рот не менее надежно, чем смерть.

Астрид мне нравилась, и я бы хотел увидеть ее счастливой. И винить ее я не мог.

Глава 9

С крыши небоскреба Хавенгебау, что возвышается над гаванью, бесспорно, открываются самые лучшие виды на Амстердам. Но в то утро меня интересовали не красоты столицы, а лишь удобства, которые могла предложить эта точка обзора. Хотя день выдался солнечный, на такой высоте было прохладно и даже над самым морем дул достаточно сильный ветер, чтобы превращать синевато-серые воды в бесформенные табуны белогривых лошадей.

На смотровой площадке толпились туристы, едва ли не каждый с растрепанными ветром волосами, биноклем и фотоаппаратом; и хотя при мне камеры не было, я знал, что ничем не отличаюсь от соседей. Ничем, кроме цели пребывания.

Опираясь локтями на парапет, я смотрел на море. Бинокль де Граафа, лучший из всех, которыми мне довелось попользоваться, в условиях почти идеальной видимости давал четкость, о какой только можно мечтать.

Бинокль был направлен на каботажный пароход водоизмещением порядка тысячи тонн, который приближался к гавани. Еще не успев сфокусировать на нем линзы, я углядел огромные пятна ржавчины на корпусе и развевающийся бельгийский флаг. Подходящим было и время – около полудня.

Я следил за продвижением судна, и мне показалось, что оно идет по более широкой дуге, чем одно или два прибывших до него, и впритирку к буям, обозначающим фарватер. Впрочем, возможно, там была наибольшая глубина.

Когда судно вошло в гавань, я смог прочитать на ржавом носу изрядно обшарпанные буквы: «Марианна». Несомненно, капитан – приверженец пунктуальности, но относится ли он столь же пунктуально к соблюдению законов – вот вопрос.

Я спустился в ресторан. Есть не хотелось, но по опыту пребывания в Амстердаме я знал, что прием пищи здесь нечаст и нерегулярен. О кухне в «Хавенрестараунте» туристы отзывались похвально, и я не сомневаюсь, что она заслуживает такой репутации. Но я не запомнил, что ел на обед в тот день.

К «Турингу» я подъехал в час тридцать, не рассчитывая, что Мэгги и Белинда уже вернулись. Они и не вернулись. Человеку за стойкой я сказал, что подожду в фойе.

Я не очень люблю гостиничные фойе, особенно когда нужно изучать документы вроде тех, что лежали в папке, которую мы взяли у Моргенштерна и Маггенталера. Поэтому дождался, когда освободится пространство за стойкой, поднялся лифтом на четвертый этаж и вошел в номер девушек.

Этот номер был поприличней предыдущего, а диван, который я сразу же опробовал, мягче, но не настолько, чтобы Мэгги и Белинде захотелось радостно кувыркаться на нем. Тем более что первый же кувырок в любую сторону завершился бы ударом о прочную стенку.

Я пролежал на диване больше часа, просматривая счета-фактуры; все они выглядели до зевоты безобидными. Впрочем, одна фирма всплывала с удивительной частотой, и, поскольку ее продукция соответствовала линии моих крепнущих подозрений, я записал ее название и местоположение на карте.

В замке повернулся ключ, вошли Мэгги и Белинда. Первой их реакцией при виде меня было облегчение, но оно тотчас сменилось неприкрытым раздражением.

– Что-то случилось? – мягко спросил я.

– Вы заставили нас поволноваться, – холодно ответила Мэгги. – На ресепшене сказали, что вы нас дожидаетесь в фойе, но вас там не было.

– Мы полчаса прождали, – чуть ли не с горечью произнесла Белинда, – и решили, что вы ушли.

– Я вымотался, нужно было прилечь. Ну вот, я оправдался. Можно теперь спросить, как прошло ваше утро?

– Ну… – Не было похоже, что Мэгги меня простила. – С Астрид нам не повезло…

– Я знаю. Администратор передал мне ваше сообщение. Насчет Астрид не беспокойтесь, она улетела.

