На грани

– Меня зовут Роксана, можно коротко – Рокси. Тут у вас, конечно, порядки те еще. Плюс эта чертова пандемия! Ну, мои бабулечки! Я вам сейчас устрою праздник жизни. Вы же еще до конца не поужинали? Забудьте об этом. Сейчас я вам накрою поляну. Вы думаете легко было в этот дурацкий ковид это богатство затащить в отделение? Но, своевременно применив отвлекающий маневр, я устроила скандал из-за отсутствия отдельной палаты и, как результат, нянечка притащила баул с едой. Роксана зашла в санузел, вымыла руки. Экстравагантная женщина достала из баула все для настоящего пикника: одноразовую посуду, салфетки, банку икры, контейнер с нарезкой белой и красной рыбы, овощи, ягоды, коробку с необыкновенным тортом ручной работы и, наконец, бутылку итальянского просекко и скомандовала:

– Садимся на мою кровать, общего стола здесь нет. Всех медсестер посылаем на фиг. Сегодня у меня родился внук Давид, а это значит, что мы празднуем! Сегодня светлый день – радуемся! Все еще живы – счастье! А у меня всё давно горит внутри, сижу на наркотиках. Я здесь через пару недель максимум дуба дам, так что нам всем необходимо здесь отрываться по полной. И так будет каждый день, я вам обещаю. Воцарилась мертвая тишина. Рокси продолжила, как ни в чем не бывало:

– Чего это мы все приуныли? Вы где находитесь? На Лазурном берегу? Мы все с вами сейчас в онкологической больнице. Все мы так или иначе больны. Мы все – «на грани» … А кому сколько времени бог отвел, никто из нас не знает. Вперед! Ко мне! Давайте знакомиться и наслаждаться общением. Все женщины потянулись к кровати странной Роксаны. Она мастерски открыла бутылку просекко, разлила его по одноразовым бокалам и произнесла тост: – За жизнь!

3. Воскресенье

Накануне все женщины перезнакомились, стали ближе друг к другу. Каждая из них понимала, что видит и общается со случайными «попутчицами» по несчастью. Каждая из них переживала заболевание по-своему. Галина Васильевна, ожидая в понедельник утром операцию, мысленно готовила себя к ней. Было заметно, что она еле терпит сильную боль. Ее шея была покрыта какими-то яркими красными и желтыми пятнами, которые не могли скрыть ни воротник халата, ни тонкий шелковый шарфик. Показатели артериального давления были завышенными.

Катю тоже должны были оперировать в понедельник, но во второй половине дня. Она, надев спортивные брюки, кроссовки и модное худи, вооружившись наушниками, опять убежала на пробежку в коридор. Тамара, как выяснилось, мать четырех детей от трех неудачных браков, помогала им делать уроки по скайпу со своего телефона, проверяла выполнение, рулила хозяйством. Ей в этом очень трогательно помогал её новый сожитель. Роксана отшучивалась, «зажигала» с кем-то по телефону, лежа на кровати в позе нога на ногу в пеньюаре и в туфлях на шпильках. Временами она громко всхлипывала и плакала, возможно от острой боли.

Никто не говорил вслух о своих болезнях. Надя была напугана этой обстановкой, решила ничего и никому о своем пребывании в больнице не рассказывать, кроме мужа Ильи и дочери Даши. Галина Васильевна махнула Наде рукой, приглашая ее на посиделки в коридор. Читать даже детектив все равно было невозможно. Надя направилась в зону, где прогуливались больные. Большинство вышагивающих женщин выглядели вполне здоровыми, но были и такие, кто походил на ходячий живой труп. Они передвигались с помощью ходунков, тележек на колесиках, им было больно и тяжело, но все равно в их глазах светилась надежда.

– Наденька! Я пристаю к вам с рассказами только потому, что вы очень взволнованы, это мне по-матерински заметно, да и я себя и свои боли успокаиваю разными историями и сказочками. А главное – время в больнице за разговорами летит мгновенно…

Если хотите, я вам, Наденька, сегодня расскажу еще одну весьма спорную историю. Мне ее напомнила Роксана своим видом.

– Да, буду вам, Галина Васильевна, очень признательна, любая история сейчас кстати. А еще мы с вами забыли… Та чернокожая женщина, что подходила к нам вчера, она очень странная, но её обязательно нужно выслушать.

