
Полная версия
На грани

На грани
Юлия Цхведиани
Издательство «Литературная Республика»
Дизайнер обложки Кира Занина
Верстка Егор Савченков
© Юлия Цхведиани, 2025
© Кира Занина, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-605-37500-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
На грани

1. Пятница. Приемное отделение
К вечеру Илья привез жену Надю в городскую онкологическую больницу на лечение в отделение рака кожи. Ясно, что в выходные никто никаких операций делать не собирался, но место в палате на пять человек лучше было бы занять в выходные. Больше пяти-семи дней в больнице, как правило, никого не держали. При этом очереди на лечение были огромные. Из-за пандемии родных и близких в больницу дальше приемного отделения не пускали. Надя попрощалась с мужем:
– Илья! Я прошу тебя: в мое отсутствие будь поласковей с Дашенькой, у нее сейчас сложный переходный возраст. Посиди с ней, поговори, похвали ее за успехи в школе и в спорте, какой-нибудь новый фильм посмотрите вместе. Оставь пока все свои нравоучения и увлечения. Посвяти себя на это время дочери. Обещай мне, что будешь заботиться о ней, а когда я вернусь, мы решим с тобой все наши личные проблем, но без меня будь для нее и мамой и папой.
– Обещаю, Наденька! Но имей в виду, что у нас с тобой нет никаких личных проблем. Думай в больнице только о себе, да и не волнуйся ты так, обязательно все будет у тебя хорошо, а Дашенька прекрасно обойдется и без моей пристальной опеки. В палате было чисто, аккуратно, на стенах висели симпатичные репродукции картин с пейзажами. Вполне уютно, если можно так сказать о палате онкологического отделения. Как ни странно, накануне выходных там уже находились две женщины. Они о чем-то эмоционально беседовали довольно тихо, внешне это выглядело, как разговор матери и дочери. Надя, миловидная женщина сорока лет, поздоровалась, представилась соседкам по палате, переоделась и легла на свободную кровать у окна. Одной из двух собеседниц была женщина лет семидесяти, это была статная седая дама в красивом голубом халате, которую звали Галиной Васильевной. Второй – стройная брюнетка, Екатерина, лет на десять старше Нади. Когда в беседе её соседок по палате возникла пауза, Надя обратилась к ним:
– Пожалуйста, извините меня, вы поступили в это отделение раньше меня и, наверное, уже освоились в палате и в нашей похожей ситуации, у вас такой спокойный вид. А я совсем недавно узнала о своем диагнозе и мне очень страшно, нервы как натянутые струны сейчас. Врачи – большие молодцы, совершенно случайно, но главное вовремя, обнаружили у меня во время обычного осмотра миниатюрную родинку на спине, злокачественную меланому, и говорят, что мне надо её срочно удалять. Анализы тоже подтвердили необходимость срочной операции. У врачей нет никаких сомнений в том, что меня надо срочно оперировать. Но у меня сейчас ничего не болит, нет никаких симптомов, и я не могу избавиться от сомнений в необходимости срочной операции. Я не понимаю, что мне делать, и мне очень страшно… Вы, видимо, утром сегодня приехали. Я, видите ли, оказалась такой трусихой, и я так нервничаю! Врачи – большие молодцы – совершенно случайно, но главное, вовремя обнаружили у меня во время обычного осмотра миниатюрную родинку на спине – злокачественную меланому, и говорят, что мне надо её срочно удалять. Анализы тоже подтвердили необходимость операции. И нет у них никаких сомнений в том, что меня надо оперировать. А у меня пока ничего не болит, но все равно очень страшно… Катя сразу же ответила ей:
– Не переживайте вы так. Вас здесь прооперируют, подлечат, а болит у вас что-то или не болит, это не самое главное для врачей-онкологов. Они – наши спасатели, они – наша надежда.
Надя немного успокоилась, закрыла глаза и буквально провалилась в сон. Женщины, деликатно погасив за собой свет, вышли в коридор. Проснулась она от неприятного запаха еды. Дежурная по отделению раздавала больным ужин. Все три женщины, прибывшие в этот день, были сыты. Они, не сговариваясь, отказались от еды. Дежурная ухмыльнулась:
– Как скажете, мои дорогие, но есть вам, в принципе надо, вам силы еще как пригодятся, а еда – это тоже сила! Спокойной ночи вам, девоньки! Дежурная собрала посуду и вышла. А Надя приоткрыла окно на ночь, чтобы выветрить навязчивый кислый запах казенной еды.
