Выше, чем облака

Ирис широко распахнула глаза, напуганная внезапной догадкой: всегда в подобных историях пытаются найти причину всех бед за околицей, совершенно забыв проверить собственные угодья, куда, кстати, девушке не было дозволено заглядывать.

Ирис беспомощно осмотрелась, словно кто-то мог откликнуться и дать дельный совет. Мысль, что драконы с легкостью обвинят ее во всех бедах, она постаралась отбросить, иначе остатки храбрости и тщеславия окончательно растворились бы, подобно снежинкам в море. Даже если сейчас она сбежит, то больше никогда не почувствует себя в безопасности. Укутанная в саван страха, девушка будет молить о том, чтобы удушающий кокон наконец-то разорвали острыми когтями, впивающимися точным ударом в спину и удерживающими в воздухе постепенно замирающее тело.

Ирис прикоснулась ко лбу. Только сейчас она обратила внимание на боль, причиняемую холодным обручем. Сожалея, что неприятное чувство не может послужить оправданием дальнейшего промедления, девушка стряхнула снег с волос и оправила капюшон. Все же, если повезет, уже завтра она будет дома, вспоминая обо всем как об озорном приключении, из-за которого почему-то пришлось изрядно понервничать. На мгновение снег стал темным от тени пролетевшего дракона. Волшебница с трудом вдохнула: новый день вступил в свои права – спрятаться не получится.

Теперь каждый шаг давался с трудом, а под снегом и вовсе, казалось, скрывался неровный лед. Ирис понимала: торопиться сейчас совсем не обязательно, но и промедление могло сыграть не в ее пользу. Головная боль стала невыносимой, однако снятие фероньерки волшебница мысленно прировняла к признанию собственной беспомощности и решила терпеть, пока не получится заглянуть в мешочек со снадобьями.

Приближаясь к пещере Лелайкиса, Ирис решила, что просто расскажет ящерам о своем открытии, найдет Мярра и потихоньку улетит с ним домой. Она старалась не смотреть на свежие отпечатки драконьих лап на снегу и закуталась в шубу, надеясь согреться, подобно полумифическим кенгурятам в сумках матерей, о которых она читала совсем маленькой, когда быть волшебницей означало лишь создавать маленькие чудеса всем на радость. Однако мороз крепчал, как будто произошла немыслимая вещь: кровь начала медленно остывать, превращаясь в лед, спаивающийся со стенками вен. В носу возник противный металлический запах.

Ирис сложила руки в молитвенном жесте и тихо прошептала просьбу: поскорее выбраться отсюда в целости и сохранности, пока еще есть возможность.

– Ну же, Ирис, ты побывала в чужих воспоминаниях и после этого хочешь сказать, что найдется передряга, из которой ты не выскользнешь? – Девушка хмыкнула, представив, как лихо уползает прямо из пасти Лелайкиса, а потом, как по ледяной горке, скатывается на попе в Великое море. Хоть это и доставило бы кучу неприятностей Мярру, но, возможно, ящеры восхитились бы ее дерзостью и простили.

Драконы привыкли к ней, как привыкают к птицам за окном, поэтому ее появление в пещере никто и не заметил. Лишь несколько рептилий лениво приподняли крылья и недовольно прищурили глаза, но ни одна чешуйка на их теле пока не дрогнула.

Пока.

Лелайкис дремал на своем ложе, свернувшись клубком, больше походя на иллюстрацию, чем на грозного Повелителя этого острова. Отстраненность оказалась обманчивой: левое ухо дернулось, а хвост тихо ударил по камню. Ящер грациозно изогнулся и заглянул в глаза Ирис.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – Из пасти дракона выпорхнуло облако пара, создавая невесомую завесу между ними, хотя сейчас им было нечего скрывать друг от друга.

– Я обнаружила место, откуда исходят искривленные энергии. Они чувствуются в западной части острова, но идут не оттуда, – девушка взяла паузу, чтобы подобрать нужные слова. Пальцы сами собой сжались в кулаки, как будто так было легче дать отпор. Не дожидаясь расспросов, она твердым голосом произнесла: – Я пришла к тому месту, где берет начало искривленная энергия, но я точно не могу сказать, что там происходит… – К концу фразы пыл сам собой иссяк.

– Что же ты умолкла? – Лелайкис говорил снисходительным, чуть устрашающим тоном, как разговаривает взрослый с расшалившимся ребенком.