– Согласна с вами… Обязательно послушаем её позже. Так вот вам моя спорная история… Мы с мужем живем на пятом этаже. А на седьмом этаже нашего дома в С. жил вальяжный крутой генерал, один из наших друзей. С работы к дому он обычно подъезжал на служебном ауди с водителем и охраной, был добр ко всем, шутил при встречах, рассказывал анекдоты, гулял с моим мужем. Рокси мне во многом напомнила его жену в молодости – вечно напомаженная, с прической, маникюром, в мехах, бриллиантах и на шпильках. Она была моложе генерала лет на пятнадцать. Звали ее Никой, сама она была из очень простой семьи, родила генералу двух сыновей, которые потом стали полковниками. Деньги, машины, дачи, путешествия меняют всех. И, естественно, её изменили тоже. Она стала задаваться, хамить, иногда даже с нами не здоровалась, особенно когда отправлялась в гости расфуфыренная в пух и прах. Тогда и в лифт-то после нее зайти было невозможно, такой резкий запах духов стоял.

– Обычно такие женщины прекрасно выглядят.

– Это точно. Время шло, а Ника не менялась внешне. Она нигде и никогда не работала. Уход за собой был потрясающий – гимнастика, бассейн, бани с подругами, несколько пластических операций, всегда носила шпильки, зимой – меха, бриллианты. Но генерал был не вечен, он ушел из жизни. Дети выросли и упорхнули, посвятив себя своим семьям.

Ника осталась одна с генеральской пенсией, которая наверняка вся уходила на коммуналку, машину, уборку. Муж ничего особенного ей не оставил. Сначала она продала одно место в гараже, потом «впаривала» нам, соседям, свои шубы и украшения. А кому сейчас это нужно, если только не по дешевке? Что-то ей все-таки удалось продать. Ника перестала носить вычурную яркую одежду и, как нам всем сначала показалось, поутихла и редко стала показываться на улице. И вдруг…

– Галина Васильевна! Я уже боюсь: сейчас опять что-то ужасное произойдет?

– Подождите, Наденька! И вдруг… Возвращаюсь я как-то домой, выхожу на улицу из метро, вижу, что на углу у киоска, где обычно готовят шаурму, на деревянном ящике сидит Ника с протянутой рукой. Вид у нее ужасающий. Под глазами какие-то синяки, ноль косметики. Одета как бомж: в старом пальто времен второй мировой войны, на голове поверх выцветшего коричневого берета – рваный, растянутый, когда-то белый оренбургский платок, поверх пальто еще какой-то шерстяной плед, на ногах старые изношенные сапоги-угги, а на руках шерстяные перчатки без пальцев, какие носят продавщицы, работающие за зимним прилавком. Я остолбенела и не знала, что в такой ситуации делать. В тот же миг на улице остановилась машина, откуда выбежал младший сын Ники Сергей, он схватил мать и усадил в машину. Она еле успела забрать кружку с мелочью. Потрясенная, я не могла даже уснуть в ту ночь. Никому ничего не сказала.

Прошло несколько месяцев, и как-то в подъезде встречаю Сергея. Конечно, я спрашиваю его:

– Сережа! Что такое случилось с мамой? Я ее видела у метро зимой, в мороз сидящей на деревянном ящике и просящей милостыню. Она ужасно выглядела.

– Теть Галь! Не берите в голову. Все норм.

– Нет, Сережа! Выкладывай, что же все-таки произошло с мамой. Он пришел ко мне через полчаса и рассказал.

– Мама после смерти отца в первое время продолжала вести тот же образ жизни, что и при нем: косметологи, парикмахеры, бассейны, бани и сауны. Потом рестораны с подружками. По-прежнему сорила деньгами. Мы с братом Димкой ее предупреждали, что не дадим ни одной копейки на ее «роскошную» жизнь. Она быстро спустила все, что оставил ей отец. Потом испугалась. Нам показалось, что у нее явно «крышу снесло». Про врачей ей лучше было не говорить, она у нас самая молодая и здоровая. И тут она для себя решила, что вся ее жизнь могла бы быть связанной со сценой и с театром, а она могла бы стать прекрасной актрисой без всякого режиссера. Она с утра преображалась в нищенку: надевала отрепье, брала на помойке ящик, алюминиевую кружку для мелочи и отправлялась «на сцену» у выхода из метро. Она там пребывала в «образе», пока не набирала до пяти тысяч рублей. А люди деньги ей давали и давали. Она такие рожи строила, могла легко, если что, заплакать. Как в комедии у Рязанова, помните? Еще и приговаривала: «Лучше живая попрошайка, чем мертвая королева!» Народ балдел от нее. А потом приходила домой, принимала ванну, начесывалась, накрашивалась, надевала лучшие наряды, шубу, драгоценности и отправлялась на машине в ресторан на встречу с подругами, заказывала себе приличный обед с шампанским, давала щедрые чаевые, еще и на ментов ей хватало, если останавливали. Мы с братом ничего не могли сделать, она все время меняла точки своих успешных утренних дислокаций. Мы ведь всегда на работе, следить за ней не могли. Сказать тогда, что совсем она «ку-ку» я тоже не мог. Мама даже кайф от всего этого ловила – сидела на воздухе пенсионерка, ее никто не трогал, все жалели. Она уже давным-давно при этом «бизнесе». Года три, как минимум. В «дурку» мы маму поместить без ее согласия тоже не могли. Конечно, переживали из-за ее поведения, позор-то какой…