2. Суббота
Утром громкий голос старшей медсестры отделения разбудил всех присутствовавших в палате. Женщины стали приводить себя в порядок. Дежурный врач проверял своих подопечных. Всем им измеряли температуру и давление, кое-кому назначали какие-то лекарства, кому-то необходимые процедуры. Больные внимательно его слушали. Затем та же женщина, дежурная по кухне, привезла на тележке больничный завтрак:
– Вот сегодня девоньки, вы себя правильно ведёте. Надо обязательно есть, что дают. И духом не падать! Женщины с удовольствием позавтракали. Галина Васильевна пошла к врачу. Катя, выходя в коридор, предложила Наде:
– Мне надо отшагать не менее двух тысяч шагов. Компанию мне составите?
– Нет. Это не мое.
Надя вышагивать совсем не хотела, раскрыла книгу с остросюжетным детективом и погрузилась в чтение, но ненадолго. В палату вошла еще одна женщина лет тридцати пяти. Она представилась Тамарой и заняла свободную кровать рядом с Надей. Её мобильный телефон разрывался от звонков. Читать книгу стало невозможно. Надя посмотрела на соседку. Тамара, извиняясь и понимая, что беспокоит окружающих, обратилась к ней:
– Надя, у вас, случайно, лишних наушников нет? Черт возьми, я в последний момент забыла свои дома. Мне подруга завтра обязательно передаст, я вам верну. Надя всегда носила с собой в сумке лишние наушники, чтобы не выкладывать и не перекладывать их дома. Она кивнула: – Тамара, у меня есть, возьмите. У меня они лишние, не надо их возвращать. Женщина по мере возможности стала говорить тише, но все равно разговоры не прекращались ни на минуту. – Вы уж не ругайтесь, у меня четверо детей и новый мой друг и сожитель Костик. Все они волнуются, как я добралась и устроилась – я живу не в Москве, я живу в Туле. Прошу прощения, к вечеру мы все точно угомонимся. Надя вышла прогуляться по коридору. Там на немногочисленных диванчиках сидели женщины всех возрастов, национальностей и даже одна седая негритянка. Надя решила догнать соседку Катю, которая явно пыталась выполнить свою дневную норму по шагам. Та, не останавливаясь, приглашала Надю примкнуть к ней и ускорить свой шаг:
– Мне осталось кругов двадцать и можно будет отдохнуть.
– Нет, мне за вами не угнаться. Я подожду вас на топчане в коридоре. Рядом сидела Галина Васильевна и звонила кому-то домой:
– Света! Добрый день! Как у вас там дела? Как Филипп Семёнович? Без изменений? А давление? Ну и слава богу! Скажите ему на ухо, что у меня все в порядке. Деньги на еду у вас есть. Как это уже заканчиваются? За два дня? Ничего у вас больше существенного из посуды не разбилось? Ладно, деньги передаст вам кто-нибудь из моих друзей, я собираюсь выписываться через пять-шесть дней. До свидания. Если что, звоните мне в любое время. Надя подсела к Галине Васильевне, и та сразу же ее спросила: – Ну что, врачи вам назначили операцию?
– Нет еще, до сих пор не огласили диагноз и время операции.
– А что тут оглашать? Здесь у всех одна болезнь – рак в той или иной форме или стадии. ОРЗ и ковида здесь ни у кого нет. Да и ковид не лучше. Главное – вовремя обнаружить. Мои местные врачи сразу не догадались, что со мной, запустили немного мою болезнь, и теперь все у меня ужасно ноет, болит и тянет. Сил нет никаких. Хорошо, что медсестры делают обезболивающие уколы на ночь.
– Галина Васильевна, давайте с вами постараемся не говорить о болезнях. Давайте лучше поговорим о фильмах, о театре, о любви.
– Ой, Надя! Мы здесь все, можно так сказать, – «на грани»…
У меня в последнее время все так болит, что мне и не до кино, и не до театров. Но о любви поговорить всегда можно… Галина Васильевна глубоко вздохнула. Она не производила впечатление какой-то болтливой старухи. Наоборот, она обладала какой-то способностью притягивать к себе людей. У неё был очень приятный голос. Её хотелось слушать.
