Особенности национальной промышленности

– Ну ты же начинала, вот и разберешься заодно, что ты как маленькая! Ты же хочешь в конце концов научиться?

Даша хотела, немного покапризничав она согласилась. Вову я не пригласил. И эколога тоже.

***

Техника была упакована на производстве и погружена в грузовик. Испытательная станция «Параллелепипеда» находилась между Калищем и Алкашевкой. Мы приехали на станцию после окончания рабочего дня. Народ уже разошелся по домам. Я нашел начальника испытательной станции и попросил его:

– Надо помочь разгрузить машину, дайте людей.

– А вы что же не люди? Вдохновите личным примером! А то вы впихиваете невпихуемое в кузов, а они потом путают педали! – начальник станции был немного пьян и настроен воинственно.

Но я был к этому готов, В.Ю. из запасов отдела передал мне для него бутылку коньяка. Я вынул ее и сказал:

– Это Вам лично от генерального директора.

– От самого! Ого! Что такой важный груз?

– Да, важный. На корабль. Тяжелый. По расчетам наших конструкторов должен прямое попадание ядерной бомбы выдерживать.

– Ладно, пошли ко мне в кабинет.

Придя в кабинет, начальник испытательной станции позвонил паре человек, которые были на круглосуточном дежурстве и попросил помочь разгрузить машину. Затем он достал рюмки, и мы стали пить коньяк «по партийному». Когда мы начали вторую бутылку (но уже не коньяка, а простой беленькой, которую НИС достал из своего сейфа) за окнами раздались крики и грохот. Я выглянул в окно. На земле валялся разбитый ящик, из него вывалился наш пульт.

– Как же он у вас попадание ядерной бомбы будет выдерживать? – кричали мужики.

– Он же должен на платформе через амортизаторы зафиксирован быть! – вопила Даша.

Начальник испытательной станции подошел ко мне, посмотрел в окно и сказал:

– Главное мониторы не разбили, остальное Вася завтра сделает. Не волнуйся, у него руки золотые, прямо из плеч растут.

И мы продолжили пить водку.

Фееричные испытания

На следующий день я проснулся в гостинице при испытательной базе. Как я туда попал, я не помнил. Ужасно болела голова. Моего чемодана не было, а я, простите за подробности, был весь в еде. Попив воды я пошел искать Дашу и нашел ее в соседней комнате. Гостиница при базе представляла собой большой деревянный дом. В каждой комнате жили прикомандированные параллелепипедовцы. Найдя Дашину комнату я не заходя, а выглядывая из дверного проема спросил не видела ли она моего чемодана. Она сказала, что не видела, и послала меня к управляющей. Управляющей была бабушка лет 70-ти. Она тоже моего чемодана не видела. Походив по местам боевой славы я не нашел даже следов своих вещей. Позвонив Виталию Юрьевичу я попросил его посмотреть, нет ли моего чемодана в машине. В.Ю. отзвонился через полчаса и сказал, что машина приехала назад пустая. Все это время я пытался отстирать в раковине вещи и вскоре понял, что у меня это не получается. Перебежками я добежал до кабинета начальника испытательной станции и спросил нет ли у него каких вещей на смену. Он с удивлением посмотрел на меня и спросил:

– Мы знакомы?

– Мы вчера с Вами пульт разгружали, который упал, обещали, что Вася все починит, – напомнил я.

– А, вспомнил! Семеновна! – позвал он секретаршу.

Вошла дородная женщина.

– Семеновна, свари нам кофе и позвони Степанычу – попроси принести полный комплект рабочей одежды.

Мы пили кофе. Чуть позже пришел Степаныч и начал ныть:

– Зачем тебе форма?

– Да вот человек вчера неаккуратно разгружал пульт и заблевался, надо на подмену.

– Какой размер нужен? Такого большого нет, это надо к Семенычу, у него есть.

Полчаса спустя вся испытательная станция знала, что приехавший на испытания нового изделия программист неаккуратно пил водку с коньяком и заблевал единственный комплект одежды.

– Что ж он бестолковый такой, запасную одежду не взял?

– Чемодан у него украли при разгрузке.

– Не украли, а проебал. Пить на работе не надо и ничего не украдут.

– А был ли мальчик? Точнее чемоданчик?

