
Полная версия
Преклоняя колено
Ричард задумался. Он часто вспоминал ту девушку с ярмарки, ее волосы цвета спелой пшеницы, ее ангельское личико, её смех, который, казалось, оживлял все вокруг. Сколько ей было? На вид лет 16? Сейчас ей уже почти 18. Прошло почти полтора года. И хотя он понимал, что его чувства могли быть просто мимолетным увлечением, образ этой девушки, сияющий своей невинностью и красотой, не давал ему покоя. Возможно, нарушение королем древней традиции, не вступать в брак на службе, открывало новые возможности. Ведь и отец Ричарда, нарушив аналогичное правило, в свои сорок лет выбрал в жены девушку из простонародья, и это не помешало его счастью и процветанию рода. Может, и Ричарду повезет, и он сможет найти ту юную красавицу, образ которой не дает ему спать ночами.
Два года – это значительный промежуток времени, и за это время многое изменилось. Мира подросла, стала более серьезной, проявила глубокий интерес к науке и истории. Часы, проведенные за книгами, наполнили ее знаниями о древних цивилизациях, культурных особенностях разных народов и значимых исторических событиях. Она увлеченно изучала карты, исследуя географию и маршруты великих путешественников, а также читала множество других книг, погружаясь в мир знаний и открытий. Её увлечение не ограничивалось только наукой; она также научилась превосходно вышивать, создавая настоящие произведения искусства из ниток и тканей.
Однако ожидание бракосочетания стало для нее настоящим испытанием. Мира не испытывала ни малейшего желания выйти замуж за короля, и это чувство только усиливало её внутренние переживания. Она понимала, что это не просто свадебное торжество, а шаг в новую жизнь, который она не хотела делать. Дания как и обещала, не оставляла Миру без внимания. Она следила за тем, чтобы сестра готовилась к замужеству, становилась более нежной и покорной. Ее внимание, полное заботы и любви, не прошли даром: Мира превратилась в истинную леди, обладая не только внешней красотой, но и внутренней силой.
Артур оберегал дочь как зеницу ока. Он трепетно исполнял любые её желания, будь то роскошные платья из дорогих тканей или украшения от лучших ювелиров графства. Каждые три месяца в их замок приходили гонцы с депешами от короля, рассказывая о его необычайных путешествиях и интересных местных достопримечательностях. Мира с тоской декламировала исписанные листы, затем неторопливо складывала письма и прятала их в свою шкатулку, как проклятые сокровища. Каждый раз, когда она примеряла очередной подарок от короля – золотое украшение, инкрустированное драгоценными камнями, – она чувствовала, как её сердце наполняется смешанными чувствами: восхищением и тревогой.
Вот и сейчас, держа в руках очередную королевскую буллу, Мира замерла, прочтя текст до конца. В её душе поднялась волна эмоций, и она подняла печальный взгляд на улыбающегося отца.
– Прекраснейшие новости! – воскликнул Норфолк. – Король уже в пути. Через каких-то шесть месяцев они достигнут Юго-Востока, а там и до графства рукой подать!
Дания, сидя рядом, с улыбкой посмотрела на Миру, но та не могла скрыть своего расстройства. Сжав её ладонь, Дания сочувственно посмотрела ей в глаза.
– Ну же, улыбнись, милая, – прошептала она, стараясь поддержать сестру.
– Улыбнуться? – Мира почувствовала, как слёзы наполнили её глаза. – На седьмой месяц мое день рождения, Дания. Мне исполнится восемнадцать, и мне придется выйти за короля, – прошептала она, и в её голосе звучала безысходность.
– Дорогая дочь, я хочу, чтобы ты выглядела прекрасно, – граф с улыбкой подошел ближе. – Почему у тебя слезы на глазах?
– Я так взволнована, папа, – солгала Мира, и из ее глаз ручьем потекли слезы.
– Моя дорогая, пожалуйста, прекрати это! – Артур сел рядом с ней и обнял дочь, а она продолжала рыдать. – Боги, что случилось?
– О, папенька! Если бы ты знал, что я чувствую, – сквозь слезы говорила Мира.
– Отец, можно мы отправимся в свои покои, думаю, Мире нужен отдых. Она слишком утомилась.
– Конечно, конечно. Я распоряжусь, чтобы ужин подали в ваши покои.
– Благодарю, – Дания обняла Миру за плечи, и они торопливо удалились.
Уже в комнате Мира разрыдалась в подушку, сотрясаясь в судорогах, не в силах остановиться.