Надя удивилась:

– Галина Васильевна! Эльдар Рязанов снимал комедии. А у вас – бедная женщина, заболела и стала побирушкой. Есть такая форма шизофрении, только она не так называется. Есть клептомания, есть попрошайничество. Это серьезное психическое заболевание!

– Наденька, это еще не конец истории. Продолжу. Я и говорю Сергею:

– Сережа! Надо её все равно показать врачу, районному психиатру.

– Теть Галь, поздно… Я зачем сюда к вам пришел-то? Рассказать, какой мама выкинула очередной фортель. Она на одном из своих «девичников» познакомилась в ресторане с молодым альфонсом-кавказцем и пригласила его к себе домой. Тот сразу понял, что женщина ментально не совсем в норме. Он начал за ней красиво ухаживать и вскоре сделал ей предложение выйти за него замуж. Говорил, что у него есть прекрасный дом под Стамбулом. Она там будет «царицей». Обещал устроить шикарную свадьбу в Турции. Мама легко повелась на это. Естественно, он заставил ее дешево продать квартиру и машину своему приятелю, чтобы на эти деньги выгодно купить какие-то акции американской нефтяной компании. Вот как работал! Короче, профессиональный аферист элементарно ее обчистил, сказав при этом, чтобы она серьезно готовилась к свадьбе. Дал ей деньги на свадебное платье. Мама, гордая собой, пошла в ателье, заказала шикарный наряд. А жених с деньгами свалил из Москвы с концами. Потом она даже следователю не смогла правильно назвать его имя и фамилию. Алик, да Алик, черт его побери… Квартиру этот Алик перепродал в один день с огромной прибылью. А мы с братом спокойно себе живем и ничего не подозреваем, и не в курсе, и не знаем, не понимаем, она ходит к нам в гости, светится вся счастьем…

Как-то она возвращается во второй половине дня к себе домой, а там какие-то новые замки, её ключами двери не открываются. Рабочие стоят на пороге, разговаривают о подготовке к какому-то ремонту. Но все-таки эти чужие люди открыли ей дверь. Вся мягкая мебель была накрыта её же простынями. А остальные личные вещи (картины, ковры, посуда, одежда, ювелирка, самое ценное из антикварной мебели, косметика) просто экстренно вывезены в неизвестном направлении в ее утреннее отсутствие за пару часов до ее возвращения. В ужасном состоянии она приехала к старшему брату Димке, рассказала все ему, тот позвонил мне, чтобы я как-то разобрался. Вот тут-то у мамы и случился сердечный приступ. Но разбираться было уже поздно – все продано и украдено. Я приехал сегодня за нашими личными фотографиями и старыми документами. Их совершенно случайно никто еще не выбросил. Коробка стояла под кроватью, рабочие её не заметили, они сжалились надо мной и впустили меня в квартиру. А мама лежит в больнице, у нее сильный стресс, нас узнает, но все время проклинает, никаким нашим словам не верит, ждет свадьбы в Турции. Я точно не помню, но, кажется, на Востоке говорят что-то типа «ты будешь прощать любимого человека до тех пор, пока его не возненавидишь». А она этого подлеца Алика любит и уверена, что прощать ей ему нечего. Наша мама Ника произошедшее пока толком не понимает. Вот теперь до «дурки» у нее остался всего лишь один шаг. Галина Васильевна сделала паузу, выпила воды из бойлера в коридоре.

– Галина Васильевна! Бедняжка Ника окончательно сошла с ума. Это не спорная история, это диагноз.

