Всемирная история. Том 3. История Сицилии, Карфагена и Евреев

Он слишком поздно, но жестоко ощутил опасность этой системы. Его наемные армии, не связанные никакими узами, не способные быть вдохновленными любовью к родине, были грозны только в времена процветания. В моменты неудач эта ненадежная сила не могла противостоять атаке народа, чьи легионы, состоящие из граждан, не знали ни уныния, ни дезертирства и сражались с постоянством и пылом, которые дает только любовь к национальной славе.

Как только наемные солдаты видели неопределенность исхода или задержку жалования, они часто переходили на сторону врага. Поэтому Карфаген после своих поражений всегда смиренно просил мира, тогда как Рим в моменты неудач проявлял удвоенную гордость, мужество и дерзость. Ложь неотделима от слабости. Карфаген, побежденный, часто прибегал к хитрости; и его верность вызывала столько сомнений, что выражение «пуническая верность» стало оскорблением.

Карфагенянам ставят в вину пренебрежение науками и искусствами; однако Масинисса, воспитанный в Карфагене, выделялся своим образованием; Ганнибал часто доказывал свою любовь к изящной словесности; Магон написал двадцать восемь томов о сельском хозяйстве. Сохранилось сочинение Ганнона, касающееся основания колоний в Африке. Клитомах прославил академическую школу и блистал в Афинах. Цицерон хвалил его «Утешения», адресованные карфагенянам по поводу разрушения их города. Наконец, Теренций родился в Карфагене; и своей сопернице Рим обязан своим величайшим комическим поэтом.

Несмотря на эти исключения, кажется, что торговый дух отдалял карфагенян от философии и литературы. Даже упоминается закон, запрещающий гражданам изучать греческий язык.

Впрочем, все, что мы знаем о карфагенянах, исходит от римлян, весьма сомнительного источника, полного предвзятости. Непримиримая ненависть победителей пережила гибель побежденных; она стерла их законы, как заставила забыть их язык; она вычеркнула их имя из списка народов, как разрушила их стены; она сожгла их архивы, их документы и, возможно, никогда бы не упоминала о Карфагене, если бы не была вынуждена рассказывать о его гибели и славе Рима.

Не следует судить народ по свидетельствам его врагов, и невозможно отказать в уважении и даже восхищении республике, которая в течение семисот лет, благодаря мудрости своих законов, наслаждалась внутренним спокойствием, сумела благодаря своим армиям и промышленности приобрести столько славы, богатства и могущества.

Глава II. – Война с Сицилией

Когда Ксеркс задумал подчинить Грецию, он убедил карфагенян начать войну в Сицилии. Они уже владели там несколькими городами, где основали свои колонии. За двадцать восемь лет до этого, в год изгнания Тарквиния из Рима, Римская республика и Карфаген заключили договор, в котором упоминались Африка и Сардиния как владения карфагенян. В договоре также говорилось о некоторых частях Сицилии, занятых ими. Этот же договор запрещал римлянам плавать за пределы прекрасного мыса, расположенного близ Карфагена; что свидетельствует о слабости Рима и могуществе его соперницы в те времена.

Карфаген, в соответствии с соглашениями, заключенными с Ксерксом, отправил под командованием Гамилькара в Сицилию триста тысяч человек и пять тысяч кораблей. Армия высадилась в порту Палермо и осадила Гимеру. Гелон, тогдашний тиран Сиракуз, выступил против карфагенян, хитростью захватил один из их лагерей, взял штурмом другой и поджег корабли. Гамилькар погиб; сто пятьдесят тысяч человек были убиты, остальные попали в рабство.

Карфаген, который всегда обвиняли в недостатке стойкости в трудные времена, увидел врага у своих ворот и запросил мира. Гелон согласился на мир при условии, что карфагеняне больше не будут приносить человеческие жертвы Сатурну, оплатят военные издержки и построят два храма для хранения договора.

Афинская армия, попытавшаяся захватить Сиракузы, потерпела неудачу и погибла4. Сегестанцы, которые встали на сторону Афин, опасались мести сиракузян. Они умоляли Карфаген о защите, и тот предоставил её. Ганнибал, внук того самого Гамилькара, побежденного Гелоном, повел армию в Сицилию и высадился в месте, где позже был построен Лилибей. Он захватил Селинунт, овладел Гимерой и омрачил свои успехи жестокостями. Однако по возвращении на родину весь народ вышел ему навстречу, и его въезд в город стал триумфом.

