Запоздавшее

*

Всю ночь шел дождь с сильным ветром. И всю ночь я не спал из-за того что на крыше гремела какая-то оторвавшаяся железяка. И каждую минуту глядя на звезды я жалел, что поселился в этой квартире на последнем этаже из-за ее прекрасного вида. Как же я не люблю это одеревеневшее состояние, когда не высыпаешься, да еще не по своей вине. После тело ползает как улитка, а мысли растут как листья медленно-медленно, и глаза слезятся. И каждый раз в том, что я не высыпаюсь виноват кто-то другой. Я не засиживаюсь ночами за сериалами или книгами, я с детства понял, как важен ночной сон для адекватности днем. Чай в такое время кажется как вода, кофе не бодрит, еда кажется пересоленой. Теперь вот хожу, ищу правды по улицам, радуясь тому, что железяка стучит сейчас там на крыше, а я ее не слышу. Утреннее солнце окончательно меня разморило, шаг мой стал тяжелеть, и я почувствовал как закружилось голова. Тело брало свое, – оно просилось спать. Но день только начинался, пришлось высыпаться стоя. Честно говоря, мне кажется почти все так и делают каждый день. Все ходят с такими лицами, будто кровать на себе сзади таскают, а чтобы не было видно их заспанных глаз, не снимают темные очки даже в пасмурную погоду. И надо сказать таких персонажей на улице каждый день полным полно, и у каждого причиной своя железяка. Люди очень странные, ведь они никогда не могут объяснить свое поведение даже самим себе. Например, им плевать, что они ведут себя как законченные эгоисты, и что окружающие считают их мерзкими и противными, для них самое главное, – это только чтобы эту правду никто не произносил вслух. Но в чем тогда логика, ведь от этого они не становятся чище. Если мы не называем зло злом, то оно не перестает быть злом. Если мы закрываем глаза на несущийся на нас поезд, то он от этого не перестает существовать. Это мне напоминает инфантилизм с ограниченными когнитивными способностями. Как-то давно играя с детьми в прятки, я стал искать спрятавшихся, и зайдя в одну комнату увидел торчащее из шкафа туловище. Ребенок, думая что он спрячет только голову в шкаф, и окажется в темноте, значит и весь он окажется в темноте. Банально, но дети так думают. Так и некоторые взрослые, им все равно что они гневные, горделивые, завистливые и порочные, главное чтобы никто об этом вслух не говорил, – при них. Кстати, по тому, что заставляет людей нервничать и выходить из себя можно легко понять, в чем их слабость и что они пытаются скрыть. Ну почему же им так сложно признать все свои слабости и стать искренними, ведь сколько сразу проблем бы исчезло с их плеч. В конце концов становится ясно, что мы разочаровываемся не в жизни, а только в людях, которые нас окружают. В жизни все происходит не так, как нам хочется, а так как хочется другим, у которых больше ума и ресурсов. Мы же постоянно им подчиняемся и адаптируемся, называя все эти попытки и усилия почему-то контролем.