– Наденька! Вы же не хотите слушать, какие у нас диагнозы, и я не хочу. Все ведь в нашей жизни очень относительно и непредсказуемо. Главное – вы должны верить, что лично у вас все будет обязательно хорошо, выйдете из больницы и обо всем забудете.

– Галина Васильевна! Вы – прекрасная рассказчица! Ваши рассказы о сумасшедших несчастных женщинах, о Саше, о Нике, очень интересные. И они действительно помогли скоротать время. Спасибо вам большое. Смотрите, а к нам, кажется, приближается пожилая чернокожая женщина. Будем ее слушать или, раз уж Катя свои круги отбегала, пойдем в палату обедать?

– Да, давайте так и сделаем. Пойдемте обедать и набираться сил. Мимо прошли дежурный врач и медсестра, которой он выговаривал:

– Найдите все способы, чтобы перевести эту сумасшедшую пациентку Жукову в отдельную палату. Меня из-за нее уволят из клиники, да и вас тоже. Цирк какой-то! Заполните документы какой-нибудь женщине, если такая у нас в отделении имеется, которая готовится к выписке завтра утром, а выписывайте её сегодня. Завтра ее родные приедут за документами. Представляете, эта Жукова сказала мне, что устроила вчерашний банкет как репетицию своих поминок. Кошмар какой-то!

А в это же время Роксана в палате учила Тамару, как надо жить, время от времени постанывая от боли:

– Тамарочка! Почти все мужики – сволочи, думают только о себе, любят здоровых и молодых. Дети – это только обуза для них по жизни. Хорошо их воспитывает только тот, кто их не имеет. Черт возьми, откуда только берутся эти гадкие заболевания? Я не знаю, как я справлюсь ночью с этими болями… Как же мне хочется еще немного пожить… Вдвоем они почти опорожнили бутылку крепкого кальвадоса. Кровать Роксаны представляла собой накрытый к обеду стол с холодными закусками. Роксана зажигала:

– Девочки! Садимся рядком, намазываем жирным густым слоем на свежий хлеб масло и икру, любую – черную, красную. Рыбку, оливки и огурчики кладем в тарелочку. Горячее блюдо разогревается нянечкой в микроволновке на кухне нашего отделения. Я сейчас разолью вам отличного винца и… тост. За любовь!

К вечеру прилично выпившую Рокси перевели в отдельную палату на другой этаж. Она расплакалась и пожелала всем женщинам удачи. От ужина все обитатели палаты дружно отказались.

4. Понедельник

Галину Васильевну рано утром после осмотра увезли на каталке в операционную. Пусто место свято не бывает. Вместо Рокси в палату привезли бабушку Лилю Хакимовну, у которой не было ни одного зуба, даже вставного, она посвистывала при разговоре, говорила мало и как- то непонятно, самостоятельно двигаться она не могла.

Начался обход палатного врача, который громко обратился к женщинам:

– Доброе утро всем женщинам! Задание для всех вас одно – сдаем натощак анализы, проверяем давление, проходим УЗИ. Тамаре назначается на вторник операция, ситуация у вас очень непростая. Тамара посмотрела на него в упор, ожидая продолжения фразы, но продолжения не последовало.

– Надежда натощак приглашается утром после сдачи анализов и УЗИ поговорить с хирургом по поводу операции во второй половине дня. Просто так здесь никто не лежит, все мы надеемся на самый лучший исход и потом на успешное послеоперационное лечение Екатерину предупреждаю ничего не есть, не бегать, успокоиться и ждать бригаду, которая ее тоже увезет в операционную. С новенькой вашей соседкой, бабушкой Лилей Хакимовной, я уже побеседовал.

После вечерней пирушки в палате привезли на тележке скромный завтрак, но есть можно было только Тамаре и новой бабушке. Остальные готовились к операциям. Катя, плюнув на все советы, понеслась в коридор вышагивать свои две тысячи шагов. Тамара, расстроенная разговором с врачом, расплакалась. Надя повернулась к соседке, посмотрела на ее лицо в красных пятнах, решила ее успокоить.

– Тамара! Не расстраивайтесь. Наверняка доктор рассчитывает поговорить с вами тет-а-тет. У врачей формальная работа, они привыкли видеть страдающие лица, у них выработана определенная психологическая защита к болезням людей, эдакая профессиональная «толстокожесть».