– Не сокрушайся так, милая, – Дания поглаживала сестру по спине. – Все будет хорошо, вот увидишь.
– Почему он выбрал меня? Этот проклятый граф! Почему не ты, Дания?
– Я не знаю, – растерялась Дания, пожав плечами.
– Знаешь! Почему я? Я не желала стать избранницей короля так сильно, как желала это ты. – Девушка села в постели, подминая подушки к согнутым ногам.
– Это решение графа. Никто не в праве осуждать его выбор.
– Ты обманываешь, Дания. Почему я, а не Софья? Ей ведь уже 18, она могла уйти с ними в поход! Почему не ты? Ты так этого хотела! Ты бы уже родила правителю престолонаследников и купалась бы в любви и заботе!
– Таково было решение Ричарда. И перестань плакать!
Дания, с усилием сдерживая собственное волнение, грубовато вытерла слезы с покрасневших щек младшей сестры. Ее голос, хотя и был строг, но все же дрожал от переживания. В комнату вошла Софья, встретившись взглядом с Данией, девушка тут же поняла всю суть трагедии. Она мягко опустилась на постель рядом с Мирой, нежно поглаживая ее всклокоченные, мокрые от слез волосы.
– Мира, дорогая, – ласково начала Софья, стараясь говорить спокойным, успокаивающим тоном, – не будь столь опрометчива. Ты даже не знаешь этого человека, не представляешь, каков он на самом деле. Этот брак… он решен, и сопротивление может иметь ужасные последствия. Не только для тебя, но и для всей нашей семьи.
Мира, отчаянно рыдая, уткнулась лицом в подушку. Ее плечи сотрясались от рыданий, словно измученная птица в клетке.
– Я лучше умру, чем стану его женой! – выкрикнула она, голос ее был хриплым от слез. – Я не хочу! Этот… этот король… он ужасен! Я слышала слухи, что он… жесток и деспотичен!
– Что ты мелешь, Мира?! – Дания, до предела измотанная этой сценой, взорвалась. Ее терпение лопнуло. – Ты совсем с ума сошла? Сейчас же я расскажу отцу, и он тебя накажет! Ты представляешь, какие последствия могут быть?! Отказ от королевского брака – это не просто неповиновение, это государственная измена, оскорбление короны! Это грозит нам всем бедой! Даже смертью!
– Пусть наказывает! – всхлипнула Мира, не переставая рыдать.
– Ну, сама напросилась! – Дания, взбешенная непослушанием сестры, вскочила с постели, готовая броситься к отцу, но тут Софья ее остановила.
– Постой, Дания! – Софья схватила сестру за руку, стараясь ее удержать. – Нам нужно успокоиться. Крики и угрозы ничего не решат. Наоборот, могут все усугубить. Будь благоразумной.
Дания, тяжело дыша, все же остановилась. Софья отпустила ее руку и девушка нервно заходила по комнате, потрясенная отчаянием и непослушанием Миры.
– Подумай о нас, Мира, – продолжала Софья, стараясь говорить мягко, но твердо. – Что будет с отцом? Он уже так много сделал для нас, а теперь этот брак… это его надежда обеспечить будущее нашей семьи! Если ты откажешься, нас ждет разорение, позор, изгнание…
– Отец… отец не любит меня! – всхлипнула Мира, словно это было неоспоримым доказательством. – Разве может любящий отец, отдать замуж дочь за этого… этого старика?!
– Нет, Мира, это не так, – Софья прижала Миру к себе, пытаясь передать ей свою поддержку и любовь. – Отец желает тебе только счастья. Он просто… он верит, что этот брак обеспечит тебе безопасность и достойную жизнь. Он смотрит на вещи с позиции главы семьи в непростые времена, и королевский брак, пусть даже с нелюбимым, – это гарант нашего благополучия. Подумай о том, как много молодых девушек мечтали бы оказаться на твоем месте. Для многих это было бы несбыточной мечтой – стать королевой! Это большая честь, Мира, это судьба!
Мира, отстранившись от Софьи, посмотрела на сестер, её лицо было искажено страданием и отчаянием.
– Судьба? – прошептала она, голос её был полон горечи. – Если это судьба, то она жестоко издевается надо мной!
Софья и Дания обменялись обеспокоенными взглядами.