*

Будем однако честными: мы все не особенно жалеем больных и страдающих пока они не начинают кричать и возмущаться от боли. Ведь всем нам важно, чтобы они держали свои переживания в себе, только тогда нам кажется, что в мире нет никаких страданий и страдающих людей. Что мир полон радости, счастья и розовых пони, и для этого мы постоянно ходим с закрытыми глазами. А если кто-то начинает жаловаться, то мы сразу пытаемся обвинить его в несдержанности, даже не пытаясь понять, что ему в этот момент больно и одиноко. Сколько раз я отталкивался от своего сердца в порывах жуткой ненависти к кому-либо, словно прыгун, который пытается взять максимальную высоту с шестом гордости. И каждый раз падал вниз головой на очень жесткий матрац, который мне казался изначально очень мягким. И каждый раз хотел повторить этот прыжок еще раз, будто матрац изменился. И каждый раз думал, что от этого страдаю не я, а мой обидчик. Вот же глупость. Прежде чем вылить на соперника чан с помоями, мы сначала сами должны наполнится ими до краев. Это надо помнить и понимать прежде, чем мы начинаем копить злобу, обиду и месть против кого-то, – этим мы убиваем только себя. Ведь прежде чем что-то отдать, этим нужно обладать в избытке, радость или злобу, это уже не так важно. Злорадствуя, мы наполняемся злобой. Делясь радостью, мы ей уже переполнены значит. Когда же нам говорят правду о нас или о сложившейся ситуации, то мы буквально взрываемся от этого: «Да, как он смел?!..», или «Да, как он мог меня?!..». Нас больше всего задевает на правда, а наше падение при ней. Наше самолюбие чувствует свое притеснение, наш эгоизм стучится от возмущения. И чтобы сохранить его мы готовы пойти на ложь, гнев, гордость, месть, унижения и жестокость. И уже не контролируем себя. И этот яд обиды растекается по телу, отравляя все живое там. Я слышу как стучится Я повсюду в разных частях тела, оно просит меня мести и расправы за то, что кто-то посмел коснуться его небрежно. Оно хочет уничтожить весь мир, лишь бы вернуть себе былое могущество. Самое страшное не в том, что нас обидели, а в том, что Нас обидели. В том, что крепость, которая казалась неприступной, дала трещину. И в каждой такой правде о нас, умирает какая-то частица Нас. То есть гибнет то, что не должно было вообще родиться – самолюбие, которое некоторые путают с честью. И как настоящий демон, которого когда изгоняют, он цепляется за все подряд когтями, вытаскивает с собой и нашу душу. Тот, кто сможет пережить это, переживет и все остальное. Врага ненавидишь ровно до тех пор, пока не находишь с ним общий язык и точки соприкосновения, ведь никто не достоин у нас такого уважения, как тот, кто однажды смог вывести нас из состояния покоя. Так как именно он единственный может вернуть нас в это прежнее состояние, – забрав лишь свои претензии обратно. И после этого он сразу же становится нам лучшим другом, который и знает и понимает нас лучше нас самих.

*

Развлечения прошлого становятся для меня все менее интересными, количество запахов и вкусов сокращается с каждым днем; становишься безразличным к еде на столе. При чем, чем проще предлагаемая пища, тем даже лучше. Но что я вижу, оглядываясь со скрипом в костях назад, – нет – ни счастья, ни радости, ни сожаления, – ничего такого к чему всю жизнь стремился, и когда-то гордился или хвастался кому-то, нет, – ничего из этого. В огромной стопке воспоминаний выделяется только отдельные сцены нарушения и соблюдения морального кодекса: того за что мне было стыдно, или за что становилось благороднее внутри. Такое ощущение, что я переживаю на старости лет не за свою жизнь, а за жизни других людей, с которыми мне довелось столкнуться за столь краткий период существования и чем-то нечаянно обидеть их. Странно, что только от одних воспоминаний добра, мои кости почему-то сразу перестает ломить, а голова перестает зудеть. Не могу понять, почему именно от воспоминаний добра начинают теплеть мои кости и быстрее течь кровь. Я понимаю, что если буду думать только о себе – потону, а если буду думать только о других – взлечу или меня потопят, это уже зависит от этих других. Самомнение – это всегда некая тяжесть, которая превращает хорошее в дурное. Легкость приходит, когда кому-то что-то даришь, особенно незнакомому человеку. А когда даришь ближнему, то ничего кроме исполнения долга не чувствуешь. Поэтому нам так приятно дарить подарки любимым при первом знакомстве, пока мы еще не знаем их слишком хорошо, и уже неприятно, когда узнали получше, но какими бы они ни были, от самого дарения уже ничего не испытываем. Почему так, – не понятно, ведь вся мировая история и экономика говорят об обратном. Нам твердят о том, что двигатель прогресса и процветания исключительно личная собственность и личный интерес. А может от нас что-то скрывают, или мы боимся сами признавать это публично. И получается так, что из поколения в поколение кочует ложь, и никто не хочет это исправлять. Нам всем твердят, как важна была свобода нашим предкам, как будто она не важна теперь нам. И тогда и сейчас, все кому-то прислуживали. Мы все от кого-то зависим, и по факту делаем то, что нам прикажут. Раньше это делали бесплатно, потому что тогда рабов кормили и одевали, а теперь это делают за деньги, чтобы кормить себя и одевать приходится самим. Но по факту ни тогда, ни сейчас, мы не свободны, и с веками мало, что изменилось. Вряд ли кто-либо чувствует себя сегодня независимым. Одно радует, что если наш хозяин влиятельный, то тогда мы можем общаться с другими хозяевами, которые от него зависят, как со своими слугами, оставаясь лишь его слугами. Вот и вся свобода: найти того, кто будет от тебя зависеть, так же как ты от кого-то. Раньше я думал, что я один такой несчастный, и от этого мне становилось еще тяжелее и грустнее. Теперь я понимаю, что все вокруг считают себя несчастными, просто умело это скрывают. Я только недавно это понял, и потому стал счастливым, так как сама мысль, что ты не один страдаешь, одно это дает облегчение. Всех всегда чего-то не устраивает, все хотят все поменять и начать жить сначала, но слишком быстро ко всему привыкают, и им ничего больше не остается, как страдать в одиночестве, пока никто не видит их позора. И думать почему им так не повезло. И почему ни одна из их мечт, так и не сбылась в реальности.