– Мне плевать на их «толстокожесть». У меня другие проблемы. Я не живу в Москве, я из Тульской области. У меня, между прочим, высшее образование, я бухгалтер, но нет в Туле для меня достойной, прилично оплачиваемой работы, а у меня четверо детей. Старшая дочь, Алена, шестнадцати лет, с тяжелой формой ДЦП. Я ее в семнадцать лет родила от одноклассника. Я была тогда еще дура набитая, а парень, естественно, сбежал от ответственности. Моя девочка должна быть все время под присмотром. Потом я родила близнецов.

Мальчишки – бандиты, совсем неуправляемые, переходного возраста. Тоже должны быть под определенным контролем. Их отец не смог прокормить нас всех и свалил без алиментов в «никуда». Ну, думаю, на третий раз мне повезет. Встретила парня-красавца, любил меня и детей, зарабатывал прилично. Но был у него известный русский порок – он сильно выпивал. Других женихов у меня в тот период не было.

Один раз по пьянке его избили и бросили умирать в холод в сугроб. Он там и замерз насмерть. А я была уже беременна, на шестом месяце. Родился крошка, третий сын, сейчас он в старшей группе детсада.

В прошлом году, в начало пандемии, еще до всех моих болезней, в меня влюбился новый сосед в Туле. Он мой друг, но сейчас тоже без работы. Слава богу, помогает мне по дому и с детьми.

– О, господи! Как же вам всех их прокормить? Где вы работаете?

– Я устроилась работать уборщицей в Москве по знакомству, между прочим, с лучшими рекомендациями, в семьи так называемой «элиты», одну неделю работаю с раннего утра до ночи, другую провожу дома. Платят они неплохо, но я уже не в состоянии столько вкалывать. Я еле прихожу в себя за неделю отдыха. Началась пандемия, мы все переболели ковидом. Дети легко, а я очень тяжело. А тут еще и эта болезнь. Жуткое, если вдуматься, название – рак… Какая-то сыпь по подмышкам разноцветная. Думала, что ерунда, как будто раздражение или аллергия на химические моющие средства. А мне все хуже и хуже, все начало гореть. Пока я нашла профильную онкологическую больницу, пока встала на учет в тульской поликлинике, пока мне дали направление… Я не смогла пролезть никуда без очереди, денег у меня на это не было. А очереди на операции у нас в Туле огроменные. Да вы все сами знаете, как у нас все устроено. Без денег – никуда. Вот и перешла за этот период моя первая стадия рака в третью, еще не факт, что будут оперировать. Метастазы… У молодых все развивается очень быстро. Я схожу с ума: на кого детей-то моих оставить? Мать и отец давно умерли. Пока жива свекровь номер два, но ей нужны только ее внуки… Ну и сами понимаете, свекровь не всегда любит невестку, как родную дочь.

– Это правда.

– Вот эта, казалось бы, сумасбродная Рокси, представляете, как узнала мою историю ничего не сказала, расплакалась. Потом каким-то образом взяла у медсестры мой телефон. А час назад Рокси перевела мне сто тысяч рублей. Я-то, зная наш народ, решила, что она выпила лишнего, даже ее номер телефона не знаю. Мне же надо обязательно отблагодарить ее. В сообщении к переводу она написала, что ей уже вряд ли деньги понадобятся. Завтра прорвусь и подойду к ней в отделение, сегодня к ней меня не пустили.

Тамара отвернулась и расплакалась.

Надя обняла Тамару, посидела с ней, пока она не успокоилась, вышла в коридор и позвонила мужу: – Илья, я коротко. У меня все в порядке, жду операции. Ты знаешь, я в этом «сумасшедшем доме» почувствовала себя совершенно счастливой, здоровой и благополучной. Я никогда не сталкивалась с таким количеством откровений от совсем чужих людей, здесь на каждом шагу разыгрываются настоящие жизненные драмы… Всё и все здесь – «на грани». Как ты сходил в кино? Как Даша? Целую тебя, береги себя и её.

В широко распахнутые двери ввезли после операции Галину Васильевну. Она находилась в полусонном состоянии. Мобильный телефон в ее тумбочке разрывался от звонков. Женщину перенесли с каталки на кровать, подключили капельницу, остальных больных просили ее временно не беспокоить, а мобильный телефон отключить. Дать ей возможность прийти в себя.

Надя после визита к врачам вышла в коридор и подошла к Кате. Та остановилась, присела с Надей на диванчик:

– Я только что разговаривала с медсестрой, операция у Галины Васильевны прошла более-менее успешно, дальше будут сеансы химиотерапии, потом реабилитация. У нее, к сожалению, все очень запущено, третья стадия рака.