– Ну хорошо, Надя! Давайте поговорим о любви, раз вы задаете такую высокую планку общения. Надя, скажите мне, я могу вам довериться? Мне надо с кем-нибудь обязательно поделиться, больше даже выговориться, прекрасно понимая, что мы с вами – чужие люди. Заодно и ваше мнение услышать…
– Разумеется, я никому ничего не расскажу. Я никого здесь не знаю, а потом, мы ведь здесь случайно с вами встретились и все…
– Вот и хорошо. А то я уже несколько лет вынужденно зациклена на теме «нет денег». Только что я звонила домой. У меня муж очень болен, полностью парализован после инсульта. Он уже семь лет лежит, мы боремся с его болезнью, а теперь еще на наше горе и моя болезнь прибавилась. Сиделка всем заправляет, отчиталась мне пять минут назад, что уже почти все деньги потратила, которые я ей оставила. Как только я за дверь, она начинает по чуть-чуть разворовывать что-нибудь. Мне самой давно ничего не надо, моему мужу тем более… Но все равно она то чашку, то ложку, то книжку, то картинку, то сувенир какой-нибудь или подарок чей-то возьмет и утащит. Мне она говорит, что случайно разбила. А иногда и продукты утаскивает. Я сиделок меняю часто, но со временем происходит всё одно и то же. А без них я вообще не могу управиться. Надо мужа приподнимать, вертеть, чтобы у него не было пролежней, надо ему памперсы менять, убирать, ходить в магазин, готовить. У меня нет уже сил. Я не справляюсь одна. И к тому же у нас не Москва, у нас город С. – большой, но все равно провинциальный. Не так все у нас там просто. Не со всеми знакомыми можно поделиться. Многие друг друга знают. Филипп Семенович, мой муж, был когда-то большой «шишкой». Ему выделили шикарную квартиру и иномарку, он много зарабатывал, пил, гулял, изменял мне, увы, направо и налево. Но самое ужасное – у него был порок, жуткое заболевание – игромания. Он играл в рулетку в подпольном элитном казино и, в конечном итоге проиграл двадцать пять миллионов рублей. Нашим сыновьям и членам их семей стали угрожать бандиты. Они еле закрыли его долг, но семьи сыновей остались «на мели». А мой муж, который всех разорил, вместо благодарности сыновьям за их поддержку, взял и запил. Ну а потом – инсульт и парализация. Даже такого больного я все равно его очень люблю, представить себе не могу, если останусь без него одна. Вот так у меня и осталась только крыша над головой. Сначала я сама справлялась с его недугом, но потом, когда и я заболела, наши пенсии стали уходить только на лекарства и сиделок. Сиделки подворовывают, причем все, как одна. Я не успеваю их менять. Ну хорошо, давайте поговорим о любви. Например, любви к родителям… Мои детки после этой авантюры не стали ближе ни ко мне, ни к отцу. Наоборот, никакой нам теперь помощи от них не выделяется. Я работала преподавателем в местном техникуме, у меня, естественно, нет, да и не может быть никаких сбережений, а просить деньги у детей я не буду. Им и так сейчас трудно. Вот почему мне так хочется выговориться, общаться мне не с кем, нет обратной связи.
– Это очень неприятно…
– Но у меня есть и другие истории, противоположные моей. Рассказать вам?
– Конечно, почему бы и нет, Галина Васильевна! Тема взаимоотношений между родителями и детьми всегда актуальна и поучительна. И наши родители всегда меня с мужем упрекают, что у нас никогда не хватает времени на общение с ними. Мы работаем, мы оба – инженеры-строители, мы востребованы, сейчас быть занятым в строительстве – это и модно, и доходно. Но из-за этой работы мы друг друга-то не видим, не то, что наших родителей. Единственная дочь растет самостоятельной, но без особой ласки, а нам всегда все некогда и некогда.
– Вот это как раз в нашу тему – про дочь и родителей. Я расскажу вам историю моей сверстницы, соседки по лестничной клетке, которая была директором Центральной музыкальной школы, весьма почетным жителем нашего города. Муж ее работал в нашей мэрии и получил бесплатно квартиру, как и мы. Все у нас у всех было хорошо. Так вот, у них росла очаровательная единственная любимая дочь Сашенька, которая после окончания Института иностранных языков в Москве, познакомилась на каком-то мероприятии с мужчиной, который был старше нее лет на двадцать. У этого богатого бизнесмена потекли слюни при виде молоденькой красивой девочки. Он понял, что ее родители просто так Сашу ему не отдадут. Тогда он специально придумал некий бизнес в США, в Нью-Йорке, якобы для Саши, и забрал ее с собой в командировку.