*

Аромат тюльпанов по утрам прекрасен, и после него всегда хочется жить и любить всех снова, простить тех с кем поссорился когда-то, и попытаться все начать заново. Однако запах – совсем не то, что присуще самому цветку, а именно тому, что его покидает. Вот и все прекрасное в нас, тоже только то, что исходит, а не находится внутри. Даже жуть берет от того, что все лучшее в нас – это то, что мы отдаем, а не чем набиваем карманы. Тогда зачем все это? Раньше, помню с друзьями в детстве, собирали разноцветные ракушки на берегу моря, а теперь все как один – разноцветные безделушки, которые всё так же приятны на ощупь, но уже почему-то противны нашему духу, который ищет безграничности, а не того, чтобы стать тенью чего-то красивого. Наивные глупцы, – они не понимают, что нужно молодить не капризное тело, а застенчивую душу. Если посмотреть со стороны на жизнь, то она похожа – на игру, но не за любовь, счастье или наслаждение, а за деньги, которые по их мнению воплощают все это. Смешно, но это так. Самый настоящий фетишизм бумажек. Когда они видят одну такую ассигнацию, то сразу представляют продажную любовь и незабываемые ощущения, потом умножают это на количество своих денег, и становятся счастливыми. И им бывает достаточно даже этого. Впрочем, как только вещь становится целью, человек превращается просто в средство. Самое неприятное – когда понимаешь, что тебя используют, но продолжаешь вести себя так, будто не понимаешь этого. И после обижает даже не то, что тебя используют, а то каким образом это происходит – открыто и без стеснения. А тебе еще стыдно высказать это вслух, хотя честно говоря, понимаешь, что для тебя это не сложно. Интересно, что большую часть времени мы делаем вид, что ничего не понимаем, и что ничего не произошло, хотя внутри не угасает огонь негодования за то, что ты неожиданно осознал, что стал средством в чужих руках. Но так получается, что ты их используешь больше, и успокаиваешь себя тем, что делаешь это не со зла, а лишь в отместку. Стоит только раз сделать человеку добро по личной инициативе, как он тут же просит еще уже как правило, и пытается узаконить все подарки, чтобы они и дальше повторялись. Хотя, если делаешь добро по чужой просьбе или инициативе, такого желания у них почему-то не возникает. И не потому, что они стесняются, а потому что просить у кого-то всегда сложнее, чем получать что-то бесплатно с наивной улыбкой. Однако люди вовсе не дураки, и все всегда помнят, каждую неприятную мелочь в свой адрес, и точно так же относятся к ним же. Может они и не решаться столкнуть кого-то в пропасть, но уж точно не подадут руки упавшему обидчику. В доме, где хозяин кричит на слуг, слуги начинают плести против него интриги. Как мы к людям относимся, так и они к нам сквозь улыбку, чтобы не вызывать подозрения. Только проявляют они себя не сразу, а потом, и не прямо в лицо, а через кого-то или надвигающиеся обстоятельства. Я часто вспоминаю, как долго смотрел вслед тем, кого нечаянно обидел, и как долго не мог отвести от них взгляда. А совсем недавно заметил, что всякий смотрит в ту сторону или в том направлении, где был человек, о котором он постоянно думает. Раньше говорили, что каждый человек, что приходит в нашу жизнь, приходит, чтобы научить нас чему-то. Возможно и так, но