Особенности национальной промышленности

– Это твой наставник – Ваня Фикалко. Он эколог.

– По образованию я тоже эколог, – зачем-то сказал Ваня. – Волею судьбы стал программистом, тут моя деятельность минимально вредит природе, – глубокомысленно добавил он.

– У него сейчас завал по задачам, поможешь ему, а заодно поучишься сразу на реальной системе.

От этих слов у меня загорелись глаза.

– Да, но где? Стендовый компьютер занят.

– А кто тут работает?

– Вова.

Шустрый посмотрел на Вову. Тот скосил глаза. Ваня предложил:

– Пошли ко мне, я тебе покажу метод парного программирования.

Оказалось, что эколог сидел в нашем кабинете за шкафами с одеждой, его было совсем не видно. Меня удивило неожиданное появление неизученного пространства в кабинете в котором, как мне казалось, я знал всех и всё. На краю грязного, заваленного бумагами и залитого чаем стола лежала пачка каких-то распечаток, на вершине которой стоял заварник с чаем. Рядом с ним стояла тарелка с целой горой использованной заварки. На пузатом мониторе летала надпись готическим шрифтом на немецком языке: «Arbeit macht frei» («Работа делает свободным»). Ваня предложил мне чаю, я тут же отказался (побрезговал).

– Да ты не понимаешь, это дорогой китайский прессованный чай, мне его знакомый электронщик прямо из Китая привез. Скоро закончится, а тот, кто мне его привозил слег с беличьим гриппом, так что пользуйся, пока я добрый.

Мне было неудобно начинать знакомство с отказа, поэтому я сказал, что лучше возьму кусочек себе и заварю на обед. Такой расклад его устроил, он отломил мне кусочек чая от круглого прессованного блина и завернул его в оторванную газетку. Я хотел сесть на второй стул.

–Нет, нет, нет! – запротестовал Ваня.

Его высокая нескладная фигура начала движение в тесном кабинетике. Он то и дело дотрагивался до меня, а я всячески старался уйти от этих прикосновений. Ваня, похоже, был кинестетом, поэтому все время норовил меня потрогать, похлопать, пожать, погладить.

– Ты садись на мое место. А я сяду рядом.

У Вани было два таких же как у меня красных матерчатых стула. Их спинки были сломаны и находились в полулежащем положении. Сидеть на них можно было только как на табурете или полулежать. Я сел на стул возле компьютера. Ваня сел на гостевой стул и с грохотом упал. При этом он смахнул со стола стопку бумаги, заварник, лепешку чая и тарелку с остатками заварки. «Ах вот куда Виталий Юрьевич отнес мой стул», – подумал я и почувствовал себя виноватым. Но Ваня совсем не стушевался и сказал, что он принесет другой стул. Взяв сломанный стул он исчез. Его долго не было и периодически было слышно, как он ходил по кабинету сопровождаемый возгласами: «Э! поставь стул!» «Это мой стул!» Наконец-то он вернулся с таким же стулом, сел на него и сказал:

– Есть такой продвинутый метод обучения – «парное программирование». Обучаемый садиться за клавиатуру, а учитель рядом и говорит, что делать. Ученик делает все своими руками. Потрясающее погружение в работу!

Из пачки бумаги упавшей на пол он поднял грязную, замызганную, залитую чаем бумажку, стряхнул с нее воду и сказал:

– Это – техническое задание. Сама программа уже есть, ее надо изменить в соответствии с новым ТЗ.

В документе были обведены места, в которых надо было сделать изменения.

– Срок? – спросил я.

– Вчера, или как у нас любят говорить – внезапно. Я уже эту задачу третий месяц держу, все никак руки не доходят.

– А где старый код?

– Вот он.

– А где директория?

– Вот.

Ваня любезно руководил мной и показал, где что лежит. Конкретные вопросы по коду он не знал, поэтому мне пришлось разбираться самому. В кабинетике ужасно воняло, из стула торчал гвоздь, который впивался в мой зад и мешал мне работать, но я мужественно продолжал разбираться с кодом. Страстное желание работать было таковым, что даже в туалет я бежал только тогда, когда было уже совсем невтерпеж. Все это время Ваня спокойно спал на втором стуле откинувшись на спинку. Я пропустил чаепитие и обед. За 15 минут до окончания рабочего дня Ваня резко встал и сказал:

– Все пора домой, вырубай машину.

– Я еще поработаю, – сказал я.