Ирис сделала вид, что не заметила этого, тем более, из-за спины Повелителя драконов показался Мярр, одобрительно прикрывший глаза, без слов обещая вопреки всему встать на ее сторону.

– Сначала я хочу спросить: чувствуете, что я не сделала ничего дурного по отношению к Вам? Что ни разу не произнесла и самого безобидного заклинания, которое могло на что-то повлиять? – Ирис удивилась тому, как вмиг совладала с собственными страхами, просто слегка огрызнувшись.

Дракон выпустил когти и ударил хвостом:

– Неужели ты считаешь, я бы позвал тебя, если бы понимал, что ты способна на такие вещи?

Чрезмерная самоуверенность Лелайкиса передалась Ирис. Она не заметила, как сама рассердилась: зачем он позвал, заточил здесь, если ее выводы ничего не значат – драконам и так все давно известно наперед.

Не думая, чем это может обернуться, волшебница выпалила:

– Но Вы ведь не почувствовали, что это происходит в гнезде с яйцами. – Ей представилось, что со стороны она сама выглядит как дракон – надменная, всезнающая и непоколебимая в собственном достоинстве.

– Что ты хочешь сказать? – Зрачки Лелайкиса резко сузились, ничем больше он не выдал своего гнева. Его подданные насторожились, однако на мордах рептилий отразилось скорее недоверие, чем ужас. Мярр тревожно замотала головой, видимо, переживая больше об Ирис, чем о будущем рода. – Это слишком серьезное заявление.

– Можете не переживать, я не заглядывала туда. Проверяйте все сами. – Ирис уже пожалела о вызывающем поведении, но сменить тон в этот момент означало бы признать несуществующую вину и покорно сдаться на их милость.

Лелайкис, казалось, увеличился в несколько раз, но ни на миг не дрогнул. Он молча искал поддержки у остальных драконов, которые вдруг застыли, как гранитные статуи, – лишь слегка подрагивающие носы предупреждали, что все они живы.

Ирис почувствовала головокружение – она никак не ожидала подобной бесстрастности. Событие, которое должно было взбудоражить весь Кирзак и вызвать приступ бешенства, воспринялось как страшная сказка, ужасающая в момент рассказа и забывающаяся, лишь только прозвучит последняя буква истории.

– Может быть, это все-таки натворила она?

– Мы должны все проверить.

– Если это правда…

– Что будем с ней делать?

– Если она не причем…

– Ирис этого бы никогда не сделала! – Рявкнул Мярр, не открывая пасти, и тогда волшебница догадалась: между драконами завязался спор, не предназначенный для ее ушей, но она так привыкла к здешним энергиям, что запросто считывала мысли каждого из ящеров, поэтому такая предосторожность была совершенно бесполезной.

Волшебница постаралась таращиться на драконов с глупейшим видом и собиралась в нужный момент пожаловаться на воцарившееся молчание. Рептилиям не стоило знать, что девушке прекрасно известны все те кары, что грозят ей за злоупотребление доверием, если оно вдруг привидится хозяевам острова.

Однако, ее игра, похоже, была раскрыта самим Повелителем драконов.

– Значит, волшебница Ирис, ты все же не согласна со своей участью: превращением в пепел и преподнесению в качестве подарка Принцу Туллию? – Ласково обратился к ней Лелайкис.

– Это не доставит ему удовольствия: он предпочел бы Принца Пиона на блюдечке.

– Если бы дело не было таким серьезным, я бы власть посмеялся над тем, как ты здесь прижилась. Совсем не удивилась нашим планам насчет тебя и не спохватилась, услышав мой вопрос.

В пещере похолодало, резко запахло серой, будто вмиг погасло сто костров, а следом потянулся приторный аромат пачули и карамели. Ирис закрыла нос и рот ладонями, понимая всю тщетность жеста. Драконы были взволнованы, иначе вспышки хуррора не усилились бы до такой степени, а последствия влияния этого вещества на людей считались неизвестными.

Ноздри Лелайкиса расширились – очевидно подобное изменение обстановки не пришлись по душе и ему:

– Здесь никогда так не пахло… – Повелитель драконов встал на четвереньки и расправил крылья. – Не будьте ящерицами, успокойтесь!