Внезапно, как порыв ветра, вспыхнула и столь же быстро угасла любовь Дании и Гертона. Их роман, начавшийся с первого взгляда, был вихрем чувств, бушевавшим в тихой гавани гончарной мастерской. Гертон, высокий и статный юноша, сын местного гончара, обладал тем обаянием, которое способно было покорить любое девичье сердце. Он дарил Дании полевые цветы, собранные за околицей, его поцелуи были нежны, а слова – словно мелодичные струны, ласкавшие её душу. В тайне, под покровом ночи, они встречались среди глиняных горшков и кружек, создавая свой собственный, хрупкий мир, полный надежд и обещаний. Их объятия были не только физическим единством, но и молчаливым признанием в любви, крепкой и настоящей, несмотря на запретность и тайну.
Однако их идиллия была хрупкой, как тонкий фарфор. Софья, средняя сестра Дании, выследила влюблённых. Вспышка гнева осветила гончарную мастерскую ярче, чем любые свечи. Неистовый скандал между сестрами, разразившийся в ночи, сотряс стены мастерской. Софья, в порыве ярости, обвиняла Данию в бесстыдстве, угрожая рассказать отцу обо всём. Дания, заливаясь слезами, умоляла о молчании, признаваясь в своей любви к Гертону и решимости выйти за него замуж. Страх перед отцовским гневом и общественным осуждением, заставил сестер заключить тайный договор о сохранении секрета. Они надеялись, что смогут подготовить почву для объявления о помолвке, что Гертон, собравшись с духом, попросит руки Дании у ее отца. Дни пролетели в сладком ожидании и тайных встречах. Однако судьба распорядилась иначе, вмешавшись в их жизнь с жестокой неопределенностью.
Война, как грозовая туча, нависла над королевством. Гертон, горячий патриот и отважный воин, добровольно пошёл на службу королю, оставив любимую в ожидании. Письма приходили редко, но те что доходили были полны надежды и обещаний скорой встречи, но вместо встречи, пришла весть о его гибели. На поле битвы, в гуще сражения, Гертон получил смертельное ранение. Эта новость словно удар молнии поразила Данию. Она потеряла сознание, упав в обморок, и пролежала без чувств целый месяц, истощенная горем и физически ослабевшая. Ночи наполнялись слезами, а дни – мучительной тоской по ушедшему возлюбленному. Ее здоровье было сильно подорвано, врачи опасались за её жизнь. Ее состояние вызывало беспокойство у всех, кто её окружал, включая Софью, которая чувствовала угрызения совести за свою роль в этой истории.
Вскоре после этого пришла новая весть, ещё более неожиданная. Их отец объявил о желании короля заключить выгодный политический брак и взять в жены одну из его дочерей. Дания и Софья озадаченно размышляли, что будет дальше и какой позор ожидает отца, если прибывший в графство генерал Ричард расскажет их отцу о невинности старшей сестры.
Хрупкое здоровье Софьи, выражавшееся в постоянной бледности и мучительных мигренях, вызывало беспокойство у всех домочадцев. Слабый иммунитет девушки, возможно, был следствием наследственной предрасположенности или перенесенной в детстве оспы. Именно это обстоятельство не ускользнуло от внимания Ричарда. Его взгляд, острый и проницательный, словно сканировал окружающих, останавливаясь на каждой из сестер.
Мира сразу приглянулась Ричарду, полная противоположность Софье, отличалась румяным цветом лица, жизнерадостностью и непокорным характером. Ее острый язычок и независимый дух сразу же привлекли внимание генерала. Ричард, очарованный её красотой и силой характера, наблюдал за Мирой с явным интересом, изучая её манеры, слушая её разговоры, словно пытаясь разгадать сложную головоломку.
И так, выбор пал на младшую из сестер – и это поставило Норфолка перед сложным выбором, который мог привести к серьёзным политическим последствиям. Мира не желала повиноваться отцу и противилась этому браку.
Узнав о планах отца выдать её замуж за короля, Мира устроила грандиозный скандал. Ее слезы, крики, истерика, привлекли к себе внимание всех служанок, сестер, и, наконец, самого Артура. В тот момент казалось, что весь дом сотрясался от бури протеста Миры, которая категорически отказывалась связывать свою жизнь с королевским двором, предпочитая свободу и независимость. Ее решимость была непоколебима, и отказ был окончательным.