любопытнее все-таки узнать чему мы сами научили других. Я стараюсь не забывать своих друзей и все свое детство, – это мои источники силы на всю оставшуюся жизнь. Какими бы ужасными они не были, в них было все, чтобы я чувствовал себя полноценным и счастливым. Я вспоминаю все клятвы друзей по пьяне, и меня обуревают сразу те же эмоции, и хочется все их исполнить. Юношеская любовь и юношеская дружба – вот два сердечка, которые должны биться в нас постоянно не переставая, чтобы наши руки никогда не холодели. Тогда именно был важен не результат, а участие, которое почему-то было важнее этого результата. Все, что было после, будет уже не то и не так, как нам бы хотелось. В разочарованиях самое сложное – это привыкнуть к тому, что с первого раза ничего никогда не получается, а еще сложнее убедить себя, что так быстро ничего и не должно получаться вообще. Ведь разочарования приходят к нам мгновенно вместе с необходимостью делать что-то повторно, хотя мы рассчитывали на то, что получится с наскока, без подготовки и без обдумывания. Люди, ограниченные в средствах, говорили мне когда-то, что чем больше мы всего продумаем в голове, тем меньше нам придется делать руками. Все просто. Я думаю, что гениальность зависит от того, сколько человек может одновременно держать в голове объектов и отношений между ними. И проблема в том, что добавляя новый объект, мы исключаем какой-то старый. Да, да у каждого из нас разный объем такого синхронного восприятия окружающих объектов и различных фонов. От этого зависит тупость и смекалка. И самым умным окажется тот, кто видит всю картину целиком со множеством деталей. Я заметил, что уверенностью в себе приходит и чувство, что ты на своем месте, не ниже, не выше, а именно на своем. Дворник часто бывает счастливее, чем самый богатый человек на свете. Первый знает, что он на своем месте незаменимый, а второго не покидают постоянно мысли, что его хотят сместить. Я множество раз видел, как очень талантливые люди избегали благоприятных возможностей, которые сами шли к ним навстречу. Может, это звучит упрощенно, но мне кажется, что успеха достигают только в том, в чем не стесняются проявлять себя. Успех достается уверенным в себе, а уверенность приходит с нахождением себя. Подозрения – это почти всегда не признак осторожности, а симптом заболевания. Множество раз я видел в друзьях врагов, и это ни разу не оправдывалось, хотя все улики и факты указывали на них. На самом деле мы стремимся все объяснять так, как нам удобно, или так как нам интересно, чтобы тем самым взбодрить себя, а не утешить. Мне кажется, что где-то подсознательно мы на самом деле хотим не покоя, а вечного стресса, и постоянно тянемся к нему, не понимая и даже отрицая это. Нам нужна буря, вихрь, вулкан, а не штиль или безветрие внутри. Нам всегда нужно верить в то, что мы способны влиять на что-то вечное, а не просто перекладываем ржавые вещи с места на место. Нам важно почувствовать себя частью чего-то бессмертного. Глупец думает, что он может управлять своей судьбой, но лично мне интересно, о чем он думает, когда прыгает через пропасть. Неужели о том, что у него хватит сил, или о том, что у него вдруг вырастут крылья. Если мы не в состоянии управлять даже тем, что у нас под носом, что говорить уже о том, что отдалено от нас.