В итоге подходящего по размеру комплекта фирменной одежду ни у кого не нашлось, и начальник станции подошел к своему кабинетному шкафу и вытащил из него новенький рабочий костюм с надписью «Параллелепипед» на спине. Протянув его мне он сказал:

– Что за народ? Ничего не допросишься!

Я поблагодарил, переоделся и пошел смотреть на пульт. Начальник испытательной станции пошел со мной.

– А Безнадежных почему не приехал? У него что, опять жопа заболела? – спросил он меня по пути.

И тут мне все сразу стало ясно, как будто я всю жизнь прожил с замом по качеству. Начальник испытательной станции выразил всю специфику работы с ним одной фразой.

– Нет, у него зуб заболел, – ответил я.

– В прошлый раз ему жопу резали, есть такая гнусь – парапроктит, картинки в интернете лучше не смотри. Почище геморроя. Говорили, что он жопу не моет, а может от частых сношений с начальством заболел. И так каждый раз – как испытания, он хворает, даром, что зам по качеству.

Два испытателя стояли перед тепловой камерой в которой стоял наш пульт и разговаривали:

– Что и говорить, на верфях вон украли винт от подводной лодки. Ну вот скажи – кому он нужен? Его же даже на металлолом не сдашь? Как они его через проходную пронесли?

– А как заметили?

– Ну как, монтировать стали, а его нет. Что там было! Море крови, горы костей!

– Может он только по документам и был, его хоть кто-то видел?

Я спросил:

– А где представитель военной приемки?

– Он пошел к себе. С утра на запуск пришел и разрешил ОТК за него участвовать.

– А ОТК где?

– Поручило нам и пошли к себе.

– А они нормальные? Проблем потом не будет? Типа не были, не знаем, не участвовали?

– Да оба ненормальные и некрасиво себя ведут, но приемка хуже. Тут недавно сквозные матричные интерфейсы привели к случайному запуску ракеты, так приемка теперь ничего не подписывает и никуда не ходит на всякий случай.

– Ну у нас не сквозной, у нас вполне себе юзер-френдли интерфейс. А где Вася?

– Он пытался сделать коктейль «Олигарх на 5 авеню», взял духи – «Олигарх» и «Пятое авеню»: смешал, выпил и отравился.

– Да ладно врать, – я уже разобрался в местном юморе. – Где он? Надо чтобы он пульт выровнял, покрасил и полирнул.

– Спит в кладовке, но ты его не буди, он если не поспит злой жутко, делать ничего не будет. Подожди до вечера как отойдет, поставишь ему пиво, и он все сделает.

– Раньше в ларьках была услуга – подогрев пива. Но ты не казак, если пиво просишь подогреть, несмотря на мороз, – прокомментировал второй испытатель.

– А жена его ругать не будет, что он на работе задерживается? – спросил я. – Мне то все равно тут торчать, я командировочный.

– Его жена тебе спасибо скажет, что он не в гараже пиво водкой полирует, а на работе изделие.

– А есть у вас еще инженер по эксплуатации? Мне бы полирнуть пульт в одном месте и дальше на вибрацию ставить.

– Ну Слава есть…

– А где его найти?

Более старший собеседник говорит:

– Это я Слава.

– А по отчеству Вас как? – спрашиваю я.

– С такой зарплатой можно просто Слава. Но у меня руки прямо из мозга растут, я полировать только коньяк портвейном умею. Не торопись-пись-пись, лучше Васю дождись-дись-дись. Быстрее получиться.

– Почему быстрее?

– Потому что после Славы переделывать не надо будет! – заржал второй мужик.

Пленарное заседание

Все положенные по группе исполнения испытания (на вибрацию, удар, соленую воду и прочие) пульт выдержал вполне достойно. А вот сопряжения верхней и нижней панелей так и не было. Однако это никого не смущало, более того, этот вопрос никто на поднимал и решили испытания заканчивать. Из «Параллелепипеда» приехало много народа: начальство, военная приемка и даже Вова с экологом. В актовом зале собралось большое пленарное заседание. Генеральный директор в белом костюме вышел на сцену и начал речь:

– Товарищи! Давно мы уже не делали ничего нового! И вот – новый пульт! В нем все новое – новый конструктив, новая электроника, наконец новое программное обеспечение: системную часть мы переписали по требованию нашего заказчика на российской операционной системе, а верхнюю часть сделали на Windows, так как наши операционные системы пока не могут так хорошо работать с графикой.

Я стоял возле В.Ю. и сказал:

– Нижнюю часть никто не переписывал, как была для индусов, так и осталась.