– Нет, нельзя. Чтобы задержаться надо кучу бумажек написать заранее, ты же на режимном предприятии работаешь! Как говорят военные: «Товарищи программисты, закончить программирование!»

Я вышел из кабинетика. Моя голова закружилась от резкой порции кислорода и от осознания, что я наконец-то работаю. Когда я сел на свой стул, то резко упал. «Так вот кому Ваня поменял стул!», – догадался я. Поднявшись, я решил не скандалить, а потом поменяться с кем-нибудь, ведь справедливости ради надо было сказать, что теперь я сидел на Ванином стуле. Должен же он был где-то сидеть в это время?

***

На следующее утро я попил чай и пропустив утренний сон сразу пошел к Ване. Он спал в танковом шлеме на втором стуле. Так как я не знал пароль к машине, я легонько потряс его за плечо, он сказал:

– Мне пофиг, я в танке.

Я потряс сильнее. Он вскочил с яростью на лице и занес кулак. Увидев меня он заулыбался и сказал:

– Я пошутил, я же пацифист.

Я спросил логин и пароль. Оказалось, что у него нет логина, а работает он от рута без пароля. «Странно», – подумал я и сел программировать. После того, как я детально вник в суть программы, оказалось, что Ваня за три месяца не внес в нее ни единой строки кода. Поскольку задание оказалось не очень трудным я быстро с ним справился и пошел докладывать Виталию Юрьевичу. Шустрый пришел посмотреть на результаты труда. Ваня снял шлем и молчал. Шустрый запустил программу ввел какие-то данные, он видимо знал, как быстро проверить программу. Закончив проверку он сказал, что все сделано и надо протестировать программу на стенде. Я обрадовано сказал, что это я сделал, а за три месяца ничего сделано не было. Ваня вскочил со стула и заорал:

– Что-а-а-а-а?

Я испугался. Он схватил столовый нож со стола и продолжил орать:

– Ты сделал? А я по-твоему, что делал? Я все подготовил и проанализировал, а ты лишь пару строк кода вбил туда, куда я тебе показал!!!

Я поспешил ретироваться.

– Ты куда?

– Программу тестировать.

– Мою программу? – заорал Ваня. – Не позволю!

Шустрый сказал:

– Ладно, девочки, не ссорьтесь. Сегодня программа должна быть протестирована и сдана в ОТК.

Я пошел на свое место. От расстройства я чуть не сел на сломанный стул, но вовремя спохватился. Взяв стул я пошел к Ване поменять его обратно. Ваня наорал на меня, сказав, что он не брал мой стул и что бы я катился, помощник хренов. Когда он ушел на стенд, я тайком махнул свой стул обратно.

***

Я подошел к соседу (стучавшему пальцем по клавиатуре во сне) и попросил рассказать, как передается ПО на тестирование. Он не понял вопрос. Тогда я коротко рассказал, как я представляю себе процесс передачи ПО на тестирование: надо выложить исходники на общий сервер, написать заявку на портале и через какое-то время тебе придет ответ с результатами тестирования. Он посмеялся и сказал, что у нас вообще нет такой профессии – тестировщик, и что ПО надо тестировать самостоятельно. Более того, у нас нет сети, так как начальник отдела (хромой и слепой семидесятилетний старик) в свое время не дал ее создать с пеной у рта уверяя, что это самая большая опасность для конторы.

– А как тогда протестировать ПО?

– Берешь дискету, идешь ногами на стенд и там тестируешь, как тебе это представляется правильным.

– А почему не на флэшке?

– У нашей ОС (операционной системы) нет дров для флэшки, она ее по умолчанию не понимает. Можешь написать дрова для флэшки, тогда можно будет носить на флэшке.

В конце нашего разговора я рассказал историю про опыт наставничества Вани Фикалко. Степан Семенович рассмеялся и рассказал, что Ваня действительно эколог и попал в контору, когда брали всех подряд, людей не хватало. Так у нас кроме эколога появился юрист, философ и лингвист. Эколог всем тут надоел, так как он разводит грязь и не смывает за собой в туалете, считая это неэкологичным.

