Завтра были письма

Вот они и любовались горной дорогой. Хорошо все-таки, что в районе Минеральных Вод, знакомя с водителем, сразу объявляют, что за рулем – опытный человек. Не просто, наверное, водить машину по серпантину, в ущельях, на узких дорогах.

Но какая же красота! Суровая, порой наводящая страх. Чувствуешь себя совсем маленьким и беззащитным перед природой, перед тем, что может она. А что можешь в ответ ты? Да ничего. Вот сейчас начнется камнепад или река выйдет из берегов, что делать? Ничего не сделаешь. И жизнь твоя оборвется в один момент.

Дорога от Кисловодска к Пятигорску пролегала по равнинной местности, водитель ехал на большой скорости, лихачил. Видимо, привык к экстриму. Если нет крутых поворотов, устроим их себе сами, обгоняя и газуя. У Риты периодически замирало сердце, и она ловила себя на шальных мыслях: ну вот, жизнь оборвется, а у нее даже любовника еще не было.

Странное дело: думая об опасности, она почему-то не подумала про маму, про детей, а подумала про любовника. Судя по всему, она немного отдохнула, раз в голову начали приходить какие-то человеческие мысли, посвященные ей самой, а не одному только представлению о жизни как о долге. Всем должна: детям, маме, мужу, завучу, ученикам своим…

Про учеников, однако, думать было приятно. Рита любила свой предмет и гордилась учениками. Она могла научить. Причем не только способных, но и совсем ничего не понимающих девочек без особых математических способностей. Более того, она считала своим долгом учить в первую очередь именно их, а потом уже заниматься гениями.

Ну вот, опять она соскочила на работу.

Рита незаметно повернула голову в сторону своего соседа. Павел Терентьевич улыбнулся в ответ и тихонько сжал ее локоть. Неожиданно для себя Рита вдруг почувствовала необыкновенную легкость. Хорошо-то как! Слева и справа живописные горы, яркая изумрудная зелень травы и кустарников, а рядом человек, которому она очень нравится.

* * *

В Пятигорске экскурсия тоже продолжалась недолго. Естественно, их повели к Академической галерее.

– Не отстаем, товарищи, подтягиваемся, подтягиваемся. Это место описано в произведении Лермонтова «Герой нашего времени». Печорин написал в своем дневнике: «Наконец, вот и колодец! На площадке близ него построен домик с красной кровлею над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя…» У этого источника встречаются Печорин с Грушницким, а княжна Мери помогает раненому Грушницкому поднять оброненный им стакан. Так именно здесь началась история, которая закончилась дуэлью между Печориным и Грушницким… Все вспомнили?

– Да, – нестройно ответили туристы, а Павел Терентьевич недовольно хмыкнул.

– Неправильно? – поинтересовалась Рита; к своему стыду, она вообще из печоринских историй читала только про Бэлу, и то, потому что безумно любила фильм, поставленный по этой повести, с Ивашовым в главной роли. Вот это герой, причем любого времени.

Павел Терентьевич не ответил, он продолжал слушать экскурсовода.

– А Академическая-то почему? Тоже Лермонтов причастен?

– Нет, – нервно ответил экскурсовод, – в честь двухсотлетия Академии наук. И вообще не перебивайте, товарищи. Вас много, мне сложно, все вопросы после экскурсии. В Пятигорске сто памятников архитектуры, это город-музей. Будете меня отвлекать, ничего не успеем. Так, товарищи, все идем к гроту Дианы. Быстрым шагом, товарищи!

* * *

А вот свободного времени было достаточно.

– Так, расходимся, но не далеко. Ровно в пять вечера отъезжаем. Искать вас тут никто не будет, и не надейтесь. Ждем пять минут и отъезжаем! – нервно выкрикивал экскурсовод.

– Бежим? – Рита схватила за руку Павла Терентьевича, и они быстро смылись из толпы. Да, она сама взяла его за руку. Лермонтов ли виноват, Бэла, южная прохлада и красота этого потрясающего края? Но почему-то она решилась на этот курортный роман именно в Пятигорске.

Павел не сразу поверил, не сразу понял, что происходит, но подыграл тут же. Легко последовал за ней, а потом уже удобнее переложил ее мягкую пухлую ладошку в свою и уверенно повел ее за собой.

Они забежали за угол и рассмеялись, как нашалившие школьники.