– Этот пульт может выдержать даже ядерный взрыв! – продолжал свою речь директор.

– Но не может выдержать падение из кузова грузовика, – продолжал я.

– Не мешай директору врать, – перебил меня В.Ю.

В середине пламенной речи на сцену выбежала маленькая местная дворняга и сначала дружелюбно обнюхала ногу директора, а затем начала ее трахать. В зале раздались смешки.

– Чего он ее не стряхнет? – спрашивали параллелепипедовцы местных.

– Она злая жуть, лучше подождать пока кончит, – отвечали испытатели.

– Ну что же, давайте без медленных танцев начнем работу комиссии! Пленарное заседание объявляю открытым! – кончил директор и дворняжка одновременно.

Комиссия разбилась на группы и начала рассматривать протоколы испытаний. Реальный образец изделия смотреть никто не спешил. Шла бурная дискуссия:

– Не соответствует ТТЗ (тактико-техническому заданию)! – восторженно кричал военный представитель.

– Дайте ответить! – кипятился один из разработчиков.

– Надо было раньше думать! Вы вообще соответствие протоколов ТТЗ проверяли? Ставим замечание!

– Не надо замечание, оно же остановит испытания, давайте рекомендацию!

– Вам слова не давали!

– Почему я не могу сказать? Я тоже член комиссии!

– Ты член, после которого руки моют! – вопил военный представитель. Это был его звездный час. Столько времени посылаемый в сад, теперь он прибывал в экстазе.

Страсти кипели, но неминуемо наступило время обеда. Начальник испытательной станции пригласил всех в соседнее помещение. Когда мы прошли туда, там стоял накрытый стол, ломившийся от еды, в центре стола – запотевшие бутылки.

– Так, что это такое? В рабочее время? – строго сказал начальник военной приемки.

Начальник базы начал оправдываться:

– Я старый человек, я так привык, еще не перестроился…

– Ладно, хватит пиздеть, пошли за стол, – с добродушной улыбкой начальник ВП похлопал его по плечу.

Все смеются (начальник приемки пошутил – смеяться надо обязательно). Больше всех на застолье выступает эколог. Он рассказывает о новом проекте, о программном обеспечении, о протоколах передачи данных. Все молча жуют и много пьют.

– Протоколы передачи данных – это наша фишка, наше ноу-хау!

Я сижу и думаю: «Ты зачем о них говоришь? Завалить нас хочешь?» Мне очень хочется его ударить под столом. Но все молчат. Никто ничего не спрашивает и не поддерживает его монолог. Звякают рюмки, исчезает со стола еда. Эколог наконец-то замолк, ест кислую капусту и пьет молоко.

– Ты бы не мешал молоко с квашенной капустой, обосрешься, – говорит ему Вова.

– Не бойся, я привычный к такой еде, – отвечает ему эколог. – Если и обосрусь, то от осетрины со взбитыми сливками, а не от капусты с молоком!

Выпив, начали травить байки:

– У нас в 90-е бандиты на схрон купили передатчик. Схрон далеко в лесу был, там не ловил мобильник. Когда их взяли, пришли к нам. «Почему у бандитов ваш передатчик?» А мы отвечаем: «Они купили, не запрещено, он же не секретный!»

– Те кто жил в 90-е никогда не говорят «Раньше было лучше».

– Да, беспредел был, тогда чуть титановую лодку мафии не продали, – говорит начальник приемки. – Я вот когда молодой был поехал сдавать нашу технику с представителями предприятия. Был такой главный конструктор Долбня. А у нас ничего не работает. А лодку хотят со стапелей спускать. Я говорю Долбне: «Надо отменить спуск, у нас же ничего не работает». Он говорит: «Молчи». Пламенные речи, красные знамена, близиться спуск. Я ему опять: «У нас же даже на стенде не работало? Давай остановим спуск?» А он мне: «Положись на мой опыт, сынок». И когда уже лодку отвязали и начали выталкивать из эллинга, выбегает какой-то мужик в костюме и кричит: «Остановите спуск!» Долбня поворачивается ко мне и говорит: «Вот видишь!»

Все смеются, начальник приемки пошутил, надо смеяться.

– Да, раньше было лучше! Лимонад не тот и пиво не то.