*

Однажды лежа ночью с открытыми глазами, я решал: встать и пойти что-нибудь сделать, или полежать еще. Так я несколько раз обманывал свой организм, пока не понял, что от этого он восстанавливается. То есть инициируя мысль – что вот-вот сделаю движение, запускаю все внутренние процессы для этого, но движение в итоге не осуществляю. И раз за разом мне от этого становилось все легче и легче. Затем я придумал, еще больше запутывать свое сознание: я решил выбирать из двух-трех вариантов какое из движений осуществить. Что в итоге меня привело к интересной догадке: а ведь все больные люди не имеют в себе альтернативы, ни в движениях, ни в словах, ни в мыслях, – они двигаются по первому импульсу, говорят, что первое приходит на язык, и мыслят – так же, – импульсивно. Исходя из этого, я решил везде и во всем всегда искать альтернативу. Я заметил, что память возвращается к нам по мере того, как мы теряем надежду на будущее. Вчера я так четко почувствовал запах застоявшейся воды, в которой меня купали в возрасте 3-4 лет, что задрожал и онемел. И чем старше я становлюсь, тем лучше и четче вспоминаю такие ощущения детства, которые невозможно вспомнить было еще лет двадцать-тридцать назад. Я уверен, что это игра сознания и бессознания в человеке. Ведь все знают, что когда человек умирает, перед ним проносится вся его жизнь, но не картинки, а вот эти едва различимые ощущения прикосновения одежды к телу, запахи земли и ветра, и прикосновения к дереву. Больше всего обожаю, когда появляется ощущение замедления времени, ну когда кажется, что что-то скоро упадет, но оно очень долго не падает. Это ощущение у меня схоже с наслаждением красотой почему-то. Вот. Еще стыдно за то, что я так часто изменял своим мечтам. Однажды решив чего-то достичь, я потом множество раз отказывался от этого, предполагая, что это слишком сложно, или это не для меня. Как же я ошибался! Если бы хоть сотую, да что там тысячную долю своих начинаний мне удалось бы выполнить, то я бы сейчас был бы другим человеком. То я был бы сейчас счастлив. А сколько раз я отворачивался, видя влюбленный взгляд. Ах. С каждым новым годом мысли о наших болезнях и недомоганиях все больше и больше вытесняют мысли о том, чего бы на самом деле мы хотели. Большинство из нас не проигрывают в пути, а просто сами сходят с него от накопленной усталости и напряжения. Невозможно всю жизнь быть наполненным тем, чего ты хочешь, и не изменять своим желаниям. Рано или поздно наши желания начинают работать против нас, а точнее желания тела начинают уничтожать желания души. Раньше я хотел стать властителем мира, а теперь, чтобы все оставили меня в покое. Вместо бестолковой беседы с выжившим из ума соседом, я предпочту хорошую книгу, и желательно из глубокой древности. Мне нравиться не просто читать, но и представлять то время, в которых это происходило. Так я пытаюсь быть наполненным тем, что уже когда-то вселяло в людей жизнь и энергию, ведь тогда книги были побудителями к действиям. Каждое новое поколение проходило все стадии блуждания, смятения и уныния, прежде чем оборачивалось назад, и находило в старых книгах то, чего еще не было создано в настоящем. Мне тоже нравится представлять свою жизнь, как маленькую историю человечества, со своими эпохами возраста. Да, так вероятно оно и было, от самого первобытного неуклюжего человека, я прошел путь в глубокие дали космоса. И не понятно, что теперь мне осталось: сделать еще один шаг, и этим шагом – будет шаг назад, в старые книги. Что может быть прекраснее, чем понять их и прочувствовать все, что раньше чувствовали. Только подумать, сколько лет прошло с тех далеких времен, а страхи и надежды остались всё такими же прежними. Ах, как бы мне хотелось попасть туда, поговорить с Сенекой, Тертуллианом, Аврелием. Я уже плачу, представляя, как увижу этих гениев, видевших все так широко, что их мысли опередили время на множество веков вперед. Когда-нибудь кто-нибудь скажет: «вот и в двадцатом веке жил какой-то ненормальный, как же его звали, да и не важно». Я бы все отдал, за разговор с кем-нибудь из гениев, хотя бы на пару минут. Помню, как я впервые увидев памятник Достоевскому, пытался прикоснуться к нему, и почувствовать тепло его мысли, гладя камень, из которого был выточен его образ. Все на этом свете бренно, кроме мыслей, которые слишком легко копируются, и надолго врезаются в память. Те самые мысли, которые заставляют наше сердце биться чаще, а наши ноги и руки сжиматься сильнее. Вот за этими редкими мыслями и чувствами во все времена истории охотились самые талантливые люди. За тем, что способно вселить в них огонь, жизнь и надежду. Только об этом и ради этого были написаны тысячи книг. И те, кто никогда не читали их, никогда не поймут и не откроют в себе источник бесконечных сил и энергии. Но самые сильные эмоции – это не те, что пробуждают в нас желание жить, а те – ради которых хочется умереть.