– Улетела? – хором переспросили мои помощницы.

– Из страны.

– Из страны?

– В Афины.

– В Афины?

– Девочки! – сказал я. – Давайте отложим этот водевиль на потом. Они с Джорджем сегодня утром вылетели из Схипхола.

– Почему? – спросила Белинда.

– Испугались. С одной стороны – плохие парни, с другой – хороший парень – я. Вот она и решила удрать.

– А как вы узнали, что она удрала? – спросила Мэгги.

– Мне в «Балинове» сказали. – Я воздержался от подробностей: если у девушек еще остались какие-то иллюзии насчет своего доброго шефа, не стоит их развеивать. – И я справился в аэропорту.

– Гм… – Мэгги не впечатлилась моей утренней деятельностью.

Похоже, решила, что это я виноват в бегстве Астрид. Если так, то она, по обыкновению, оказалась права.

– Ладно, кто первая? Белинда или я?

– Сначала это. – Я протянул ей бумажку с цифрами 910020. – Что это значит?

Мэгги посмотрела на листок, перевернула, снова посмотрела.

– Ничего.

– Дай-ка я взгляну, – попросила Белинда. – Люблю разгадывать анаграммы и кроссворды. – И почти сразу же она сказала: – В обратном порядке. Ноль, два, ноль, ноль, один, девять. Два часа ночи, девятнадцатое, то есть завтра.

– Неплохо, – снизошел я до похвалы. – Мне на это понадобилось полчаса.

– И что случится в это время? – с подозрением спросила Мэгги.

– Тот, кто написал эти цифры, забыл пояснить, – ответил я уклончиво, поскольку мне уже надоело беспардонно лгать. – Теперь ты, Мэгги.

– Хорошо. – Она села и разгладила сине-зеленое хлопчатобумажное платье, выглядевшее так, словно изрядно уменьшилось после многократных стирок. – Перед поездкой я надела это новое платье, потому что Труди его раньше не видела, а ветер был сильный, поэтому я повязала на голову шарф и…

– И прихватила темные очки.

– Верно. – Мэгги нелегко было сбить с толку. – Полчаса бродила по парку, уворачиваясь от пенсионеров и колясок. Наконец увидела ее… Вернее, увидела эту толстенную старую… старую…

– …Каргу?

– Каргу. Она была одета, в точности как вы описали. Потом я заметила Труди. В белом с длинными рукавами хлопчатобумажном платье. Ей не сиделось на месте, она бегала и прыгала, точно ягненок. – Сделав паузу, Мэгги задумчиво добавила: – И правда очень красивая девушка.

– Добрая у тебя душа, Мэгги.

Мэгги поняла намек.

– Вскоре они расположились на скамейке. Я села на другую, примерно в тридцати ярдах, и стала листать журнал. Голландский журнал.

– Приятный штрих, – одобрил я.

– Труди заплетала косы этой кукле…

– Что за кукла?

– Которую она принесла, – терпеливо объяснила Мэгги. – Если будете непрестанно перебивать, как я вспомню все детали? Пока она этим занималась, подошел мужчина и сел рядом. Крупный мужчина в черном костюме с воротничком священника, с седыми усами и пышными седыми волосами. По-моему, очень обаятельный джентльмен.

– Не сомневаюсь, что так и есть, – машинально произнес я.

Несложно было представить преподобного Таддеуса Гудбоди во всем его обаянии, способном изменить ему разве что в полтретьего ночи.

– Похоже, он очень понравился Труди. Через одну-две минуты она обняла его за шею и что-то прошептала на ухо. Он притворился, будто шокирован, но именно что притворился, а затем полез в карман и что-то сунул ей в руку. Думаю, деньги.

Подмывало осведомиться, откуда уверенность, что это не шприц, но Мэгги была слишком утонченной для таких вопросов.

– Она встала, держа куклу в охапке, и побежала к фургончику с мороженым. Купила рожок и направилась прямо в мою сторону.

– И ты ушла?