– Не знаю, как он это дома делает, наверное, ходит пока говно крышке не мешает закрываться и только после этого смывает. Кроме этого он ходит по конторе с расстегнутой ширинкой, демонстрирует всем свои дырявые и нестиранные носки при всяком удобном случае. Летом приходит в шортах и шлепках на босу ногу. Недавно тут так кабинет провонял! Когда уже с начальником отдела начали искать источник аромата, оказалось, что воняет рыболовная сеть в кабинетике у эколога. По его словам он с подругой ловил вечером попутку, остановилась машина, а там его бывший однокурсник. Так он, когда выходил, случайно забрал пакет, стоявший на заднем сидении. А когда пришел домой, оказалось, что это пакет однокурсника с рыболовной сетью. Вот он теперь с ней на работу и с работы ходит в надежде еще раз встретить друга и вернуть ему сеть, ведь тот не дал ему ни адрес, ни телефон.

– И не удивительно, – сказал я. – Удивительно, что у него подруга есть.

– Тоже, наверное, эколог.

Мы молча заулыбались представив семью экологов, не смывающих в туалете за собой до полного его наполнения.

Антарктида

После серии стычек с экологом, мне удалось протестировать на стенде программу. Случилось это так – пока Ваня выяснял отношения с уборщицей возле туалета (она подозревала, что это именно он насрал в писсуар), я украл исходники (для этого и нужен пароль, его еще менять надо после того как поссорился с тем, кто его знает) и делая вид, что делаю что-то другое, протестировал их на стенде. После моего доклада В.Ю. похвалил меня и сказал:

– Прибор уже давно стоит в цеху, закачай на него программу и протестируй на нем. Одно дело на стенде работающая программа, другое дело – на реальном приборе. Затем, надо чтобы ты принял участие в сдаче прибора ОТК. Для начала подойди к начальнику производства.

– А он сидит в директорском коридоре?

– Нет, он сидит на антресолях.

– А как туда пройти?

– Пошли, – сказал В.Ю. – Сам ты не найдешь.

Антресолью называли технический полуэтаж над цехом, половину которого занимали коммуникации, а вторую половину – кабинеты, в которые в свое время был стащен хлам со всех помещений, когда там проводился ремонт. Начальник производства сидел в своем кабинете вместе с двумя мужиками средних лет, они пили чай из стаканов в подстаканниках. На столе стояла сахарница, заварник, чайник, ваза с конфетами, макет подводной лодки и подставка с большим моржовым клыком с выгравированной картиной изображавшей чукчей, чумы и оленей. Компьютера на столе у него не было. В углу стояло красное знамя, расшитое золотыми буквами. Остальное пространство кабинета было завалено картонными коробками с какими-то бумагами. Начальник производства рассказывал историю, мы прислушались:

– Ну а мне надо срочно домой, в Ленинград, жена позвонила – рожать собралась, а я в Мурманске. Не было билетов. Я зашел к знакомому подводнику, а он мне говорит, что они скоро в Кронштадт должны пойти, может подбросить. Тут ему звонят и говорят доложить готовность к выходу в море. Он говорит: «Лодка сейчас стоит у стенки». А ему отвечают: «Если ПЛ в 15:00 не выйдет в море, то к стенке станете вы!» А у меня один чемодан и тот со мной. Ну я и согласился. Подводники не знают, куда и с каким заданием они поплывут, им прямо перед выходом передают конверт, они в море выходят и как от берега отойдут, капитан вскрывает конверт с заданием и только тогда узнает куда и насколько они ушли. Поэтому и загружают ПЛ всегда по полной программе, как в автономку. Вышли, короче, мы в море, открыли конверт, а там приказ – в автономку на полгода. Так и колесил полгода с ними подо льдами. Когда подлодка подо льдом идет, звук нереальный. Даже тишину соблюдать не надо, все и так молчат, как воды в рот набрали. Вернулся я опять в Мурманск через полгода, жена уже меня схоронила и чуть не развелась.

– У меня так знакомый вышел на площадку мусор выкинуть, а вернулся через три года, – сказал один из пивших чай мужиков.

Воспользовавшись паузой мы с В.Ю. поздоровались с присутствующими и обменялись рукопожатиями. Начальник производства показал рукой, где нам следовало занять место.

– Михалыч, ты лучше расскажи, как ты на Антарктиду ездил.

– Да как, на самолете летал.

– Ну как там аэродром устроен?

– Да никак не устроен, просто снежная поляна. Да и я пьян сильно был, не очень хорошо помню. Помню только резкий ветер в лицо и летит на тебя снежная пыль, такая острая, что лицо от нее мгновенно краснеет как от миллионов мелких порезов. И прямо ты смотреть не можешь, лицо опускается вниз.

