Приятный кошмар

– И это все? Это и есть весь твой план? – восклицает он.

Я киваю.

– Да, это и есть весь мой план.

– Я имел в виду хороший план. – И все же он начинает отступать. – Ладно, скажи мне, когда надо будет бежать

Слышится еще один жуткий стон. И он раздается ближе.

Я делаю еще один глубокий вдох, прежде чем заставляю себя крикнуть:

– Беги!

Мы бежим назад по коридору, но за несколько футов до поворота я резко останавливаюсь, потому что из-за этого угла в коридор тоже просачивается какой-то странный зловещий свет.

– Почему мы остановились? – спрашивает Луис – Разве нам не надо…

– Нам надо добраться до лестницы. – Я хватаю его за предплечье и тяну назад.

– До лестницы? Но что же насчет криклеров?

– Им придется подождать. – Но, повернувшись во второй раз, я понимаю, что уже поздно.

– Что нам делать? – вопит Луис.

– Не знаю, – отвечаю я. Потому что, куда бы я ни повернулась, повсюду нас окружают призраки.

Сотни и сотни призраков.

Глава 9

Пора убираться отсюда к чертовой матери

Призраки парят всего в нескольких футах от пола, и у всех них есть кое-что общее. Они все полупрозрачны, все испускают странный туманный свет, и от всех них исходит затхлый запах, похожий на запах старых пыльных книг.

В настоящий момент в вестибюле пахнет как в древней библиотеке, хотя он освещен так, будто в нем запускают фейерверки.

– Черт, сегодня их здесь много, – бормочу я. Я пытаюсь представить себе, как добраться сквозь них до лестницы, но сейчас их здесь такая уйма, что я понятия не имею, как можно пробраться мимо них, не пострадав.

Из-за долгой и не очень-то достославной истории Школы Колдер ей досталось в наследство множество призраков. Что доставляет мне очевидное неудобство, поскольку я могла видеть их всю мою жизнь.

Я не знаю, почему именно я могу видеть их, хотя больше никто из моей родни их не видит. И я понятия не имею, почему заклятье и магическая технология, которые блокируют мою магию мантикоры и мою способность менять обличье или производить яд, не забивают также и этот странный дар. Возможно, это вовсе и не дар, а проклятие судьбы, как будто я недостаточно проклята уже и потому, что родилась на этом чертовом острове.

Но что бы это ни было, я стою здесь и смотрю на толпы мертвецов.

Я делаю несколько осторожных шагов и тут же жалею об этом, потому что ко мне поворачиваются взгляды сотен молочно-белых глаз. Еще несколько секунд, и они все начинают медленно плыть ко мне, – что я воспринимаю как приглашение побыстрее смыться отсюда.

Я пускаюсь бежать вместе с Луисом, ухитряюсь обойти стороной пару дам в платьях с громадными кринолинами и катящуюся голову и даже дирижера, размахивающего своей палочкой, руководя оркестром, игры которого ни я, ни Луис не можем слышать.

Меня наполняет уверенность в своих силах – возможно, меня в самом деле никто не остановит и мне все-таки удастся добраться до конца, – но тут откуда ни возьмись передо мною возникает препятствие. У меня есть только одно мгновение, чтобы определить, что это девушка-подросток с распущенными волосами до талии и пирсингом в носовой перегородке, – и вот я уже бегу прямо сквозь нее.

Меня пронзает боль, сотрясая мои внутренности так, что мне кажется, будто я вот-вот взорвусь, будто сами молекулы, из которых состоит мое тело, вращаются все быстрее и быстрее и отталкиваются друг от друга, прежде чем атаковать мою кожу изнутри. Я сжимаю зубы, чтобы подавить инстинктивный стон и спотыкаюсь. Луис пытается подхватить меня, но его рука только скользит по моему плечу, и я падаю ничком. Что это было? Это было непохоже на призрак – во всяком случае, ни на один из тех призраков, с которыми я соприкасалась прежде.

Луис помогает мне подняться, но я успеваю сделать не более пары шагов, прежде чем сталкиваюсь нос к носу с Финнеганом, одним из тех призраков, с которыми я знакома дольше всего.

– Клементина, – его низкий скрипучий голос наполняет коридор вместе со звоном его ручных кандалов. Он тяжело движется ко мне сквозь мглу, волоча левую ногу, и один его глаз свисает на щеку из глазницы на тонкой едва различимой серебристой жилке.