– И кокс не так уже цепляет и бабы холоднее стали. Когда говорят «раньше…», я всегда отвечаю «а вот еще раньше…» Два дня назад было воскресенье, а два месяца назад – майские каникулы, а полгода назад – отпуск. Если смотреть назад – то и будет казаться, что там лучше. Ты смотри вперед, а все эти «нонча не то, что давеча», оставь!

Я подумал: «Какая же жопа будет в будущем, что я тоже буду твердить, что раньше было лучше…»

Вдруг эколог выскочил из-за стола и выбежал в коридор. Как потом выяснилось, он побежал в туалет. Однако, если ты не знал где находится туалет, то шансов найти его самому не было. Здание было старое и планировка была сложная, строенная и перестроенная в разные времена. Более того, среди местных была даже традиция – всегда провожать людей в туалет, чтобы нигде случайно не насрали (были и такие случаи). Вбежав в большой испытательный цех, заставленный огромными термобарокамерами в виде бочек (производства ГДР, между прочим), эколог увидел большой ящик и приставленную к нему лестницу. Не имея времени искать другое, более укромное место, взлетев по лестнице он прыгнул в ящик, присел и начал загружать ящик своим грузом. В это время открылись ворота цеха и въехал погрузчик, державший на вилах наше изделие. Подъехав к ящику, он остановился. Подошел стропальщик, заглянул в ящик и закричал:

– Стой! Стой! Тут человек!

Человек с огромной скоростью выскочил из ящика и стремительно убежал. Рабочие недоуменно смотрели ему в след. Уже в коридоре до эколога донесся их крик: «Бля-я-я-я-я-я!» Один из рабочих пошел на банкет доложить начальнику испытательной станции о происшествии.

– Ну уберите, – сказал он.

– Мы говно убирать не будем, пусть кто насрал, тот и убирает.

– Он тут есть?

– Нет, не видно, и раньше я его тут не видел.

– Нужно сегодня погрузить, начальник ВП должен опечатать ящик!

– Мы убирать не будем, хочешь – иди сам убери.

– Так грузите, – скомандовал начальник испытательной станции.

***

Члены комиссии, основательно нагрузившись, подписали по кругу протоколы, в которых все замечания после распечатки вдруг стали называться рекомендациями («Их не надо устранять», – думали представители промышленности, «Это то же самое, что замечания, их надо обязательно устранить, просто чтобы сейчас не тормозить отгрузку», – думали представители заказчика). После этого избранных пригласили в баню. Приемка отказались, руководство слилось, в итоге в бане оказалась та часть представителей «Параллелепипеда», которая меньше всего имела отношения к производству и испытанию изделия. Мы с Вовой и Дашей пошли гулять к озеру, где глубокой ночью нашли валявшегося в кустах бухого эколога, голого, всего в дубовых листьях от веника.

– Ваня, ты как тут оказался?

Еле передвигая языком эколог поведал нам следующую историю:

– Михалыч, оказывается профессиональный банщик. Он отфигарил меня веником, потом намазал медом. Было липко и противно. Задолбал за 2 часа: тут сядь, туда иди, стой, лежи… Еще и все пиво выдул, пришлось пить беленькую…

– Надо его отнести в гостиницу, не тут же бросать, – предложил Вова.

Мы взялись за эколога, но он был весь липкий, поэтому решили сначала бросить его в озеро. Мы раскачали его на руках и бросили в холодную воду. С диким криком он выскочил из воды и убежал куда-то в лес.

– Надеюсь он завтра не вспомнит этот эпизод, – прокомментировал Вова.

Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон

Ранним утром молодежь играла на волейбольной площадке. Но игра не задавалась, то ли от слишком раннего времени, то ли от выпитого вчера алкоголя. Тут на площадку вышли девчонки в обтягивающих спортивных лосинах и попросились тоже поиграть. И пацаны виртуозно запрыгали превозмогая боль. На лавочке возле волейбольной площадки сидели Н.О. и эколог.

– Ваня, ты зачем в ящик нагадил? Зачем фуражку у военпреда украл? Зачем сломал дверь в цеху? И почему ты голый по лесу бегал и орал? Или это не ты был?

– Это был я. Только не украл, а тихонько взял. Не нагадил, а слегка пометил. Не поломал, а разобрал. И не орал, а пел!

– Если не умеешь пить, то не надо начинать! – возмущался Н.О.