– Ну а белого медведя видел?

– Сам ты белый медведь. Какие медведи в Антарктиде? Там пингвины.

– Ну ладно, что пингвины?

– Да ничего. Стоят тихонько, яйца греют. Их толпы, и все гадят, вонь – ужасная. Потом понемногу привыкаешь, но все равно долго рядом с их колониями не продержишься.

– А правда что если пингвин упадет, то его надо поднимать, и даже есть специальность такая на Антарктиде – «поднимальщик пингвинов»?

– Это не правда, пингвин сам может встать. Они приспособлены к холодам и льдам даже лучше, чем люди, так что волноваться за них не надо. Я и на севере был. Белых медведей, правда, не видел, а вот про оленя расскажу. Как-то пошли мы с метеорологами, человек 10 нас было, в чукотскую деревню к бабам.

– Как в чукотскую деревню? В Антарктиде?

– На севере, говорю же. Слушай внимательнее, балда. Так вот, приходим, ведут нас в чум большой, а там нас женщины ждут. Стоят, хихикают, глазки строят. В одежде из оленьих шкур. Ну один видать уже бывалый метеоролог говорит: «Разбирайте смелее ребята, времени мало». А выбор, собственно не большой, они все приблизительно одинаковые, особенно в зимней одежде. Все похватали, а я замешкался. Осталась только одна, я подхожу к ней, беру ее за руку, тащу. Не идет. Я думаю, ну может в первый раз, стесняется, смотрю, уже все разошлись, делом занимаются. Говорю ей: «Да пошли же!» А она мычит, ничего не понятно. Потом вдруг говорит: «Я олень!» Я говорю мол молодец, пошли скорее. Она опять мычит что-то про оленя. Я говорю: «Да пошли уже, вон уже скоро обратно пойдут». А она мне: «Я – олень!» Тут я начал что-то подозревать – догадываться… Пригляделся, точно! Это мужик, который баб привел из деревни! Вот облом!

Мы громко заржали.

– Это он забыл, как сказать по-русски, что он мужик, вот и говорил – «Олень»! – захлебываясь от смеха комментировал Михалыч. – Метеорологов обычно 9 было, а я в последний момент подключился, вот мне бабу и не привели! Не знали! – рыдал от смеха Михалыч.

Шустрый вклинился в беседу:

– Михалыч, наш молодой специалист написал программу, хочет установить на прибор документирования ПД-1 (читается – ПэДэ-раз).

Начальник производства тут же успокоился, мужики сразу исчезли.

– Что же вы, суки, полгода тянули? У нас из-за вас простой. Дело не в простое, все перегружены, специалистов мало, – противоречил сам себе Михалыч. – Да что тебе объяснять, сам все знаешь. Если бы вы в Арктике так работали, то не один бы не вернулся. Эх, вы! Ну ладно, пошли на производство.

Мне он понравился: уверенный, сильный, полярник. Интересный мужик. Он повел нас на производство. Производство состояло из двух цехов доступ в которые был из длинного общего коридора, над которым была сделана антресоль с которой мы спустились по металлической винтовой лестнице. Первый цех имел только одну дверь в общий коридор и был закрыт на замок. Перед дверью была прибита железная доска с выгравированной ладонью и висел какой-то прибор.

– Ты тут никогда не был? – спросил меня начальник производства.

– Не был.

– Тут у нас новый цех. Антистатический пол даже в коридоре! Вот прибор для снятия электростатики с человека. Надо руку приложить, когда входишь, а потом работать, надев на палец кольцо, к кольцу шнур привязанный к шине заземления – все время статику снимают. Правда мы тут не работаем, разработки у нас старые, все в О1 (то есть в серийном производстве), чертежи никто менять не хочет, приходиться все по старинке на паяльных станциях делать вручную. А этот цех пока не внедрен. Вот раньше у нас тут цехов было! Все сами умели делать. А потом переделали цеха под кабинеты и сидят теперь там замы, замы замов, и ни хрена не делают.

Тут двери производства с шумом распахнулись и внутрь ввалились два пьяных мужика с рохлей, доверху нагруженной какими-то ящиками.

– Мать перемать! – закричал начальник производства. – Вы что же по антистатическому покрытию ящики таскаете?

– Грузовой лифт не работает.

– Тащите через второй этаж!

– Да как же? По лестнице?