Драконы последовали его примеру и застыли. Исчезли запахи и звуки, осталась только стужа и раскрашенные яркими красками ледяные скульптуры десятков свирепых рептилий, реалистичных настолько, что вряд ли такая маскировка могла кого-то обмануть. Ирис прижала пальцы к вискам от нелепости собственных умозаключений. Девушка без сил опустилась на землю, не замечая, как стучат ее зубы и дрожит каждая мышца. Чудилось, что все это происходит далеко-далеко – она лишь является сторонним наблюдателем, словно не ее тело сейчас могло запросто распрощаться с душой. На миг она почти почувствовала, как ее кости переламываются под когтями чуть прочнее алмаза.

Драконы вновь заспорили между собой, но болезненные удары пульса в ушах мешали разобрать хоть одно слово целиком. Ее взгляд бездумно переходил с собственных ногтей на маленькую трещинку в стене, затем на запекшуюся ранку дракона, так некстати портящую очарование персиковой чешуи, потом на один из шести шипов, венчающих хвост, переливающийся всеми оттенками черного цвета, ни один из которых девушке прежде не приходилось встречать… Каждое открытие представлялось чудным и стоящим долгого и скрупулёзного изучения – не грех и остаток жизни на это положить. Никуда не торопиться, ни о чем не думать… Стены дрожали от гула, перемежающегося с рычанием, а поваливший пар заполнил пещеру, вскоре лишив девушку возможности видеть хоть чуть-чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Мех давил на плечи, словно живые звери обвились вокруг ее хрупкого тела. Кожа покрылась липкой испариной, но у Ирис не хватило сил даже на то, чтобы поднять руку.

– Возьмем с собой! – Злобно или испуганно, – не разберешь! – но уверенно заявил кто-то, а следом толстый холодный канат перехватил девушку вдоль живота и закинул на небольшое и отнюдь не мягкое кожаное ложе.

ГЛАВА 4. ТЕНИ НА СТЕНЕ

Только попав на свежий воздух, Ирис пришла в себя и сделала бесплодную попытку успокоиться и быстро придумать, как следует вести себя дальше. Соскользнуть с безымянного дракона и нелепейшим образом скрыться от ящеров на их же собственном острове – эта возможность казалась снежинкой, упавшей на язычок пламени. Волшебница понимала, что может просто-напросто исчезнуть, не оставив после себя и дымки, если так будет угодно Лелайкису. Уцепившись за основание крыла и свернувшись калачиком на холке дракона, девушка крепко зажмурила глаза, предпочитая не смотреть вниз, а довериться собственным ощущениям.

«Так должно…» – упрямо повторяла волшебница про себя, догадываясь, что сейчас под ней очередной острый выступ скалы или обманчиво мягкие снежные подушки, под которыми могут оказаться холодные плоские камни. Неловкое движение, – полетишь вниз и разобьешься…

Она и помыслить не могла, какой именно тропой драконы летели к гнезду: на острове можно было запросто заплутать, просто приняв очередной поворот за конец пути. В какой-то момент девушка запрокинула голову, надеясь, что так ее лучше услышит Создатель и поможет справиться с неудержимым порывом начертить в воздухе спираль и сквозь нее улизнуть домой, если, конечно, забыть о том, что любое заклинание может обернуться против его же создателя по воле хозяев острова.

Край шубы затрепыхался от ветра. Безобидный звук, заставивший Ирис вскрикнуть от ужаса: через пару мгновений она точно узнает тайны Кирзака, занесенные сугробами. Волшебница зажмурилась еще сильнее, чувствуя, как видение перестает быть таковым, потому что дракон резко дернулся, сбрасывая ее с себя.

Девушка кубарем скатилась с гладкой, как ледяная горка, спины куда-то в темноту. Снег скрипнул на зубах. Холодная вода заморозила десны и небо, горло свело судорогой, и Ирис с трудом заставила себя дышать носом. Кое-где на одежде и сапогах появились мокрые пятна, как будто неподалеку от нее в неглубокую лужу плюхнулся камень, подняв сноп брызг.

Ирис съежилась от очередного шквала рычания и дроби гулких ударов, от которых на острове вот-вот могло начаться землетрясение. Оказалось, с повадками ящеров так же легко свыкнуться, как маленькому зверьку затеряться от хищной птицы в низкой траве. Остается только сжать лапки, вздрогнуть и отважно пискнуть, когда эта самая птица вонзает когти в плоть и поднимает в воздух.