– А может, нам и не возвращаться? – Рита откинула локоны со лба. – Шутка! – строго сказала она. – Что будем делать? Вы тут когда-нибудь были?

– Да! Тут много всего интересного. Хотите погулять? А может быть, вы проголодались? Можно чаю выпить!

– Вообще-то с удовольствием бы съела чего-нибудь.

У Риты всегда было хорошо с аппетитом. Она никогда не стремилась похудеть, ее устраивала внешность. Рита знала, что нравится мужчинам, и с удовольствием кокетничала, никогда не переходя границ. У нее и без того в жизни все есть. Муж, семья, дети. Хватало уверенности в собственной внешности. Мол, если захочу, то все будет. Но я хочу то, что уже имею.

* * *

Неожиданно раздался страшный гром, и буквально через минуты хлынул дождь. Как бывает в горах: все громко. Все шумно, сразу и на все сто процентов.

– Прогулка отменяется, держите пиджак.

Павел накрыл им Риту, и они по сразу же внезапно образовавшимся лужам побежали в сторону ближайшего кафе.

Два часа они разговаривали, ели шашлык из баранины, который тут почему-то называли пистолетиками. Хотя, собственно, понятно почему: куски молодой баранины на косточках и правда походили на пистолеты. Мясо запивали домашним красным вином, с хрустом отламывали от пучка свежую зелень.

– Какая все-таки потрясающе вкусная кавказская кухня! Ведь вроде просто все, и можно сравнить с нашей сибирской. У них манты, у нас пельмени. То да не то. У нас просто чтоб облопаться, а у них – ароматы, запахи… И сразу хочется тосты говорить, песни петь, задушевные беседы вести. Вот почему?

Рита немного захмелела от выпитого вина. Она во все глаза смотрела на Павла, и он ей нравился. Импозантный, интеллигентный, красиво и правильно выражает свои мысли и красиво ест. Да, да. Глупость какая, но имеет значение. Понятное дело, что ножей тут не давали. И вилки были самые простые, оловянные. Но как-то все ловко получалось у Павла Терентьевича. Со стороны смотреть приятно.

– Вы едите красиво.

Теперь уже Павел чуть не подавился.

– А вы аппетитно!

За окном стучал дождь, свежий воздух дул в открытые окна, обоим было легко и радостно. Так же быстро вдруг выглянуло солнце, и трудно было поверить, что еще пять минут назад здесь был такой потоп.

– Просто кавказский характер у этой погоды. Взрывной, неукротимый и отходчивый!

Павел смотрел на Риту уже смело и ласково. Его несуразная робость и зажатость наконец куда-то улетучились.

– Гулять? – Рита вскочила с места. – Давайте, показывайте мне ваш Пятигорск!

Больше часа они бродили по узким улочкам, никуда не торопились. Рита сразу сказала, что не хочет лезть ни на какую гору, достаточно просто погулять по городу, посмотреть на людей, подышать воздухом Пятигорска. А еще ей важно было послушать своего нового знакомого и услышать свое сердце.

Да, он ей нравился. А вот что нужно этому интересному и немного скованному немолодому человеку? Во время их прогулки по Пятигорску Павел рассказывал о себе, о своей работе в Минском университете, о студентах, которые не хотят читать русскую классику, а зарубежных авторов читают с удовольствием. О семье рассказывал вскользь: жена, двое взрослых детей, дочь недавно подарила внука, и надо же, в честь него назвали. Приятно, что и говорить…

Без сомнения, романами на стороне Павел Терентьевич не увлекался. Общался он как-то неловко, запинался, не мог вовремя подать руку, постоянно спотыкался. Ни ловеласом, ни Казановой он не был. То легкое пожатие ее локтя в автобусе было единственной вольностью за неделю их знакомства. А вот из толпы он уже вывел ее смело. Видимо, почувствовал наконец ее отклик. А так бы и не решился вовсе.

Что же тебе нужно, дорогой ты мой человек, подумалось в тот день Рите.

Ей льстило внимание состоявшегося и образованного мужчины, ей было интересно. Ей нравился Павел и не хотелось думать о том, что он немного не в ее вкусе. Правда, его пространные разговоры и витиеватые высказывания вызывали у нее недоумение. Ну и что? В конце концов, она просто не доросла. Но хорош собой! Импозантен! А уж умен! Ну да, еще ест красиво.

Зина и Тома специально не ложились спать.

– Ну как?!

– Да что как? Симпатичный он, это правда, но и занудный!

– И ладно, подумаешь, это же всего лишь курортный роман!

– Девчонки, да на кой?!

– Так курорт же!

* * *

В этот день домой Рита позвонила поздно. Трубку взял младший сын, старший смотрел телевизор, отца дома не было, и где он – никто не знал. А может, и правы девчонки, может, действительно нужно завести роман?

Глава

20

Наверное, от Риты уже ничего не зависело. Павел Терентьевич решил все за обоих. После той поездки в Пятигорск все резко изменилось. Противостоять его решительному натиску было невозможно, а легкий интерес со стороны Риты и ее несопротивление были ему на руку.

Девочки уехали, Рита осталась в комнате одна, и вопрос решился сам собой.

– Ну, подруга, ты тут не оплошай!

– Думаете? Может, останетесь?

– Обалдела? Сколько тебе лет! Вот-вот! Лучше начинать раньше, чтоб потом, в старости, людей не смешить! – Как всегда, говорила Зина, а Тома при этом мелко трясла головой. Мол, вот именно.

– Ну-ну, посмотрю я на вас в сорок лет!

– Мы не доживем, не расстраивайся. У нас впереди бурная жизнь. Она закончится рано, но будет что вспомнить.

– Понятно. Пишите, девчонки, в гости приезжайте.

– Так куда нам ехать, в Ленинград или в Минск?

– Все-все! На автобус опоздаете. Придумали еще. Какой там Минск. В Ленинграде жду вас!

* * *

Такой нежности в жизни Риты не было никогда. Сначала был стыд, неловкость, а потом безотчетная и непередаваемая нежность. Рита пошла навстречу чувству. В одном из Пашиных писем она нашла описания тех его эмоций и еще раз поразилась, как умеет чувствовать этот зрелый мужчина.

«И когда наши губы встретились, мои глаза (закрытые) ничегошеньки уже не видели… И вдруг я всем своим существом почувствовал вас, ваш порыв ко мне. Почувствовал, как желанен этот поцелуй, как порывисто и притягательно ваше тело. Ох, остановите свои воспоминания и вспомните лучше, как вертится и извивается червяк, которого разорвали пополам, прежде чем насадить на крючок… Так вот, прикосновение ваших губ, ощущение вашего тела, желание прижаться теснее, еще теснее… сделали меня каким-то бездумным существом, как тот перерубленный червяк…

Мои движения уже не контролировались сознанием, мои жадные руки искали твое тепло. В голове был зеленый шум весеннего леса и счастливая бездумная радость. И это БЫЛО. БЫЛО. И это ЕСТЬ во мне».

Рита точно так же звонила ежедневно в Колпино, муж отвечал виноватым голосом. Что-то там произошло, Рита это чувствовала, поэтому у нее не было чувства вины. Более того, на какой-то момент ей почудилось, что она влюбилась, это было новым для нее, радостным. Вдруг показалось: все, что было раньше, и не любовь вовсе. Что она могла понимать, выходя замуж в двадцать два года? Уже слегка в положении. Как говорили у них: «брак по залету». И встречались-то они с Петром всего ничего. Бог мой, Петр и Павел. И надо же такому совпадению случиться.

Тем не менее (и скорее всего) была мысль именно проучить и отомстить, но никак не менять жизнь.

А Павел вдруг начал говорить об уходе из семьи:

– Родная, я теперь без тебя не смогу. Пойми! Нам открылась новая жизнь, новые возможности. Только ты и я!

– Паша, как же ты и я? У меня Кириллу и Антону четырнадцать и шестнадцать. И мама еще.

– Да разве можно сейчас о ком-нибудь думать, когда родилось такое чувство!

Восторженность Павла Риту слегка пугала, но она же раньше никогда и ничего себе не позволяла, Пете не изменяла… Может, настоящие чувства – они именно такие и есть, может, нужно привыкнуть, присмотреться?

Хотя к чему тут присматриваться? Кому еще, кроме нее, нужны два ее обормота? Это им кажется, что они взрослые, но она-то понимала, что это не так. И мама им еще в жизни на какое-то время понадобится. А они Рите понадобятся на всю жизнь. Вот не видит их две недели и скучает страшно. Роман с Павлом никак не потеснил детей из ее жизни.

Свои сомнения Рита держала при себе. Может, она какая женщина неправильная? Павлу не говорила ни «да», ни «нет», просто радовалась происходящему. А для себя решила: разберется потом, по приезде.