– Не знаю, по улице тащите, как хотите тащите, только не по антистатическому покрытию!

Мужики начали плеваться и потащили ящик обратно бормоча что-то вроде: «Всегда таскали и ничего».

Начальник производства позвал Людмилу Михайловну – толстую бабу начальника цеха и начал поносить ее нецензурной бранью, смысл которой сводился к тому, что надо закрывать двери на производство:

– Тут все должны в скафандрах ходить, а вы платы руками или подмышкой по 10 штук носите, а потом брак найти не можете! Уволю на хрен! – резюмировал он свою речь.

– Это вас надо уволить! В цех ходите раз в год, вон нас затопило! – завопила Михайловна.

– Полярники не боятся ни потопа, ни увольнения! Это вас Лень из биде залил.

– А мне сказали, что трубу прорвало, – сказала Михайловна.

– Пошли к тебе расскажу.

Посередине производство было перегорожено на два цеха двухэтажным строением до самого потолка: на первом этаже была инструментальная кладовка и склад ПКИ, а на втором этаже – кабинет начальницы цеха, к ней надо было подниматься по железной лестнице. В кабинете было большое окно, которое выходило на первый цех, где стояли паяльные станции и работали монтажницы. На второй цех с антистатическим покрытием и новым оборудованием, выходила глухая стена, спиной к которой сидела Михайловна. Тут же был налит чай с коньяком, появились печенюшки. Мы присели. Начальник производства начал рассказывать:

– Когда у нас новый зам по финансам появился, он узнал, что у директора свой туалет в кабинете. Ну и начал просить, чтобы ему тоже поставили. Наши мужики-сантехники посмотрели и говорят: «Невозможно, все коммуникации по другую сторону здания, не по коридору же сортирную трубу тянуть». Тогда новый зам по финансам позвонил в «Рассвет», в отдел конструирования подлодок, они ему сделали проект как можно сделать, чтобы трубы по коридору не тянуть (в подводных лодках и не так выкручиваться приходится), и он с этим проектом пошел к директору. Короче в итоге сделал себе толчок прямо в кабинете, негоже ему срать с простыми людьми. А подсоединили его так, что он теперь на директора сливает, через его систему. Вот все и начали ржать, мол новый зам гадит на директора. Сначала ржали, а потом тоже стали просить сделать. Стал личный туалет предметом престижа. Когда уже у всех по толчку стало, что бы снова отличаться, зам по финансам сделал себе биде. Тогда все тоже стали просить биде. Но директор был тверд, и всем отказал. Так Лень, зам по развитию, очень творческий человек, сделал себе не отдельное биде, а просто на стене прикрепил душ специальный с краном и кнопкой. Открыл кран, нажал кнопку и моешь жопу. Вот он уходил с работы, попользовался, кнопочку то отжал, а краник закрутить забыл. Под давлением кнопочку выдавило ночью, и водичка полилась в цех.

– Странно как она пролилась – ведь его кабинет дальше?

– Ну да, над новым цехом с антистатическим полом на потолке защита от протечек сделана, вот и течет дальше на паяльные станции.

– Так нам станции починят?

– Не знаю, директор, как узнал, что новое оборудование цело, так обрадовался, что не стал тему развивать.

– Как же нам работать? – тут же заголосила Михайловна.

– Не боись, заявку на ремонт я подал главному инженеру. Ты у него акт о подтоплении взяла? Нет? Надо брать любую бумажку, что бы потом прикрыть ею свой нежный зад в случае атаки. А то тебя еще и виноватой сделают.

В дело пошел уже не чай с коньяком, а чистый коньяк, причем чокались все «по партийному» (это когда рюмку полностью обхватывают рукой, чтобы, когда чокаешься, не было слышно звона).

– Ведь ты же срок по прибору срываешь, – пенял начальник производства Михайловне.

– Это не я, а программисты, – тут же парировала начальница цеха.

– Хватит на них валить, вот их представитель, они уже все сделали. У тебя своих косяков много – и трещины в раме и ржавчина на болтах. Ты когда свои косяки устранять будешь?

– Трещины нечем заварить – нет аргоновой сварки, а ржавчина от потопа.

– От какого потопа, она у тебя уже месяц как была. Скажи мужикам, вон Денису, пусть закрасит трещины и поменяет крепеж.

– Ой, с Денисом такая история! На последнем мероприятии он выпил лишнего и пошел в инструментальную кладовку. Ну я думаю, человек относительно новый, надо проверить, что он там делает? Захожу, а он онанизмом занимается! Здоровый мужчина, уже за 30, а он как подросток!