Три года спустя он снова отправился в Сицилию, имея своим помощником Гимилькона, сына Ганнона. Историк Тимей оценивал численность его войск в сто двадцать тысяч человек.

Пока он осаждал Агригент, чума опустошила его армию, и он сам стал её жертвой. Карфагеняне, чтобы умилостивить богов, нарушили клятву; нарушив договор, заключенный с Гелоном, они принесли в жертву Сатурну ребенка и бросили в море жертвоприношения в честь этого бога.

Тем временем Гимилькон продолжал осаду Агригента. Часть жителей покинула город; остальные были перебиты осаждавшими, которые разрушили этот богатый город и захватили огромную добычу. Гимилькон затем захватил Гелу и, наконец, заключил договор с тираном Дионисием. Этот договор добавил к прежним владениям Карфагена Селинунт, Гимеру, Агригент, Гелу и Камарину. Он гарантировал леонтинцам и мессенцам их независимость, а Дионисию – трон Сиракуз.

Этот правитель подписал мир лишь для того, чтобы укрепить свою узурпацию; но в 3600 году от сотворения мира5, подготовив огромные силы для возмещения потерь, он объявил войну Карфагену и взял город Морью. Гимилькон, назначенный суффетом, на следующий год вернулся в этот город, поддержал недовольных против тирана и быстро добился успехов с помощью Магона, командовавшего его флотом.

Они оба осадили Сиракузы. Заразная болезнь уничтожила большую часть их войск; и когда они уже считали себя побежденными этим бедствием, Дионисий атаковал их и разбил. Гимилькон, вынужденный покинуть своих союзников, с трудом получил разрешение вернуть в Африку немногих оставшихся у него солдат. По возвращении в Карфаген он не смог вынести упреков и особенно слез своих сограждан и покончил с собой.

Известие о его катастрофе повергло Африку в ужас. Подчиненные и союзные народы, узнав, что их солдаты были брошены на милость мести и цепей Дионисия, возмутились этим предательством, взялись за оружие, собрались в количестве двухсот тысяч, захватили Тунис и двинулись на Карфаген, который считал себя уже погибшим.

В этой опасности суеверная нация больше полагалась на свои жертвоприношения, чем на свою храбрость: она приписывала свои неудачи гневу Прозерпины и Цереры, которые до сих пор не имели алтарей в Карфагене. Им воздвигли два храма; но их помощь была мало нужна. Эта толпа африканцев, наводнившая соседние поля, без дисциплины, без военных машин, без вождей и без запасов, рассеялась, как только истощила поля своими грабежами; и быстрый разброд избавил Карфаген от его страхов.

На следующий год Магон, суффет и генерал, проиграл большое сражение в Сицилии и погиб. Требовалась полная эвакуация острова; но, пока шли переговоры, сын Магона прибыл с многочисленными войсками, разбил сиракузян и продиктовал почетный мир, который обеспечивал Карфагену его владения и обязывал Сиракузы оплачивать военные расходы.

Некоторое время спустя Карфаген снова подвергся нападению чумы и был угрожаем восстанием африканцев. Время положило конец болезни, а оружие – восстанию.

Когда сицилийцы изгнали Дионисия Младшего с трона Сиракуз, эти беспорядки возродили в карфагенянах надежду захватить всю страну6; но, несмотря на их усилия и усилия Икета, тирана Леонтин, знаменитый Тимолеон из Коринфа сумел восстановить порядок и свободу в Сиракузах. Дезертирство началось среди иностранных войск, командованных Магоном; и этот генерал, испуганный, отплыл в Африку. Сенат Карфагена предал его суду; чтобы избежать приговора, он заколол себя. Его безжизненное тело не избежало казни; оно было привязано к виселице.

Неисчерпаемое богатство Карфагена постоянно создавало новые армии. Семьдесят тысяч человек под командованием Гамилькара и Ганнибала высадились в Лилибее. Тимолеон двинулся им навстречу, полностью разбил их, захватил их лагеря, взял их сокровища и убил десять тысяч человек.

Смерть трех тысяч карфагенян в этом деле повергла Карфаген в ужас, привыкший проливать только чужую кровь. Он запросил мира и заключил договор, который установил его границы в Сицилии по реке Галик.