– А ее родители, естественно, сходили с ума, тоскуя по единственной дочери. У нас тоже единственная дочь, я даже не представляю, как бы я могла ее отпустить.
– Не совсем так. У Саши-то случилось счастье – первая сумасшедшая любовь! Она была в полном восторге, и действительно, её пригласили работать пиар-менеджером, участвовать в интересных проектах в какой-то его фирме. Пара счастливо жила то в Нью-Йорке, то в Майями, то в Сан-Франциско, то в Сан-Диего. Саша звонила родителям и сообщала, что у нее все просто отлично. И так она прожила с этим миллионером счастливо и беспечно три года и все ждала, когда он сделает ей предложение выйти за него замуж. Саша двадцатипятилетняя девушка, высокая, полногрудая, длинноногая брюнетка с карими огромными глазами – мечта любого мужчины, гордость родителей. Все вроде бы было хорошо.
В это время мимо болтающих соседок по палате проходила полная седая чернокожая женщина. Женщина излучала какое-то тепло, симпатию и дружелюбие. Она приблизилась к Наде и спросила:
– Я тут случайно услышала, что вы про Нью-Йорк рассказываете? Вы будете смеяться, но двадцать лет тому назад я была в Нью-Йорке и в Бостоне, читала даже лекции в Гарварде. Воспоминания остались у меня на всю жизнь. Готова поделиться с вами.
Надя вежливо ей ответила:
– У вас удивительно свободный русский язык, вы говорите без акцента. Мы с удовольствием послушаем о вашем пребывании в США, давайте только поближе к вечеру.
Чернокожая женщина, закатив глаза, улыбнулась и сразу же ответила:
– Хорошо, хорошо, извините меня, это все от местной тоски, спешить-то нам всем некуда. Между прочим, русский язык – мой родной. Она медленно проследовала дальше по коридору, а Галина Васильевна опять глубоко вздохнула и продолжила:
– Но вдруг, как «черт из табакерки» появилась в их квартире законная жена миллионера с тремя, я подчеркиваю, с тремя детьми. Она, оказывается, все это время жила в Лондоне, пока ее дети не окончили школу. А теперь сыновья и дочь захотели учиться в США и быть рядом с отцом. Короче говоря, бизнесмен представил жене Сашу как домработницу и, видимо насладившись по горло любовью с нею, отправил несчастную девушку домой, дав совсем немного карманных денег. Девушка, не веря до конца в такую ужасную реальность, все еще мечтая о продолжении праздника жизни, который был у нее в США, улетела в Москву. Она сняла однокомнатную квартиру. Родителей, естественно, ни в никакие детали не погрузила, не хотела их волновать.
– Ничего себе поворот в жизни для молоденькой девушки! Представить себе не могу.
– Вот именно. В Москве Саше реально пришлось выживать. Отец её тем временем ушел с работы на пенсию, стал болеть, почти все деньги уходили на его лечение. И мать, соответственно, тоже ушла с работы, чтобы ухаживать за ним. Но они были уверены, что их дочь – самостоятельный человек, которая всегда будет им во всем помогать. Однако денег им не хватало, отец и мать нуждались в дорогостоящих медикаментах, во врачах, в платных медицинских услугах. Саша навещала их, привозила деньги и подарки. Маме – наряды. Та часто посещала филармонию и всегда должна была быть на высоте. Папе дарила книги по истории, дорогие спиртные напитки. И обязательно она оплачивала родителям путевку в какой-нибудь санаторий. И родители были счастливы. А как же не быть счастливыми? У меня вот два сына, которые ничего подобного мне никогда не предлагали. Мне сейчас, слава богу, точно ничего от них не надо, лишь бы они со своими женами были счастливы.
– А чем эта Саша занималась?
– Она работала в шоу-бизнесе. Родители ее ждали с нетерпением – столько интересных рассказов и впечатлений! Личная жизнь, правда, у Саши не складывалась, но у нее еще было много впереди времени. Так пролетели почти пятнадцать лет.
– Пятнадцать лет?! Это же очень много! Особенно для женщины! Это большая часть жизни.