Все заржали, Михайловна густо покраснела и спросила:

– Как теперь быть?

– Хорошо, что сказала, я теперь с ним за руку здороваться не буду, – сказал начальник производства.

– Да и не с кем здороваться, запил он, уже третий день звонит и просит наших баб написать за него заявление на день за свой счет.

Потом мы пошли в цех к прибору. Я установил ПО и попробовал запустить тест. Программа как взбесилась. Она писала откровенный бред. Я пообещал разобраться и остался. Вся остальная компания вернулась в кабинет начальницы цеха продолжать пить коньяк. Ко мне подошел Вова.

– Что Вова, опять стендовую машину забрали?

– Ну да.

– А у меня тут проблема.

Вова взял осциллограф. Через 15 минут запусков программы и измерения сигналов, он сказал, что плата не работает. У меня возникло дежавю. Мы пошли к начальнице участка монтажа, но без Михайловны она отказалась с нами разговаривать.

– У них тут строго, – сказал Вова.

Мы позвали начальницу цеха. Она пришла с монтажницей, и они начали вдвоем голосить, что такого не может быть и это наша программа не работает. Я готов был сдаться, но Вова сохранял спокойствие и настаивал на своем. В итоге, они согласились открыть корпус и посмотреть. После первого же взгляда монтажница сказала:

– Ой, я кажется плату верх ногами поставила!

– Как можно плату вверх ногами поставить? Там что нет защиты от дурака?

– Не от дурака, а от непрофессионального пользователя, – поправил Вова.

– Так конструктора нарисовали, у них унифицированный разъем, хочешь так, а хочешь вверх ногами ставь. А у нас сроки горят, вот монтажница впопыхах и ошиблась. Нас всегда торопят, надо сделать за 10 минут, а потом сидим полгода ничего не делаем. Почему не дают нормально сделать? – начала оправдываться Михайловна.

Плату перемонтировали, программа тут же заработала правильно. Контролер ОТК приняла у нас прибор и поставила свой штамп в формуляре. Усталые и довольные мы с Вовой пошли к себе с чувством выполненного долга. Когда мы выходили из производства мы столкнулись в дверях с мужиками, которые тащили рохлю с ящиками по антистатическому полу.

Праздник

Праздники в «Параллелепипеде» называли поминками. На них все сидели, молчали и мечтали поскорее уйти. По крайней мере так было у программистов. Заводилами всегда было производство: большое количество очень непосредственных и сильно пьющих людей делало эти праздники веселыми и опасными. На этот раз праздник был у Михайловны, ей исполнилось 60.

– А давайте Михайловне подарим столько денег, сколько ей исполнилось лет!

– Ого! Что, прямо 60 тысяч подарим?

– А что, ей прямо 60 тысяч исполнилось?

Нас с Вовой тоже пригласили на производственный праздник, сказал принести свою посуду и стулья.

– Стулья там не просрите! – напутствовал нас В.Ю.

Праздник открыл зам по производству, вышедший по такому поводу в народ.

– Уважаемая Людмила Михайловна, когда я тебя спросил, что тебе подарить на юбилей, ты мне ответила, чтобы я не перекладывал свои проблемы на тебя.

Все засмеялись, так как эти слова Михайловна любила и часто употребляла. Когда смех затих, Шарагин продолжил:

– Поэтому я решил подарить тебе универсальный подарок джентльмена – цветы!

Из коридора вышла секретарша и вынесла огромный букет. Все зааплодировали, и одобрительно заулюлюкали. Михайловна поблагодарила начальника за то, что ради ее юбилея он пришел на производство. Шарагин на производстве не показывался годами, обычно он сидел в своем кабинете в директорском коридоре и все ходили к нему. Он был очень гостеприимный: чай, кофе, печеньки, к тому же у него всегда было, что завлекало других замов зайти к нему после тяжелых встреч с Какиным или просто похмелиться. Благодаря этому он всегда знал самые последние новости, что опять же привлекало к нему народ, который целый день толпился у него. К Шарагину можно было обратиться за помощью в решении любых вопросов, кроме производственных. За решением производственных вопросов надо было идти к начальнику производства Шарашкину, которому и передали слово. Его тост начинался с благодарности всему производству, перечислению ключевых людей, начиная с Михайловны: