Приятный кошмар

– Да, Клод, – отвечает моя бабушка, одновременно подмигнув мне.

Я благодарно улыбаюсь им обоим – приятно знать, что кто-то поддерживает меня. Иногда я гадаю, была бы ситуация иной, если бы мой отец не уехал еще до моего рождения. Но он ушел, и моя мать поставила себе задачу наказать его, вымещая его косяки на мне – осознает она это или нет.

– Теперь, когда Клементина здесь, я объявляю этот Конклав открытым, – говорит мой дядя Кристофер, ударив деревянным молотком по столу с такой силой, что дребезжат все крошечные чашки, из которых по настоянию моей матери мы пьем чай. – Беатриса, пожалуйста, подайте чай.

Не проходит и нескольких секунд, как зал заполняют кухонные ведьмы, катящие тележки с чаем и угощениями к нему. Одна из них нагружена заварочными чайниками с чаем и принадлежностями к нему, другая – сэндвичами-канапе, а на третьей собраны разного рода коржики и затейливые пирожные.

Мы все сидим молча, пока все это в безупречном порядке не расставляется на любимой скатерти моей матери с цветочным узором.

Флавия, одна из самых молодых кухонных ведьм, улыбается и ставит передо мной тарелку, полную маленьких капкейков.

– Я приготовила для морковного торта твою любимую глазурь, Клементина, из сливочного сыра и ананасового сока, – шепчет она.

– Огромное тебе спасибо, – шепчу я в ответ с широкой улыбкой, при виде которой моя мамочка раздраженно хмурит брови

Я не обращаю на нее внимания.

Флавия просто проявляет любезность и доброту – что в Школе Колдер не очень-то ценится. Не говоря уже о том, что она готовит обалденный морковный торт.

Когда наконец для помпезного чаепития, которое семейство Колдер устраивает во второй половине дня по средам, все готово и все положили еду на свои тарелки, моя мать церемонно берет у дяди Кристофера деревянный молоток. Из пяти братьев и сестер, собравшихся за столом, она самая старшая. К этому своему старшинству она относится очень серьезно после того, как унаследовала его от их самой старшей сестры, когда та умерла незадолго до моего рождения… и никому: ни своим братьям и сестрам, ни их семьям не дает о нем забыть.

Хотя теперь деревянный молоток находится у нее, она не ударяет им по столу, поскольку считает, что это было бы бестактно. Вместо этого она просто держит его, ожидая, чтобы все за столом замолчали. Это занимает всего секунду – я не единственная в этом зале, которой приходилось терпеть бесконечные нотации мой матери или становиться жертвой ее дьявольских наказаний – хотя я все равно считаю, что обихаживание криклеров намного, намного лучше, чем наказание, которое она когда-то назначила моей кузине Каролине – в течение месяца чистить аквариум с чудовищными рыбами… причем чистить изнутри.

– Сегодня у нас плотная повестка дня, – начинает моя мать, – так что я бы хотела нарушить протокол и перейти к деловой части этого совещания до того, как мы закончим есть, если никто не возражает.

Никто не возражает – хотя моя любимая тетя Клодия, кажется, хочет возразить. Узел ярко-рыжих волос на ее затылке подрагивает то ли от возмущения, то ли от нервозности, но она так застенчива и замкнута, что мне трудно понять, в чем здесь дело.

Моя мать, дядя Кристофер и тетя Кармен определенно любят находиться на таких совещаниях в центре внимания, а дядя Картер большую часть времени старается переключить внимание на себя, но у него это не выходит. Это характерная черта мантикор, которой, похоже, не хватает только тете Клодии и мне. Все остальные борются за то, чтобы быть в центре внимания, как будто это единственное, что стоит между ними и неминуемой гибелью.

– Первые две недели занятий прошли исключительно хорошо, – нараспев произносит моя мать. – Новые правила движения по коридорам, установленные коридорными троллями, судя по всему, упорядочили передвижение учеников между уроками и, как мы и рассчитывали, предотвратили возникновение драк. За это время у нас не было травм.

– Вообще-то, – говорит тетя Клодия тихим голосом, более похожим на шепот, – в кабинете врачевания я имела дело с несколькими ранами и травмами от драк. Но они все были несерьезными, так что…

– Как я и говорила, у нас не было серьезных травм, – перебивает ее моя мать, с прищуром вперившись в свою сестру. – Что одно и то же.

Одного сердитого взгляда моей матери достаточно, чтобы тетя Клодия поняла, что эту битву ей не выиграть. Дядя Брандт протягивает руку, чтобы похлопать ее по колену, и она улыбается ему благодарной улыбкой.

– В Мексиканском заливе ожидается шторм, но нам ничего не грозит, – ухитряется вставить дядя Кристофер, даже без деревянного молотка. – Наши защитные заклятия должны выдержать, и, даже если этот шторм усилится еще больше, он должен обойти нас стороной.

– Мне надо поговорить с Вивиан и Викторией? – спрашивает тетя Кармен, при первом удобном случае встряв в разговор, как это с ней бывает всегда. – Попросить их наложить еще одно защитное заклятие?

Дядя Кристофер наматывает на палец свой темно-рыжий ус, обдумывая ее предложение.

– Полагаю, нам это не повредит. А как считаешь ты, Камилла?

Моя мать пожимает плечами.

– По-моему, в этом нет необходимости, но, если от этого тебе, Кармен, станет легче, то кто я такая, чтобы останавливать тебя?

– Тогда я скажу ведьмам позаботиться об этом, – тон тети Кармен почти так же холоден и натянут, как и тон моей матери. Моя мать и тетя Кармен, которая по возрасту к ней ближе всех прочих ее братьев и сестер, не любят друг друга.

Тетя Кармен несколько раз пыталась устроить переворот, чтобы самой занять место директрисы школы. Все ее попытки были тщетны, но они делали наши семейные Конклавы ужасно занятными.

– А как насчет, э-э-э… – тетя Клодия понижает голос, будто собираясь сообщить секрет. – Как насчет этой ситуации на… э-э-э… нижнем этаже?

– Ты хочешь сказать, в темнице? – поправляет ее моя бабушка, покачав головой. – По крайней мере, называй это место так, раз уж вы превратили его именно в это.

– Ситуация в подвале, – жестко изрекает дядя Картер, – находится под контролем.

– Я в этом не так уж уверена. Что-то почти выбралось из своей камеры, пока я была там сегодня. – Это вырывается у меня само собой прежде, чем я успеваю подумать. Все поворачиваются ко мне с таким видом, будто я какое-то особенно гадкое насекомое.

Я знаю, что мне не стоило ничего говорить и что я об этом пожалею, но такое подливание масла в огонь – это единственное, что делает эти Конклавы терпимыми.

– В подвале обеспечена полная безопасность, Клементина, – говорит мне моя мать, настолько сузив глаза, что, когда она обращает на меня свой взор, я вижу только щелки с полосками голубых радужек. – Ты должна прекратить делать ложные сообщения.

– Это не было ложным сообщением, – возражаю я и одновременно вызывающе пальцем снимаю с моего куска торта глазурь и слизываю ее. – Спроси дядю Картера.

Все молча переводят взгляды на моего дядю, который заливается краской.

– Это просто неправда. Наша безопасность находится на высшем уровне. Тебе не о чем беспокоиться, Камилла! – рявкает он, оскорбленно тряся своей козлиной бородкой.

Я подумываю о том, чтобы достать свой телефон и крупным планом заснять весь этот цирк, но это точно не стоит наказания в виде оставления в классе после уроков, которое я неминуемо получу.

Так что вместо этого я опускаю голову и откидываюсь на спинку своего кресла. На этот раз дядя Брандт похлопывает меня по плечу, и на секунду меня охватывает желание заплакать. Не из-за моей матери, а из-за того, что его улыбка так напоминает мне его дочь – мою кузину Каролину, которая погибла пару месяцев назад после того, как сбежала из самой жуткой тюрьмы в мире сверхъестественных существ.

Ее отправили туда, когда мы обе учились в девятом классе, и не проходит ни дня, чтобы я не скучала по ней. Но теперь, когда я знаю, что ее больше нет, моя тоска по ней стала еще острее.

Моя мать продолжает вести совещание согласно повестке дня, но после пары минут я перестаю ее слушать.

Наконец, когда я уже начинаю ощущать вкус свободы, она отдает деревянный молоток обратно дяде Кристоферу.

– Последний пункт нашей сегодняшней повестки дня имеет более выраженное отношение к нашей семье. – На его лице появляется гордая улыбка, как и на лице тети Люсинды, которая от воодушевления чуть ли не ерзает на своем кресле.

Напряжение длится всего несколько секунд, после чего дядя Кристофер объявляет:

– Я хочу, чтобы мы все воспользовались этим случаем и поздравили Каспиана с заблаговременным принятием в Салемский университет на престижную программу по изучению сверхъестественных явлений и существ.

Все за столом разражаются рукоплесканиями и радостными возгласами, а я просто сижу и чувствую себя так, будто меня только что столкнули с утеса.

Глава 7

Как карты лягут

– Прими мои поздравления, Каспиан, – говорит ему тетя Кармен, приветственно подняв свою чашку с чаем.

– Это замечательная новость! – Дядя Картер вскакивает, опрокинув свое кресло в стремлении быть первым, кто похлопает Каспиана по спине.

Остальные быстро следуют его примеру, и вскоре мой двоюродный брат расцветает от всеобщего внимания и добрых пожеланий.

Я заставляю себя подойти к нему и обнять его. Ведь не его вина, что я не в себе. Как не его вина, что моя мать даже не смотрит на меня.

Она отказалась разрешить мне подать заявление о поступлении в университет.

Она заявила мне, что я не могу уехать – что никто из нас, представителей четвертого поколения нашей семьи, не может покинуть остров, чтобы поступить в университет.

Она даже спросила меня, почему я не могу, как Каспиан, быть счастливой, оставшись после окончания школы на острове – и возглавить школу, как нам и положено.

И что же, теперь я узнаю, что он подавал заявления о поступлении в университеты все это время? И что его родители поддерживали его в этом?

Когда я обнимаю Каспиана, во мне бушует гнев. Возможно, он немного придурковат, но я не виню его в том, что он нашел способ сбежать с этого острова и готов воспользоваться им.

Кого я виню, так это мою мать.

– Поздравляю! – говорю я моему кузену, когда он наконец отпускает меня.

Он улыбается мне, и его ярко-голубые глаза сияют на фоне медной кожи.

– Спасибо, Клементина. Мне не терпится узнать, в каких университетах приняли твои заявки о поступлении.

У меня падает сердце, потому что что я могу сказать?

Почему мы с Каспианом не говорили об учебе в университете раньше? Почему я просто доверяла моей матери, хотя знала, что она нередко вольно обращается с правдой. Я улыбаюсь натянутой улыбкой, пытаясь решить, что сказать, когда меня оттесняет Карлотта, чтобы тоже поздравить Каспиана.

Я пытаюсь успокоиться, пытаюсь сказать себе, что еще есть время отправить заявления в любые университеты, в которых я хотела бы учиться. Я не обязана оставаться здесь после того, как закончу школу. Я могу оставить это место в прошлом.

Ее власти надо мной скоро придет конец.

Эта мысль помогает мне досидеть до окончания Конклава. Она помогает мне выдержать до нелепости напыщенную речь Каспиана и высокомерное хвастовство дяди Кристофера. Это помогает мне даже вынести то, что моя мать по-прежнему отказывается встречаться со мной взглядом.

Но как только заседание заканчивается, я вскакиваю и мчусь к двери.

Я откровенно поговорю с моей матерью завтра. А сейчас мне необходимо просто убраться подальше от моей родни.

Меня зовет бабушка, но я продолжаю бежать прочь по коридору и не думаю возвращаться. Потому что, если я вернусь, то расплачусь. Слезы – это проявление эмоций, а любое проявление эмоций – это слабость. Моя мать презирает слабость. Поэтому, чтобы не разразиться слезами, я просто продолжаю бежать.

Когда я возвращаюсь в свой домик, мой телефон начинает вибрировать. Часть меня ожидает, что это моя мать, требующая, чтобы я вернулась и поговорила с ней, но нет, на этом фронте все спокойно. Это Серина.

Серина: Надеюсь, морковный торт Флавии сделал это более терпимым. Я хочу знать все детали.

Я: Он помог, но его было недостаточно, чтобы сделать это терпимым.

Серина: Я наконец собираюсь сделать это.

Я: Сделать что?

Серина: Сотворить свои первые чары.

Серина: Ночью будет полнолуние. Я собрала все необходимые ингредиенты и, когда стемнеет, очерчу вокруг себя круг, использую силу луны и начну.

Я посылаю ей поздравительную гифку.

Я: А что это будут за чары?

Серина: На удачу. Я все еще не нашла новую работу, а скоро мне надо будет внести арендную плату за жилье.

Я: Почему бы тебе просто не сотворить чары на материальное благополучие? Тогда тебе можно будет не торопиться с поисками работы.

Серина: Во всех книгах написано, что этого делать нельзя. Чары на материальное благополучие всегда выходят боком. Но завтра у меня собеседование, и я надеюсь, что удача поможет мне получить эту работу.

Я: У тебя все получится как с этими чарами, так и без них. Пришли мне изображение круга, который ты очертишь.

Серина: Обязательно пришлю. Пожелай мне удачи!

Я: Всегда <3.

Я подумываю о том, чтобы позвонить Серине и рассказать ей, что сделала моя мать, но, похоже, у нее сейчас такое приподнятое настроение, и мне не хочется портить его.

Светильник на крыльце зажигается, и на его свет сразу же слетаются мотыльки. Секунду спустя из-за двери высовывается голова Евы.

– Ты зайдешь? – спрашивает она. Затем вглядывается в мое лицо и говорит: – Что, конклав прошел плохо?

– Вообще все плохо, – отвечаю я и вхожу в дом.

Ева смотрит на «Нетфликс» сериал «Уэнздей», а на журнальном столике перед ней стоит наполовину съеденая вазочка с M&M’s.

– Похоже, не только у меня был тяжелый день.

– Парни – болваны, – отвечает она.

– Матери ничем не лучше. – Я плюхаюсь ничком на обитый голубым бархатом диван, занимающий большую часть нашей гостиной зоны, и утыкаюсь лицом в одну из ярко-лиловых подушек.

– И учителя английского языка и литературы тоже.

Она садится на край дивана, и через пару секунд я слышу, как она трясет над моим ухом вазочкой с M&M’s.

– От шоколада все сразу становится лучше.

– Я не уверена, что шоколад может решить мою проблему, – стону я. Но все же беру несколько конфет. – А что сделал Амари?

Она фыркает.

– Он изменил мне с русалкой.

– Вот козел!

– Нельзя сказать, что у нас с ним была настоящая любовь или что-то в этом духе, – говорит она, пожав плечами. – Но мне нравился этот здоровенный придурок.

Да, к сожалению, у этого человеколеопарда репутация любителя потрахаться.

– А как ты об этом узнала?

– Она была в нашем театре, где хвасталась своим подругам об их амурной связи и уверяла, что я о ней «понятия не имею». Ей было невдомек, что я нахожусь за кулисами, расписывая декорации. – Она набирает из вазочки горсть зеленых шоколадных конфет и одну за другой кладет их себе в рот. – Тогда на минуту мне ужасно захотелось, чтобы у меня был доступ к моей магической силе.

– Я могу наподдать ей за тебя, – предлагаю я. – Я понимаю, что это не то же самое, но это могло бы дать тебе какое-никакое моральное удовлетворение.

Ева снова пожимает плечами.

– Она того не стоит. Хотя мне хотелось двинуть Амари кулаком, когда я открыто высказала ему все и он попытался свалить вину за это на меня.

– На тебя? Почему?

– Потому что я «его не понимаю». И, очевидно, потому, что он думает не головой, а членом. – Она опять протягивает руку к вазочке с M&M’s и на сей раз начинает выбирать из него конфеты оранжевого цвета. – А теперь расскажи мне, что случилось у тебя.

– Каспиана приняли в Салемский университет.

– Что? Я думала, что вы не можете…

– Похоже, это правило относится только ко мне. А Каспиан может делать все что пожелает.

– Ничего себе. Это совсем не клево. – Она опять протягивает мне вазочку с конфетами. – И что на это сказала твоя мать?

– Ничего. Она не пожелала даже посмотреть на меня.

На лице Евы читается беспокойство.

– Но почему? Тебе надо поговорить с ней и…

– Агилар назначила мне в партнеры Джуда для работы над классным проектом, – перебиваю ее я.

У нее округляются глаза.

– Обалдеть. – Она встает с дивана.

– Куда ты?

– M&M’s тут не хватит. – Она открывает кладовую и воркует: – О, привет, Пискун! Я рада видеть, что с тобой все в порядке. Вчера нам тебя недоставало.

Я закатываю глаза.

– Поверить не могу, что ты дала имя мыши.

– Да ладно, мышам тоже нужна любовь.

Через пару секунд она возвращается с пакетом наших любимых картофельных чипсов с маринованным укропом.

– Где ты их достала? – спрашиваю я, жадно протягивая к пакету руки.

– У меня есть свои способы. Я хранила их на случай чрезвычайной ситуации, а это определенно чрезвычайная ситуация. – Она открывает пакет чипсов и отдает его мне. – Теперь давай, выкладывай все.

И я так и делаю, выложив ей все, что произошло сегодня на уроке английского языка и литературы и после него. Она молча выслушивает меня до конца.

– Поверить не могу, что она отказалась поменять тебе партнера, – говорит она, когда я наконец заканчиваю свой рассказ. – Ведь все знают, что тебя нельзя ставить в пару с Джудом.

– Я в такой жопе. – Я кладу в рот еще один чипс, и тут раздается стук в дверь. – Если это моя мать, скажи ей, что я умерла, – ерничаю я и накрываю голову мохнатым одеялом.

Мне нужно время, чтобы придумать, что я ей скажу. В данный момент мне кажется, что я вообще не смогу рассуждать рационально, помня обо всей ее лжи.

– Это не твоя мать, – говорит Ева, подойдя к двери, чтобы открыть ее.

Я поднимаю брови.

– Это что же, у тебя развилось рентгеновское зрение?

– Нет, но я вызвала подкрепление. – Она распахивает дверь, и я вижу, что на крыльце стоит Луис, в одной руке держа корейские маски для лица, а в другой – пузырек с ярко-зеленым лаком для ногтей.

– Зеленый? – спрашивает Ева, удивленно выгнув брови.

– Ты слыхала о таком понятии, как сексуальный красный? А это сексуальный зеленый, идеально подходящий для разрыва любовных отношений. – Он отдает пузырек с лаком ей, затем поворачивается ко мне: – Ты выглядишь ужасно. Расскажи мне все.

– Я не могу сделать это снова, – отвечаю я и засовываю в рот горсть чипсов, чтобы мне не пришлось говорить.

Он поворачивается к Еве.

– Ну и что натворил Джуд?

– Откуда ты знаешь, что речь идет о Джуде? – верещу я.

– Я тебя умоляю. – Он небрежно машет рукой. – В прошлый раз ты выглядела таким образом, когда я впервые попал на этот остров и этот парень только что разбил тебе сердце. У меня ушла целая вечность на то, чтобы привести тебя в нормальное состояние, так что скажи мне, что этот козел сделал на сей раз, чтобы я мог пойти и надрать ему задницу.

Я откладываю чипсы в сторону, чтобы не поддаться искушению съесть весь пакет. И мрачно говорю:

– На самом деле он никогда не разбивал мне сердце.

– О, я тебя умоляю. – Он картинно закатывает глаза. – Следующие полгода ты плакала каждый вечер прежде, чем тебе удавалось заснуть.

– Это потому, что я только что потеряла моих двух самых лучших друзей. Джуд бросил меня без всякой причины, а Каролина… – Я замолкаю, потому что сейчас мне не хочется говорить о ней.

Луис вздыхает и, сев на диван, обнимает меня.

– Я вовсе не хотел напоминать тебе о ней. Я просто хочу сказать, что теперь у тебя есть два новых лучших друга, которые, которые готовы надрать задницу Джуду Эбернети-Ли, если это необходимо. Верно, Ева?

– Я готова попытаться, – с сомнением в голосе соглашается она. – Но я не знаю, что из этого выйдет. Этот парень чертовски крут.

– Верно. – Луис на секунду задумывается, затем поднимает пакеты в своих руках. – А как насчет этих масок для кожи лица? Хорошо выглядеть – это наилучшая месть.

Я смеюсь, как он и хотел. Затем говорю:

– Только если я получу маску из арбуза.

– Что ж, ладно. – Я протягиваю руку за маской. Потому что Луис прав. У меня действительно есть двое новых лучших друзей, что здесь встречается нечасто. Хотя ни один из них не заменит мне Каролину, им и не надо этого делать. Потому что они и впрямь самые лучшие, просто оставаясь такими, какие есть.

И это даже до того, как Луис – чисто по-мужски – говорит:

– Я все равно считаю, что мы можем справиться с Джудом.

Ева задумывается.

– Возможно, если сначала мы брызнем на него из перцового баллончика.

Луис щелкает уголком рта.

– Или из баллончика со слезоточивым газом.