– И вот в прошлом году под весенние праздники приехала к ним любимая дочь, нагруженная коробками и подарками, отдала маме конверт с деньгами. На следующий день она пожаловалась, что в последнее время плохо себя чувствует, что очень страдает от страшной боли в области желудка, что никакие обезболивающие средства ей не помогают. Родители подняли все свои связи в медицинских кругах и отправили ее к лучшим врачам города. Диагноз ужасный – скоротечный рак в последней стадии, никаких операций, никаких «химиотерапий», жить остается ей в лучшем случае пару недель.
Надя побледнела:
– Мы же с вами договаривались, Галина Васильевна! Умоляю вас, не надо ничего говорить об онкологии.
– Да это же не об онкологии, это о любви… Короче, все были в ужасе. Саша, как оказалось, к врачам вовремя не пошла, наивно думая, что ее недомогание пройдет со временем. Ей все было некогда, да и денег не хватало. В итоге молодая женщина узнала слишком поздно о своем реальном заболевании. А бедные родители похоронили ее еще раньше, чем спрогнозировали врачи, – всего через шесть дней. Вы меня теперь спросите: как это у нее не было денег? Она же привозила с собой конверты с деньгами. Сейчас вам расскажу.
– Вы, Галина Васильевна, все-таки рассказываете больше о болезни, а не о любви. Я и так трясусь, а вы нет-нет, да напоминаете мне об этом.
– Что вы, Надя, я совсем о другом. Как оказалось, Саша ужасно бедствовала все эти годы. Путешествовала она в родной город в счет обещанных гонораров. Она работала, старалась, к своей пиар-деятельности прибавила уроки английского языка школьникам по выходным в кафе. У нее же английский язык был прекрасным! Работала Саша с артистами, музыкантами, устраивала им выступления и гастроли, у нее были отличные связи везде. Она ведь была опытным пиар-менеджером. Другой вопрос, что эти отношения по неясному ряду причин носили исключительно временный, зачастую одноразовый характер. Говорили потом, что ей всегда доставался какой-то мизерный процент от всей этой бурной деятельности, что нрав у нее был не идеальный (не умела прощать обид), что она никому не доверяла после своего печального жизненного опыта в юности. Еще бы, сначала жить в США с миллионером, а потом влачить, не знаю, как лучше выразиться, бедственное существование в Москве. Все деньги она получала «в серую», в конвертах, сколько дадут. А артисты наши – народ особый, не очень-то любят делиться как положено своими прибылями. Считали, что она и так будет довольна и счастлива.
– Конечно, ясно. Это же не Москонцерт, а частная инициатива. Значит на старте Саша не умела с ними правильно договариваться. И столько лет она продержалась в шоу-бизнесе? Видимо, не очень уж опытным пиар-менеджером она была.
– Нет, она умела договариваться, но стеснялась торговаться почему-то, мечтала сорвать джек-пот, как часто происходит в голливудских фильмах. А самой еле-еле хватало денег на аренду крыши над головой и на пару чашек кофе с булочками. Она была доброй дочерью и прекрасной подругой для тех, кто ее любил. Абсолютно все её жалели: артисты снисходительно отдавали ей свои вещи, одежду, подруги и коллеги одалживали деньги на мобильный телефон, на такси, на еду и прочие фантазии. Кстати, ее миллионер не помог ей ни одной копейкой, забыл о ней навсегда. Саша честно отрабатывала свой хлеб. Но в то же время она часто брала деньги в долг у знакомых и друзей, когда остро нуждалась, и при этом обязательно всем оставляла расписки. Суммы долгов были незначительные, зато расписок была уйма. Родителям она ничего об этом не говорила и у них она никогда не брала ни копейки. Перед самой смертью Саша одолжила деньги у тех, кто дал, и полетела на десять дней в свой любимый город Лондон. А вернувшись, еще раз обошла друзей и знакомых, рассказывая о своих грандиозных планах на будущее по организации концертов. Пожаловалась, что для реализации этих задач ей даже нечего надеть. Молодая женщина собрала у подруг «гуманитарную помощь» и приехала умирать к родителям, зная, что им хватит денег на ее похороны, папа и мама будут одеты, обуты, сыты, смогут посещать врачей, покупать лекарства, по крайней мере, несколько лет. Она была полностью уверена, что ее друзья – люди обеспеченные, никогда не будут судиться со стариками-пенсионерами из-за небольших сумм. Юристы им обойдутся дороже. Её друзья и знакомые, конечно, были в шоке от случившегося, но никто не потребовал возврата средств. Они выразили соболезнования ее родителям и попросили, чтобы те немедленно порвали и выбросили все договоры и расписки. Родители обо всех приключениях дочери узнали лишь после ее смерти. Вот такая бывает любовь к родителям…
Надя растерялась, но все-таки ответила:
– Да, это интересная и очень грустная история. С таким прекрасным образованием она могла бы официально работать и не нуждаться, могла бы выйти замуж, родить детей, осчастливить своих родителей. Ужасно жаль вашу Сашу…
– Я, Наденька, не берусь выступать кому-то судьей. Жизнь побила Сашу в юности за ее доверчивость, ну и, конечно, за желание жить беспечно и по-царски. Так прожить у нее не получилось.