– Слава богу, в этом возрасте все процессы развиваются медленно. Вот уж действительно – в каждом дому по кому.

– Мы были с ней в пятницу несколько часов наедине и разговорились. Знаете, почему у нее телефон разрывается? Мне только что медсестра сказала. Это ее сыновья хотят сообщить маме весть – их отец скончался. Её сыновья не понимают, что ей и так сейчас тяжело, она с мужем мучилась семь лет, его парализовало полностью после инсульта. Все слышал, понимал, но говорить и двигаться не мог.

– Да, настоящее горе! Вот почему она так хочет выговориться. Но, с другой стороны, скрывать от нее такое несчастье тоже долго не получится.

– Муж её отмучался, болел он долго и тяжело, правда, не осознавая этого. И она, бедняга, все должна была терпеть, а сил у нее уже нет. Мне ее так жаль, она работала до пенсии преподавателем в местном техникуме, можно сказать моя коллега, очень хорошая женщина. – Я тоже так считаю. Она мне тоже очень нравится.

– Ладно, я пошла готовиться к операции. У меня своих проблем хватает. Вот бегаю, чтобы отвлечься, готовлюсь выживать как-то. Да и вам пора готовиться. Вас будут сегодня оперировать? – Да, мне назначили операцию в 16.00.

– Значит, после меня. Как здесь время летит быстро… Женщины расположились на кроватях. Все молчали. Через несколько минут пришли две медсестры с каталкой за Катей. Она попросила: – Девочки! Помогите мне, пожалуйста, после операции быстрее встать на ноги, как говорят, «упасть я и сама смогу».

Через час после наркоза Галина Васильевна пришла в себя и взмахом руки подозвала к себе Надю. Лежа под капельницей, она попросила достать из тумбочки мобильный телефон и включить его. Увидев множество пропущенных звонков, она радостно проговорила:

– Это очень хороший знак, дети интересуются, как прошла у меня операция. Не буду сейчас им отвечать, пусть поволнуются еще немного. Выключусь еще на пару часов из нашей больничной жизни, и как раз за это время лекарство попадет в мой несчастный организм из капельницы. А Катю уже забрали?

– Да, увезли. Вот она молодец! Ничего, мне кажется, не боится, смело легла на каталку, только махнула нам рукой.

– Это только так кажется. Ей вообще ни до кого нет дела. Она мне такое понарассказывала, когда мы одни были в пятницу, что все мои рассказики про несчастных красивых девушек представляются слабыми сентиментальными сюжетами для низкосортных сериалов.

– Галина Васильевна, вы лучше скажите мне, как вы себя чувствуете? Может быть, вам что-нибудь надо? Чай или воды?

– Нет, мне абсолютно ничего не надо. Ну что я? Сейчас ничего у меня не болит, все обезболили уколами. А что дальше будет, кто знает? Хочется очень, конечно, хочется еще пожить. Врачи сказали, что надо еще долго и травматично лечиться. Химиотерапии мне не избежать. Буду в платочке ходить. Ну и ладно, главное – просто жить. Я не одинока, муж рядом… совсем больной, правда, но все равно любимый и живой. Ой, сколько всего я ему простила уже! Все равно его люблю со всеми его недугами и недостатками. Я ему очень сейчас нужна. А мне самой грех жаловаться, пока я еще живая, рассуждаю, разговариваю, а ведь скоро смогу и передвигаться. Ничего нет ценнее нашей жизни, но даже сейчас мне очень важно, с кем я живу, и уже не важно, где и как. Эту банальную фразу даже Рокси поняла, вот и оттягивается напоследок. Ее ведь по блату сдали сюда умирать, чтобы она не лежала в ужасном хосписе… Разумеется, все люди хотят жить как можно дольше, увидеть своих внуков, даже побывать на их свадьбах. У всех у нас есть проблемы. Люди повсеместно болеют, кто тяжело, кто легко, а чужие хвори нам всегда кажутся ничтожными. Но существуют ситуации и намного хуже: где-то идут настоящие войны и гибнут здоровые люди, где-то происходят природные катаклизмы, аварии, пожары, пандемии. На этом фоне рассказы об отсутствии денег – просто развлечение, но не трагедия. Вот отсутствие сил и веры – это намного хуже, но и такая реальность существует.

Надя растерялась, не знала, как дальше продолжить беседу. Она не хотела сообщать ужасные новости Галине Васильевне. В конце концов, они не так хорошо знакомы. Надя решила переключить внимание на себя.