И тут краем глаза я различаю что-то красное.

Я поворачиваю голову, пытаясь понять, кто из других учеников мог так сглупить, чтобы рискнуть появиться здесь без веской причины. Но прежде чем я успеваю разобрать, кто это, Финнеган простирает ко мне руки и возвращает меня к в жуткую реальность.

– Клементина, пожалуйста, – бормочет он, и его вывихнутая челюсть щелкает, пока он полупрозрачной рукой пытается коснуться моего плеча, но я уворачиваюсь и пускаюсь бежать прочь.

– Я не могу помочь тебе, Финнеган, – говорю я ему, но он, как всегда, не может услышать меня.

Я не замедляю свой бег, а продолжаю со всех ног мчаться к лестнице. Что-то мелькает справа от меня, и я отшатываюсь, чтобы не столкнуться с этим.

Это срабатывает, и мне удается уклониться от группы призраков, одетых в шорты и купальники… лишь для того, чтобы столкнуться с чем-то, материализовавшемся прямо передо мной.

Это существо огромно – оно одето во что-то, пугающе похожее на скафандр астронавта, – такое же мерцающее, как то, что окутывало девушку-подростка с пирсингом. Это не имеет ничего общего с туманной мглой, из которой состоят обычные призраки, но еще до того, как я успеваю подивиться этому, моя голова врезается в то, что очень напоминает тысячи осколков стекла.

Они втыкаются в мою кожу, мою плоть, мои кости, мое сердце, разрезают меня на клочки, так что я не могу дышать, не могу стоять, не могу думать.

Я истошно кричу, начинаю падать, и вытягиваю вперед руки в попытке удержаться на ногах. Из этого ничего не выходит, и я, шатаясь и спотыкаясь, делаю еще несколько шагов, после чего валюсь на колени.

За мной Луис вопит:

– Вставай, Клементина! – и, схватив мою руку выше локтя, тянет меня кверху.

Духи надвигаются на меня со всех сторон – как обычные, так и странно мерцающие, – и я ничего не могу с этим сделать.

Луис становится передо мной, пытаясь по мере сил защитить меня от того, от чего защитить невозможно. Он даже поднимает кулаки, будто готовясь к драке, хотя я понятия не имею, как он, по его мнению, может защитить меня от полчищ призраков, которых он даже не видит.

Я пытаюсь встать, но тут сзади в мое плечо врезается чья-то призрачная грудь, и в мою кожу словно вонзается тысяча иголок. Другой призрак хватает меня за предплечье, словно полосуя его сотнями, холодных как лед, бритв.

Я, спотыкаясь, бросаюсь прочь в отчаянной попытке избавиться от всей этой боли… но лишь для того, чтобы столкнуться с еще одним мерцающим.

И не взрослым, а с мальчиком лет трех или четырех в пижаме с изображениями драконов, держащим в руке большое зеркало.

– Обними меня! – плачет он, и его маленькие пальчики вцепляются в мое бедро. Боль так остра, что мне кажется, она прожигает мои кожу и плоть до самых костей.

Я инстинктивно отшатываюсь, но по его маленькому личику текут слезы. Ему никак не больше трех или четырех лет, и, какую боль он бы мне ни причинял, я не могу оставить его в таком состоянии.

Поэтому я опускаюсь на корточки, так что наши лица оказываются на одном уровне, не обращая внимания на удивленное восклицание Луиса:

– Клементина, что ты делаешь?

Я знаю, что малыш не может слышать меня, не может чувствовать меня, но все равно вытягиваю палец, чтобы вытереть его слезы. И эта жуткая жгучая боль распространяется и на мои пальцы, и на мою ладонь.

В ответ он обнимает меня и начинает рыдать еще надрывнее, уткнувшись личиком в мою шею. Я не чувствую его веса в своих объятиях, но от соприкосновения с ним меня все равно затапливает боль, втекает в меня со всех сторон. Но я все равно не отпускаю его – как я могу его отпустить, если его больше некому обнять?

– Что случилось? Что с тобой? – инстинктивно спрашиваю я, хотя и знаю, что он мне не ответит.

Но он качает головой, так что по моему телу расходятся новые волны боли, и скулит:

– Я не люблю змей.

– Я тоже, – отвечаю я и содрогаюсь. Но тут до меня доходит, что он не просто разговаривает со мной, а отвечает мне.