К Галине Васильевне и Надежде опять подошла седая чернокожая женщина:
– Мне здесь очень одиноко. Может быть, вы включите меня в ваш «чат»? Надя и Галина Васильевна с удивлением и жалостью посмотрели на чернокожую больную женщину и почти одновременно ответили:
– Обязательно завтра вас выслушаем. Нам будет очень любопытно и интересно. Вам совсем не нравится в вашей палате, верно?
– Там убого и скучно… Чужие больные старые женщины, с которыми я не могу вообще разговаривать… Женщина медленно отправилась в свою палату, а Галина Васильевна, посмотрев по сторонам, огласила:
– Ой, а наша соседка-то, Екатерина, как раз 20 кругов протопала. Ну что, пошли обедать, девочки! Действительно, дежурная толкала перед собой телегу с обедом к их палате. Женщины потянулись за ней. Как и накануне, запах еды был навязчиво-кислым, своеобразным, а голос дежурной вполне дружелюбным:
– Девоньки, сегодня для вас щи боярские, тушенная капуста с кусочком рыбы хек, компот из сухофруктов. Для каких бояр готовили, я не знаю. Есть это совсем не вредно, а наоборот, полезно. Приятного вам, девоньки, аппетита! Женщины покрутили носом, но от щей, приготовленных неизвестно для каких бояр, не отказались. Только Тамара взяла все предложенные блюда. Она была голодна, ела с удовольствием, все было ей вкусно. Она повернулась к дежурной:
– Извините меня. Дайте, пожалуйста, двойную порцию второго блюда, раз остальные женщины отказались. После обеда Галина Васильевна, заснув на спине, сильно храпела, остальные женщины дремали с наушниками в ушах. Катя делала вид, что смотрит фильм, Тамара что-то читала и поправляла ученические тексты, приходящие ей на телефон. Надя вышла из палаты и позвонила мужу:
– Илюша, привет! У меня нет особых новостей. Спину стало как-то немного тянуть, но пока терпимо. Думаю, что это результат моей нервозности. Общения здесь хватает, даже не хочется вспоминать про работу и про сотрудников. А ты как «на хозяйстве»? То есть как это ты идешь в кино? С кем? А как же Дашенька? Я за дверь, а ты в кино? Вот ты даешь! Я же просила тебя. Кстати, ты помнишь, что должен принести мне завтра что-нибудь вкусненькое? Ладно… Целую тебя и Дашеньку. К вечеру в палату заглянул дежурный врач. Присутствующим женщинам он сообщил:
– Сейчас к вам в палату привезут еще одну пациентку. Как вы знаете, у нас все одноместные палаты предоставляются на коммерческих условиях, но их количество ограничено. Этой женщине отдельной палаты пока не хватило. Она жена какого-то чиновника или генерала, устроила нам только что грандиозный скандал. Если честно, то я вам сочувствую, но вы уж, пожалуйста, не выступайте, тем более что это бесполезно. Отнеситесь философски к своему пребыванию в больнице и к соседям по палате. Главное здесь – это лечение и долечивание, а все остальное, поверьте мне, – ерунда. До встречи завтра!
В палату вошла новая пациентка с нянечкой. По виду можно было решить, что шикарная дама средних лет на шпильках, в халате, подбитом белым искусственным мехом под кролика, с укладкой на голове собирается на какую-то частную вечеринку. Она осмотрелась и показала нянечке, куда можно положить ее баул необъятных размеров. Та с трудом подняла ношу, поставила баул на кровать и вышла.