*

Земля разгоняется в своем движении, а какая-то слизь стекает на нее с неба, и все это похоже на закат осенью. Бывают дни, когда становишься ко всему безразличным, и как оказалось, это самые лучшие дни в нашей жизни. Но я говорю сейчас не о жестоком безразличии, а другом, более редком, – о добром безразличии, когда возникает уверенность, что любое вмешательства в чужие дела приносит им больше вреда, чем пользы. Ведь нет большей свободы, чем обрести независимость от чужих ожиданий и мнений, и стать самим собой. Хоть на неделю, хоть на день, хоть даже на минуту. Но нет. Тут же возникают обвинения, что ты не такой как все, то есть плохой. Плохой, потому, что не смеешься над их глупыми шутками, и не издеваешься над остальными. Но на самом деле все только и ждут нашего падения, все хотят, чтобы мы играли по их правилам, где бы они всегда выходили победителями. За благими намерениями все всегда скрывают свой эгоистичный интерес. Но надо признать, что эгоизм укрепляет тело, развивает его мышцы, хотя с той же силою губит и душу и чувства. Мы постоянно ждем, что кто-то другой поймет наши слова и наконец-то измениться, но он непреклонен. Быть жалким – это значит показывать, что тебе что-то нужно, а быть важным – это значит показывать всем, что тебе ничего не нужно. Обладающий чем-то имеет уважение окружающих, но вот сама нужда вызывает презрение, именно поэтому те, кому дано от рождения всегда обладают своеобразным ореолом властности, в отличии от тех, кто всего этого лишен, и кому приходится всего добиваться самому. Не зря же имеется такое слово как «благородный», то есть уже рожденный с благом внутри, но говорят это, подразумевая не богатство материальное, а как раз благо духовное, которое человек еще не успел растерять с детства. Тогда ведь всё было. Благородные чувства – те, что полностью обездвиживают наше тело и всеобще пробуждают душу. Жизнь ускоряется тем быстрее, чем медленнее мы начинаем чувствовать. Внутри какой-то сплав любви и любопытства что ли имеется, он должен течь, сок по дереву, а не как река с горы. Тогда и тело успокаивается. Правильные чувства не те, что самые искренние, а те, что более перманентные и замыкаются в эмбрион. Ох, как же мне нравится ощущать себя благородным человеком, даже если я сам таковым себя не считаю. Благородство – это, на мой взгляд, напрасно забытое и высмеянное чувство. Раньше, в Средние века, оно воспевалось, и писались тысячи книг о рыцарских подвигах, пробуждая в людях лучшие качества, но потом пришел Сервантес, и написал, сидя в заточении своего Дон Кихота, – и проявлять благородство стало стыдно. Как я прихожу в себя – я считаю до десяти внутри, но считаю не в голове, как прежде, а сердцем, и беспокойство останавливается. Коней на скоку не остановишь, им можно только нашептать на ушко, что их ждет на финише. И тогда они бегут гораздо лучше, и тогда душа становится ведущей для страдающего тела. Мысли становятся не осознанными, а благородными, – вот самая сильнейшая медитация на пробуждение. Ставишь разные сложные цели в жизни, пытаешься их достичь, корчишься в бессилии, думаешь, когда закончишь, пойдешь, ляжешь у моря и расслабишься, но дела все не заканчиваются, и расслабиться все не получается. В итоге ложишься не там где мечтал, и не с тем с кем хотел, и понимаешь, что жизнь уже прожита, и ничего уже не исправишь. Что надо было выбирать цели раньше, а не те, которые нам навязали, ведь беремся мы за невозможное только по настоянию близких, которые сами не хотят принимать в этом участие. Вот и выходит, что мы губим себя и свои лучшие годы на то, что другие просто пассивно ждут от нас. А все потому, что нам дорого чужое мнение, и не хочется разочаровывать тех, кого мы любим или особенно любили кого-то очень. Все проходит, а чувство долга остается с нами навсегда почему-то. Живем для других. Страх