А значит, он может слышать меня, хотя прежде ни один из духов не мог этого сделать.

У меня есть только одна секунда, чтобы удивиться тому, как такое возможно, прежде чем он спрашивает:

– А почему ты их не любишь? – Его заплаканные глаза широко раскрыты, а маленькие ладошки обжигают мои щеки.

– Когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе, меня укусила змея, и с тех пор я никогда к ним не подходила.

Он кивает, как будто, по его мнению, это логично, и шепчет:

– Тогда тебе надо бежать.

Глава 10

Град из зубов

Я не могу поверить, что он и впрямь мне отвечает, но тут до меня доходит смысл его слов, и во мне начинает нарастать холодный ужас.

– Что ты имеешь в виду? Что…

Я резко замолкаю, поскольку по коридору вдруг разносится грохот, за которым следует громкий леденящий кровь рев. И совсем не приглушенный.

– Что за черт? – спрашивает Луис, и в его округлившихся серебристых глазах появляется ужас.

Прежде чем я успеваю ответить, в нашем поле зрения появляется огромная тень, от вида которой мы оба теряем дар речи. Это чудовище не похоже ни на что из того, что я когда-либо видела или о чем слышала. Его неестественно большое тело, напоминающее волчье, заканчивается змеиной головой, усеянной горящими янтарными глазами. На месте его верхних конечностей, шипя, извиваются змеи, готовые атаковать, а когда оно открывает пасть, становится видно, что его нёбо, десны и язык усеяны громадными зубами, напоминающими ножи.

Оно издает низкий грозный рык, и я с ужасом вижу, как все эти зубы со стуком падают на пол, по дороге раня нас. И, к нашему ужасу, на их месте тут же вырастают новые.

– Беги, Клементина! – вопит Луис, пятясь. Но я уже сдвинулась с места, охваченная леденящим страхом, и мы оба со всех ног мчимся к лестнице, находящейся в конце коридора.

К черту криклеров. К черту призраков.

Потому что, похоже, дядя Картер не очень-то старался починить этот замок. Потому что чудовище, преследующее нас, будто вышло из моих самых худших кошмаров. И сейчас все его многочисленные горящие глаза устремлены на нас.

Мне слишком страшно, чтобы оглядываться, но жуткий стук падающих на пол зубов становится все ближе. Да сколько же раз за день одно существо может терять и тут же восстанавливать все свои зубы?

Я ускоряю свой бег, но оказывается, что моя скорость все же недостаточна. Что-то впивается в мое плечо, и вся моя рука немеет, и ее начинает странно покалывать. Я оглядываюсь и как раз вовремя, чтобы увидеть, как одна из дюжины змей, составляющих «руки» чудовища, подается назад после того, как укусила меня – и как к броску готовится еще одна из них.

– Что это такое, черт побери? – кричит мне Луис. – Это чудовище словно вышло из фильма ужасов!

Я бегу так быстро, как только могу, так что мне не хватает дыхания, чтобы ответить ему. На бегу я отклоняюсь влево, чтобы избежать новой змеиной атаки, но из этого ничего не выходит – эти чертовы змеи слишком длинны. Еще одна из них вонзает зубы в мою поясницу. Я резко поворачиваюсь вправо, чтобы избавиться от нее и продолжаю бежать.

Грохот, сопровождающий каждый шаг этого существа, говорит о том, что, хотя оно и смогло вырваться из своей клетки, ему не удалось избавиться от цепи, которой оно было приковано к стене подвала. Но, похоже, эта самая цепь так длинна, что оно сможет достичь конца коридора. Да, со стороны дяди Картера, это было просто суперское решение.

– Беги быстрее! – кричу я Луису, и тут одна из змей кусает его за лодыжку и валит на пол. Он, дернув ногой, умудряется освободиться и мчится дальше.

Одна из змеиных рук нацеливается в мою голову, я уворачиваюсь, но в это мгновение у чудовища снова выпадают все зубы, я пытаюсь заслониться от них, но тщетно, они, словно кинжалы, полосуют мою кожу.

Луис хватает меня за руку и рывком выдергивает из опасной зоны.

Я бросаю на него благодарный взгляд и кричу:

– Быстрее! Быстрее!

Чудовище опять издает рев и теперь нацеливается уже не на меня, а на моего лучшего друга. Его длинные пальцы-змеи обертываются вокруг предплечья Луиса.