В то же время один из главных граждан Ганнон, значительный своими богатствами, талантами и смелостью, задумал стать владыкой республики. День свадьбы его дочери был назначен для исполнения этого замысла. Он должен был пригласить на большой пир сенаторов и отравить их. Заговор был раскрыт; но страх заставил гнев притвориться. Сообщников было много, виновный могуществен, вместо того чтобы предать его суду, робкий сенат ограничился принятием закона, запрещающего роскошь на свадьбах.

Ганнон, не надеясь больше победить тайными кознями, решил попробовать силу. Расточая свои сокровища, он подкупает людей без роду и племени, вооружает рабов, пытается поднять народ и войска, но, видя против себя внушительную массу граждан, решивших защищать свободу, удаляется в замок с двадцатью тысячами вооруженных рабов и тщетно просит поддержки у царя мавров. Атакованный в своей крепости и вскоре покинутый своими трусливыми спутниками, его отчаяние не смогло найти смерти; его взяли живым и привели в Карфаген. Месть была столь же ужасна, как и преступление. Его били плетьми; вырвали глаза; его члены были сожжены, тело привязано к виселице; и сенат истребил всех его родственников, чтобы никто не подражал его злодеяниям и не мстил за его смерть.

Богатство и плодородие Сицилии постоянно возбуждали амбиции карфагенян. Полагая найти полезного союзника для своих замыслов, они поддержали заговоры молодого и храброго авантюриста по имени Агафокл. Благодаря их поддержке, он сумел узурпировать трон и уничтожить свободу в Сиракузах7.

Этот человек, знаменитый своим гением и жестокостью, вскоре заставил своих союзников пожалеть о своей слепой доверчивости. Став царем, он захотел расширить свою власть и изгнал чужеземцев из Сицилии. Гамилькар, командовавший армией Карфагена, сначала полностью разбил его и запер в Сиракузах. Но когда все считали его погибшим, этот необыкновенный человек вооружил рабов, присоединил к ним шестнадцать сотен солдат, ночью сел на корабль со своими двумя сыновьями и смело отправился в Африку. Там, чтобы не разделять свои силы и лишить армию всякой надежды на бегство, он сжег свой флот, захватил место, называемое Великим городом, овладел Тунисом и приблизился к Карфагену.

Несмотря на удивление и ужас, вызванные таким неожиданным вторжением, Ганнон и Бомилькар во главе сорока тысяч человек вышли из стен города и дали ему бой. Они были разбиты и обращены в бегство; Ганнон погиб в бою. Бомилькар хотел воспользоваться беспорядком, царившим в городе, чтобы захватить верховную власть, но был побежден и убит своими согражданами.

Агафокл, захвативший лагерь карфагенян, нашел там двадцать тысяч цепей, предназначенных для него и его солдат. Он отомстил за это пустое оскорбление страшными опустошениями. Его вторжение привело к гибели Тира, который не смог получить помощь, ожидаемую от Карфагена против Александра Великого. Карфагеняне, сами находясь под угрозой величайших опасностей, смогли предложить своей метрополии лишь бесплодные утешения и собрать лишь тех, кто смог спастись от победителя.

Никогда еще Карфаген не был так близок к своей гибели. Вместо того чтобы приписать свои несчастья ошибкам своих полководцев и умению врага, он решил, что навлек на себя гнев богов. Давно уже перестали приносить в жертву Сатурну, по древнему обычаю, детей из лучших семей; для этих жертвоприношений покупали бедняков или рабов: народ видел в этом нечестии причину всех своих неудач. Чтобы искупить его, принесли в жертву двести детей из самых знатных семей; и фанатизм был так велик, что более трехсот человек, считавших себя виновными в том, что ранее уберегли своих детей от Сатурна, сами предложили себя в жертву и были убиты.

Однако сенат, полагая, что для защиты нужны иные средства, чем эти жестокие жертвоприношения, вызвал Гамилькара обратно в Африку. Тот, отправив пять тысяч человек в Карфаген, попытался хитростью овладеть Сиракузами. Не сумев в этом преуспеть, он рискнул штурмом и погиб. Его голова была отправлена Агафоклу, который приказал бросить ее в лагерь карфагенян.