– Я подняла журнал повыше, – с достоинством ответила Мэгги. – Но мне не стоило беспокоиться – она прошла мимо меня к другому фургончику, стоявшему футах в двадцати от моей скамейки.

– Чтобы полюбоваться куклами?

– Как вы узнали? – Мэгги была разочарована.

– В Амстердаме каждый второй фургончик торгует куклами.

– Именно этим она и занялась. Трогала их, гладила. Старый продавец для виду хмурился, но кто может сердиться на такую девушку? Она обошла фургон и вернулась к скамейке. Стала предлагать мороженное кукле.

– И ничуть не расстроилась, когда та отказалась. А чем в это время занимались карга и пастор?

– Беседовали. Похоже, им было о чем поговорить. Когда подошла Труди, они еще немного пообщались, затем пастор похлопал Труди по плечу, все встали, он снял шляпу и поклонился карге, как вы ее называете, и они ушли.

– Идиллическая сценка. Уходили вместе?

– Нет, пастор – один.

– Ты пыталась за ними проследить?

– Нет.

– Хорошая девочка. А за тобой следили?

– Не думаю.

– Не думаешь?

– Вместе со мной шла целая толпа. Человек пятьдесят, может – шестьдесят. Глупо было бы утверждать, что никто не следил. Но сюда я добралась без хвоста.

– Белинда?

– Почти напротив хостела «Париж» есть кафе. В гостиницу входило и выходило много молодых женщин, и я уже пила четвертую чашку, когда узнала девушку, которая вчера вечером была в церкви. Высокая, с каштановыми волосами… Яркая внешность, сказали бы вы.

– Почем ты знаешь, как бы я сказал? Вчера вечером эта девица была одета как монахиня.

– Да.

– А значит, ты не могла видеть ее каштановые волосы.

– У нее родинка на левой скуле.

– И черные брови? – спросила Мэгги.

– Это точно она, – кивнула Белинда.

Я сдался. Как тут не поверить? Когда симпатичная девушка рассматривает другую симпатичную девушку, ее глаза превращаются в мощные телескопы.

– Я проследила за ней до Кальверстраат, – продолжала Белинда. – Там она вошла в большой магазин. Походила по первому этажу – как будто бесцельно, но это только казалось так, а на самом деле довольно скоро она очутилась у прилавка с вывеской «Сувениры. Только на экспорт». Девушка без спешки рассматривала все товары, но я поняла, что ее особенно интересуют куклы.

– Так-так-так, – сказал я. – Опять куклы. И как же ты выявила этот особый интерес?

– Просто поняла, – ответила Белинда тоном, каким пытаются описать различные цвета слепому от рождения человеку. – Через некоторое время она принялась разглядывать отдельную группу кукол. Немного поколебалась и сделала свой выбор, но я видела, что на самом деле она не колебалась.

Я благоразумно промолчал.

– Затем поговорила с продавщицей, и та что-то написала на бумажке.

– За время…

– …За время, необходимое для написания недлинного адреса. – Белинда говорила невозмутимо, будто не слышала меня. – Девушка расплатилась и ушла.

– А ты – за ней?

– Нет. Я тоже хорошая девочка?

– Точно.

– И за мной не следили.

– Или следили? Я имею в виду в магазине. Может, какой-нибудь рослый и толстый мужчина средних лет?

Белинда хихикнула:

– Многие рослые и…

– Да-да, я понял: многие рослые и толстые мужчины глаз с тебя не сводили. Наверняка и многие молодые-тощие. Я взял задумчивую паузу. – Траляля и Труляля, я люблю вас обеих.

Они переглянулись.

– Что ж, – сказала Белинда, – это мило.

– Профессионально сработано, дорогие мои, профессионально. Должен признать: оба доклада на высоте. Белинда, ты пригляделась к кукле, которую выбрала девушка?

– Мне платят, чтобы я приглядывалась, – чопорно ответила Белинда.

Я устремил на нее скептический взгляд, но она не отреагировала.

– Ладно, сам скажу. Это была костюмированная кукла с Гейлера. Вроде тех, что мы видели на складе.