Луис мгновенно поворачивается и испускает долгий низкий рык, пожалуй, самый грозный, который я когда-либо от него слышала. Должно быть, чудовище также находит его ужасающим, поскольку на мгновение оно отшатывается и только после этого рычит в ответ.

Но Луису хватает этого мгновения, чтобы освободиться, и мы, сделав еще одно усилие, наконец добегаем до лестницы. Мы даже успеваем добраться до ее второй ступеньки, когда чудовище хватает меня снова. Оно оборачивает своих змей вокруг моей талии и начинает тянуть меня назад.

В моем горле застревает крик, я отчаянно пытаюсь высвободиться из его хватки, но теперь оно держит меня крепко и не желает отпускать.

Луис становится на следующую ступеньку и тщится оторвать змей от моей талии, хватая двух из них. Но всякий раз на их место приходят две другие, так что это сизифов труд.

– Уходи! – говорю я ему, когда чудовище вновь открывает свою пасть и обнажает зубы. – Выбирайся отсюда.

– Ну нет! – Мои слова явно оскорбили его.

Но теперь я слишком занята попытками освободиться, чтобы это заботило меня. В отчаянии, охваченная ужасом, с неистово колотящимся сердцем я делаю то единственное, что могу придумать. Подняв левую ногу, я бью ею назад так сильно, как только могу.

Пусть я и лишена моих магических способностей, но, будучи мантикорой, я обладаю немалой физической силой, и, когда мой каблук врезается в колено этой твари, раздается тошнотворный хруст. Чудовище в ярости ревет, раскачиваясь из стороны в сторону, и змеи, жалко шипя, отпускают мою талию, но их клыки в нескольких местах пропарывают мою кожу.

– Скорее! – кричит Луис.

Я бегу вверх по ступенькам так быстро, будто от этого зависит моя жизнь – потому что, скорее всего, так оно и есть.

Чудовище за нашими спинами уже пришло в себя. Оно тянет к нам свои змеиные руки, но дальше ему не дает продвинуться цепь.

Оно жутко шипит, ревет, но я не оборачиваюсь. Мы с Луисом взбегаем по лестнице, добираемся до самого верха и чуть не падаем от изнеможения, когда вбегаем в коридор и за нами закрываются двери.

Мы даже не успеваем перевести дыхание, когда появляется Роман, коридорный тролль с блокнотом учета дисциплинарных взысканий.

– Клементина, тебе же известно, что бегать по лестнице не положено. Это твое второе нарушение за эту неделю. Мне придется написать на вас докладную.

– Ты это серьезно? – возмущенно рявкает Луис.

Тролль только неодобрительно цокает языком и, вырвав из своего блокнота два листка с письменным замечанием о проступке, вручает их нам.

– Хорошего остатка дня, – говорит он нам. – И остановите это ваше кровотечение. Вам же известно, что это идет вразрез с правилами безопасности учащихся, а мне совсем не хочется подавать на вас еще одну докладную.

Когда он поворачивается и, топая, уходит по коридору прочь, все здание вдруг сотрясает оглушительный раскат грома. Роман громко взвизгивает, подпрыгнув фута на три, и роняет свой блокнот.

– Если он так пугается от обыкновенного грома, – ерничает Луис, – то мне бы совсем не хотелось бы увидеть, что бы он сделал, если бы эта тварь добралась до верха лестницы.

– Вероятно, он бы обделался.

Мы оба смеемся, потому что только это нам и остается – либо смеяться, либо плакать. А я ни за что не появлюсь перед Джудом с красными заплаканными глазами.

Глава 11

Как пишется «катастрофа»

После того как мы с Луисом берем себя в руки, что занимает несколько минут, я отправляю сообщение дяде Картеру. На сей раз я пишу ему, что, если я погибну, то ему придется держать ответ перед моей матерью, так что пусть он все-таки починит этот чертов замок.

Удивительно, как спасение от грозившей смерти помогает тебе твердо стоять на своем.

– Я пойду и попытаюсь привести себя в порядок до начала уроков, – говорит мне Луис. – Я уже отправил сообщение Еве и дал ей знать, что мы закончили раньше обычного.

– Ты самый лучший, Луис. – Мы оба знаем, что я говорю не только о его сообщении.

Но он только закатывает глаза и идет по коридору.