Спустя месяц после зачитанного Мирой письма о возвращении короля из похода, Софья почувствовала резкое ухудшение состояния. Высокая температура и нестерпимые головные боли быстро прогрессировали. Прибывший лекарь диагностировал у девушки брюшной тиф. Несмотря на все усилия, Софья скончалась через два дня, не выдержав высокой температуры и испытывая невыносимую боль. Смерть Софьи стала тяжелым ударом для всей семьи. Граф, поглощенный горем, погрузился в глубокую депрессию. Он проводил долгие часы у камина, ища утешения в алкоголе, его лицо отражало немыслимую печаль.
Однако трагедия не закончилась смертью Софьи. Через несколько дней после похорон средней дочери, заболела и младшая – Мира. Болезнь, возможно, была связана с ослабленным иммунитетом, обусловленным постоянным стрессом из-за помолвки. Спустя неделю мучительных страданий и безуспешного лечения, умерла и Мира. Бракосочетание было отменено. Смерть двух дочерей в такой короткий срок окончательно сломила графа. Он утратил веру в Бога, утопая в вине и отчаянии. Алкоголь стал его единственным способом заглушить боль и горечь утраты. Жизнь графа Артура превратилась в бессмысленное существование, и потеря двух дочерей привела к утрате всего. Проиграв в карты значительную часть своего состояния, он потерял не только деньги, но и уважение окружающих. Его внешний вид стал отражением его внутреннего состояния: он был бледен, изможден и потерял всякое подобие прежнего облика.
Дания безуспешно пыталась спасти отца от полного морального и финансового краха. Видя тщетность своих усилий, она приняла решение покинуть отчий дом, надеясь найти работу и обеспечить себе хотя бы скромное существование.
Узнав о кончине невесты, король стал холоден и безразличен ко всему. Через три месяца путешествие завершится, и все, что его ожидало – это все та же холодная постель и отсутствие престолонаследника.
Ричард, получив письмо о смерти избранницы короля, немедля седлал коня и отправился в графство Норфолк.
Сорванец в грязной ободранной одежонке выбежал навстречу всаднику, подхватив узду его уставшего коня. Ричард, спешившись, бросил монетку мальчику, который, с радостным визгом, поспешил увести загнанного животного в стойло, где его ждали другие лошади, также измученные долгими путешествиями. Улицы графства были тускло освещены настенными факелами, которые лишь изредка мерцали в ночной тьме, создавая мрачную атмосферу. Каждый уголок этого места казался угрюмым, словно сама природа скорбела о судьбе несчастных жителей, которые переживали трудные времена, полные лишений и страданий.
У таверны, обшарпанной и потемневшей от времени, стояли двое мужчин, явно находившихся в состоянии опьянения. Они громко смеялись и обсуждали что-то, но Ричард, не обращая на них внимания, решительно зашел внутрь, где воздух был пропитан запахом дешевого пойла и жареного мяса. Корчмарь, здоровенный мужик с залысиной и грязным фартуком, сразу же предложил ему выпивку, но Ричард не обратил на это внимания. В его мыслях были лишь заботы о графе Норфолке, которого он искал.
– Где я могу найти графа Норфолка? – спросил он, пронзительно глядя на корчмаря.
– А что его искать… – расхохотался тот, указывая на дальний угол зала. – Вон ваш граф сидит. Уж пятую кружку осушил.
Ричард обернулся и не узнал Артура. Изменения были поразительными. Седина покрыла его виски, под глазами виднелись глубокие тени, а лицо осунулось, словно высохло под палящим солнцем. Всклокоченные волосы и грязная одежда окончательно добивали всю картину, превращая когда-то элегантного мужчину в жалкое подобие человека. Это было не просто разочарование, это был удар по всем его надеждам.
– Угости-ка выпивкой, милый человек! – пробормотал Норфолк, протянув Ричарду деревянную кружку. Однако та тут же отлетела в сторону, когда Ричард, не сдержавшись, ударил ладонью по столу.
– Что ты вытворяешь, безумец! – прорычал он, схватив графа за воротник и выволакивая его наружу.
На улице воздух был свежим, но холодным, и это лишь слегка взбодрило Артура. Ричард встряхнул графа, пытаясь вернуть ему хоть каплю разума.
Граф лишь всхлипнул и пробубнил, что-то невнятное. Ричард, не теряя времени, водрузил ослабленное тело Артура на спину своего коня, словно это был лишь мешок с сеном, и, не оглядываясь, направился в графство. Позже, вместе с единственной оставшейся служанкой, он отнес графа на верхний этаж, где бросил его на кровать.