И удивлялась начитанности Павла, его удивительному кругозору.

– А ведь Кисловодск связан с именем Колчака!

– Да нет же, Колчак наш, из Петербурга!

– Конечно, но вот Анна Тимирева, в девичестве Сафонова, была кисловодчанкой!

– Никогда не знала! Про роман, конечно, слышала. Но какая разница, где родилась Тимирева? Какое отношение это имеет к личности Колчака?

– Самое прямое. Анна провела с ним два самых сложных и важных для него года. Украсила и скрасила. Кем бы он был без нее? Как принимал бы решения и какие? Мужчина зависим от женщины.

– Ты так считаешь?

– Когда влюблен.

– А женщина?

– Тем более. Я люблю копаться в родословных. Это же корни. А потом сопоставлять факты. Анна была дочерью знаменитого музыканта Василия Ивановича Сафонова. Всего два года они пробыли вместе. Она стала его звездой. Все, что он делал, он делал ради России, но и ради этой женщины. Если бы не она, мы бы знали сегодня о совершенно другом Колчаке.

* * *

Они шли, взявшись за руки, по бесконечному, бескрайнему парку Кисловодска, дышали живым звенящим воздухом, и Павел рассказывал про великого полководца. Ну где еще такое можно узнать? Всех книжек не прочитаешь. А здесь – живая энциклопедия…

– Давай разберемся. Кто такой Колчак? Интеллигентнейший и очень образованный человек. Да, ты права, он родился в пригороде Петербурга. Отец – инженер, генерал. И сам он закончил кадетский корпус. Образование – лучшее по тому времени. Знал несколько иностранных языков.

Да уж… Раньше офицер был синонимом слова лучший. Во всем. В образовании, в воспитании. Вот что потеряла Россия. Жаль…

И кстати, Александр Васильевич Колчак должен был стать не военным, а ученым, исследователем. Особенно его интересовал Русский Север. Вместе с бароном Толлем прошел за сорок один день более пятисот километров. Картами, которые они составили, до сих пор пользуются современные исследователи этих краев. Его именем назван один из островов в Карском море.

Ты понимаешь, всегда есть доверие к профессионалам. Если человек сумел разобраться в одном, он и в другом разберется. Люблю такое определение – дотошный. Это про Колчака. Поэтому и во время Первой мировой он проявил невероятные способности в организации всего нового, был выдающимся стратегом. Он очень много сделал для русского флота. И командующим Черноморским флотом его назначили заслуженно.

По своей натуре Колчак был человеком скромным, чины и звания его не интересовали. Но он офицер! И настоящий патриот.

Он всегда служил России. Так и революцию воспринял. Главное – это Родина, народ. Да, он умел беречь своих матросов. За это его любили. Практически сразу после революции Колчака назначили верховным правителем России.

Знаешь, я часто задавал себе вопрос: почему армия Колчака все же была разбита? В чем причина? Понятное дело, разруха, нищета… Но все же в первую очередь, как мне кажется, его неверие в советскую власть. А самые тяжелые для Колчака годы с ним была Анна Тимирева. Всего-то два года. Но каких!

В каждой истории, рассказанной Павлом, Рита видела какие-то параллели, знаки. Все, что ее окружало, теперь было не просто так. Все имело особый смысл. Только его нужно было правильно распознать. Ни одна встреча нам не дается зря, все предначертано и наполнено смыслом. Вот и Павел ей, стало быть, послан судьбой. Как говорится, не упусти момент. Умей разглядеть. Не пройди мимо.

И Рита вникала, умудрялась радоваться моменту, старалась жить здесь и сейчас. Боялась выскочить из этой новой жизни и где-то убеждала себя: тебе дано, тебе послано. Чувства же немного отставали от сознания. Правильно ли это?

* * *

Расставание было бурным, Павел рыдал в голос, Рита тоже пустила слезу, но в основном за компанию. Если уж совсем начистоту, какое-то чувство облегчения от того, что они расстаются, присутствовало. Была какая-то в их отношениях игра, какое-то напряжение, во всяком случае, с ее стороны. Ей не хватало эрудиции, манер, лоска, хотя из Северной столицы была она, не Петр. Но да – она математик, а он – профессионал с обширными гуманитарными познаниями.

Смешно, конечно. Какая разница, кто есть кто, если люди любят друг друга? Вот оно, ключевое слово – ЛЮБЯТ. А что же она? А ей больше всего на свете хотелось домой, в свою небольшую, но уютную квартиру, где можно надеть халат, замотать волосы полотенцем после душа, наложить на лицо маску и вот в таком виде завалиться на диван, читать любимую «Литературку».

Павел шел за удалявшимся поездом. Рита стояла на подножке и смотрела на своего рыцаря, она была уверена, что они расстаются навсегда. Наверное, правы были Зина и Томка, это был обычный курортный роман. Он ее задел, но не был бурным и всепоглощающим, этот роман не мог разрушить устоев жизни, не было лавины чувств и моря страстей. Пушкин у моря. Да, Рита осталась на берегу, шла, опустив голову, как поэт на известной картине, а море шумело чуть вдалеке. Павел вычитал, что на той картине лицо Пушкину пририсовал Репин. Вот и в ее истории виделось ей что-то ненатуральное, что-то пририсованное специально.

Глава

21

Дома выяснилось, что у Петра большие неприятности на работе, он чуть было не попал под сокращение. Отсюда разговоры на повышенных тонах по телефону, а потом и вовсе муж решил заглянуть на дно бутылки. Обвиняя во всем всех и вся.

Риту встретили притихшие дети и сумрачный муж. Мол, не всем отдыхать в этой жизни посчастливилось, хотя многие тоже заслуживают. Ритиного романтического настроения никто не заметил, как и ее метаний и терзаний. А ведь она ехала домой, готовая посыпать голову пеплом. Думала, сейчас встретится с мужем, и тут же весь Павел мгновенно выветрится.

И надо же, как назло, Петр не вышел навстречу, не улыбнулся, не приподнял над землей, как обычно. Или почувствовал что, просто ничего не сказал. Как ни странно, сильного укола совести Рита не ощутила – накопились обиды на Петра, да и Павел сумел внушить ей, что живет она не совсем верно. Любовь, чувства, общие устремления – вот что должно связывать семью и два любящих сердца.

Какие у них общие устремления с Петей? Да никаких. Он – на рыбалку, она с сыновьями – в кино. Вечером молча поужинали, уставившись в неизменный ящик, обменялись парой ничего не значащих фраз.

Интересно, что раньше Рита этому никакого значения не придавала, наоборот, ей казалось, что у нее в жизни все путем. Петр не пьет, не гуляет, делами сыновей интересуется, мальчишки к нему тянутся.

И вот появился Павел Терентьевич. В костюме, с неизменным легким поклоном и витиеватыми, иногда даже не совсем понятными ей фразами. И еще стихами, цветами, длинными рассуждениями о жизненных ценностях. Павел рисовал Рите картины их возможной интересной и насыщенной жизни с походами на выставки, совместным чтением книг вслух, прогулками за руку по осеннему лесу.

Павел мог остановиться вдруг и начать декламировать:

Любит? не любит? Я руки ломаюи пальцыразбрасываю разломавшитак рвут загадав и пускаютпо маю…венчики встречных ромашекпускай седины обнаруживает стрижка и бритьеПусть серебро годов вызваниваетУймоюнадеюсь верую вовеки не придетко мне позорное благоразумие

– Узнала? Конечно, Маяковский.

Рита услышала это стихотворение от Павла впервые. Тогда она только неопределенно покачала головой. Да, когда Павел был рядом, его было многовато, Рита утомлялась от постоянного натиска эрудиции, но вот он далеко, и уже за сутки дороги домой она, сама того не ведая, начала скучать. Но, приехав в родное Колпино, Рита приготовила ужин, перегладила накопившееся за две недели белье и побежала в местное отделение связи, где на ее имя, «до востребования», уже лежали две телеграммы. А потом начались письма. Каждодневные, а то и по два кряду. Некоторые были с рисунками на полях, и всегда длинные, и всегда напечатанные на машинке.

«Рита моя, вчера набрел в своей голове на строчки Маяковского. Как же это все про тебя, и я сразу расстроился. А любишь ли ты меня? Сижу не в настроении. Моя семья не понимает, думает, что кто-то из них что-то натворил. А натворила ты. Любимая…

Пришла —деловито,за рыком,за ростом,взглянув,разглядела просто мальчика.Взяла,отобрала сердцеи простопошла играть —как девочка мячиком.И каждая —чудо будто видится —где дама вкопалась,а где девица.«Такого любить?Да этакий ринется!Должно, укротительница.Должно, из зверинца!»А я ликую.Нет его —ига!От радости себя не помня,скакал,индейцем свадебным прыгал,так было весело,было легко мне».