– Как вы узнали?

– Я же экстрасенс. Даже можно сказать – гений. Нет, все проще: у меня есть доступ к информации определенного свойства, а у вас его нет.

– Так поделитесь ею с нами. – Конечно, это было сказано Белиндой.

– Не поделюсь.

– Почему?

– Потому что в Амстердаме есть люди, способные похитить вас, затащить в тихую, темную комнату и разговорить.

Последовала долгая пауза, затем Белинда спросила:

– А вас разговорить им не удастся?

– Может, и удалось бы, – пожал я плечами, – но не так-то легко затащить меня в тихую, темную комнату. – Я поднял кипу счетов-фактур. – Кому-нибудь из вас доводилось слышать о фирме «Кастель-Линден»? Нет? Похоже, это она поставляет нашим друзьям Моргенштерну и Маггенталеру крупные партии маятниковых часов.

– Почему маятниковые часы? – спросила Мэгги.

– Не знаю, – бессовестно солгал я. – Возможно, есть какая-то связь. Я попросил Астрид найти источник поставки часов конкретного типа – у нее, как вы догадываетесь, хватает связей в преступном мире. Но она предпочла сбежать. Часами я займусь завтра.

– А мы займемся ими сегодня, – сказала Белинда. – Мы поедем в этот «Кастель» и…

– …И вернетесь в Англию первым же рейсом. Не хочу тратить время, разыскивая вас на дне рва, окружающего этот замок. Намек ясен?

– Да, сэр, – скромно ответили девушки хором.

Увы, становилось все очевиднее, какого они мнения о своем шефе. Больше лает, чем кусает.

Я собрал бумаги и поднялся с дивана.

– Остаток дня в вашем распоряжении. Увидимся утром.

Странно, но их не слишком обрадовала моя щедрость.

– А вы чем будете заниматься? – спросила Мэгги.

– Прокачусь на машине за город, проветрю мозги. Потом сон, а вечером, возможно, прогулка на яхте.

– Романтический ночной круиз по каналам? – Белинда попыталась изобразить легкомысленность, но у нее не вышло.

Похоже, они с Мэгги о чем-то догадывались.

– Кто-нибудь должен прикрывать вам спину. Возьмите меня.

– В другой раз. И не вздумайте подходить к каналам. К ночным клубам тоже. А главное, не приближайтесь к порту и тому складу.

– Не уходите сегодня никуда!

Я оторопело воззрился на Мэгги. Вроде за пять лет она ни разу не обращалась ко мне с таким напором, с такой решительностью и уж точно не указывала, что делать. Она схватила меня за руку – еще один неслыханный поступок.

– Пожалуйста.

– Мэгги!

– Вам правда необходимо забраться на это судно?

– Мэгги, с чего ты…

– В два часа ночи?

– Мэгги, что на тебя нашло? Ты сама на себя не похожа.

– Не знаю… Нет, я знаю! Чувствую! Как будто кто-то ходит по моему гробу в подбитых гвоздями башмаках.

– Скажи ему, чтобы проваливал.

Белинда шагнула ко мне, на лице – тревога.

– Мэгги права, не нужно вам ночью выходить.

– Белинда, и ты туда же?

– Пожалуйста!

В воздухе повисло напряжение, и в чем причина – я не понимал. Девушки смотрели на меня с мольбой, даже с отчаянием, словно я миг назад заявил, что собираюсь спрыгнуть со скалы.

– Мэгги имеет в виду, что не надо оставлять нас одних.

Мэгги кивнула:

– Не уходите. Побудьте с нами до утра.

– Да чтоб вас! – буркнул я. – В следующий раз, когда мне понадобится помощь за границей, возьму с собой взрослых женщин.

Я двинулся к двери, но Мэгги преградила мне путь, поднялась на цыпочки и поцеловала. Спустя пару секунд Белинда сделала то же самое.

– Дисциплина совсем ни к черту, – заключил майор Шерман, напрочь сбитый с панталыку. – И это еще мягко сказано.