Служанка, несмотря на всю печаль, которая витала в воздухе, благодушно взялась за заботу о хозяине. Затем она подготовила скромные покои для Ричарда, который также нуждался в отдыхе после долгой дороги. От былой роскоши этого места остались лишь воспоминания, но даже они напоминали о том, как когда-то здесь царила жизнь и радость.
– Постой, – остановил служанку Ричард, когда та принесла тазик с теплой водой, чтобы гость мог умыться.
– Да, сэр, – ответила она, слегка смущенная его серьезным тоном.
– Что стало со старшей дочерью, Данией? – спросил он.
– Она покинула имение, Ваше сиятельство. Неизвестно, где она, – произнесла служанка, ее глаза наполнились грустью.
– Знаешь ли ты, кто стоит перед тобой? – Ричард подошел к ней, взяв ее за локоть, от чего вода в тазике немного расплескалась, намочив ее платье. – Живо! Говори, где леди! – приказал он, и служанка, растерянная и напуганная, едва могла найти слова.
– Простите меня, Ваше сиятельство, – произнесла она, ее голос дрожал от страха. – Она в поместье Карсонов работает прислужницей, учит деток языкам. В нескольких милях от графства.
Ричард отстранил служанку и быстро сбежал по лестнице. С владельцем он был знаком лично. Он вскочил на своего коня и, не щадя сил, проскакал несколько миль, пока не достиг поместья Карсонов. Это было небольшое, но уютное место, окруженное зелеными лужайками и цветущими садами.
У ворот его встретил слуга с факелом в руке. Сильный ливень, который не прекращался с самого утра, затруднял разглядеть лицо гостя, но стоило Ричарду представить себя, как ворота тут же распахнули, и графа пригласили в особняк.
– Вы не представляете, граф, как сильно я благодарен видеть вас гостем в моем скромном жилище, – лепетал толстяк с узенькими глазками, его лицо светилось радостью, но Ричард не мог отвлечься от своих мыслей о Дании.
– Благодарю, Аарон. Позволь узнать, тут ли трудится единственная из выживших дочерей Норфолка, Дания?
– Все верно, леди Дания живет и работает здесь, – улыбнулся Аарон, но Ричард не обратил внимания на его радушие.
Дания проснулась рано, когда первые лучи солнца пробились сквозь занавески ее уютной комнаты. Она потянулась, стараясь прогнать остатки сна, и, собравшись, спустилась вниз, чтобы позавтракать. В кухне стоял аромат только что испеченного хлеба.
– Что там за шум, Глори? – спросила она, поправляя белый передник и пытаясь укротить непослушные локоны, которые выбивались из ее прически. В этот момент в кухню вбежали двое детей – Эзра и Джаспер, 10 и 11 лет. Они, смеясь и толкаясь, начали бегать вокруг стола, играя в салочки, что создавало атмосферу веселья и легкой неразберихи.
– Граф пожаловал. Свалился как снег на голову посреди ночи, – произнесла Глори, поднимая подол своего платья, чтобы не споткнуться о детей.
– Эзра! Джаспер! Ну-ка марш в обеденную и прекратите бегать! – прикрикнула Дания, чувствуя, что ей нужно взять ситуацию под контроль. Дети послушно вышли, но как только дверь захлопнулась, в кухне снова послышался детский смех и топот маленьких ботиночек по деревянному полу.
– Негодники! – с улыбкой произнесла Дания, наблюдая за их шалостями.
– Ты бы с ними по жестче, дорогая, – намекнула Глори, подмигнув ей.
– Ты сказала, граф пожаловал. Какой граф? – Дания подошла ближе, отламывая кусочек хлеба и кладя его в рот.
– Граф Ричард Дэвон, а что? – ответила Глори, поправляя свои волосы.
– Как, граф Ричард? Ведь они же еще не вернулись! – воскликнула Дания, удивленная новостью.
– Ну вот, он вернулся. Как видишь, – с загадочной улыбкой произнесла Глори, поднимая поднос с угощением. Дания открыла было рот, намереваясь задать еще один вопрос, но Глори уже исчезла в коридоре.
Тем временем в чайной комнате Ричард сидел за столом. Он выглядел несколько утомленным и изможденным.
– Прошу, Ваше сиятельство, желаете ли вина? – с улыбкой спросила Глори, входя в комнату с подносом, на котором красовались бокалы с местным вином.
– Нет, спасибо, Вы очень добры, – ответил граф, явно находясь в плохом расположении духа.