Глава

22

Слава закрыла очередное письмо.

Поезд из Висбадена в Берлин шел четыре часа. Небольшая пересадка во Франкфурте, и можно в приятной обстановке заниматься своими делами. Чемодан поставила в специальное отделение, плащ повесила на крючок. Удобные джинсы, трикотажный пиджак, легкая водолазка, мокасины на ногах. Очень комфортно, при этом не теряя представительского вида.

Да, женщина ее возраста уже всегда должна думать о своей внешности. Это в молодости что нацепила, то и сойдет. После сорока все меняется: отношение твое к себе, окружающих к тебе. Нельзя уже одеваться абы как и все же нельзя забывать о собственном комфорте. Ехать долго, обязательно взять с собой самолетную подушку, не забыть про теплую кофту или шарф, нынешние кондиционеры никого не щадят. И при этом попутчики должны знать, что перед ними деловая женщина, ей можно мило улыбнуться, но лучше ей все же не мешать, не докучать вопросами. Как ее учил Майер, рассказывая про Джеймса Бонда: «Стиль Бонда – это непринужденная классичность, сдержанность, элегантность. Ничего крикливого и вульгарного. Я надеваю свой костюм, и он становится моим оружием!»

Хорошо сказано. Ни убавить, ни прибавить.

* * *

Странное это дело – читать чужие письма. Никогда она этим не занималась. Давно в голове отложилось: нельзя читать чужие письма.

Навсегда врезался в память случай из юности. Одногруппница взяла у Славы для подготовки к экзамену учебник, а когда вернула, из книги выпал сложенный вчетверо листок бумаги. Он был безо всякого обращения. И начинался сразу словами:

«Ты испортил мне всю жизнь, до знакомства с тобой я была абсолютно счастливой. Как мне жить теперь? Как смотреть в глаза своим друзьям? Они уверены, что ты мой жених и летом мы должны пожениться. Как ты мог скрыть от меня свои отношения с этой девчонкой? И теперь я говорю тебе твердое «нет»! Слышишь, нет!»

Славе стало нехорошо и от того, что она приоткрыла дверь в чужую жизнь, и от того, что узнала страшную тайну своей одногруппницы Лизы. Действительно, никто не сомневался в том, что летом она выходит замуж за своего соседа по дому Николая. Слава видела ребят мельком на институтской дискотеке, и вот на тебе.

Первым делом Слава хотела бежать к Лизе, отдать письмо, успокоить. Это ведь надо ж, урод какой, так обидеть их Лизу! Какое-то шестое чувство подсказало посоветоваться с мамой, больше рассказывая о том, какие все-таки сволочи эти парни и что доверять никому нельзя.

– Порви письмо, никому ничего не говори и забудь о его содержании, – просто сказала мама.

– А как же так?

– А вот так. Это не твоя тайна, она тебе ни к чему. Они сами разберутся, еще и помирятся. Никогда нельзя вмешиваться в чужие отношения. И письма чужие читать тоже нельзя. Ты же всего не знаешь. Ухватываешь только часть истории, без начала и без конца.

Славу распирало от желания все рассказать Лизе, посочувствовать, но она решила тогда поверить маме.

На следующее утро Лиза ждала ее на улице, у входа в здание института.

– Славка, а ты ничего не находила в учебнике?

– Нет, а что?

– Да мне казалось, я там один черновик забыла…

– Черновик – это как?

– Да так, неважно. Решила кое-что написать. Написала, а куда задевала, не помню.

– Нет, в учебнике ничего не было, – твердо сказала Слава.

– Ну и ладно. – Лиза облегченно вздохнула.

Когда они заканчивали институт, Лиза и Николай поженились. Насколько Слава была в курсе, они и сейчас вместе и счастливы, воспитывают двоих детей. А что было бы, если бы тогда всплыло это неотправленное письмо? Лиза его написала, но отправлять и передавать Николаю не стала. А если бы ей еще раз пришлось объяснять что-то Славе, невольной участнице этих событий? Они все тогда, в молодости, были максималистками, Лиза могла пойти до конца, принять неверное решение. Одно дело, когда сама что-то придумаешь. И совсем другое – когда появляются невольные свидетели твоих решений.