Ирис толкнули на один из выступов, венчающих вход в пещеру. От удара затылком о камень все расплылось перед глазами, и теперь разноцветные акварельные пятна стали единой композицией с какофонией голосов в голове. Заламывая кисти рук и переминаясь с ноги на ногу, она почувствовала себя на помосте перед самой взыскательной публикой, которой подсунули пьяное и откровенное ярмарочное представление вместо интересного спектакля, наполненного глубоким смыслом и тончайшими аллюзиями на уродство окружающего мира.

Между тем, самый главный зритель, Лелайкис белой лентой вынырнул из гущи своих сородичей и, почти ткнув ее клыками в живот, отчетливо рыкнул:

– Пойдет с нами. – От легкого удара гигантского хвоста покатились мелкие камушки, больно резанувшие девушку по руке.

Ирис не успела ничего возразить, как снова таинственная сила с теплым дыханием и отсутствием запаха, дернула и толкнула в темноту. Потеряв последнюю связь с реальностью, волшебница, пошатываясь, зашагала следом за десятком пестрых драконов, скользнувших в темноту. Лишь изредка ей мерещился сочувствующий блеск знакомых янтарных огоньков, так похожих на сотни других, что, не ровен час, можно было перепутать. Ее крутило во все стороны, как целый ворох листьев, потревоженных ветром. Постоянно обо что-то или кого-то ударяясь, тело стало воспринимать подобное истязание как нечто само собой разумеющееся. Каждый удар отуплял, происходящее перестало вызывать какие-либо эмоции и мысли.

От постоянного мельтешения картинок затошнило так сильно, что Ирис рефлекторно прикрыла рукой рот. Глаза сами собой зажмурились, и на несколько минут стало гораздо легче: по неизвестной причине боль от ударов притихла, однако по левой ноге пробежал подозрительный холод, а следом невыносимо защипала икра.

Внезапно Ирис споткнулась об одного из драконов. Потеряв равновесие, она повалилась на его спину и чудом умудрилась увернуться от двух шипов, торчащих из крыла. В распахнувшиеся глаза ударил яркий до боли, металлический свет. Волшебница зажмурилась, а потом сквозь приоткрытые веки попыталась разглядеть его источник.

Первые секунды не было ничего, кроме раздражающего блеска, неестественного и непривычного, затмевающего собой все. Но, как и все однообразное, он быстро приелся и уже не мог ничем удивить. Девушка смогла различить многочисленные очертания овальных яиц, которые и излучали странное сияние. Гладенькие, украшенные тонкой черной росписью, они располагались в строгом порядке. На ум пришло сравнение с аккуратненькой коробочкой для яиц, изготовление которых в Лорении считалось особым искусством.

Ирис больше не смущал яркий свет, как и повисшая тишина, нарушаемая лишь грозными выдохами плотных клубов пара из распахнутых в удивлении драконьих пастей. Прикусывая от любопытства губы и теребя порвавшуюся шубу, гостья рассматривала гнездо драконов, в котором не было ничего загадочного или особо примечательного. Обыкновенная пещера, каких на Кирзаке десятки, за исключением того, что над ее убранством предки ящеров все же потрудились. Без выступов и сталагмитов, гладкое овальное пространство напоминало скорлупку, засыпанную травой и еще какими-то растениями, названия которых она припомнить не могла, но догадалась: расцветают они лишь среди песков Туксума. Из всех мест на острове здесь аромат хуррора был самым насыщенным: тяжелым прозрачным покрывалом он скрывал от посторонних яйца, не позволяя приблизиться к ним и на десять шагов.

Кончики пальцев чуть закололо, и волшебница пошевелила ими, надеясь отогнать причину новых тревожных ощущений: те самые ломаные линии энергий торчали иглами. Огромным морским ежом они перемещались по всему пространству, отскакивая от яиц вверх, чтобы вновь проткнуть скорлупу.

Она обернулась в сторону Лелайкиса – он был как огромное изваяние, вырезанное прямо изо льда. Только зрачок предательски менял форму, сообщая каждому, что впервые в своей жизни Повелитель драконов столкнулся с загадкой, на которую нет единственного правильного ответа. Его подданные притихли, смиренно выжидая решения, о котором каждый смутно догадывался, но озвучить или намекнуть не посмел.

Ирис растирала шею и попутно отталкивала от себя коварные, норовящие впиться, как комар в нежную кожу, энергии. На всякий случай она прокрутила в мыслях пару фраз, подчеркивающих ее непричастность к произошедшему и возможные причины случившегося. Одна из них показалась ей не столь ужасающей, сколь совсем неправдоподобной.

– Мярр, уведи! – Попросил Лелайкис будничным тоном. Его хвост изогнулся невероятным образом, обхватил девушку под коленями и, приподняв над землей, плавно перенес в сторону выхода из пещеры.

Второй хвост обвил талию волшебницы и закинул на спину. Ирис облегченно выдохнула и обняла Мярра за шею – она была вовсе не против поскорее убраться отсюда. В ответ дракон тихо дружелюбно зашипел, но вопреки ожиданиям остался на месте. Отстраненно, как будто все это было лишь игрой, правила которой ему не успели разъяснить, дракон повернул голову вправо и тотчас предельно внимательно – под пальцами девушка ощутила приподнявшиеся шершавые чешуйки, – стал наблюдать за происходящим.

Ирис не успела придумать объяснение таким резким перепадам настроения Мярра, как ее снова ослепили яркие лучи света. Теперь это были огромные языки пламени, охватившие все пространство гнезда, взмывавшие вверх, целясь и поражая острые иглы. Дюжина драконов поднялась в воздух и направилась прямо к источнику искореженной энергии, однако невидимый прозрачный барьер оттолкнул их назад.

Девушка сильнее вцепилась в Мярра, опасаясь, что ненароком ее могут поранить острым шипом или просто разрубить хвостом. Теперь ей не хотелось сбежать – в ней проснулась любопытство, присущее любому живому существу, когда оно едва начинает постигать мир, а стремление к знанию пересиливает животный страх неминуемой расплаты. Она вновь была маленькой девочкой, для которой даже смертельно опасные или до тошноты отвратительные явления становились лишь объектами наблюдения, частичкой будущей, совсем далекой, взрослой жизни.

Волшебница подмечала каждый жест Лелайкиса, командовавшего этим жутким действом. Порой в голове вспыхивали отдельные фразы его четких приказов.

Пламя кружило в воздухе, разгораясь с каждой секундой все сильнее, но жар совсем не ощущался. Каждая искривленная линия вспыхивала и исчезала, догорая дотла, как обычная спичка. Лелайкис выгнулся горбылем, воскресив в памяти знаменитого Предка, пусть поверженного, но и своим трупом внушающего такой ужас, что немедля было отдано приказание освежевать его до костей, обратив в самый главный и таинственный трофей островов.

Движения верховного дракона повторяли изображения, выложенные мозаиками на стенах самых старых зданий Ферла. Сколько раз она их видела: поблекшие и даже кое-где отколовшиеся, но, оказывается, они в точности следовали за прообразом. А глаза, сложенные из множества мелких камушков, драгоценных и простой гальки, передавали малейшую перемену в настроении и нарастающую ярость древнего существа.

Повелитель драконов бросил на своих подданных странный взгляд, на миг показавшийся скорее жалким, чем усмиряющим. Мярр, напротив, вытянулся и чуть не загородил крыльями обзор. Пещеру заволокло черным дымом, точно благовония, которыми лекари щедро окуривают больных перед болезненными процедурами, а потом разрезают или вправляют конечности.

Глаза девушки заслезились, и картинка вновь стала смазанной, будто смотришь на разворачивающиеся события сквозь запотевшее стекло. Не имея возможности что-то рассмотреть, волшебница, хотела уже тихонечко сползти со спины дракона. В нос ей ударил запах, похожий на тот, что доносится со сковороды, щедро наполненной поджаривающимися мясом и яйцами.

– Мярр, они, похоже, что происхо… – в панике Ирис соскочила на землю. Слова, обращенные к неподвижному Мярру, повисли в воздухе.

Незаметно привыкнув к дыму, Ирис различала скованные движения рептилий, вставших на задние лапы и расположившихся вокруг гнезда маленькими группами, возвышающегося над ними в полете Лелайкиса, а еще блики кроваво-алого огня, направленные… прямо в гнездо.

«Наверное, это способ прекратить потоки энергии. Не могут же они…» – обессилев, девушка прислонилась спиной к теплой стене. Не понимая, как на все это реагировать, волшебница попыталась предположить, что произойдет дальше, но все мысли сводились к одному: драконы не пощадили собственное гнездо – после такого огня от него и пепла не останется. Это одна из трех самых священных вещей для них, наряду с памятью о Предке и хуррором, которым они, не раздумывая, пожертвовали.