– Напрасно, напрасно, граф. Наше вино лучшее среди местных виноделен, – заискивающе произнес хозяин поместья, входя в комнату следом за Глори.
– Прошу простить меня за неожиданный визит, но дело безотлагательное, и мне более не хотелось бы оттягивать аудиенцию с леди. Не на секунду, – добавил граф, и в его голосе прозвучала настойчивость, которая не оставляла сомнений в серьезности его намерений.
– Ох, да, разумеется, – поспешил ответить Карсон. – Глори, будь любезна, пригласи леди Норфолк.
– Слушаюсь, – девушка упорхнула.
– Еще раз приношу свои извинения. – Ричард устало закрыл глаза и потер лицо ладонью.
– Ничего страшного. Мы гордимся даже минутой вашего присутствия в этом доме. Пожалуйста, угощайтесь. Потом, если пожелаете, мы поговорим с вами. Мой дом находится в вашем распоряжении.
– Благодарю.
Карсон, закрыв за собой дверь, исчез из поля зрения. Ричард поднялся с кресла, подойдя к окну, чтобы насладиться восходом солнца, окрашивающего небо в багряные и золотистые тона. Окна чайной комнаты выходили на пышный сад, казавшийся унылым и безжизненным. Внезапный скрип двери за спиной заставил генерала обернуться. Перед ним стояла Дания, но не та юная девушка, которую он помнил. Время, словно неумолимый скульптор, изменило её черты, придав им женственность и глубину. Она стала воплощением хрупкой красоты, подобной фарфоровой кукле, но её глаза говорили о пережитых страданиях – глубокие, печальные, с тёмными кругами под ними, свидетельствующие о бессонных ночах и душевной боли. Тёмно-синее платье, элегантное и строгое, подчёркивало её изящную фигуру, но не скрывало дрожь в её руках и быстрое, прерывистое дыхание. На её глазах накапливались слёзы, вот-вот готовые пролиться потоком.
Ричард почувствовал внезапный прилив жалости и нежности. Они медленно приблизились друг к другу, и он, не задумываясь, обнял её, позволяя слезам свободно течь по её лицу. Её тело содрогалось от рыданий, а он, шепча успокаивающие слова, прижимал её к себе всё крепче.
– Ну, ну. Тише, леди, – говорил он мягким голосом, гладя её по волосам. – Не плачьте. Всё хорошо. Всё позади.
Но её рыдания не утихали. Ричард осторожно отстранил её, нежно приподняв её подбородок. Он достал из кармана белоснежный шёлковый платок, аккуратно вытирая слезы с её разгорячённых щёк.
– Мне так жаль, – прошептала Дания, голос её был еле слышен, прерываясь от рыданий.
– Мне тоже, – ответил Ричард, вновь притягивая её к себе.
В его объятиях, окружённая теплом и безопасностью, Дания постепенно успокоилась. Её дыхание выровнялось, и напряжение, сжимавшее её плечи, начало ослабевать.
– Прошу вас, не серчайте на меня, – прошептала она, голос её был полон раскаяния.
– Я ни в чем не виню вас.
– Король в гневе? – спросила она.
– Он огорчён и скорбит. Так же, как и все мы, – ответил генерал.
– Ох, это случилось так мгновенно. Я не в силах была помочь.
Девушка подошла к роскошному бархатному дивану, погружаясь в мягкие подушки. Ричард налил ей воды в изящный хрустальный бокал, и она медленно выпила её, стараясь взять себя в руки. Он сел рядом, выглядя усталым и измученным. Бессонная ночь, тяжёлое путешествие и грозящая королевству буря оставили свой след на его лице.
– Никто не ожидал этого, – устало вздохнул Ричард, опустив голову.
– Я знаю… Я обещала вам… – начала Дания, но Ричард перебил её.
– Забудьте, – сказал он, внимательно глядя ей в глаза. В его взгляде не было осуждения, только глубокое сочувствие и понимание трагедии, разрушившей ее жизнь.
Глубокая тишина повисла между ними, прерываемая лишь тихим шелестом штор и едва слышным стуком часов. Дания чувствовала себя растерянной. Ее заплаканные глаза и длинные мокрые ресницы, была воплощением хрупкой красоты, вызывающей одновременно нежность и желание. Его взгляд, невольно, задержался на её губах, полных невысказанной боли. Только сейчас, наблюдая за ней, Ричард осознал всю глубину её красоты. И все таки как жаль, что она не подошла, – подумал генерал.