Царь Сиракуз исчерпал милости судьбы. Непостоянная как к преступлению, так и к добродетели, она ослепила его гений и покинула его знамена. После того как он навлек на себя ненависть африканских князей, убив царя Кирены Офелла, своего союзника, он поспешил успокоить волнения в Сицилии и оставил свою армию своему сыну Архагату, юноше без опыта. Киренаики покинули карфагенян, обрели мужество, вывели из своих стен три сильные армии, разбили сиракузского князя и вернули все потерянные ими места.

Агафокл, вызванный событиями обратно в Африку, не смог вернуть туда победу. Его армия была разбита; он бросил ее, стал пиратом и погиб жалкой смертью. Его солдаты, преданные, убили его детей и сдались карфагенянам, которые таким образом избавились от величайшей опасности, которой они когда-либо подвергались. Но один из роковых результатов этого вторжения проявился позже; ибо предприятие Агафокла вдохновило Сципиона, как он сам сказал, на мысль спуститься в Африку, чтобы заставить Ганнибала покинуть Италию.

В это время слухи о завоеваниях Александра заставили Карфаген опасаться, что, овладев Египтом, он захочет захватить всю Африку. Они поручили ловкому человеку по имени Гамилькар проникнуть в его тайные замыслы. Этот посланник отправился, выдал себя за изгнанника, завоевал доверие царя и сообщил своим соотечественникам все, что, как он считал, ему удалось узнать.

Его успех и влияние на Александра сделали его подозрительным для его сограждан. Они считали его шпионом царя; и после смерти этого монарха его неблагодарная родина приговорила его к смерти.

Другой завоеватель вновь пробудил тревогу карфагенян. Пирр вторгся в Италию8. Его амбиции, подобные амбициям Александра, угрожали всему миру. Зять Агафокла, этот титул делал его опасным врагом для Карфагена. Страх перед его оружием заставил карфагенян объединиться с римлянами. Магон предложил им сто двадцать кораблей, но сенат Рима гордо отказался от этой помощи.

Пирр, после переменных успехов в Италии, спустился в Сицилию и завоевал ее так быстро, что вскоре Карфагену принадлежал только город Лилибей. Этот непостоянный князь, у которого было больше таланта к борьбе, чем к управлению, видя, что сиракузцы отказывают ему в средствах для переправы в Африку, покинул Сицилию. Гиерон, ставший царем Сиракуз, своей мудростью предотвратил попытки карфагенян свергнуть его трон и захватить остров. В его правление началась борьба Рима и Карфагена; и Гиерон принял сторону римлян. После его смерти карфагенская партия взяла верх в Сиракузах и навлекла на этот город римское оружие, которое навсегда лишило его независимости.

Глава III. Первая Пуническая война

(Год от сотворения мира 3741. – До Рождества Христова 263. – От основания Карфагена 533. – От основания Рима 485.)

Дезертирство одного римского легиона стало первой причиной этой кровавой войны, которая изменила облик мира, привела к падению Карфагена и передала власть над землей римлянам. Эти дезертиры, захватив Регий, заключили союз с наемными солдатами, называемыми мамертинцами, которые стали хозяевами и угнетателями Мессины. Эти два города, населенные разбойниками, совершали ужасные опустошения в соседних странах. Их пираты бороздили моря и грабили преимущественно владения Рима и Карфагена.

Когда римляне избавились от Пирра и его союзников в Италии, они направили свои силы против Регия, осадили его, взяли, перебили жителей мечом и оставили в живых только триста человек, которые были доставлены в Рим и приговорены к смертной казни. Разрушение Регия вызвало ужас в Мессине. Мамертинцы, ослабленные потерей своих союзников и опасаясь разделить ту же участь, не смогли договориться ни о подчинении, ни о сопротивлении. Они разделились: одни сдали свою цитадель карфагенянам; другие призвали Рим на помощь.

Это событие стало предметом значительной неопределенности и горячих споров в римском сенате. С одной стороны, зависть, которую вызывал Карфаген, уже владевший Корсикой, Сардинией и почти всеми островами Средиземного моря, страх перед его возможным господством в Сицилии и, как следствие, легкостью вторжения в Италию, внушали части сенаторов горячее желание принять мессинцев под свою защиту и поддержать их. Но, с другой стороны, нельзя было скрыть, насколько позорно было начинать столь несправедливую войну, поддерживать разбойников, подобных тем, что были в Регии, и становиться в некотором роде соучастниками всех их преступлений. Остановленные этими последними соображениями, сенаторы не осмелились открыто выступить за мамертинцев; но народ, более яростный в своей ненависти к Карфагену, открыто высказался за войну и заставил сенаторов объявить ее.