бывает возникает неожиданно: думаешь, сомневаешься, надо – не надо, стоит – не стоит, а потом раз – да ладно, – была не была, – и пробуешь. И страх пронзает все тело, будто шар, набитый воздухом лопается. Вроде уже все решил, чего бояться, но мысли о последствиях, которые еще не случились пока, сильно пугают. И вот лежишь, весь оплеванный на полу, и пытаешься делать вид, что ничего не случилось, что все нормально. Но страх все равно будоражит тело шероховатой змеей: – а вдруг ты не все предусмотрел, и где-то ошибся. Страх – это не всегда эмоция или чувство в своей первопричине, а скорее либо видимый образ, либо слышимый, то есть либо какой-то человек, либо какое-то слово. Ведь у каждого из нас есть список слов, которые вызывают в нас оторопь, и которые мы старательно пытаемся избегать. Но их нужно наоборот повторять раз за разом, чтобы от их звуков у нас внутри больше ничего не дергалось. Привычка спасает нас. Ах, как же мне нравиться представлять всё крошечным, словно маленькие куклы, и двигать ими по своему усмотрению, переставлять их с этажа на этаж, или выбрасывать в мусорку. Ну ведь так все мы делаем, наделяя других своими мыслями и чувствами, и думая, что теперь то мы всё узнали о других. Когда все кажется маленьким, тогда все кажется ожидаемым и контролируемым, даже если это не так совсем. Еще мне нравиться создавать себе аватора, ну то есть виртуальную копию, и наделять ее всеми сверхспособностями, которых я лишен. Вселять в нее все свои надежды и страхи, и смотреть, что с ней потом будет, как она будет корчиться в муках, или успешно преодолевать эти препятствия. Вот пусть она и там дерется, доказывает свою правоту, признается в любви, только бы я в этом не участвовал. Мая виртуальная копия может все, – от чего я реальный отступаю. И чем чаще она за меня решает мои проблемы, тем и я одновременно с ней становлюсь увереннее. Она мой герой, а я ее верный ученик, который говорит ей что делать. Короче мне везде нужен посредник. Тогда и жить легче, и воспринимать все становится гораздо проще, так я разделяю свою ответственность. Поскольку люди всегда отказываются это делать, мне приходится выдумывать других, только для этой цели. Последнее время вообще стал считать, что именно и зачем – не понимаю; то ли какие-то процессы отслеживаю, то ли ищу какие-то алгоритмы функционирования своей души. На цифры она откликается как-то по-особенному, будто бы в этом бессмысленном счете для нее открывается что-то великое и важное. Стоило мне только измерить размеры своего страха или посчитать продолжительность своего гнева, как все играло уже другими красками. Вот что происходило: всегда безмерная душа боялась счета и любого измерения. И по мере того, как моя душа отогревалась и прятала свои когти, мне все меньше и меньше хотелось общаться. А мне нужно было не просто говорить, а говорить так, будто я писал историю от первого лица, с характерными для писателя интонациями, стилем и смыслом. Если же рассказывать так, будто описываешь картину, то будешь выглядеть слишком скучным. Нужно всегда говорить так, будто говоришь для читателей, а не для слушателей. Вот тогда тебя будут и слушать, и понимать каждое твое слово. Очень часто люди говорят так, будто не понимают какой эффект их слова произведут на слушателя, но это не так, – это единственное ради чего они открывают рот. Все они хотят произвести впечатление на других с помощью своих громких фраз. Просто у каждого свои ценности, – вот в чем вся проблема, один доволен, тем что он приобретает, а другой тем, что сберегает. Но при этом каждый из них уверен, что он управляет ситуацией и потому продолжает взаимодействие. Общество только тем и живет, где каждый думает, что обманывает других с собственной выгодой, а его в то же время никто. На этом и держится наш порочный мир: один сберегает, а другой теряет.