Я закатываю глаза, откидываюсь на спинку дивана, кладу голову ему на плечо, а ноги на журнальный столик как раз тогда, когда по телевизору начинается очередная серия «Уэнздей».

Завтрашний день будет ужасным, но это проблема, которую мне надо будет решить завтра. Потому что сегодня я буду просто общаться со своими друзьями, и мне этого более чем достаточно.

Глава 8

Дождик, дождик, исчезни

– Ачто будет, если ты притворишься больной и не пойдешь кормить и поить криклеров? – спрашивает меня Луис, когда мы после обеда направляемся в темницу, потому что это точно не подвал, а темница. Он настоял на том, чтобы пойти туда со мной, потому что «вчера был тяжелый день».

И он прав.

– Должен сказать, что после того, что учинила твоя мать, на мой взгляд, это она должна заниматься этими тварями.

– И не говори, – соглашаюсь я. Сегодня утром я зашла в ее кабинет, чтобы поговорить с ней. Я рассудила, что смогу сделать это более спокойно до того, как мне придется в один и тот же день иметь дело с криклерами и Джудом, но она меня отшила. Сказала, что постарается найти время, чтобы «поболтать» со мной после занятий.

К тому же этот чертов шторм, начинавший подбираться к нам вчера, быстро приближается, а значит, сегодня настроение криклеров будут особенно злобным. Я немного опасаюсь, что в следующий час то, что происходило вчера, покажется мне цветочками.

– Думаю, тебе надо позволить мне пойти с тобой, – наверное, в четырнадцатый раз предлагает Луис, пока мы продолжаем идти по коридору. – Очевидно, что тебе нужна помощь.

– Да, но, если моя мать прознает, что ты помогаешь мне… – начинаю я, но Луис обрывает меня.

– Вообще-то, сам я ничего об этом никому не скажу, – говорит он, состроив мне рожу. – И вряд ли твоя мать в ближайшее время спустится туда. Так что никто об этом не узнает.

– Это пока кто-то из криклеров не откусит кусок твоей плоти.

Он закатывает глаза.

– Похоже, Клодия хорошо умеет хранить секреты.

– Ты действительно хочешь проверить эту теорию? – парирую я, достав телефон, чтобы включить фонарик. Прежде, чем активировать его, я опять пишу сообщение Серине, чтобы спросить, как сработали ее чары и как прошло собеседование. Я очень надеюсь, что она получит эту работу.

– Поверить не могу, что твой дядя не заменил лампочку. – Луис замолкает, когда я вдруг останавливаюсь как вкопанная. – Что случилось?

– Ничего. – У меня екает сердце, но я не обращаю на это внимания. Как не обращаю внимания на тот факт, что чем дальше мы идем по коридору, тем виднее становится странное сияние, исходящее из вестибюля в его конце.

– Вид у тебя не такой, будто ничего не случилось. – Он с тревогой смотрит на меня.

– Возможно, дело в приближающейся буре. Это пустяки.

Но тут из-за угла доносится тихий хриплый стон, и я останавливаюсь, как вкопанная.

– Что? – спрашивает Луис, остановившись рядом со мной. – Что ты увидела?

– Дело не в том, что я увидела, а в том, что я услышала. – Звук слышится снова, на этот раз тише и отчаяннее, и по моей школе бегут мурашки.

Что до Луиса, то его охватывает ужас.

– Я ничего не слышал. Неужели какая-то и этих тварей действительно выбралась наружу? – Он щурит глаза, оглядывая коридор с помощью своего притупленного, но по-прежнему острого волчьего зрения.

– Дело не в зверинце. – Я пытаюсь заставить мои ноги двигаться дальше, но у меня ничего не выходит.

Его глаза округляются, когда до него наконец доходит, почему он не слышит – и не видит – то, что слышу и вижу я.

– О черт.

Я смотрю на пол, вглядываюсь в трещины на цементе и заставляю себя собраться.

– Пошли, – говорю я ему.

– Пошли? – переспрашивает Луис, глядя на меня расширенными глазами. – Разве нам не нужен план? Мне совсем не хочется, чтобы они опять тебя искусали.

– Они меня не искусают. – Я делаю выдох. – И у меня есть план.

– В самом деле? – Он вскидывает брови.

– Становись передо мной и беги со всех ног. Мы доберемся до криклеров кружным путем и будем надеяться, что никто не последует за нами.