Консул Аппий Клавдий, назначенный командующим армией, обманул бдительность карфагенян, высадился в Сицилии, вошел в Мессину и захватил ее. Карфаген, всегда мстивший за свои поражения жестокостями, приказал повесить своего генерала и отправил новые войска, которые осадили римлян в Мессине. Клавдий разбил их и заставил снять осаду.

В следующем году Сицилия стала ареной многочисленных сражений между двумя народами. Главным опорным пунктом карфагенян был Агригент. Римляне сосредоточили свои усилия на этом пункте, одержали победу над врагом и после шести месяцев осады захватили город. Все эти успехи, почетные для Рима, не могли иметь решающего значения, пока Карфаген оставался хозяином моря и восполнял свои потери новыми армиями, которые его казна легко создавала, а корабли быстро перевозили.

Римляне, в то время не имевшие флота, не обладали ни одной галерой; и были вынуждены занимать корабли для перевозки своих войск в Сицилию. Но разве любовь к родине знает препятствия? Где бы она ни существовала, она творит чудеса. Римский народ захотел иметь флот; все руки подчинились общественному духу; за два месяца было построено сто двадцать галер, и солдаты обучены гребле. Дуиллий командовал этим первым военно-морским флотом. Галеры были тяжелыми и грубыми; но чтобы компенсировать этот недостаток конструкции, римляне изобрели машину, которую назвали «вороном» – деревянный мост, оснащенный железными крюками, который опускали на вражеский корабль, чтобы прикрепить его и облегчить абордаж. Флот Карфагена состоял из ста тридцати кораблей. Адмирал, командовавший им, по имени Ганнибал, поднялся на галеру с пятью рядами весел, захваченную у Пирра. Две армии встретились у побережья Микале. Ганнибал, презирая неопытность римских моряков и тяжесть их кораблей, уверенно двигался вперед, полагая, что без труда захватит эти суда, которые не могли маневрировать; но изумление карфагенян было крайним, когда римские «вороны», опустившись одновременно, зацепили их корабли, связали два флота мостами и превратили, можно сказать, этот морской бой в сухопутный, где можно было сойтись, смешаться и сражаться на твердой земле. Паруса и маневры стали бесполезны; только мужество определяло исход. Римляне одержали победу; они захватили восемьдесят кораблей, включая даже корабль адмирала, который спасся на шлюпке.

Эта первая морская победа наполнила римлян радостью, а карфагенян – скорбью. В честь Дуиллия была воздвигнута колонна, названная ростральной, поскольку носы уничтоженных кораблей служили ей украшением. Эта колонна пережила время и существует до сих пор.

Вдохновленные этим успехом, римляне в течение двух лет провели несколько сражений, которые укрепили их флот и принесли новые преимущества. Но поскольку богатство Карфагена постоянно обеспечивало его новыми силами, римляне, желая закончить войну, решили отправиться в Африку. Консулы Регул и Манлий повели туда флот из трехсот тридцати кораблей, на которых находилось сто тридцать тысяч человек. Военно-морской флот Карфагена насчитывал на двадцать кораблей больше. Им командовали Ганнон и Гамилькар. Битва произошла у побережья Сицилии, близ Экнома; победа, долгое время остававшаяся под вопросом, в итоге досталась римлянам. Они захватили шестьдесят кораблей и уничтожили тридцать; двадцать четыре их собственных корабля погибли в бою. Став хозяевами моря, они высадились в Африке, в порту Клупея, которым овладели; оттуда они распространились по стране, опустошили ее и взяли в плен двадцать тысяч человек.

История часто дает нам повод заметить, что после успеха совершается больше ошибок, чем после поражений9.

Несчастье просвещает, а удача ослепляет. Римляне, вместо того чтобы удвоить усилия, чтобы не дать врагу оправиться, отозвали Манлия с большей частью их армии и оставили Регулу в Африке только сорок кораблей, двадцать пять тысяч человек и пятьсот лошадей.