– Мы можем хотя бы попытаться прожить остаток дня без происшествий?

– Я ничего не могу обещать! – кричу я ему вслед, ерничая из последних сил.

– А я что говорю! – Должно быть, Луис и впрямь здорово устал, раз он даже не показывает мне средний палец

Когда я добираюсь до туалета, мне приходится потратить несколько минут на то, чтобы успокоить Еву, когда она видит меня до того, как я успеваю привести себя в порядок. Ее тональный крем и маскирующий карандаш помогают мне придать моему лицу презентабельный вид – если никто не будет слишком уж приглядываться, – а моим волосам презентабельный вид придает узел, в который я их собираю. Что до остальных частей моего тела, то новая форменная рубашка поло не смогла бы скрыть и половины нанесенных мне повреждений, так что вместо этого я опять надеваю худи, несмотря на жару и духоту, надеясь, что кровь из моих многочисленных ран не протечет сквозь пластыри.

– Ты уверена, что ты в порядке? – спрашивает Ева, наверное, в тысячный раз, когда за нами закрывается дверь туалета.

– Да, со мной все хорошо, – заверяю ее я. Это натяжка, но она связана больше с тем, что я вот-вот буду сидеть рядом с Джудом, а не с тем, что я только что имела дело с чудовищем.

На лице Евы читается сомнение, но она обнимает меня и шепчет:

– Задай ему жару, – после чего направляется на свое занятие по управлению гневом.

До начала урока у меня есть десять минут, так что я снова пишу на телефон Серине, чтобы узнать, как прошло ее собеседование. Наверняка сейчас оно уже закончилось. Я также отмечаю про себя, что вечером надо будет ей позвонить, чтобы услышать, как все прошло. Если дело выгорело, мы сможем это отпраздновать, а если нет, то я смогу послушать, как она плачет.

Но к тому моменту, как я добираюсь до класса английского языка и литературы, она мне так и не ответила, так что я сую телефон в карман и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы унять внезапно охвативший меня мандраж.

Мимо проходит пара вампиров, поглядывая на меня так, будто они пытаются прикинуть, какова я на вкус. Я уверена, что они чуют кровь, вытекающую из моих ран, но сегодня у меня совершенно нет сил, чтобы как следует отшить их, так что, входя в класс, я смотрю в пол.

Но прежде чем войти, я слышу, как кто-то зовет меня по имени.

Повернувшись, я вижу Каспиана, который входит в класс вслед за мной и на лице которого написано участие.

Его темные волосы заправлены под черную бейсболку, с надписью «Школа Колдер», сделанной таким же ярко-красным цветом, в который окрашены его рубашка поло, ботинки и рюкзак. В сущности, он выглядит как ходячая афиша этой чертовой школы. Чем, если подумать, он и является.

Впрочем, если бы я знала, что через девять месяцев смогу убраться отсюда, возможно, это заведение нравилось бы больше и мне самой.

– О боже! – Он окидывает меня взглядом и трет свой затылок. – Значит, ты уже слышала об этом.

– О чем? – спрашиваю я, пытаясь протиснуться мимо него. Сегодня я не в том настроении, чтобы воспринимать его преувеличенные театральные эффекты. К тому же я все еще не отошла от его объявления о том, что его приняли в университет, хотя это и не его вина.

Но он загораживает дверь, и, когда наши взгляды встречаются, до меня доходит, что произошло что-то очень плохое. Его глаза округлились и потемнели, и я вижу, что они полны тревоги и сочувствия даже до того, как он обнимает меня за плечи и говорит:

– Мне так жаль.

Инстинктивно я встаю на цыпочки и тоже обнимаю его.

– Тебе жаль? Но почему? – спрашиваю я, совершенно сбитая с толку. Он выглядит – и говорит – так, будто вот-вот заплачет. – Что произошло? – вопрошаю я, чувствуя, что мне становится не по себе. – Расскажи мне.

Это не просьба, и, судя по лицу моего кузена, он это понимает. Но его губы по-прежнему сжаты, как будто он не хочет отвечать, что совершенно на него непохоже. Обычно Каспиан обожает демонстрировать, что он информирован лучше, чем все мы.

И от этого его колебания по моей спине пробегает холодок – несмотря на то, что духота, порожденная надвигающейся бурей, полностью переиграла здешнюю древнюю систему кондиционирования.