Я открыл дверь и повернулся взглянуть, согласны ли со мной девушки. Но они ничего не сказали, просто стояли с потерянным видом и смотрели. Я раздраженно покачал головой и ушел.

По пути к «Рембрандту» я купил оберточную бумагу и шпагат. В номере упаковал полный комплект одежды, уже более или менее просохшей после ночного дождя, написал несуществующие имя и адрес и спустился к ресепшену. Помощник управляющего оказался на месте.

– Где тут ближайшая почта? – спросил я.

– Дорогой мистер Шерман! – Фальшивое дружелюбие сохранилось, а вот улыбаться администратор уже перестал. – Мы могли бы вам помочь.

– Спасибо, но я хочу отправить посылку собственноручно.

– Понял вас.

Ну что он мог понять? Уж точно не желание майора Шермана удалиться с большим желтым пакетом под мышкой так, чтобы вслед не поднимались брови и не морщились лбы.

Администратор назвал мне ненужный адрес.

Я положил ношу в багажник полицейской машины и поехал через город и пригород в северном направлении. Знал, что еду вдоль берега Зёйдерзе, но не видел воду за высокой водозащитной дамбой справа от дороги. Слева тоже не было ничего интересного: голландская сельщина никогда не ставила себе целью приводить туристов в восторг.

Я миновал указатель «Гейлер, 5 км», через несколько сотен ярдов свернул налево и вскоре затормозил на крошечной площади в деревушке, выглядевшей будто на открытке. На площади было почтовое здание, а рядом – телефонная будка. Там я оставил машину, заперев багажник и дверцы.

Вернувшись на трассу, я пересек ее и поднялся по травянистому склону на дамбу, чтобы посмотреть на Зёйдерзе. Свежий бриз овевал синие с белым воды под меркнущим солнцем, но в плане зрелищности этот участок водной поверхности ничего собой не представлял, поскольку окружающая его суша была так низка, что казалась не более чем плоской темной полосой на горизонте – там, где она вообще проглядывала. Монотонность этого пейзажа нарушал лишь клочок земли на северо-востоке, примерно в миле от берега.

Это был остров Гейлер, и он даже не был островом. Вернее, был до тех пор, пока некие доброхоты не протянули к нему от материка перемычку, чтобы приобщить островитян к благам цивилизации и туристическому бизнесу. Поверх земляной насыпи настелили асфальтовую дорогу.

Сам остров не заслуживал титула «достопримечательность». Он был таким низким и плоским, что казалось, через него перехлестнет мало-мальски приличная волна. Но эту плоскость оживляли россыпь сельских домиков, несколько больших, типично голландских амбаров и на западной, обращенной к материку стороне деревушка, расположившаяся вокруг мизерной бухточки. И конечно же, имелись каналы.

Вот и все, что можно было увидеть с того места, где я стоял.

Я вернулся на трассу, прошел по ней до остановки и сел на первый же автобус до Амстердама.

Поужинать решил пораньше, рассудив, что ночью наверняка будет не до еды, а все то, что в эту ночь преподнесет мне судьба, лучше принимать не на пустой желудок. Потом улегся спать, поскольку ночь предстояла еще и бессонная.

Дорожный будильник разбудил меня в половине первого, но я не почувствовал себя хоть сколько-нибудь отдохнувшим. Я тщательно нарядился: черный костюм, черная водолазка, черные парусиновые туфли на резиновой подошве и черная парусиновая куртка. Пистолет я завернул в клеенчатый пакет на молнии и засунул в наплечную кобуру. В такой же пакет уложил две запасные обоймы и спрятал их в застегивающемся кармане куртки. С тоской взглянул на бутылку шотландского, стоявшую на буфете, и решил воздержаться.

Из отеля выбрался по пожарной лестнице – это уже вошло в привычку. Улица внизу оказалась безлюдна, и я убедился, что никто за мной не следит. Да и не было в слежке необходимости, ведь те, кто желал мне зла, прекрасно знали, куда я направляюсь и где меня можно будет найти. А я знал, что они знают. И надеялся, что они не знают, что я знаю.