Впервые девушка почувствовала себя здесь в настоящей ловушке: запертой в домике не просто с прозрачными, но и весьма податливыми стенками, повторяющими каждый изгиб тела узника, но не выпускающими на волю. К своему ужасу Ирис ощутила, что от запаха впервые за весь день у нее разыгрался аппетит. К горлу подкатил тугой комок. Согнувшись, она попыталась отдышаться, но вместо этого ее стошнило. Вытирая рот, Ирис уже равнодушно отметила, что пламя над гнездом угасает, и драконы просто наблюдают за ним. Кислый привкус во рту и саднящее горло заставили волшебницу отойти в сторону, чтобы не вызвать подозрений в бегстве и, махнув рукой на приличия, попытаться, отплевываясь, избавиться от малоприятных ощущений. По низу живота прошел сильный спазм, от которого девушка согнулась пополам и начала жадно хватать ртом воздух. Перед внутренним взором появились горящие корабли пелагейцев со сваленными на верхней палубе обугленными скорлупками и обгоревшими драконьими скелетиками.

Волшебница запрокинула голову и уставилась в гладкий, сотни лет назад обожжённый пламенем, свод. От бывшего гнезда пошел привычный запах хуррора, который загасил своей мощью остатки искривленной энергий. Драконы опять напряженно совещались о чем-то, однако девушка изо всех сил постаралась не подслушивать их разговор. Увиденное не просто напугало: оно лишило каких-либо сил и начисто избавило от стремления повлиять на происходящее. На глазах девушки произошло немыслимое. Теперь осталось осознать случившееся и загнать эти жуткие воспоминания на задворки памяти – завалить разным бытовым «мусором» и спокойно жить дальше. Только сначала нужно выбраться из этой удушающей ловушки…

…Она стояла на обрыве скалы, нависающей над гнездом. Белая бурлящая мыльная пена поглощала в себя пепел, хворостинки и останки, пожирала их, синея, и вновь принималась за свою замысловатую игру, выплевывая искры, столь похожие на свечение, некогда исходящее от яиц. Пряный запах больше не сбивал с мыслей: волшебница свыклась с ним и находила успокаивающим. Это было совсем не похоже на вуаль времени. Сюда хотелось войти, как в теплую ванну, и тихонько покачиваться в хлопьях, прислушиваясь к треску пузырьков.

– Пришла в себя? – рыкнул Мярр, сильнее сжимая хвост вокруг ее икр.

Только теперь Ирис вспомнила, как драконы оттащили ее от стены. Она не сопротивлялась, лишь погружалась в густой туман, почти теряя сознание, но немыслимым образом заставляла себя вновь и вновь выискивать, за что можно зацепиться и вернуться в реальность.

– Угу… – Ирис с трудом обернулась, но все же зачем-то сумела изобразить на лице некую пародию на улыбку.

Боковым зрением девушка уловила, как страх в глазах драконов сменяется изумлением. Они уставились на нее, вновь вернув себе нарушенное прежде единство, став одним грозным пестрым питоном. Волна хуррора взметнулась позади девушки вверх и с треском миллиардов лопающихся пузырьков пены вновь опала и превратилась в гладь.

Лелайкис приблизился вплотную. На его чешуе будто переливались миниатюрные радуги, отчего он больше не казался страшным монстром, а лишь порождением сказок для маленьких девочек. Волшебница отражалась в его янтарных глазах, как мошка, которая случайно оказалась в жирных пластах смолы – вряд ли впереди что-то страшнее, чем сожжение заживо. Но неужели в них застыла еще и мольба? Этого вовсе не может быть.

Повелитель драконов согнул шею и опустил голову. Его подданные повторили этот жест. Ирис на всякий случай сделала то же самое, сообразив, что это символ скорби, но внезапный хриплый рык Мярра, которым он обычно выражал недовольство, сбил с толку.

– Волшебница Ирис, – голос Лелайкиса звучал торжественно, но в нем легко можно было различить неожиданные нотки страха. – Мы умоляем Вас о великой милости…

Девушка плотнее запахнула дырявую шубу, представив, что это железная броня, – на острове не существовало милости или волеизъявления, а лишь повеления Лелайкиса. Мярр сел рядом с ней и сурово засопел.