Я не играл в волейбол. Как только меня включили в проект по верхней панели, меня, первое – перестали приглашать на уборку территории (а жаль, там было прикольно – уберешь листья, подметешь, поболтаешь с девчонками и с полдня домой), а второе – я перестал ходить на молодежные мероприятия, включая теннис в заброшенном цеху. Не потому что я стал сноб, а потому что у меня не было на это времени. Вот и сейчас пока все играли я сидел в думках об изделии. Ну хорошо, испытания пройдены, изделие отгружено. Протоколы секретные, я к ним не допущен, не имею права с ними знакомиться, это противозаконно. Как же сделать сопряжение без протоколов? Из задумчивости меня вывел грозный крик начальника испытательной станции:

– Где этот придурок???!!!

– Какой придурок? – спросил эколог.

– А! Вот ты где! Древние римляне называли таких как ты говнюками! Ты зачем в ящик насрал? –зычным басом заорал НИС.

Эколог вскочил и убежал в лес. Видимо аргументов для ведения спора у него не было. Начальник испытательной станции побежал за ним. Я подсел к НО и спросил:

– Как же нам изделие сдавать, если у нас протоколов нет?

НО ответил мне с хитрым ленинским прищуром:

– Не волнуйся, мы же как-то раньше сдавали. Просто у нас традиция такая – все делать через задницу и в последний момент. Поедешь на корабль и там разберешься.

– А я на корабль поеду?

– Хочешь?

– Хочу.

– Значит поедешь.

– А он на море?

– Можно так сказать, он на верфях.

– А что там делать?

– Настроить и запустить наше оборудование, сопрячь его со всеми системами, пройти ШИ и ХИ.

– ШИ и ХИ? Это на китайском?

– Почти. ШИ – это швартовые испытания, ХИ – это ходовые испытания.

– Но у нас же даже на стенде не работает, у меня же там заглушка в виде имитатора, я ее сам придумал!

– Ну допишешь программу прямо на корабле по реальным данным. Так все делают.

– Но ведь надо сначала сделать ТЗ, описать протоколы обмена данными, написать программу, отладить ее, а потом на корабле проверить и сдать? Так по ГОСТу, а это закон. Разве нет?

– По закону да, но по факту все пишут программы на корабле. Потом две недели позора при сдаче заказчику, и ты сможешь всем рассказывать, что был на настоящем военном корабле.

– А я и на ходовые испытания попаду? Прямо на корабле?

– Ты да, на корабле. Потому что все важные дядьки поедут на ржавом советском теплоходе, следом за кораблем.

– Не, я лучше на новом корабле.

– Это ты от неопытности говоришь. Корабль узкий, его при качке сильно болтает, а спят там прямо в рубке на досках. А на пароходе каюты с широкими кроватями, ресторан, танцплощадка, женщины. По 2 каюты на каждого члена комиссии – в одной он, в другой его фуражка. А если станет двигатель, может взять на буксир – полезная в общем вещь.

– Кто кого может взять на буксир?

– Ну конечно старый пароход наш новый корабль! Сейчас двигатели на Украине делают, из рук вон плохо делают, все время ломаются. Мы все хотим сами освоить, но куда там! Не так вдруг осваивают такие изделия.

– А если что не так пойдет?

– А если что не так, то начальство расширит тебе кругозор.

– Что сделает?

– Познакомят тебя с прекрасным миром гомосексуализма.

Свистать всех на верх!

– У вас тут нихера не работает! – кричал будущий капитан грозно ходя по кораблю. – Почему корабль до сих пор не готов к выходу в море?

– Потому что люди, которые его делают давно уже на пенсии должны отдыхать, а они тянут тут свою лямку из последних сил.

– Я что вас пожалеть должен? Когда это корыто ко дну с экипажем пойдет, вот тогда я пожалею! Их, их детей, жен, матерей пожалею! А вас на канифас блок через вентиль-дудку натяну!

– И деньги не платят, а если и платят, то гроши!

– Этот корабль почти в миллиард государству обошелся!

Грозный военный с главным конструктором подошли к носовой пушке. Возле нее терся какой-то подозрительный дед бомжеватого вида.

– А ты кто такой? – рявкнул на него военный.

– Я главный конструктор этой пушки, – пролепетал дед.

– А почему Вы в таком виде?

– Да тут все время красят, если новую одежду одеть, запачкаешься, – пояснил ГК.

Капитан замялся и спросил:

– Вы вообще откуда?

– Я из города Нижние Херы.

– Вот сколько у вас зарплата?