Он вздыхает и – что пугает меня еще больше – берет мою руку в свою.

– Как это ни говори, все равно получится ужасно. Это касается Серины.

– Серины? Что не так с Сериной?

Меня, словно молния, пронзает ужас, и я жду, что сейчас он скажет что-то такое, чего мне отчаянно не хочется слышать.

Только не Серина. Только не Серина. Только не Серина.

Пожалуйста, только не Серина с ее широкой улыбкой и большим сердцем.

Но я могу думать только об одном – о том, что со вчерашнего вечера она не ответила ни на одно мое сообщение.

Пожалуйста, пожалуйста, только не Серина.

Мой кузен скорбно качает головой.

– Мы получили эту новость только сегодня утром. Она погибла минувшей ночью. Она творила чары и утратила над ними контроль. К тому времени, когда полиция смогла добраться до нее, она…

Мои колени подгибаются, и одну ужасную секунду мне кажется, что сейчас я рухну на этот потрескавшийся плиточный пол. Но затем я ухитряюсь все же устоять на ногах.

Никаких проявлений слабости, напоминаю я себе.

Я сжимаю руки в кулаки и вонзаю ногти в ладони, чтобы боль помогла мне не расклеиться. Голос Каспиана пресекается еще до того, как он заканчивает рассказывать, что произошло.

Впрочем, ему и нет нужды договаривать. Я уже знаю, что случилось. То же самое, что случается со многими выпускниками Школы Колдер, когда их магическая сила обрушивается на них, особенно мощная из-за того, что она так долго была заблокирована.

То, чего я боялась с тех пор, как Серина окончила школу и уехала одна, без всякой поддержки, – полная решимости узнать все о своей магической силе и наверстать все, что она упустила за четыре года, потерянных на этом острове. Но умереть, творя чары, призванные принести тебе удачу? Какой парадокс – какой жестокий парадокс!

От этой мысли у меня сжимается горло, к глазам подступают слезы, но я подавляю их. И, расправив плечи, сжимаю зубы, чтобы не дать себе показать никаких эмоций – никаких вообще.

Несколько секунд Каспиан вглядывается в мое лицо.

Я говорю себе, что это потому, что он беспокоится за меня, а не потому, что он пытается оценить мою реакцию, чтобы доложить о ней моей матери, как ее хороший солдат, которым он и является. Мы всегда были близки, поскольку он мой двоюродный брат, поскольку мы с ним оба Колдеры, но могу ли я ему верить? На самом деле я не знаю, насколько ему можно доверять. Я знаю только одно – у меня нет никакого желания проверять это сейчас. Тем более что в эту минуту я чувствую себя хрустальной вазой, разбившейся об пол.

– В конце концов, это должно было произойти. Ведь это происходит почти всегда, – говорю я. – Но нам пора на урок.

– Это преувеличение, не так… – начинает Каспиан, но тут же замолкает, потому что в эту минуту даже он не может вынести здешнюю ложь. Или потому, что он не может сказать правду?

В Школе Колдер мы всегда поступаем так – потому что у нас нет выбора. Нам надо прятать все свои мягкость, нежность, надежды и уязвимости глубоко-глубоко в себя, туда, где никто не сможет их увидеть. Даже мы сами.

Обычно это даже работает… пока всему этому не настает предел.

Глава 12

Поцелуй мою Фанни

Я все еще пытаюсь справиться с горем, когда, войдя в класс… обнаруживаю Джуда, сидящего за моим обычным столом.

И сразу же мое горе превращается в ярость. Потому что пусть он идет в жопу. Пусть все они идут в жопу.

Я расправляю плечи и направляюсь к нему. Это он перестал разговаривать со мной, и, оправившись от этой травмы, я дала себе слово, что, если он когда-нибудь захочет заговорить со мной снова, то молчание придется прервать ему самому.

Все это время я держала это слово, и теперь ни за что его не нарушу… тем более из-за стола в классе.

Я сажусь за стол, соседний с ним, и сижу, не поднимая головы, но все это время чувствую на себе его взгляд. Ну и что с того? Пусть смотрит, сколько хочет.

Той части меня, которая охвачена гневом, хочется ответить ему таким же сверлящим взглядом, но моя горе от гибели Серины слишком свежо, чтобы играть с Джудом в игры на предмет того, кто из нас круче, даже если он этого и заслуживает.