Регул, далекий от того, чтобы быть обескураженным этим сокращением сил, продолжил свои успехи: карфагеняне выступили против него. Их генералы, неопытные, расположились в пересеченной местности, что сделало бесполезными слонов и их многочисленную кавалерию. Регул, воспользовавшись этой ошибкой, полностью разгромил их, разграбил их лагерь, захватил Тунис и приблизился к Карфагену.

Нумидийцы, всегда союзники победителей, опустошали сельскую местность. Римляне захватили двести городов; Карфаген, напуганный, запросил мира. Регул мог тогда закончить войну с честью: его высокомерие сорвало переговоры. Он отверг предложения, которые ему были сделаны, продиктовал жесткие условия и грубо сказал послам Карфагена: «Нужно уметь побеждать или подчиняться победителю».

Карфагеняне, возмущенные, ответили, что предпочитают погибнуть, чем подписать позорный мир. В этот критический момент, когда они считали свою гибель неизбежной, Ксантипп, искусный спартанский генерал, привел им отряд греческих войск, поднял их упавший дух и доказал им, что они были побеждены только из-за невежества своих генералов. Обучая свои войска перед ними, он показал им, что до сих пор они не знали основ военного искусства: его слава, речи и смелость привлекли к нему общественное доверие; Карфаген вручил ему свою судьбу и дал ему командование армией из двенадцати тысяч человек, четырех тысяч лошадей и ста слонов. У римлян же было всего пятнадцать тысяч человек и пятьсот лошадей.

Ксанфипп выстроил свои войска, поставив слонов в первую линию, за ними разместил фалангу, а карфагенскую пехоту, кавалерию на флангах, а также иностранные войска и легкую пехоту в промежутках между кавалерией. Регул противопоставил слонам свои легкие войска, а за ними выстроил когорты в колоннах, разместив кавалерию на флангах. Полибий справедливо отмечает, что таким построением Регул мог отразить атаку слонов, но рисковал быть обойденным и атакованным с фланга многочисленной вражеской кавалерией. По сигналу обе армии яростно бросились друг на друга. Пехота левого фланга Регула сначала опрокинула все, что ей противостояло; его лучники и когорты отбили слонов, но карфагенская кавалерия, атаковав с фланга римскую кавалерию, опрокинула ее, затем напала на когорты и внесла в их ряды беспорядок. В то же время греческая фаланга прорвала их строй; поражение стало полным. Почти вся римская армия погибла или была захвачена в плен. Спаслось только две тысячи человек, которые отступили в Клыпею.

Регул, бежавший с пятьюстами солдатами, был захвачен и доставлен в Карфаген; а Ксанфипп, опасаясь зависти – единственного врага, которого он мог бояться после такой великой победы, скромно позволил карфагенянам гордиться триумфом, который они ему были обязаны, и вернулся на родину. Некоторые историки утверждают, что карфагенские генералы, завидуя его славе, сбросили его в море.

Карфаген избавился от крайней опасности, но ему предстояло восстановить большие потери, прежде чем он мог задуматься о важных предприятиях. Рим, пробудившийся от иллюзий после уничтожения своей армии, понимал, что потребуется больше времени и усилий, чтобы сокрушить своего соперника; и война продолжалась с обеих сторон без значительных результатов.

После долгого плена Карфаген отправил Регула обратно в Рим10.

Он должен был предложить обмен пленными и обязался вернуться в тюрьму, если обмен будет отклонен. Этот гордый римлянин, более великий в несчастье, чем в удаче, вместо того чтобы добиваться успеха переговоров, которые дали бы ему свободу, заявил сенату, что считал бы пагубным примером слабость, если бы из плена освободили граждан, достаточно трусливых, чтобы сдаться врагу. Сенат согласился с его мнением и отказался от обмена.

Семья Регула, в отчаянии, и народ, тронутый его судьбой, умоляли его остаться и избежать цепей и пыток, которые ждали его у варварского врага. Победив себя, непоколебимый в своих принципах и верный своему слову, он отправился в Карфаген. Его бросили в темницу, затем выставили на солнце, предварительно вырезав веки; наконец, его заперли в ящике, утыканном изнутри железными шипами. Он погиб в ужасных муках. Его несгибаемое мужество и эта чудовищная жестокость увековечили его славу и позор Карфагена.