– 2500 рублей, – ответил Г.К.

«Ого, даже у меня 12 после повышения», – подумал я.

– Как вы живете на эти деньги? – удивился военный.

– Ну у меня еще пенсия, дача с огородом. Первые полгода тяжело, а как грибы с ягодами пойдут – тогда легче.

Военный опять замялся, потом спросил:

– Как идет запуск изделия?

– Да вот пушка задние стопоры срезает! У нее сзади стопоры, которые не должны ей давать сделать полный оборот, она возле них должна останавливаться, а она их срезает при повороте.

– Хорошо, продолжайте работать! – сказал военный, пожал руку ГК и пошел дальше.

– Теперь вы поняли, почему? – торжествующе сказал главный конструктор корабля.

– Пушка ладно, но почему корабль течет? У нас же завтра должен был первый выход в море состояться? А вдруг шторм?

Дело в том, что перед выходом в море корабль должны были проверить на проникновение воды. Но вспомнили об этом, когда рабочий день уже закончился. По приказу начальника верфи к пирсу подъехали пожарные машины, бросили концы в залив и полили корабль с брандспойтов. Утром пришедшие люди обнаружили воду почти во всех помещениях.

– Потому что неправильно так делать, люки не все закрыты были, вот вода и попала. Краской воняет, поэтому на ночь открывают проветрить иначе с утра зайти невозможно.

– Ну это допустим, но как вода оказалась в плафонах? Тоже через дверь затекло?

– Но свет то горит, значит можно плыть.

– Ладно, разбирайтесь, завтра корабль должен выйти в море.

***

Я был спокоен за свое изделие. Придя в первый день в капитанскую рубку я нашел все секретные протоколы, которые просто валялись на столе. Место где у них должен был быть гриф секретности было вырезано ножницами. «Ну с протоколами каждый может», – подумал я, и дело у меня быстро пошло. Вскоре мое ПО было готово, и верхняя панель замигала в такт кораблю. Там было очень много толковых ребят из разных городов, с которыми я быстро подружился, они помогли мне сопрячься со своими системами. Поэтому последнее время я просто лазил по кораблю, общался с людьми и ждал выхода в море. Периодически меня звали «на инструктаж» – заводили за стойки, там уже стояли рюмочки и бутерброды с колбасой. Откуда все это бралось, и кто за все это платил, я не знал. Кроме того, на корабль уже завезли экипаж, который должен был выйти в море, а впоследствии служить на этом корабле после передачи его флоту. Это внесло с одной стороны оживление, с другой стороны добавило проблем с воровством. Особым спросом пользовалась любая одежда – от куртки до дырявых носков, не брезговали ничем, даже блокнотами и ручками, оставленными на столах. Я познакомился с жаргоном и теперь знал почему борзые караси (служащие от 1 года до 1,5 лет) не любят бески (бескозырки) и все время шхерятся по кубрикам (прячутся в каютах, чтобы не заставили работать, обычно что-то красить). Как говорил капитан (как оказалось впоследствии – вполне нормальный мужик): «На корабле так: если движется, надо отдать честь, если не движется – надо покрасить!»

В последний день перед выходом в море команда чем-то провинилась, поэтому вместо того, чтобы готовиться маршировала на площадке возле пирса и пела строевую песню:

Попробуй mwah-mwah, попробуй джага, джага

Попробуй у-у, мне это надо, надо

Опять мне кажется, что кружится голова

Мой мармеладный, я не права!

Я с удивлением наблюдал за неспешными приготовлениями к выходу в море. Почему-то мне казалось, что команда должна бегать как ошпаренная по кораблю, а не маршировать. Я пошел в рубку в которой стояли все пульты управления кораблем и встретил там Вову. Перед нашим пультом стоял военный представитель из нашей приемки и кричал:

– Почему крючок не сделали? Шапку я куда повешу?

– На хуй себе повесишь, Коля! Не изображай адмирала, – ответил ему один из дедов-главных конструкторов.

«Смело, сейчас Коля разберет его на кости, ссыплет в мешок и выбросит за борт», – подумал я. Но Коля промолчал и ушел дальше бухать в шару (это такое помещение на верфи, где была наша база, хранилось оборудование, была небольшая мастерская, зона отдыха с диванами и проч.). Мы с Вовой решили сходить на нижнюю палубу и проверить наш прибор документирования. Там уже сидел эколог и пил чай из термоса.